Деррида: анализ европейского дискурса

 

Ж. Деррида предпринял попытку опровергнуть эпистемологическое обоснование, на котором покоился «классический структурализм», а именно — невозможность разделения ряда означаемого и ряда означающего при функционировании знака. Детально разработанная аргументация Дерриды направлена не столько на выявление ненадежности любого способа знакового обозначения, сколько на то, что обозначается, — на мир вещей и законы, им управляющие (также логоцентризм). Особое неприятие Дерриды вызывает соссюровская теория знака, основанная на примате звучащего слова над письменным. Когда человек говорит, то, по Дерриде, у него создается «ложное» представление о естественности связи означающего (акустического образа слова) с означаемым (понятием о предмете или даже с самим предметом). Это кажется французскому ученому абсолютно недопустимым, поскольку в данном случае не учитываются ни интенциональная направленность сознания, воспринимающего мир по своим внутренним законам и представлениям, ни опосредующая роль контекста культуры. Рассматривая мир только через призму его осознания, т. е. исключительно как идеологический феномен культуры и, даже более узко, как феномен письменной культуры, постструктуралисты готовы уподобить самосознание личности некоторой сумме текстов в той массе текстов различного характера, которая, по их мнению, и составляет мир культуры. Поскольку, как не устает повторять Деррида, «ничего не существует вне текста», то и любой индивид в таком случае неизбежно находится «внутри текста», т. е. в рамках определенного исторического сознания, что якобы и определяет границы «интерпретативного своеволия» критика. Весь мир в конечном счете воспринимается как бесконечный, безграничный текст. Вторая важная сторона деятельности Дерриды — его критика самого принципа «структурности структуры», в основе которого и лежит понятие «центра» структуры как некоего организующего начала, того, что управляет структурой, организует ее и в то же время само избегает структурности. Для Дерриды этот «Центр» — не объективное свойство структуры, а фикция, постулированная наблюдателем, результат его «силы желания» или «ницшеанской воли к власти»; в конкретном же случае толкования текста — следствие навязывания ему читателем собственного смысла. В некоторых своих работах Деррида рассматривает этот «центр» как «сознание», «cogito», или «феноменологический голос». Само интерпретирующее «я» вместе с тем понимается им как своеобразный текст, «составленном» из культурных систем и норм своего времени. Вместе с понятием структуры критики подвергаются такие структурообразующие принципы, как бинаризм, оппозиция, различие. Пожалуй, можно согласиться с Вельшем, когда он называет постструктурализм тем «течением, которое отмежевывается от постулата структурализма о неснимаемости различия, которое считает, что можно переступить через любое различие по пути к единству»

 

Открытый дискурс евроинтеграции.

Общее – субъективистская эпистемология. Критика концепции реального. Особая роль актуальности – конкретных условий. Важность плюрализма. Анализ дискурса (совокупности суждений или предложений). Политический язык формирует полит жизнь.

Деррида: Деконструкция – понимание текста на основе разрушения стереотипа или вынесения в новый контекст. => выявить тезис-антитезис текста и показать, что их противопоставление иллюзорно. Полемика с Хабермасом до 9.11 – потом примирение.

«ничто не сущетсвует вне текста»

Об интеграции: язык интеграции не замкнут, он подвержен изменениям. Для коммуникации дискурсы должны быть близкими, но не обязательно одинаковыми. Не найти общий язык с разными дискурсами.

Пример: появление евроспик – рассуждение о субсидиарности и гибкости.

Пример 2: движение интегральных федералистов в Европе так и не смогло взять верх - их дискурс был слишком далёк от доминирующего. (после 2 МВ за ликвидацию границ) – Европ дискурс не был готов их принять.

О демократии: демократии как таковой не существует, т.к. закон всегда требует принуждения, реальный суверенитет всегда основан на монополии насилия. = демокр миропорядок невозможен. Дем миропорядок должен быть выше нац суверенитета. На глоб уровне различия дискурса – максимальные. Если это не учитывать – даже самые благие намерения обернутся демагогией. (США!) тем не менее, Д говорит о необходимости мир дем порядка как меньшего из зол. Чтобы быть эффективным МП должно быть легитимным и обладать силой принуждения – но тогда уде не будет демократии. За создание новых форм суверенитета, отличающихся от нац. Суверенитет, не требующий принуждения – «сув без сув-та». Самое важное – постоянный критический анализ и деконструкция системы глоб управления.

