Начало переводческой деятельности в Древнем Риме

 

Возникнув как небольшое поселение (по преданию, это произошло в 753 г. до н. э.), Рим постепенно превращался в мировую державу, подчинив себе множество стран и народов. В результате соприкосновения с греческими колониями в Италии началась эллинизация римской культуры, особенно усилившаяся к III в. до н. э. Уже во II в. до н. э. знание греческого языка было для представителей римской знати почти обязательным явлением в большинстве аристократических семей. Оценивая позднее размах греческой культурной экспансии, великий римский поэт Гораций писал:

«Graecia capta ferocem victorem cepit et artes // Intulit agresti Latio…» (Побежденная Греция пленила своего дикого победителя и внесла искусства в сельский Лаций[6]).

Указанные обстоятельства создавали весьма благоприятные условия для развития перевода. С одной стороны, широко применялся при сношениях с другими народами информационно‑коммуникативный перевод[7], с другой – формировалась традиция художественного перевода, который выполнялся исключительно с греческого языка.

Само возникновение римской литературы также оказалось тесно связанным с этим последним. Причем представляется не лишенным интереса, что, хотя, как мы видели выше, сами греки крайне редко занимались переводами на свой родной язык, первым переводчиком художественного текста на латынь оказался как раз грек по происхождению Ливий Андроник (умер около 204 г. до н. э.), попавший в Рим в качестве военнопленного и занимавшийся там педагогической деятельностью. Поскольку греческая традиция требовала начинать обучение с объяснительного чтения гомеровского эпоса, Ливий Андроник создал латинскую версию «Одиссеи». Как предполагают, выбор именно данного произведения (а не «Илиады», как можно было ожидать) объясняется, в первую очередь, его большей занимательностью, а также тем, что местом странствий Одиссея были сицилийские и италийские берега, т. е. переводчик стремился учесть интересы и потребности своей аудитории. Сохранившиеся фрагменты позволяют сделать вывод, что Ливий в значительной степени адаптировал исходный текст, позволяя себе упрощение подлинника, пересказы, изменения образов. Имена греческих богов переделаны на римский лад, гекзаметр оригинала заменен старинным размером римской народной поэзии – сатурновым стихом, что привело к изменению ритмико‑синтаксического движения оригинала. Так было положено начало основному принципу, определявшему последующее развитие римского литературного перевода (в противоположность информационно‑коммуникативному): приспособлять оригинал к культурным потребностям своей эпохи для обогащения собственного языка и литературы с помощью чужого материала.

Помимо перевода «Одиссеи» Ливий Андроник получил известность обработками для римской сцены греческих комедий и трагедий (тексты которых до нас не дошли). Заложенную им традицию продолжил Гней Невий, впервые применивший прием контаминации, т. е. привнесения в латинскую версию той или иной греческой комедии сцен и мотивов из других пьес. Предполагают, что этот прием широко использовали и другие ранние римские авторы, обращавшиеся к греческой драматургии – Тит Макций Плавт (умер около 184 г. до н. э.), Квинт Энний (239–169 гг. до н. э.), прославившийся главным образом своими версиями греческих трагедий, Публий Теренций Афр (около 190–159 гг. до н. э.). Его распространение объясняют, с одной стороны, тем, что для римской публики требовались больший динамизм и движение, чем имелось в греческих оригиналах, а с другой – что некоторые черты греческого быта были непонятны и чужды римлянам. Так, например, в Афинах допускался брак с единокровной сестрой, происходившей от другой матери, тогда как в Риме он мог вызвать только негодование. Поэтому при создании латинской версии часто приходилось исключать целые эпизоды, для восполнения которых и обращались к контаминации. Впрочем, названный прием не всегда встречал одобрение. Комедиограф Цецилий Стаций (умер в 168 г. до н. э.), принадлежавший к школе Энния, выбирая для своих переделок пьесы греческого комедиографа Менандра, стремился не прибегать к контаминации, приближая собственный вариант к греческому образцу. А Теренцию пришлось даже вступить в полемику с другим драматургом – Луцием Ланувином, настаивавшем на том, что оригиналы следует именно переводить (хотя не дословно), но не переделывать, потому что переделка только портит их. На упреки последнего в использовании контаминации Теренций отвечал в прологе к одной из своих комедий:

 

…Зложелатели

Пускают слухи, что перемешал поэт

Комедий много греческих, творя у них

Немногие латинские. Не спорит он:

Так делал; но себя не упрекает в том.

И впредь намерен делать то же самое,

Пример ему – отличные писатели:

Он думает, что и ему позволено

По их примеру действовать.

 

(Перевод А. Артюшкова)

Вместе с тем сам Теренций заботился о том, чтобы контаминация не нарушала целостности сюжета и последовательности характеров, сохраняя, таким образом, стиль оригинала.