Космос, опыт физического мироописания

I

Главным моим побуждением всегда было стремление обнять явления внешнего мира в их общей связи, природу как целое, движимое и оживляемое внутренними силами (стр. III).

Вступительные размышления о различной степени наслажде­ния природой и о научном исследовании законов Вселенной (Weltgesetze).,

[...] Для разумного созерцания природа есть единство во мно­жестве, соединение разнообразного — по форме и составу, сово­купность естественных явлений и естественных сил, есть живое целое. Важнейшая цель разумного изучения природы состоит в том, чтобы в разнообразии познать единство, обобщить все то, что нам известно благодаря открытиям прежних времен; поверяя по­дробности, надо уметь выбирать между ними, не капитулируя пе­ред их массой, помня возвышенное назначение человека — завла­деть духом природы, скрытым под покровом явлений (стр. 9, 11).

Чем глубже проникаешь в сущность естественных сил, тем более постигаешь связь явлений (которые, будучи рассматривае­мы изолированно и поверхностно, казались противостоящими вся­кому сближению); тем более становится возможным внесение простоты и краткости в изложение [общих идей]. Верный признак многочисленности и ценности открытий, которые предстоит сде­лать какой-либо науке, состоит в том, что ее данные находятся еще не связанными друг с другом и почти не соотносятся друг с другом, а многие из них, собранные с такой же тщательностью, кажутся даже противоречащими друг другу. [...]

В моих размышлениях о научном методе (Behandlung) общего мироописания речь идет не об единстве, выводимом из немногих основных принципов, данных нам разумом. То, что я называю физическим мироописанием (сравнительным изучением неба и земли), отнюдь не претендует на ранг (звание) рациональной науки о природе; оно — это мироописание — есть лишь разумное рассмотрение явлений природы, данных нам эмпирически, как не­коего целого (стр. 31—32).

Человек не может воздействовать на природу, не может завла­деть никакой из ее сил, если не знает законов природы, не умеет измерять и вычислять их. [...] Знание и изучение суть радость и право человечества; они суть части народного богатства и нередко замена благ, слишком скудно распределенных природой. [...]

Как в высших сферах мысли и чувства: в изучении истории, философии и красноречия, так и во всех областях естествознания, первая и возвышенная цель духовной деятельности есть внутрен­няя, а именно: отыскание законов природы, исследование правиль­ного чередования форм, проникновение в необходимую взаимо­связь всех изменений, происходящих во Вселенной. [...]

Цель этого вступительного сообщения состояла не только в том, чтобы охарактеризовать важность естествознания, давно уже повсеместно признанную и не нуждающуюся в доказательстве; скорее эта цель состояла в желании раскрыть, каким образом, не нанося вреда основательному изучению специальных дисциплин, может быть найдена для всех естественнонаучных изысканий та высшая точка, с которой откроются все формы и силы [природы] как одно природное целое, одушевленное внутренним движе­нием. [...] Представленное здесь мироописание или учение о Кос­мосе, как я его понимаю, не есть энциклопедическое собрание самых общих и важных результатов, извлеченных из отдельных естественноисторических, физических и астрономических сочине­ний. Подобные результаты используются только как материал для мироописания и лишь в той степени, в какой они объясняют взаимодействие сил во Вселенной, взаимную зависимость природ-

них явлений. (...] Поэтому физическое мироописание не должно быть смешиваемо с так называемой энциклопедией естественных наук. [...] В учении о Космосе единичное будет рассматриваемо только в его отношении к общему как часть мировых явлений (стр. 36—39).

ГРАНИЦА И НАУЧНЫЙ МЕТОД ФИЗИЧЕСКОГО МИРООПИСАНИЯ

. [...] В моем опыте мироописания «Космос» принят в tow значе­нии, какое дано этому слову всеобщим словоупотреблением в по-слепифагорейское время, так, как определил его неизвестный автор книги De Mundo, долго приписываемой Аристотелю ', — я им буду называть небо и землю, весь вещественный мир (Körperwelt) (стр. 47, 61).