 

 

Эпистемология

Эпистемология - английский термин, обозначающий теорию познания, прежде

всего научного познания. Это теория, которая пытается объяснить статус

науки и ее рост. Бывает субъективная, объективная, интерсубъективная.

- ответ на вопрос: как мы узнаём.

1. объективистская эпистемология – из опыта; смысл есть в независимости от того, что мы о нём думаем. Цель – обнаружить объективный смысл.

Теории: позитивизм. Есть закономерность (закон природы) – складывается смысл.

Американский прагматизм – в вещах заложен смысл от Бога.

Романтизм – Жан Жак Руссо – человек свободен от рождения, но в цепях общества.

2. конструктивистская –

Постопозитивизм.

Конструкционизм – мы видим то, что нам диктует общество. Без диктованного смысла вещь его и не имеет. Смысл возникает от взаимодействия с вещью.

Феноменологические теории.

3. субъективистская эпистемология. Смысл мы видим сами. Он берётся произвольно. Не доказать и не опровергнуть.

Пример:

Объективистская – сравнение объектов по критериям, измерение линейкой – бюрократия – это люди, сидят там-то для того-то…

Конструктивистская – относительные измерения – тут бюрократии больше

Субъективистская – сравнение с внутренним идеалом. Методология – анализ дискурса.

Книга: эпистемология – раздел философии, занимающийся проблемами теории познания.

 

Билет №6

Влияние идей М. Фуко на ТМО

 

Мишель Фуко не был теоретиком МО, в сфере его интересов - история (прежде всего!), психиатрия, культурология, археология как исследование структуры мышления определенной эпохи. Его теоретические взгляды можно охарактеризовать как структурализм, постструктурализм, постмодернизм.

Его интересует, прежде всего, психология, и он выступает против философии субъекта (которой придерживались марксисты или экзистенциализма), то есть субъект как нечто независимое и огражденное от окружающего мира, не существует.

Дискурс (по Фуко) – это 1) общее поле всех высказываний, либо – 2) определенная группа высказываний, либо – 3) регулирующая практика, ответственная за определенное количество высказываний.
Чтобы проанализировать структуру мышления эпохи, по Фуко, нам надо проанализировать существовавшие тогда дискурсивные практики (это то же, что и дискурс в третьем значении) - это совокупность анонимных исторических правил, которые устанавливают условия выполнения функций высказывания в данную эпоху и для данного социального, лингвистического, экономического или географического пространства. Эти правила, или дискурсивные практики, всегда являются определёнными во времени и пространстве. Причем, что интересно, по его мнению в данную эпоху дискурсивные практики одни и те же, в пределах одной эпохи они неизменны (по видимому, это просто теоретическое допущение). Сменяется эпоха – сменяются и дискурсивные практики.

Высказывание – не единица дискурса, но функция всего дискурса (хз, что это значит). Высказывание определяет то, что может быть сказано и понято.

Субъект – не «вещь в себе», а точка пересечения различных исторически сложившихся дискурсов. Субъект лишается автономии и единства.

Его «археология» или «критическая история» должна анализировать условия возможности возникновения и существования того или иного феномена культуры.

Указывает на то, что Европа – оспариваемый концепт, смысл которого не зафиксирован и который привязан к определенной системе управления. Множество путей конструирования Европы в отношении содержания, природы и масштаба.

При этом «мир не является сообщником нашего знания», дискурс – насилие над миром, а наложение смысла есть политический акт, так как само по себе уже определяет возможность определенных вариантов.

Соревнование идет не между политиками, а между дискурсами, причем политика – существенная часть дискурса.

Примеры: самореализующаяся гипотеза многоуровнего управления – укрепление позиций регионов, например, немецких земель, создает основу для концепции субсидиарности, которая помогает национальным государствам.

Или: неофункционализм – технический характер терминов, основной институт – «комиссия», инструменты управления – «директивы», в результате ЕС стали воспринимать как какого-то бюрократического колосса, хотя, в реальности, механизм общеевропейского правительства намного компактнее, чем национальные правительства.

