Национальная модель высшей школы

На наш взгляд, наиболее важные проблемы и дилеммы выбора оптимальной национальной российской модели высшей школы описал академик Сибирского отделения РАН Н.С. Розов. По его мнению, сегодня в России выбор модели высшей школы определяется политико-экономическим и ценностным измерениями. В рамках первого сформировались два подхода – либеральный и государственный. Либеральный подход формирует модель предпринимательского университета. Это означает, что вузы должны развиваться как предприятия по оказанию образовательных услуг при минимизации государственного управления и либерализации экономических целей. Напротив, государственнический подход предполагает, что сохраняются государственное финансирование высшего образования, специалитет, стандарты и «сетки» имеющихся учебных планов.

Что касается ценностного измерения деятельности вуза, то и здесь можно говорить о двух позициях:

1) ориентация на новую социальную конъюнктуру (подготовка в основном по новым специальностям, востребованным на рынке труда);

2) ориентация на имеющиеся духовные национальные традиции, восходящие к истокам российской гуманистической педагогики.

Первая позиция характерна для либерального подхода и реализуется, прежде всего, в практике негосударственных, коммерческих вузов, вторая – для государственного.

Обобщив опыт реформирования европейских университетов и экстраполируя его на российскую действительность, Н.С. Розов выделяет три модели устройства университета:

1) университет как бюрократия;

2) университет как коллегиальное сообщество (термин «universitas» – в отличие от «studium» – означает именно корпорацию, объединение преподавателей и студентов по поводу передачи и получения знаний, опыта, ценностей);

3) университет как конфликтная организация с группами, борющимися за влияние, власть и каналы доступа к ресурсам.

По его мнению, наиболее интересной является конкурентная модель как в идеале, так и в рамках конфликтной парадигмы, в которой конфликт и конкуренция в любой организации – это норма при обязательном условии принятия «правил игры», регулирующих конфликт. Оба имеющихся в России стратегических подхода к реформированию высшего образования – и либеральный, и государственнический – пока только декларируют в качестве наиболее предпочтительной модель университета как коллегиального сообщества; сторонники же либерального подхода при этом несколько более восприимчивы к конфликтной модели.

По мнению Н.С. Розова и специалистов по социологии образования, при выборе модели университета как коллегиального сообщества чрезвычайно возрастает ответственность администрации университетов за то, чтобы они стали центрами:

1) интеллектуального и духовного воспроизводства (культуроцентризм);

2) подготовки высококвалифицированных кадров (социоцентризм);

3) предоставления качественных образовательных услуг (антропоцентризм).

Только сбалансированное решение этих трех целевых задач, т. е. ориентация и на культуру, и на общество, и на человека, позволят реализовать российским университетам и макросоциальную, и инновативную миссию и действительно стать интеллектуальными центрами объединения структур власти, бизнеса и институтов гражданского общества.

Синтез культуроцентризма, социоцентризма и антропоцентризма находит свое выражение в системе образовательных компетентностей: профессиональной; общекультурной, включающей экологическую, политическую, экономическую, правовую, гуманитарную, эстетическую; коммуникативную; рекреационную компетентности. Синтез этих подходов в национальной модели высшей школы также потенциально обеспечивает ответственность личности за общезначимые ценности (жизнь, здоровье, достоинство, защита гражданских свобод, экология среды и др.), свободное ценностное самоопределение и личностную самоактуализацию.

Для практической реализации модели университета как коллегиального сообщества необходима коалиция власти, СМИ, университетов и бизнеса. В целом же для России, по мнению Н.С. Розова, наиболее подходит модель предпринимательского университета (с некоторыми добавлениями). Декларируемая в качестве наиболее приемлемой модель университета как коллегиального сообщества – при реально действующей бюрократии – пока не только декларативна, но и декоративна, и сегодня она играет, скорее, консервативную, а не инновационную роль^[77].

Как отмечалось участниками дискуссий, предшествующих принятию ФЗ РФ об образовании, из более чем 1100 вузов в России (с филиалами их около 3000), 600 вузов – государственные, более 400 – негосударственные. Наиболее вероятным сценарием преобразования вузов называлось создание жесткой иерархии государственного финансирования в зависимости от полученных от государства же статусов различных вузов:

1) «привилегированных», которые, по замыслу, призваны были вывести из тупика вузовскую науку (федеральные и исследовательские университеты, инновационные вузы);

2) «непривилегированных», в финансовом отношении находящихся на «голодном пайке»;

3) «всех остальных» (негосударственные и региональные вузы, включая областные пединституты)^[78].