Обнять многообразие явлений Космоса в единстве мысли, в форме чисто рациональной, умозрительной связи, по моему мне­нию, невозможно при настоящем состоянии наших эмпирических знаний. Опытные науки никогда не бывают оконченными, оби­лие чувственных наблюдений неисчерпаемо; ни одно поколение не сможет поставить себе в заслугу то, что оно обозрело всю совокупность (Totalität) явлений. Только там, где явления отобра­ны в группы, в некоторых однородных группах можно признать господство великих и простых законов природы. Чем более раз­виваются физические науки, тем более расширяется круг [явлений], подчиненных этому господству. [...]

Как в обобщении законов природы существуют градации, смотря по тому, обнимают ли они большие или меньшие группы явлений, более обширные или тесные области органических форм, так и в эмпирическом исследовании существуют свои ступени. Оно начинается с отдельных созерцаний, которые группируются по [признаку] однородности и приводятся в порядок. От наблюде­ния продвигаются к экспериментированию: к вызову явлений при определенных условиях, на основе направляющих гипотез, то есть на основе предчувствия внутренней связи явлений природы и ее сил. То, что было приобретено посредством наблюдения и экспери­мента, ведет на основании аналогии и индукции к познанию эмпи­рических законов. Таковы фазы или как бы моменты, пробегаемые наблюдающим разумом и обозначающие отдельные эпохи в исто­рии естествознания.

Две формы абстракции обнимают собой всю массу познания: количественная, определяющая отношения сообразно числу и ве­личине, и качественная, [определяющая отношения] сообразно свойствам материи. Первая, более доступная, форма принадлежит математическому, вторая химическому знанию. [...]

Мы еще далеки от того времени, когда станет возможным объединить все наши чувственные созерцания в одно понятие о природе. Сомнительно, придет ли когда-нибудь подобное время вообще. Сложность проблемы и неизмеримость Космоса делают надежду на это почти напрасной. Но как ни недостижимо для нас полное решение проблемы, остается все же возможным частичное разрешение ее, стремление к уразумению мира явлений — эта высшая и вечная цель всякого исследования природы. Верный духу моих прежних сочинений, как и направлению моих занятий,

посвященных опытам, измерениям π исследованиям фактов, я и в этом труде ограничусь эмпирическим созерцанием. Это един­ственная почва, на которой я чувствую себя уверенно. Такая обра­ботка эмпирических знаний, или, точнее говоря, их совокупности, нисколько не исключает ни упорядочения обнаруженного в соот­ветствии с направляющей идеей, ни обобщения частного, ни по­стоянного изыскания эмпирических законов природы. Разумное познание (denkendes Erkennen), познание Вселенной на основе разума, без сомнения, представляло бы более возвышенную цель. Я далек от того, чтобы попытки, на которые сам не отваживаюсь, порицать оттого только, что до сих пор успех их оставался весьма сомнительным. [...]

Идея опытных наук и идея философии природы, развитой во всех ее частях (если только подобное развитие может быть когда-либо достижимым), не могут вступить в противоречие [друг с дру­гом], если философия природы, согласно ее обещаниям, есть ра­зумное понимание действительных явлений во Вселенной. Где же противоречие обнаруживается, то виной тому является или пу­стота спекуляций, или чрезмерные притязания эмпиризма, недо­пустимо расширяющие права опытного знания.

[...] Только там начинается наука, где дух овладевает мате­риалом, где делается попытка подчинить массу опытов разумному познанию; наука есть дух в приложении его к природе. [...] Работа духа начинается в ту минуту, когда мышление, влекомое внутрен­ней необходимостью, впитывает в себя материал чувственных наблюдений. [...]