 

 

Поструктурализм вместе с Дерридой.

В постструктурализме любые структуры понимаются не как абсолютные данности, но как нечто принципиально открытое и незавершенное, нечто без абсолютного центра, без абсолютной системы координат. Это, в частности, связано с отказом от представления о бинарных оппозициях как основе отношений между элементами системы. Постструктурализм в социологии представлен идеями Мишеля Фуко (1926–1984), работы «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» (1975), «Воля к знанию» (1976). Фуко показывает, что система языка и других знаковых систем, с одной стороны, и система власти и социальных институтов, с другой, будучи тесно взаимосвязанными, подвержены взаимному влиянию и изменению. Власть не имеет центра, не принадлежит каким-либо конкретным индивидам или группам, так как каждый одновременно и обладает властью, и подчиняется власти других. Политику М. Фуко рассматривает не как отношение социальных групп, а как особый культурный способ выработки и распространения знания. М. Фуко предпочитает писать не о структуре, а о дискурсе. Дискурс – это социально обусловленный порядок рассуждения, организация системы речи и действия. Господствующая в данной культуре форма дискурса тесно связана с господствующей формой власти, распространяется посредством и в интересах власти, лежит в основе власти. В связи с этим М. Фуко вводит понятие власти-знания. Главные объекты власти-знания – это язык и тело человека. Власть навязывает определенный дискурс, определенное самоописание человека и общества, власть управляет действиями человеческих тел во времени и пространстве. Историческое изменение власти-знания обозначает изменение отношения к человеческому телу. М. Фуко демонстрирует это, анализируя историю появления в Европе психиатрических клиник, больниц, фабрик, регулярных армий, школ, тюрьм, историю появления современной сексуальности как особого отношения к телу. Новые институты принципиально отличаются от средневековых, и в основе их – воспитание человеческих душ и дисциплинирование тел. Наиболее очевидные примеры – школьное обучение и армейская муштра. Уходят в прошлое жестокие показательные казни и пытки. Наказание приобретает новый, дисциплинирующий и нормализующий характер, совмещается с поощрением и постоянным надзором. Появляются гуманитарные науки. Военные смотры и медицинские комиссии, экзамены и аттестации, нормоконтроль на производстве, антропологические, психологические и социологические исследования описывают людей по определенным правилам, вводят их в мир документации, делают их жизнь материалом для делопроизводства и архива. Каждый человек проходит через школьное обучение, медицинские процедуры, служебные санкции и поощрения – и тем самым дисциплинируется в интересах власти.

 