В Федеральном законе «Об образовании в РФ» основными категориями образовательных организаций высшего образования в РФ определены следующие: ведущими классическими университетами являются МГУ и СПбГУ; установлены категории «федеральный университет» и «национальный исследовательский университет». Последний призван быть реальным воплощением нового подхода к качественной модернизации сектора науки и образования и новой институциональной формой организации научной и образовательной деятельности, задачами которого являются кадровое и научное обеспечение запросов высокотехнологичного сектора российской экономики. В 2011 г. статус федеральных университетов России имели 18 российских вузов, включая Уральский федеральный университет им. Б. Н. Ельцина, Южный федеральный университет, Московский физико-технический институт (Физтех), Высшую школу экономики, Новосибирский госуниверситет и др.

Современные интерпретации многообразия моделей высшей школы свидетельствуют о том, что образование вышло за внутринациональные рамки. Это предполагает поиск образовательных стратегий в общемировом измерении, позволяющих формировать единое образовательное пространство на принципах интернационализации, институционализации, интеграции социумов, культурной конвергенции, общности целей и ценностей. Примером реализации такой стратегии служит Болонская модель, которая становится доминирующей для общеевропейского образовательного пространства.

С начала 2000-х гг. в РФ начался противоречивый процесс перехода вузов на стандарты Болонского процесса. Контуры современной модели отечественного образования, синтезирующей как тренды мирового развития, так и лучшие традиции российской высшей школы, были изложены в правительственных документах РФ начиная с середины 2000-х гг. в Федеральном законе «Об образовании в Российской Федерации» (принят Государственной Думой 21 декабря 2012 г. Одобрен Советом Федерации 26 декабря 2012 г.). В них стратегическая цель государственной политики в области образования определялась как повышение доступности качественного образования, соответствующего требованиям инновационного развития экономики, современным потребностям общества и каждого гражданина. При этом развитие высшего профессионального образования предусматривает: расширение участия работодателей на всех этапах образовательного процесса; вовлеченность студентов и преподавателей в фундаментальные исследования, что позволит сохранить известные во всем в мире российские научные школы и вы-растить новое поколение исследователей, ориентированных на потребности инновационной экономики знаний; фундаментальные научные исследования определяются как важнейший ресурс и инструмент освоения и обновления информации; формирование системы непрерывного образования на основе внедрения национальной квалификационной рамки, системы сертификации квалификаций, модульных программ, что позволит максимально эффективно использовать человеческий потенциал и создать условия для самореализации граждан в течение всей жизни; создание инфраструктуры социальной мобильности обучающихся и др.

В этих документах обозначены приоритеты, цели и этапы формирования и реализации современной модели образования в РФ на период до 2020 г. Необходимым условием формирования инновационной экономики является модернизация системы образования, становящейся основой динамичного экономического роста и социального развития общества, фактором благополучия граждан и безопасности страны.

В основу современной модели образования должны быть положены такие принципы, реализованные в приоритетном национальном проекте «Образование», как открытость образования к внешним запросам, применение проектных методов, логика «деньги в обмен на обязательства», конкурсное выявление и поддержка ли-деров, успешно реализующих новые подходы на практике, формирование механизмов оценки качества и востребованности образовательных услуг с участием потребителей; адресность инструментов ресурсной поддержки и комплексный характер принимаемых решений^[79].

В своём послании Федеральному Собранию в ноябре 2008 г. в то время президент РФ Д.А. Медведев указал на необходимость возрождения российской образовательной системы. В дополнение к ранее озвученной им концепции четырёх «и» – институты, инвестиции, инфраструктура и инновации, развитие которых должно привести Россию к вхождению в 2020 г. в пятёрку крупнейших мировых экономик, добавил пятую составляющую: интеллект, развитие которого связано с образованием^[80].

Опубликование этих (и других) важнейших для инновационного развития российского общества документов об оптимальной модели российского высшего образования активизировало публичный дискурс. Новая культуротворческая модель высшей школы, призванная организовать пространственно-временной континуум образовательного процесса в соответствии с логикой становления образов мира, соотнесенных с собственными возможностями становления личности, позволяет избежать односторонность рыночной модели, зависимой от рынка профессий и разрушающей фундаментальность, и сохранить духовно-нравственные ориентиры отечественного образования^[81]. По нашему мнению, такая модель, синтезирующая лучшее в системе западного и российского образования, основана на таких взаимосвязанных подходах, как антропоцентризм, культуроцентризм и социоцентризм, и в центре ее находится Человек.

