Что скрывается за словом «жажда».

 

Что может скрываться за словом жажда? Многое.

За словом «жажда» может стоять стремление что-то найти, чего-то достичь, чем-то наполниться. Здесь ставится вопрос о жажде, как говорил Экзюпери, «сбыться»[46]. Но за словом «жажда» может стоять и желание уйти от чего то, о чем-то забыть. И здесь ставится вопрос о жажде иной – о жажде забвения.

Достичь или уйти. Эти разнонаправленные стремления, как думается, произрастают из одного корня – из непреображенной природы человека. Здесь речь идет о двух разных ответах, на вопрос, который ставит перед человеком факт ее наличия. 

Опыт соприкосновения с ней настолько тяжел для восприятия, что человек не может долго находиться в нейтральном положении простого созерцателя. Он либо устремляется к преображению, либо устремляется к самозабвению.

Злополучие «смертной природы» человека, как говорит Блез Паскаль, есть «состояние настолько жалкое, что решительно нет средств утешить себя, коль скоро о том подумаешь». В этом злополучии природы видит мыслитель корень всех несчастий человека[47].

«Человек так несчастлив, что, просто в силу своего природного свойства, ему не избавиться от скуки даже тогда, когда, по-видимому, для нее нет никакой непосредственной причины». Огради человека от невзгод – скука и тогда поднимется из глубины сердца, «где она глубоко укоренилась от природы». И поднявшись из сердца, она наполнит ум своим ядом.

От скуки человек ищет избавления в забаве и в развлечениях. А, если нет развлечения, мешающего скуке овладеть человеком, то он становится несчастным. Кого-то развлекает заяц на охоте, кого-то – войны. Написание диссертаций, увлечение женщинами, стремлением к должностям, – все это помогает жить, не чувствуя себя.

Когда же человек сосредотачивает мысли на себе самом, то он становится несчастным. Государю, оставшемуся наедине с собой, на ум придут невольно мысли «о возможности восстания, наконец, о неизбежных болезнях и смерти». Лишившись развлечения, государь станет несчастным. «Король без развлечений вполне жалкий человек». Он станет жалким тогда, когда начнет думать о себе.

Когда у человека нет развлечения, он чувствует «свое ничтожество, свое несовершенство, свою зависимость, немощь, пустоту. Немедленно из глубины души поднимается скука, мрак, горесть, печаль, досада, отчаяние».

От горечи, живущей внутри ее, душа человека убегает во вне себя. «Радость ее в этом самозабвении, и, чтобы сделаться несчастной, достаточно ей очутиться наедине с собою». Через внешние развлечения душа стремится изгладить в себе мысль «о своем действительном положении»[48].

 

Видение собственной внутренней разрухи не должно повергать человека в уныние. Ведь, рождающая в результате этого зрелища скука, способна по мысли все того же Блеза Паскаля «заставить человека подумать об истинном врачевании»[49].

О нем однажды задумалась женщина, считавшая себя «пьяницей» (в прошлом). Она пробовала и медитацией заниматься. В связи с этим увлечением она стала ездить по миру. Особенным ее благоволением пользовался Тибет. Но занятия медитацией не приносили желанного мира душевного. «Никак не зафиксироваться», – так она охарактеризовала свою проблему. Она рассказывала, что ей удавалось достигать некоего состояния похожего на покой, но это состояние не становилось достоянием ее природы. Довольно быстро начиналось «сползание» в состояние повседневно-обычное. Нечто подобное она замечала и за другими поклонниками медитативных техник. Покой не был их внутренним достоянием. «Такие все елейные», – рассказывала она. А пальцем тронь кого, так сразу все наносное слетает.

Поиск душевного мира привел ее однажды к Православию. Соприкоснувшись с миром Православия и почувствовав глубокий внутренний мир, она решила стать христианской. И не только решила, но и стала ей.

Некоторые поклонники медитативных психотехник используют одно выражение, соответствующее поднятой проблеме, – «тонкое страдание». Смысл этого выражения заключается в следующем. Оттачивая медитативную технику человек, никак не может достигнуть полного душевного мира. Всегда речь идет о какой-то внутренней неудовлетворенности, чувстве незавершенного поиска. И от этой неудовлетворенности, от этого «тонкого страдания» человеку никак не удается освободиться.

Глубокий внутренний мир, являющийся плодом Святого Духа (Гал. 5, 22) невозможно скопировать. Некое подобие внутреннего мира удается достичь на время и отчасти с помощью медитации. Но, выходя из состояния, вызванного медитативной техникой, человек вновь сталкивается со своей непреображенной природой, о которой писал Блез Паскаль.

 

Чтобы проверить справедливость сказанного Блезом Паскалем, достаточно посмотреть на то, как ведет себя человек, лишившийся развлечения. Вот в машине едет человек, который в связи со своим поведением добился того, что его семья начала разрушаться. Разные мысли теребят ему голову. Иногда настолько сильно, что он как-то сказал: «Я хотел бы оторвать свою голову и выбросить ее». Но так как голову оторвать невозможно, то он стал отключаться от своей головы с помощью алкоголя. Но постоянно находиться в состоянии опьянения и при этом работать на ответственной должности тоже невозможно. И поэтому временами ему он вынужден был быть трезвым.

В один из таких моментов он, сидя в машине, подпевал песенке, несущейся из динамика. Вдруг музыка стихла. И у человека началась настоящая паника. Он стал судорожно искать диски, которые можно было бы поставить в проигрыватель. И такая реакция понятна, ведь человек остался наедине с самим собой, с мыслями о разрушающейся семье и о проблемах на работе. От этих мыслей ему по пути домой помогла несколько отключиться музыка. А оказавшись дома, он начал ходить в состояние самозабвения более активным образом, то есть начал пить.

Алкоголь является средством, с помощью которого многие люди реализуют ту программу действий, о которой рассказывал Блез Паскаль. На этот счет актуальным видится вопрос, поставленный архиепископом Евсевием: «Отчего протрезвившийся спешит опять погрузиться в опьянение?» На этот вопрос сам же Владыка отвечал так: Оттого что человеку, писал он, «слишком тяжело оставаться в трезвом состоянии, ему скучно, несносно быть перед светом здравого самосознания, ему спокойнее и будто весело погружаться в туман опьянения и самозабвения»[50].