Постструктурализм характеризуется, прежде всего, негативным пафосом по отношению ко всяким позитивным знаниям, к любым попыткам рационального обоснования феноменов действительности, и в первую очередь культуры. Так, например, постструктуралисты рассматривают концепцию «универсализма», т. е. любую объяснительную схему или обобщающую теорию, претендующую на логическое обоснование закономерностей действительности, как «маску догматизма», называют деятельность подобного рода проявлением «метафизики» (под которой они понимают принципы причинности, идентичности, истины и т. д.), являющейся главным предметом их инвектив. Столь же отрицательно они относятся к идее «роста», или «прогресса», в области научных знаний, а также к проблеме социально-исторического развития. Сам принцип рациональности постструктуралисты считают проявлением «империализма рассудка», якобы ограничивающим «спонтанность» работы мысли и воображения, и черпают свое вдохновение в бессознательном. Постструктурализм проявляется как утверждение принципа «методологического сомнения» по отношению ко всем «позитивным истинам», установкам и убеждениям, существовавшим и существующим в западном обществе и применяющимся для его легитимации, т. е. самооправдания и узаконивания. В самом общем плане теория постструктурализма — это выражение философского релятивизма и скептицизма, эпистемологического сомнения, являющегося по своей сути теоретической реакцией на позитивистские представления о природе человеческого знания. Если классическая философия в основном занималась проблемой познания, т. е, отношениями между мышлением и вещественным миром, то практически вся современная западная новейшая философия переживает своеобразный «поворот к языку» (a linguistic turn), поставив в центр внимания проблему языка, и поэтому вопросы познания и смысла приобретают у них чисто языковой характер. В результате и критика метафизики принимает форму критики ее дискурса, или дискурсивных практик, как у Фуко. Для Фуко знание не может быть нейтральным или объективным, поскольку всегда является «продуктом властных отношений». Вслед за Фуко постструктуралисты видят в современном обществе прежде всего борьбу за «власть интерпретации» различных идеологических систем. «Господствующие идеологии», завладевая «индустрией культуры», иными словами, средствами массовой информации, навязывают индивидам свой язык, т. е., по представлениям постструктуралистов, отождествляющих мышление с языком, навязывают сам образ мышления, отвечающий потребностям этих идеологий. Тем самым «господствующие идеологии» существенно ограничивают способность индивидуумов осознавать свой жизненный опыт, свое «материальное бытие». Современная «индустрия культуры», утверждают постструктуралисты, отказывая индивиду в адекватном средстве для организации его собственного жизненного опыта, тем самым лишает его необходимого «языка» для понимания (интерпретации) как самого себя, так и окружающего мира. Таким образом, язык рассматривается не просто как средство познания, но и как инструмент социальной коммуникации, манипулирование которым со стороны «господствующей идеологии» касается не только языка наук (так называемых «научных дискурсов» каждой дисциплины), но главным образом проявляется в «деградации языка» повседневности, служа признаком извращения человеческих отношений, симптомом «отношений господства и подавления». При этом ведущие представители постструктурализма (Деррида и Фуко), продолжая традиции Франкфуртской школы Kulturkritik, воспринимают критику языка как критику культуры и цивилизации. Теория постструктурализма развивалась как критика структурализма, которая велась по четырем основным направлениям: проблемам структурности, знаковости, коммуникативности и целостности субъекта. Следует отметить, что критика концепции целостного субъекта была осуществлена в значительной мере уже в рамках структурализма и в теории постструктурализма получила лишь свое окончательное завершение.

 

Основная цель исследований Фуко — выявление исторического бессознательного различных эпох, начиная с Возрождения и по XX в. включительно. Исходя из концепции языкового характера мышления и сводя деятельность людей к «дискурсивным практикам», Фуко постулирует для каждой конкретной исторической эпохи существование специфической эпистемы — «проблемного поля», достигнутого к данному времени уровня «культурного знания», образующегося из дискурсов различных научных дисциплин. При всей разнородности этих дискурсов, обусловленной специфическими задачами разных «форм познания», в своей совокупности они образуют, по утверждению Фуко, более или менее единую систему знаний — эпистему. В свою очередь, она реализуется в речевой практике современников как строго определенный языковой код — свод предписаний и запретов. Эта языковая норма якобы бессознательно предопределяет языковое поведение, а, следовательно, и мышление отдельных индивидов.

 

Неофункционализм. Э.Хаас

 

одна из теорий европейской интеграции, созданная после Второй мировой войны и являющаяся ревизионистским вариантом функционализма.

Разработанный группой американских исследователей во главе с Э.Хаасом, к 1960-м годам функционализм стал ведущей теорией европейской интеграции. Сильной стороной неофункционализма стало стремление к управляемой интеграции на региональном уровне. А наиболее существенным отличием от классического функционализма было то, что на первый план выдвигалась политика, стремление к политическому сотрудничеству, но через сотрудничество экономическое. Таким образом, освободившись от ряда недоработок функционалистов, обновленная теория вносила чёткость в интеграционный процесс.

Функционализм — «…классическая теория региональной интеграции, согласно которой необходимость технократического управления экономической и социальной политикой приводит к формированию интернациональных агентств». В свою очередь, эти агентства обеспечивают экономическое процветание, приобретая легитимность и преодолевая идеологические противоречия. В долгосрочной перспективе они эволюционируют в международные правительства. Как и федерализм, функционализм преследовал своей целью разработку такой теории, которая создала бы условия для окончания конфликта интересов, что предотвратило бы и новую войну. Классический функционализм изложен в работах его основателя Дэвида Митрани: «Действующая система мира», «Перспектива интеграции: федерализм или функционализм». Функционалисты выражают своё сомнение по поводу того, что государство-нация вообще способно обеспечить благосостояние человека. Удовлетворение некоторых потребностей носит трансграничный характер, поэтому образование надгосударственных структур с вверенными им функциями неизбежно.