1.11 Информационно-коммуникативное пространство образования

В современном обществе коммуникативные инновации выступают мощным ресурсом развития учреждений образования и культуры. Формирование системы интегрированных коммуникаций позволяет повысить эффективность взаимодействия общественных институтов в рамках совместной реализации значимых социокультурных и финансово оправданных проектов. Развитие единого информационно-коммуникативного пространства способствует эффективной реализации как адресных программ развития конкретных учебных заведений, так и общегосударственных инициатив по модернизации образования. Осуществление тех и других невозможно без тесного взаимодействия с внутренними (корпоративными) и внешними аудиториями – профессиональными и бизнес-сообществами, органами государственного и муниципального управления, НКО и др. Интеграция вуза в социальную, культурную, экономическую жизнь города, региона и страны выступает главной целью его коммуникационной политики.

В условиях сосуществования разнообразных социологических подходов и парадигм осмысление современной динамики информационного поля образовательной сферы невозможно без сравнительно-исторического подхода. В статье осуществляется диахронный анализ понятия «социальный институт», рассматриваются его актуальные интерпретации применительно к той роли, которую информационно-коммуникативная среда играет в современном образовательном пространстве. Под информационно-коммуникативной средой в данной статье понимается институт связей с общественностью.

Социальный институт: определение понятия и функции

Интерес к понятию «социальный институт» появился в социологии со второй половины XIX в.; связанная с ним проблематика не потеряла своей актуальности до сего дня. Внимание исследователей привлекает значимость этой категории для структурного анализа происходящих социальных процессов.

Вслед за П. А. Сорокиным А. С. Кравченко отмечает, что социальное пространство трехмерно; его структурными компонентами выступают социальная стратификация, социальный состав населения и социальные институты^[82]. В отличие от первых двух составляющих, социальные институты являются изменчивой величиной в силу создания новых и отмирания старых норм, порядков и правил поведения. Они быстрее всего реагируют на происходящие в обществе изменения. В целом социальный институт – это особый тип устойчивой регламентации социальных связей и различных организационных форм социального регулирования поведения субъектов. Таков взгляд на это понятие классической социологии, который сегодня приобретает новое толкование в рамках неоинституционального подхода.

«Отец социологии» Огюст Конт заимствовал понятие социального института из юриспруденции, где его использовали для «характеристики отдельного комплекса юридических норм, регулирующих социально-правовые отношения в некоторой предметной сфере»^[83]. Позитивистская социология Конта предполагала изучение общества посредством анализа механизма соотношения солидарности и согласия. Для этого требовалось установить взаимозависимость между социальными действиями и структурами самого общества (социальными институтами: семьей, религией, государством, правом).

Герберт Спенсер, представитель социального эволюционизма, внес значительный вклад в развитие понятия. В его интерпретации социальный институт – это социальные отношения, учреждение, организация. С точки зрения Спенсера эволюционное развитие общества предполагает разрастание функциональных связей между его институтами, а также усложнение самих институтов, их дифференциацию^[84].

Эмиль Дюркгейм рассматривал социальные институты как корпорации – с точки зрения их функциональной составляющей. В его концепции разделение труда играет главную роль в успешном функционировании общества и его дальнейшем развитии, «увеличивает производственную силу и умение работника, составляет необходимое условие материального и интеллектуального развития обществ, оно – источник цивилизации»^[85]. По мнению Дюркгейма, профессиональные социальные институты, или «корпорации», поддерживают нормальное функционирование структуры общества, являясь основными ее компонентами. Отсюда следует, что вновь создаваемые функциональные составляющие структуры общества на начальном этапе своего развития существуют как нормативное удовлетворение потребности общества, становятся институциональными единицами социума. Вместе с тем Дюркгейм дает более широкое понятие институту, понимая под ним «все поведения, установленные группой»^[86]. Таким образом, социолог акцентировал внимание на том, что социальный институт возникает вследствие удовлетворения определенной потребности и в основе своей имеет общественное соглашение.

Ряд других крупных социологов видели цель создания любого социального института в управлении. Макс Вебер указывает на «насильственное внедрение институтов с верхушки управленческой пирамиды»^[87]. По Веберу, социальный институт – это устойчивая система человеческих отношений, возникающая по воле вышестоящих лиц с целью решения конкретных задач по общественному управлению, имеющая свои правила и порядки. Питирим Сорокин рассматривал социальные институты как организации, отличающиеся от конгломерата и группы тем, что они представляют собой такие образования, которые характеризуются:

1) наличием нескольких социальных групп, имеющих общие ценности и удовлетворяющие потребности;

2) единым этосом (духовной культурой);

3) наличием материальной культуры;

4) специальными социальными действиями в рамках данного института.

