И.А. Сикорский. Русские и Украинцы

Н. Морозов. О великом маге

А. Вигорский. О смещении магнитных полюсов

А. Фоменко, Г. Носовский. «Татаро-монгольское иго» - глобальный исторический подлог

К. Болин. «Чёрные технологии»

А. Фулье. Факторы национального характера

Р. Перин. Помешательство или «аномалия» мозга

В. Герасимов. У меня съели друга

Е. Щекочихина, Н. Щетилова. Война «без шума и пыли»

А. Иванченко. «Ни под каким видом...»

Э. Ходос. Методы построения третьей Хазарии

А. Беззубцев-Кондаков. Евгеника как «проклятый вопрос»

В. Пирс. Мы разные, и это - навсегда

А. Грошев. «Самый страшный бич»

С. Афанасьев....Основы антропологической поэтики

Г. Сомов. Клеймо

О. Гусев. Нострадамус, Гумилев

П. Булацель. Не доверяйте

В. Авдеев. Евразия или Азиопа

В. Розанов. Об одном приёме защиты

 

Проф. И.А.СИКОРСКИЙ

РУССКИЕ И УКРАИНЦЫ?!

XYIII в. был периодом пробуждения русского народа. Независимо от крупных политических успехов, совершён огромный культурно–этнический шаг – создание общего литературного языка как органа уже достаточно назревшей этнической психологии. В первоначальный момент, когда и великорусская, и южнорусская письменность носили печать, близкую к древнему церковно–славянскому или книжному языку, т.е. XYI–XYII вв., – обе русские письменности обладали приблизительно равными шансами на первенство, но в течение XYIII в. и начале XIX совершилось обычное в этнической истории событие – выбор ОДНОГО из племенных наречий и возведение его в ранг общего языка всех племён или языка расы. Вероятные причины этнического избрания великорусской речи и письменности содержатся в некоторых благоприятных одной стороне психологических основаниях или обстоятельствах, а именно: в появлении четырёх гениальных (Ломоносова, Пушкина, Гоголя, Лермонтова), нескольких талантливых людей (Жуковского, Тургенева, Аксаковых) и целой плеяды второстепенных деятелей. За исключением Гоголя все были великоруссы по рождению. Вторым условием явился свойственный великоруссам перевес ВОЛИ, дающей успех во всяком деле при равных шансах УМА и ЧУВСТВА. Помимо этих второстепенных условий, сама природа языка, т.е. его лингвистические свойства и его психология, участвовали могущественным образом в направлении событий. Это, собственно, и было первостепенным двигателем – первопричиной событий!

Появление украинского (южно–русского) языка на этническом поле России около столетия тому назад уже не могло изменить судеб даже в тот момент, когда на горизонте засветилась яркая звезда Тараса Шевченко.

Тарас Григорьевич Шевченко выступил на литературном поприще как раз в тот момент, когда вопрос о литературном общерусском языке уже был разрешён в пользу великорусского языка. Вопреки своему великому земляку Гоголю, который писал по–русски, Шевченко писал на обоих языках – русском и украинском. Обоими языками он владел в совершенстве. Его русская речь также глубоко метка, как и украинская поэтическая МОВА. Особенность поэтического дара Шевченко состоит в том, что он глубоко чувствовал психологию языка и – что ещё важнее – он чувствовал язык в его историческом тысячелетнем потоке. По словам Житецкого, поэзия Шевченко является наследием прошлого и свидетельством настоящего. Как далёкое прошлое, когда малороссийская народность ещё не отделилась от общего славянского рода, так и прошлое, когда она составляла одно целое с великорусской – всё это вошло в поэзию Шевченко, как в один общий и широкий поток. В этом отношении Шевченко подобен Пушкину, который носил в себе язык в его долгом историческом составе и течении. Язык Пушкина и язык Шевченко это не языки минуты или эпохи, но это голос и говор истории и психологии языка. Оттого в них чувствуется что–то обаятельное глубоко и безконечно родное, свежее, в тоже время торжественное, величаво–древнее.

Река психических течений, подобно реке времён и подобно потоку физических вод, не возвращается и не восстанавливается. Сроки и случай для возвышения и подъёма южнорусского языка на высоту общелитературного языка РУССКОЙ НАРОДНОСТИ миновали и никогда более не повторятся. Так вообще протекают этнические события, согласно закону эволюции! Но в данном случае уже заготовлен, по крайней мере на долгие времена вперёд, содействующий момент, содержащийся в самом составе и строе двух племенных наречий – великорусского и южнорусского. Моментом этим служит ЯЗЫКОВАЯ ПСИХОЛОГИЯ обоих наречий.