функционалисты, в частности Д. Митрани, считали, что всякое объединение по политическому принципу обречено на провал. Федералистская модель не только повышает уровень государствоцентричности, но и способствует укреплению государственных структур принятия решений, что приводит, по мнению Митрани, к доминированию наиболее сильных государств в объединении: «Для любого федералистского эксперимента, целью которого является совершенствование общественного благосостояния, действующим прототипом послужит не Конституция США 1787 года, а скорее федеральная система СССР». В отличие от федералистов, функционалисты считали, что интеграция должна начинаться с экономической сферы и только потом распространяться на политику. В этом отношении функционализм гораздо более прагматичен; предусматривалось, что инициатива сотрудничества должна исходить от самих государств благодаря заинтересованности в сближении их экономик.

Вторая мировая война стала своеобразным рубежом в развитии концепций региональной интеграции, многие из которых подверглись пересмотру. Если федерализм и функционализм стремились к установлению мирной системы международных отношений, что было жизненно необходимо для послевоенной Европы, то неофункционализм, который, по сути, является ревизионистским вариантом функционализма, своими задачами, отличался принципиальной новизной. Разработанный группой американских исследователей во главе с Э.Хаасом, к шестидесятым годам неофункционализм стал ведущей теорией европейской интеграции. Идеи неофункционализма очевидно переплетались с планами первых архитекторов Европейского Сообщества. Так, легко найти прямую связь между «методом интеграции» Монне (сперва объединение экономических структур, потом — политических) и основными положениями неофункционализма, изложенными Э.Хаасом в его труде «Объединение Европы: политические, экономические и социальные силы 1950—1957».

Сильной стороной неофункционализма стало стремление к управляемой интеграции на региональном уровне. А наиболее существенным отличием от классического функционализма было то, что на первый план выдвигалась политика, стремление к политическому сотрудничеству, но через сотрудничество экономическое. Таким образом, освободившись от ряда недоработок функционалистов, обновленная теория вносила чёткость в интеграционный процесс.

Теоретики неофункционализма приняли оставленное им наследие, но поставили себе куда более сложную задачу, нежели их предшественники. Неофункционалистам предстояло не только объединить Европу, но и раскрыть суть интеграционных процессов и сделать их управляемыми.

Неофункционализм был разработан группой американских теоретиков, которые полагали, что все существующие на тот момент теории региональной интеграции не могли объяснить логику этого процесса и не обладали способностью адаптироваться к меняющимся международным отношениям. Теория закрепилась в интеллектуальных кругах с выходом в 1968 году книги Хааса «Объединение Европы: политические, социальные и экономические силы 1950—1957», которая стала манифестом неофункционализма.

Неофункционализму присуща некоторая степень гибридности: рассматривая его основные положения, несложно найти общие черты с федерализмом и реализмом. Неофункционалисты представляли интеграцию политическим процессом, требующим, как предполагали федералисты, согласования социальных противоречий и баланса интересов в рамках сообщества. Отсутствие догматизма позволяло неофункционализму с лёгкостью приспосабливаться к политическим реалиям.

Неофункционалистами, в частности Хаасом, была разработана простая и красивая стратегия образования общеевропейских институтов, включающая несколько последовательных этапов, каждый из которых обладал своими особенностями.

Одним из достижений Хааса стало детальное изучение предпосылок интеграции, в то время как остальные теории этого не предусматривали. Сотрудничество не может начинаться на пустом месте, для этого необходимы определённые условия: общие экономические интересы, сходство экономических систем, некоторая степень взаимозависимости, политический плюрализм. Самым первым и самым важным положением стратегии неофункционалистов стал тезис о том, что в первую очередь следует начинать сотрудничество по тем вопросам, по которым легче всего договориться: «Прежде всего, ограниченное сотрудничество нужно начинать со сфер „низкой политики“, в тоже время, убедившись, что это ключевые сектора экономики (уголь и сталь, например)». Функциональная интеграция Европы начинается именно с создания ЕСУС. Отличительной чертой этого Сообщества стало объединение интересов европейских стран в сфере «низкой» политики, то есть экономики. Более того, уголь и сталь являются ключевыми отраслями экономики, что соответствует стратегии интеграции неофункционалистов. Отсюда напрашивается вывод о том, что первый этап европейской интеграции осуществлялся именно в русле неофункционализма, но в действительности это было не совсем так. Сотрудничество в сфере тяжёлой промышленности предотвращало возможность развязывания новой войны в Европе. Поэтому справедливо считать, что ЕСУС имеет федералистское происхождение.