Представители структурно-функционального анализа рассматривали социальный институт через призму его функциональности. Один из теоретиков данного направления Толкотт Парсонс, разрабатывая понятие «структурная модель общества», понимал под ним переплетение социальных ролей, групп и социальных институтов. Последние являются базисными элементами регулирования общества, имеющими устойчивую структуру, многообразие функций, набор ролей, пространственно-временную локализацию. Более того, упорядочение взаимодействия выступает главной функцией социальных институтов: «Институт – это своеобразная форма человеческой деятельности, основанной на четко разработанной идеологии, системе правил и норм, а также развитом социальном контроле за их исполнением»^[88].

Большинство отечественных социологов (М. С. Комаров, М. А. Яковлев, Л. А. Седов, С. С. Фролов, А. И. Кравченко, С. С. Новикова и др.) акцентируют внимание на нормативной структуре института^[89]. Реализуя свои социально значимые функции, институт обеспечивает существование целостной системы стандартизированных образцов поведения. Исследователи подчеркивают, что социальные институты носят надындивидуальный характер и выполняют в обществе ряд функций, главными из которых являются упорядочение общественных отношений, обеспечение устойчивости и воспроизводство социальных отношений. Современное представление о социальном институте связано с мультипарадигмальным подходом, который позволяет совершить идентификацию социальной проблемы, проанализировать ситуацию ее возникновения и существования, объяснить поведение людей в сложившейся ситуации и разработать практически ориентированную модель анализа социальных проблем^[90].

Одна из важных функций институтов – стабилизация деятельности людей путем сведения ее к более или менее предсказуемым образцам социальных ролей. Таким образом, одной из важных черт института является его соответствие «социальной потребности». Именно эта особенность института и создает такую вариативность функциональности. На наш взгляд, важнейшей функцией социального института является определение, закрепление и воспроизводство связей и отношений, их «шаблонизация», т. е. наличие уравновешивающей системы ценностей и норм общества^[91].

Раскрывая проблему институционализации, Т. Парсонс отмечал, что институты приобретают черты ценностно-нормативных комплексов, регулирующих поведение индивидов, а также свойства организованной системы социальных связей и статусно-ролевых отношений, которые объединяют значимые общественные ценности и процедуры, удовлетворяющие основные потребности общества^[92]. Здесь под общественными ценностями понимаются разделяемые идеи и цели, под общественными процедурами – стандартизованные образцы поведения в групповых процессах, а под системой социальных связей – сплетение ролей и статусов, посредством которых это поведение осуществляется и удерживается в определенных рамках[93]. Таким образом, по Парсонсу, процесс институционализации – это закрепление во времени отношений между участниками действий таким образом, что их поведение сохраняется неизменным независимо от того, кто конкретно участвует во взаимодействии^[94].

Таким образом, процесс институционализации, т. е. формирования социального института, обязательно предполагает:

1) возникновение потребности;

2) формирование общих целей;

3) появление социальных норм и правил в процессе социального взаимодействия;

4) появление процедур, связанных с нормами и правилами;

5) институционализация норм и правил, процедур, т. е. их принятие и практическое применение;

6) установление системы санкций для поддержания норм и правил;

7) создание системы статусов и ролей, охватывающих всех без исключения членов института.

Результатом процесса институционализации можно считать создание в соответствии с нормами и правилами четкой статусноролевой структуры, социально одобренной большинством участников социального процесса. Без институционализации, без социальных институтов общество существовать не может, так как именно они являются главными базисными элементами регулирования общественной жизни и социальных практик. Социальные институты в интерпретации классиков социологии (О. Конт, Э. Дюркгейм, Т. Парсонс, П. Сорокин и др.) так или иначе придают стабильность социокультурной системе^[95].

Однако с середины 1960-х гг. и вплоть до 1970-х зарубежные экономисты и социологи раннего неоинституционализма (Д. Норт, М. Арчер, Р. Кроуз, В. Меркель) предложили принципиально новый подход к пониманию механизмов формирования и изменения социальных институтов. Неоинституционализм радикально изменил существовавшую парадигму. Именно в рамках этого подхода было подчеркнуто, что «нормой бытия социальных институтов является как раз не их жесткая стабильность (их функции – как в структурном функционализме), но именно изменения. Концепция неоинституционализма выдвигает на первый план не сами институты – структуры, а субъектов, их поддерживающих и изменяющих. Это переносит фокус внимания исследователя с институтов как структур на процессы их формирования»^[96].

По нашему мнению, неоинституциональный деятельностный подход является наиболее целесообразным для анализа процессов институционализации «паблик рилейшнз». В этом смысле институт «паблик рилейшнз» – это один из новых «солидарных» институтов, своего рода институт символического капитала (норм, структур доверия, «доверительности», «солидарности»), имеющий интегральный потенциал и стремление к сотрудничеству^[97].