История сохранила нам память о многочисленных попытках понять мир физических явлений в его многообразии, познать еди­ную мировую силу (Weltkraft), пронизывающую, двигающую, перемешивающую всю Вселенную. Эти попытки в классической древности начинаются с физиологии и учений о первобытной ма­терии ионической школы, в которой (при скудном материале фак­тов) эмпиризм не получил развития, господствовало идеальное стремление и природа объяснялась из чистого разума. Чем более с блестящим развитием всех естественных наук возрастал мате­риал достоверного эмпирического знания, тем более охлаждалось стремление выводить сущность явлений и их единство как при­родного целого из отвлеченных понятий, покоящихся на одних умозрениях. В близком к нам времени математическая часть фи­лософии природы достигла выдающегося, великолепного развития. Методы и средства (анализ) [познания] были усовершенствованы одновременно. То, что приобретено теперь столь различными пу­тями, разумным применением атомистических предположений, более общим и непосредственным контактом с природой, появле­нием и усовершенствованием новых орудий, — все это, составляя общее достояние человечества, должно теперь, как и в древности, стать предметом свободнейшей разработки философии в ее измен­чивых формах и видах (стр. 63—67).

КАРТИНА ПРИРОДЫ. ОБЩИЙ ОБЗОР ЯВЛЕНИЙ

[...] Мы рассматриваем здесь Вселенную и делаем попытку на­глядно изобразить ее в ее обеих сферах, небесной и земной. [...] Мы проникнем сначала в глубину всемирного пространства,

в область отдаленнейших туманностей, затем, постепенно опу­скаясь сквозь звездный слой, к которому принадлежит наша Солнечная система, к земному сфероиду, обтекаемому воздухом и морем, дойдем до изображения его вида, температуры и магнит­ного напряжения, до бесконечно разнообразной органической жизни, которая развивается на его поверхности под влиянием световых лучей. Таким образом, картина мира обнимает немно­гими чертами неизмеримые небесные пространства и микроскопи­чески малые организмы животного и растительного царства, оби­тающие в наших стоячих водах или на выветривающейся поверх­ности скал. [...] Описательная картина природы, предполагаемая этим введением, не должна иметь в виду одни частности; для ее полноты не нужно исчислять все жизненные формы, все предметы природы и все ее процессы. Мыслитель, упорядочивающий [накоп­ленный] материал, должен, противодействуя тенденции, стремя­щейся к бесконечному раздроблению познанного и собранного, избегать опасности чрезмерного эмпиризма. Значительная часть качественных сил материи или, говоря языком философии приро­ды, качественных проявлений сил, несомненно, еще не может быть открыта. Отыскание единства в целом уже поэтому остается неполным. Наряду с радостью приобретенного познания в устрем­ленном ввысь духе, уже недовольном настоящим, как бы при­сутствует страстное стремление к неоткрытым, неизвестным областям знания (стр. 75—76).

Картина природы, соответствующая требованиям одного чув­ственного созерцания, должна была бы начаться с изображения родной почвы. Она представила бы сначала земное тело (Erdkör­per) в его величине и форме, в его с глубиной возрастающей плот­ности и теплоте, в его сложенных друг на друге твердых и жидких слоях; она изобразила бы отделение моря от земли, жизнь, развившуюся в этих обеих средах в виде клетчатой раститель­ной и животной ткани, и, наконец, волнистый, бороздимый пото­ками, воздушный океан... Вслед за этим изображением чисто теллурических отношений взор подымался бы к небесным про­странствам, и земля... под конец рассматривалась бы как пла­нета. [...] Этот порядок идей знаменует путь первого чувственного созерцания [...], он начинается у исходной точки восприятия и переходит от известного и близкого к неизвестному и дале­кому. [...]

Но в сочинении, долженствующем изложить все уже познан­ное [...], в таком сочинении предпочтительнее следовать другому ходу мыслей. [...] Земное должно явиться как часть целого, как подчиненное этому целому. [...] Таким образом, физическое миро-описание, картина Вселенной, начинается не с теллурического мира, но с того, что наполняет небесное пространство. По мере же того как сфера созерцания пространственно ограничивается, умножается индивидуальное богатство различаемых предметов, обилие физических явлений, знание качественной разнородности материи. Из областей, в которых мы знаем только господство за­конов тяготения, мы опустимся к нашей планете, к запутанной игре сил в жизни Земли. Изображенный здесь естествоописатель-ный метод противоположен тому, с помощью которого утвер­ждаются результаты [познания]. Один [метод] перечисляет то, что было уже доказано другим (78—80).