Второй этап стратегии интеграции предполагает создание единого правительства, представители которого не зависят от национальных правительств. Такое правительство должно было объективно направлять процесс интеграции. Сначала попытки создания универсальной европейской парламентской ассамблеи не принесли результатов. Тому было несколько причин, одной из которых стала неспособность лидеров европейских государств прийти к общему знаменателю интересов. Главная сложность заключалась в том, что одновременно с институтами ЕСУС функционировали органы ЕЭС (Европейское Экономическое Сообщество) и органы Евратома (Европейское сообщество по атомной энергии): «Первые же годы показали нецелесообразность параллельного существования трёх отдельных систем руководящих органов (институтов), поскольку институты трёх Сообществ были устроены весьма похожим образом». Конец этой практике положил Договор об учреждении единой Комиссии и единого Совета Европейских сообществ (неофициально называемый Договор о слиянии), подписанный 8 апреля 1965 года в Брюсселе. Создание общих административных органов также было предусмотрено неофункционализмом: «Нарастающая экономическая интеграция создаст необходимость в учреждении общих европейских институтов, так как открытое сотрудничество потребует более сложного управления». Таким образом, была подготовлена политическая основа для дальнейшей интеграции.

Вероятно, самым важным и самым спорным положением теории неофункционализма стала идея «перетекания», которая использовалась для обозначения движущих механизмов интеграции. В оригинальной трактовке Хааса, «перетекание» являет собой создание и углубление интеграции в одном секторе экономики, что обеспечивает давление на смежные сектора. При этом усиливается влияние единого наднационального правительства. Если рассматривать это положение на примере ЕСУС, то фактически это означает, что полная интеграция в сфере угля и стали не будет завершена без интеграции родственных сфер.

Для того, что идея «перетекания» начала работать, необходимо соблюдение ряда исходных условий. Одним из таких условий является априорная зависимость экономик стран-участниц интеграции. В противном случае сотрудничество себя не оправдывает. Стоит отметить, что определённые сектора экономики потенциально более подходят для «перетекания», нежели другие. В качестве связующего звена могут выступать международные торговые союзы (например, те, что образуют зоны свободной торговли), которые работали бы более эффективно, если бы правительства стран-участниц поддержали единый валютный курс. А это, в свою очередь, санкционирует сотрудничество в монетарной политике. Таким образом, процесс функционального «перетекания» сыграл свою роль в учреждении Европейской валютной системы в 1979 году.

Однако суть процесса «перетекания» заключается не просто в увеличении взаимозависимости между государствами, но в том, что дальнейшая экономическая интеграция потребует создания наднационального регулирующего органа. В таком случае экономическое сотрудничество будет подкреплено сотрудничеством политическим. При этом крайне важно, чтобы политика следовала за экономикой, а не наоборот. Именно несоблюдение этого основополагающего принципа стало причиной недееспособности многих проектов объединения Европы. По мнению Э. Хааса успех интеграции напрямую зависит от того, насколько способны центральные институты политической власти сохранять относительную автономность международных экономических формирований, чтобы не разрушить их деятельность при первом политическом противоречии между странами.

Когда в 1968 Э. Хаас опубликовал свою книгу «Объединение Европы», то перспективы развития послевоенной Европы с её устойчивой тенденцией к наднационализму, казались многообещающими. Работа Хааса по исследованию европейской интеграции получила широкое признание во многом благодаря тому, что была издана через десять лет после образования Европейского Экономического Сообщества (ЕЭС). Это означает, что некоторые результаты интеграции были уже видны. И можно было надеяться, что теперь судьба Европы зависит от уровня функционального сотрудничества. Договор о ЕЭС, подписанный в Риме 25 марта 1957 года, переносил принципы и методы работы, установленные ЕСУС на все области экономики шести стран-участниц сообщества.