В основе всякого СЛОВА человеческой речи сокрыта и звукам предшествует ИДЕЯ, идейный или умственный ОБРАЗ или ПРЕДСТАВЛЕНИЕ. Произнося слова: РЕКА, КОЛОКОЛЬНЯ, КОЗЯВКА, мы предварительно уже имеем в уме зримую или иную картинку, напр., видимой на ландшафте движущейся массы вод (река), или картинку стоящего неподвижно, высящегося в воздухе узкого здания (колокольня), или образ копошащегося на земле крошечного существа с движущимися ножками и усиками (козявка). Эти умственные образы или идеи предшествуют слову и составляют сущность всего дела, а слово есть только ярлык или видимый и слышимый знак идеи – слышимый, если слово произносится, видимый, если начертано литерами. Такова ПСИХОЛОГИЯ ЯЗЫКА или психология речи. Анализируя этот процесс в различных языках и у различных народов, мы встречаемся с тою капитальной особенностью, что каждый народ имеет свою особенную языковую психологию. Если рассмотреть это на примерах, то самая идея предмета станет ясной. Для русского ума или для русской мысли ДВОЕДУШНЫЙ человек это человек с двойной душой; для немца zweiherzliche, oder zweizungige Mann, т.е. человек с двойным сердцем или двойным языком; для француза – это homme double, faux, dissimule, т.е. двойной, фальшивый, притворный человек. Для русского ОТДЫХАТЬ – значит так расположиться, чтобы хорошо ДЫШАТЬ; для француза отдыхать – reposer, se delaisser, т.е. сложить руки, положить себя, распустить себя; для немца отдыхать ausruhen, sich erholen, т.е. отпочивать, набираться сил. Для русского при мысли о ПОНУКАНИИ в уме появляется представлении о крике и звуках: ну! ну!, т.е. представляется действие голосом; для француза при мысли о понукании представляется действие рукою – pousser, stimuler, presser, т.е. толкать, двигать, давить, напирать. Возникающая раньше слова мысль, идея или образ уже ведут за собою и самоё слово, которое будет МЕТКИМ СЛОВЦОМ, если идея верна.

Для вящшей ясности предмета не лишним будет обратить внимание на те слова, которые на первый раз кажутся отличными в двух сравниваемых языках то по своей фонетике, то по своей психологии. Таковы, напр., слова: ОТВОРИТЬ – ВiДЧИНЯТИ; ЗАТВОРИТЬ – ЗАЧИНЯТИ; ПРИТВОРИТЬ –ПРИЧИНЯТИ.

Эти слова – более чем синонимы, они просто тождественны, потому что каждое из них свободно входит в другой язык и тем непрерывно оживляет взаимную связь обоих и тождество содержащихся в них идей данного корня. Два слова: ТВОРИТЬ и ЧИНИТЬ свободно живут в обоих языках, как показывают примеры: «витворяти» (укр.) – «причинять беду, натворить бед» (русск.) или «таке було вытворюе» (укр.), или «сколько, бывало, натворит» (русск.). Множество выражений этого рода, свойственных как будто бы одному языку, в действительности свойственны и другому, и при помощи такого словаря, как Словарь Великорусского языка Вл. Даля, где записаны местные говоры в разных губерниях, можно убедиться, что почти каждое слово украинского языка где–нибудь в другом конце России живёт в глубине провинциальной глуши, доказывая тем живую общность двух языков. Для примера возьмём украинское слово «чобiт» (сапог). Как будто оно вовсе не русское, но в Пермской и Вятской губерниях живёт слово «чеботарь» (сапожник). «Знай, чеботарь, своё кривое голенище» (Вл. Даль). Такое чисто украинское слово как «схаменутися» (опомниться, спохватиться) живет в языке Псковской губернии (Вл. Даль) и т.д.

Есть такие слова (их весьма мало), который и у Даля не найти, напр., «цiкавий», «цiкавiсть», но они, вероятно, заимствованы с польского языка и т.д. Таким образом, этими кажущимися исключениями только подтверждается чрезвычайная близость русского с украинским в живом говоре народной речи. Общий литературный язык сближает разные говоры и делает лёгким усвоение общего языка страны для всех наречий, и это скоро ведёт к естественному перевесу языка над наречиями, что так ясно сказалось в Украине в последние десятилетия.

Не звуками, не фонетикой, не лингвистикой характеризуется язык, речь и слово, а психологией и умственными процессами, лежащими в душе человека и народа.

Различие этнических психологий ведёт к различию психологии языка, а обе вместе ведут к отличию и различению народов и являются ЭТНИЧЕСКИМИ ПРИЗНАКАМИ народа, наряду с АНТРОПОЛОГИЧЕСКИМИ и другими этническими отличиями.

