Основные тенденции развития русского перевода в XVII столетии

 

XVII в. принес много перемен в жизни страны, отразившихся в интересующей нас сфере. Прежде всего в этой связи отмечают процесс так называемого «обмирщения» русской культуры, результатом которого явилось осознание самостоятельной эстетической и познавательной ценности различных видов искусства. Одним из наиболее заметных его проявлений стало расширение социальной базы литературы: наряду с духовенством, ранее занимавшим в среде книжников почти монопольное положение, можно встретить представителей других сословий (от крестьян до бояр). Усиливается и авторское начало: появляется все больше подписанных произведений, в том числе и переводных. Начинается и процесс специализации книжного дела, выделение отдельных жанров (развлекательные повести, трактаты, посвященные различным областям знаний, учебные пособия и т. д.), хотя пока еще они и развиваются в рамках единого фонда письменности, создаваемого одними и теми же писателями и переводчиками. Меняется и соотношение между исходными языками: большая часть переводов делается с латинского языка, бывшего в этот период языком науки в европейских странах. За латинским языком шел польский – как в силу его достаточно широкого распространения среди русских переводчиков (вообще, знание польского языка считалось к концу XVII столетия в дворянской среде признаком образованности), так и благодаря тому, что в этот период Польша продолжала быть посредницей в сношениях с Западом. Меньше переводили с немецкого и белорусского. Случаи перевода с французского единичны, а с итальянского или испанского пока не переводили совсем. В первой половине XVII в. почти не выполнялось переводов с греческого языка, за исключением басен Эзопа, переведенных служившим в посольском приказе Федором Гозвинским [155], и нескольких сочинений религиозного характера (литургия апостола Иакова и полемические произведения против католиков, перевод которых не сохранился или не был осуществлен).

Однако начиная с середины столетия положение начинает меняться. Большую роль здесь сыграл приезд в 1649 г. группы киевских «ученых старцев», о котором еще будет сказано ниже. Позднее, в 1685 г., в Москву прибыли выходцы из Греции братья Лихуды – Иоанникий (в миру Иоанн, 1633–1717) и Софроний (в миру Спиридон, 1652–1730). Присланные по просьбе патриарха Иоакима для преподавательской деятельности, они также внесли заметный вклад в формирование греческой образованности. К концу века при поддержке патриарха возникает так называемая «грекофильская» партия, центром которой стал Чудов монастырь. Ее представители, имевшие сильные позиции при Печатном дворе и Московской духовной академии[156], противопоставили себя «латинофилам», ориентировавшимся на европейскую, прежде всего польскую, культуру (сюда относят Симеона Полоцкого и его ученика Сильвестра Медведева). Грекофилы не только переводили с греческого на славянский, но и доказывали, что последний лучше подходит для этой цели, нежели латинский: «И аще случится и преложити это на славенский с греческа, удобно, и благопристойно, и чинно прелагается, и орфография цела хранится»[157]. В Чудовом монастыре выполнялись даже (Козмой Афоноиверским) и переводы с церковнославянского языка на греческий. Способствовала оживлению переводов с греческого церковная реформа патриарха Никона, целью которой было согласование русского богослужения с греческим и исправление церковных книг по греческому образцу.

Что касается языка самих переводов (естественно, речь идет о произведениях светского, в основном беллетристического характера, поскольку религиозная литература, по определению, ориентировалась на церковнославянские нормы), то в специальной литературе нет однозначного ответа на этот вопрос. Вероятно, в каждом отдельном случае, в зависимости от комплекса объективных и субъективных факторов (характер текста, личность переводчика, его образовательный уровень и т. д.), могли преобладать либо русские, либо церковнославянские элементы, иногда сочетавшиеся с польскими, белорусскими и украинскими.