Взгляд на духовную жажду в свете христианского вероучения

 

Подход же христианства иной. Он состоит не стирании, осевшей в сознании информации о жажде. Не в оглушении самого, изнывающего от жажды, сознания. А в удовлетворении той самой духовной жажды.

Благодатный путь Евангелия приобщает человека «к высшей мудрости духа», которая всецело, как говорил архиепископ Иоанн (Шаховской), насыщает душу[31]. О удовлетворении духовной жажды верующих в Него людей, и эти слова уже приводились, говорил самарянке Сам Господь: «Всякий, пьющий воду сию, возжаждет опять, а кто будет пить воду, которую Я дам ему, тот не будет жаждать вовек» (Ин. 4,13-14). Комментируя эти слова, архиепископ Аверкий (Таушев) писал, что напоенный благодатью Святого Духа человек «никогда не почувствует духовной жажды, ибо все его духовные потребности полностью удовлетворены». А люди, удовлетворяющие лишь земные свои потребности, утоляют жажду только на время «и вскоре возжаждут опять»[32].

О жажде как о явлении духовного порядка писал святитель Феофан Затворник в своей известной книге «Путь ко спасению». Он отмечал, что вследствие отпадения от Бога в человеке возжигается непреодолимая, непрестанная и ничем не удовлетворяемая жажда. Человек становится бездонной пропастью; «всеусиленно заботится он наполнить сию бездну, но не видит и не чувствует наполнения. Оттого весь свой век он в поте, труде и великих хлопотах: занят разнообразными предметами, в коих чает найти утоление снедающей его жажды».

Когда жажда начинает заявлять о своем существовании, человек начинает поиск того, что могло бы заткнуть образовавшуюся в душе дыру. В нее ссыпает человек журналы, машины, деньги, ящики с водкой. Нюанс ситуации состоит в том, что дыра та бездонна. Ее можно уподобить дыре, образовавшейся в корпусе космического корабля, которую так часто показывают в фантастических фильмах. Она засасывает в себя предметы, мебель, вооружение. Но пространство космоса, несмотря на такие жертвы, не заполняется. Космос вытягивается из корабля все новые и новые предметы. При каком условии этот процесс будет остановлен? При условии, если пространство космоса будет заполнено объемом, как минимум, равноценным этому пространству. Так и душу может заполнить лишь благодать Святого Духа.

Дух Святой услаждает душу. И люди, не вкусившие этой сладости, «всячески ищут наслаждаться», как писал преподобный Иоанн Лествичник, сладостью объядения[33]. Это высказывание вполне может быть наложено и на вопрос о пьянстве.

Услышав эти слова, бывший рецидивист, о котором будет еще сказано, сделал такой комментарий. «Да, да, – сказал он. У меня было такое – именно "жажда". Хочется именно напиться. И водка в такие минуты идет стакан за стаканом. Я где-то читал, что одного пьющего спросили: "Отчего ты пьешь?" А он ответил: "Жажда"».

 

Невыносимую духовную жажду, не вылившуюся, однако, в увлечение алкоголем, испытал в годы своей молодости великий светильник Православной Церкви – святитель Игнатий (Брянчанинов). В то время он проходил обучение в престижнейшем заведении тогдашней России. Он устремился к наукам «всеми силами души», религиозные ощущения при этом оставив в стороне. И, не смотря на блестящие результаты, которые он показал во время обучения, родилась и возросла в его душе «какая-то страшная пустота, явился голод, явилась тоска невыносимая – по Боге»[34].

Из юноши став умудренным аскетом, он написал множество духовных книг. В одной из них он сообщил читателям, что Дух Святой навевает на душу «несказанное блаженство будущей жизни». И с этим блаженством отходит от человека чувство страдания. Человек вводится в состояние, которое не зависит ни от других людей, ни от обстоятельств. И по сравнению с этим наслаждением «все земные наслаждения, даже законные, – ничтожны»[35].

Надо ли говорить, что причастником благодати Святого Духа человека делает не проставление в графе «вероисповедание» отметки «христианин». Не небрежное вращательно-круговое движение руки – мол, «перекрестился». Дух Святой, как сказано в том же наставлении святителя, приходит «к верному ученику Иисуса». 

В человеке, смиренно внимающем глаголам Божиим, «благодать духовного утешения способна превратить самую тяжкую скорбь в светлую радость о Господе»[36].

В том, что христианину непостижимым образом дается глубокий внутренний мир, может убедиться каждый. Если, конечно, примет Евангелие не номинально как «традиционную веру» предков, а как личное руководство к жизни. «Мир [души] – это божественный дар, который щедро дается тем, кто примирился с Богом и исполняет божественные заповеди», – так говорит святитель Нектарий Эгинский[37].