БЮХНЕР

Людвиг Бюхнер (Büchner, 1824—1899) — немецкий естество­испытатель, врач по профессии, представитель «вульгарного» ма­териализма. Участвовал в революции 1848—1849 гг., выступал за единую немецкую буржуазную республику. С 1852 г. приват-до­цент в Тюбингене. В 1855 г. Вюхнер публикует свое сочинение «Сила и материя» («Kraft und Stoff»), принесшее ему широкую известность. Книга многократно переиздавалась и переводилась на другие языки (первый русский перевод был сделан в 1860 г.). За

это материалистическое сочи­нение Вюхнер был лишен возможности преподавать в университете и вышел в от­ставку.

В дальнейшем он зани­мается научной и литератур­ной деятельностью, пишет и выпускает ряд произведений: (/Природа и наука» (1857 г.), «Психическая жизнь живот­ных» (1876 г.), «Дарвинизм и социализм» (1894 г.) и др. Систематически дополнялось и перерабатывалось и глав­ное его произведение — «Си­ла и материя», выдержавшее в Германии свыше 20 из­даний.

Философские взгляды
Бюхнера формировались под
влиянием антропологического
материализма Фейербаха и
работ французского фило­
софа-материалиста конца
XVIII в. П. Кабаниса (1757—
1808). У последнего Бюхнер
и другие «вульгарные» мате­
риалисты (К. Фогт, Я. Молешотт) заимствовали, в частности,
положение о том, что мышление является материальным продук­
том мозга. Однако следует иметь в виду, что Вюхнер впоследствии
не только отказался от этой упрощенной точки зрения, но и под­
верг критике высказывание Фогта о том, что «мозг предназначен
для мышления, как желудок для пищеварения или печень для
выделения желчи из крови» (см. настоящий том, стр. 502).

При характеристике взглядов Бюхнера нужно учитывать, таким образом, что он проделал известную эволюцию и преодолел некоторые пороки, свойственные «вульгарному» материализму. Эта эволюция, получившая отражение в последних изданиях «Силы и материи», была вызвана, с одной стороны, достижениями есте­ствознания в области изучения живой природы, а с другой сто­роны, воздействием на Бюхнера передовых философских идей, включая диалектический материализм. Бюхнер сочувственно цити­рует, например, «Анти-Дюринг» Ф. Энгельса и солидаризируется по

существу с его положением, что движение есть способ существо­вания материи (см. настоящий том, стр. 500).

Сказанное не означает, однако, что Бюхнер встал на путь сближения материализма с диалектикой. Механицизм и метафи­зичность «вульгарного» материализма довлели над ним до конца жизни. Чуждо было ему и диалектика-материалистическое пони­мание сознания, процесса познания человеком объективной реаль­ности, происхождения и сущности общественной жизни. В ряде же отношений Бюхнер приближался к позитивизму, третируя философию как науку, не понимая значение разработки теории познания, философских проблем естествознания и т. п. Он разде­лял также концепцию «социального дарвинизма».

Названные выше недостатки и ошибки «вульгарного» мате­риализма были подвергнуты критике основоположниками марк­сизма. В России его представители критиковались революцион­ными демократами (Добролюбовым, Антоновичем). В. И. Ленин критиковал «вульгарных» материалистов за отрицание специфики сознания, за отождествление идеального с материальным.

К положительным же сторонам деятельности «вульгарных» материалистов (в первую очередь Л. Бюхнера) следует отнести популяризацию ими естественнонаучных знаний, пропаганду про­светительского атеизма, борьбу с религиозным мировоззрением. (Так, Бюхнер стал одним из основателей «Немецкого союза сво­бодомыслящих».)

Ниже публикуются отрывки из кн.: Л. Бюхнер. Сила и ма­терия. Общедоступный очерк естественного мирового порядка. Дет ревод с немецкого Г. и С. Сониных. СПб., 1907. Извлечения подоб­раны автором данного вступительного текста В. В. Мееровским и сверены им с оригиналом по изданию: L. Büchner. Kraft und Stoff, oder Grundzüge der natürlichen Weltordnung. 21 Aufl. Leipzig, 1904.