Главной причиной, как считает Хаас, благодаря которой экономическое сотрудничество перешло на качественно новый уровень, стала заинтересованность всех политических сил ЕСУС в учреждении наднациональных органов и институтов, которые могли бы направлять сотрудничество в нужном русле. К примеру, создание таможенного союза произошло на полтора года раньше запланированного срока — в июле 1968 года (вместо 1970 года). Ещё одним важным событием на пути к формированию общего рынка стало введение общей аграрной политики в 1966 году. Таким образом, «перетекание» в новые экономические и политические сектора было обусловлено чисто национальными интересами, которые выражали представители своих стран в органах ЕСУС. Отныне национальные интересы получали наднациональный формат.

Качественное отличие между двумя сообществами заключалось в том, что ЕСУС было «секторным» сообществом, то есть сфера его деятельности была чётко определена — угольная и сталелитейная промышленность. В то время как ЕЭС стало первой наднациональной структурой, чья компетенция охватывала всю экономику стран-членов. Создание ЕЭС соответствовало стратегии Хааса, поэтому справедливо утверждать, что на данном этапе европейская интеграция развивалась согласно теории неофункционализма.

Вышесказанное свидетельствует о том, что рассмотренный этап европейской интеграции развивался в контексте неофункционализма. Образование новых сообществ и учреждение новых институтов вело к установлению в Европе мира, стабильности и безопасности. Отчасти, успех данной теории заключается в преследовании именно этих целей. Поэтому заключительный этап стратегии объединения Хааса предусматривал установление «долгосрочной системы мира в Европе». К примеру, в 1963 году, непримиримые враги в прошлом, Германия и Франция подписали договор о дружбе, что стало веховым событие на пути к объединению Европы. Учреждение общеевропейских наднациональных органов обеспечивало все большую взаимозависимость государств, втянутость их экономик в общий рынок. И, самое главное, за экономическим сотрудничеством, как неотъемлемая часть, следовало сотрудничество политическое.

 

Неофункционализм имеет ряд преимуществ перед остальными теориями, в частности, федерализмом. Тем не менее, путь Европы к объединению далеко не всегда был гладок. Поэтому главная задача таких фундаментальных теорий как неофункционализм состоит в том, чтобы сделать процесс интеграции как можно более слаженным и эффективным. Теория неофункционализма не только проявила себя на практике в качестве «руководства к действию», но и показала свою состоятельность в объяснении процессов, происходящих на европейской международной арене, и в способности к прогнозированию, что преодолевало критику в адрес функционализма.

Особый интерес к неофункционализму пробудился в шестидесятые годы, чего нельзя сказать о более поздних этапах евроинтеграции. Главное, в чём заключалась критика неофункционализма, — неясность целей. Последний этап стратегии неофункционального объединения Хааса заключался в установлении «долгосрочной системы мира в Европе». Данное положение не вносило ясности в перспективы дальнейшей интеграции после установления этой системы, что стало существенным недостатком теории.

Даже на современном этапе евроинтеграции можно выделить некоторые черты неофункционализма. Так, все большая институционализация системы Европейского союза слишком сложна для объяснения в терминах классической теории международных отношений. Именно неофункционализм, как ни какая другая теория, способен объяснить эти процессы.

Самый первый этап сотрудничества интересен именно тем, что развивался в чистой логике неофункционализма. Исследование истоков Европейского союза поможет преодолеть сегодняшний кризис сообщества, связанный с принятием общей Конституции и очередным расширением. Но это отнюдь не означает возрождения неофункционализма для Европы.

Первый этап объединения Европы в русле неофункционализма демонстрирует пример продуктивного сотрудничества. Поэтому опыт Европы может быть применен к другим региональным сообществам. В этом отношении неофункционализм универсален, так как в основу интеграции принимается экономический фактор.

Как отмечает Катрин Колонна, делегированный министр по европейским делам: «Европейское строительство является образцом, это самый красивый политический проект начала этого века, единственный пример настоящей солидарности между независимыми государствами». И в основе этого «красивого политического проекта» лежит теория неофункционализма.

 

 

Билет №7