 

Как в реальной жизни может проявляться действие мира Христова? То видно из истории одного узника. В годы лихолетья ему довелось побывать в штрафном изоляторе на горе Секирная. В штрафной изолятор был переоборудован один из скитов Соловецкого монастыря. Прославленный островной монастырь в годы борьбы с Церковью стал местом «особого назначения». Соловецкие узники в своих воспоминаниях рассказывали о страшной жестокости, исходящей от представителей тюремной (лагерной) администрации. И штрафной изолятор посреди этого моря жестокости был островком еще большей жестокости.

И оказавшись на горе Секирная, узник тот настолько сильно затосковал, что «и конца возжаждал». Так невыносимо ему стало, что захотелось ему броситься вниз головой с горы. Разбежался он, «да что-то внезапно его на разбеге остановило. Не понял он, что, снова разбежался, и снова остановила его неведомая сила». Словно фигура какая-то, сотканная из света, появилась перед узником. Если приглядеться, то вроде никакой фигуры и не усматривалось. Как бы там ни было, между видением и узником начался «молчаливый мысленный разговор. Будто сам себя, свою совесть человек вопрошает, а она ему отвечает».

Человек хотел узнать, для чего он удерживался от шага рокового. «Не могу больше!» – восклицал он. «Можешь» – был ответ ему. Человек стал просить чуда. Он не знал, какого именно, но чуда, «чтобы поддержать исстрадавшихся, дать им хоть капельку надежды». «Пошто, человече, в чуде чуда молишь?» – услышал он в ответ на свою просьбу.

Хотя и понял человек, что в тот момент он уже стоял перед чудом, благодаря которому был спасен, душа его металась. Он говорил: «Сейчас ты меня спас, но от чего? Еще горшие муки ждут впереди и кончина мученическая, столь ужасная, что любая пропасть лучше. Так надо ли дальше мучиться, ведь нет ниоткуда надежд на избавление!» Он стал говорить о своей великой душевной боли, которую не мог одолеть, и снова попросил о чуде.

«Уже сотворено», – услышалось ему. Пока шла мысленная беседа, солнце уже успело начать свой восход. Мир озарился светом, «а дивное видение исчезло, растворилось в утренних лучах.

Сон сморил усталого человека, и спал он у бездны на краю, в которую стремился и удержан был. И день начался с работы каторжной, но успокоилась душа человека, настали в ней мир и тишина. Ничего не изменилось внешне – так же гонят на работу непосильную, измываются и издеваются, голодом морят, а душа лежит нетревожимо.

И понял человек, что это и есть чудо, которого он просил»[38].

Как понимать слово «жажда»?

 

«Верующий в Меня не будет жаждать никогда»

Ин. 6,35.

 

Слова о мире и о духовной жажде, возможно, для кого-то будут непонятны. Так происходит, если люди, по мысли Антуана Де Сент Экзюпери, обращаются лишь к тем понятиями, «которые можно выразить словами». Экзюпери справедливо замечает, что слова «не более чем знак». Слова не равны самой жизни. «Жизнь остается жизнью, а слова словами». Поэтому, пытаясь выразить что-то с помощью слов, следует обращаться со словами так, как с ними обращается поэзия. Тогда в словах прочитается глубинная сущность, стремление выразить то, что стоит за ними[39].

Не в словах скрывается суть дела. А в том, чтобы заронить зерно. Если это удается, то зерно укоренится в сердцах людей. А раз так, то не будет надобности «в толкованиях, теориях, догмах, поисках путей и средств воплощения»[40]. А, если пытаться лишь словами выразить то, что за ними стоит, то «не хватит книг всех библиотек мира»[41].

Ведь мир не уместить в слова. «А логики, историки, критики доверчиво и простодушно согласились, что мир равен скудному содержимому их разноречивых идей». Они «слышат лишь то, что умеют назвать». Но книги не могут рассказать о том духе, что их породил[42].

Как прочувствует полновесность слова «гора» человек, живущий на степном берегу у моря? Он полновесно прочувствует это слово лишь при условии, если «сам карабкался по камням на вершину». Как поведать о роднике человеку, который не зачерпывал руками ледяную воду, текущую из родника? И даже, если все- таки взяться за дело и воспеть родники, то, как передать человеку «память о трудной дороге, о ноющих от усталости ногах?»[43]

Экзюпери дает понять, что постижение смысла стоящих за словами понятий возможно лишь при деятельном участии в той жизни, что породила эти слова. «Книги не могут рассказать о породившем их веющем духе»,[44] – говорит восточный царь, в уста которого писатель влагает свои сокровенные мысли и чаяния.

Этот же царь говорит тебе: «Да, я хочу открыть тебе Господа, но сперва заставлю вскарабкаться на вершину горы, чтобы с тобой заговорили звезды. Отправлю умирать от жажды в пустыню, чтобы родник заворожил тебя. Полгода ты будешь ломать камень в каменоломне, и каждый день тебя будет палить нещадное солнце. А потом скажу: "Истомленный нещадным зноем, поднялся он в сумерках на вершину горы и под сияющими звездами в тишине напился из Господнего родника и больше не жаждал"»[45].