Сравнивая язык русский и украинский, легко усмотреть почти полное тождество психологий этих двух языков и лежащую в основе их совершенную близость душевных и умственных процессов, воззрений и приёмов мысли. Это показывает с очевидностью, что РУССКИЙ И УКРАИНСКИЙ ЯЗЫКИ – ЭТО НЕ ДВА ЯЗЫКА, А ОДИН ЯЗЫК; в крайнем случае можно говорить о двух наречиях одного праязыка, но это было бы почти логической тавтологией. Различие между русским и украинским языками – не психологическое, а фонетическое или звуковое, следовательно, различие не внутреннее – глубокое, а внешнее, кажущееся: звуками они разнятся, но их психология тождественна. В существе дела, эти языки отличаются так, как отличаются между собою слова: АТКУДА, АТКЕЛЕВА, АТКЕНТЕЛЕВА, ВiДКiЛЬ, ВИДКiЛЯ, ОТКУЛЬ, ОТКУЛЕВА, ОТКУЛИЧА (Вл. Даль) и т.д. Всё это – одно и тоже слово ОТКУДА в разных фонетических и лингвистических нарядах, но тут вовсе нет различия языка и речи. Есть только различие фонетическое, т.е. звуковое, как в словах ОТКУДА, ВiДКiЛЯ, но и здесь отличия не идут далеко, и малорусское наречие наравне с белорусским ближе к великорусскому, чем польский или чешский язык.

К этому необходимо прибавить, что общий научно–литературный язык как культурно–этническое орудие народа составляется, как известно, из наречий, говоров и языков и не является племенным языком или языком одного племени, но ЯЗЫКОМ ПЛЕМЁН. Общий литературный язык содержит в себе этническую психологию и культуру, нередко весьма неблизкую к элементам живой народно–племенной речи, но отвечает сложному и высокому умственному уровню развитого писателя и такого же читателя. Взятая же в сыром виде народная речь будет фальшью в общелитературном языке. В такую фальшь иногда и впадают украинцы. Отсюда успокоительный вывод для тех, кого огорчает привилегия, выпавшая, в силу законов этнической эволюции, на великорусское племенное наречие. Жизнь и развитие говоров, наречий и племенных языков стоит особо и независимо, а ГЕГЕМОНИЯ одного языка над другими это вопрос практики и психологических удобств более или менее крупной этнической единицы и, притом, вопрос свободного взаимного согласия частей. В сказанном содержится и научный ответ на психологические и этнические вопросы, возбуждаемые украинством.

 

1. СОЗДАНИЕ СЛОВ. Поднимаем этот вопрос не от нашего имени и не с точки зрения интересов общелитературного языка, но с точки зрения украинцев. Среди них раздаются компетентные голоса, касательно неправильности и противоестественности некоторых слов и выражений. Это именно те слова, которые в сыром виде и плохо сработанных подражаниях народному говору внесены в предполагаемый научно–литературный украинский язык. Протест против такого неосторожного пользования народной речью или её имитациями сказался в устах глубокого знатока южнорусской народной речи и писателя И. Левацкого (Нечуя) и многократно раздавался из уст других не менее компетентных судей, причём пробным камнем для сравнений указывалась и бралась речь Тараса Шевченко. Протестующие украинцы говорят О НАВЯЗЫВАНИИ НАРОДУ ВЫДУМАННОЙ, НЕБЫВАЛОЙ, НЕИЗВЕСТНОЙ ЕМУ И НЕНУЖНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ... ЧТО ТАКАЯ ЛИТЕРАТУРА ПО СВОЕМУ ЯЗЫКУ НЕ ИМЕЕТ НИЧЕГО ОБЩЕГО С ЯЗЫКОМ ШЕВЧЕНКО. Неудивительно, что такой украинской речи сами украинцы, по словам проф. Грушевского, не желают брать ни в руки, ни в рот («а нi в рот а нi в руки i не беруть»). Посмотрите, продолжает проф. Грушевский укорять украинцев, как слабо распространяются украинские газеты и журналы. Проф. Грушевский жалуется, что нет украинского министерства народного просвещения, которое завело бы общую ГРАММАТИКУ, ПРАВОПИСАНИЕ И СТИЛИСТИКУ. Эти цитаты показывают, что украинцы–возражатели глубоко правы, но проф. Грушевский столько же не прав. Его словами удостоверяется факт отрицательного отношения украинцев к украинской мове. Почтенный профессор верит в силу стилистики, грамматики и правил правописания, но ни одним словом он не обмолвился о силе и значении ПСИХОЛОГИИ ЯЗЫКА для человеческой речи и психологии вообще. Допуская торопливость в создании языка, говоря «шкода часу, гайда до роботи» («жаль время терять, поскорей за работу»), другие–де поправят как–нибудь сделанные предшественниками ошибки, Грушевский выдаёт себя головой. Высказанные им мысли и взгляды показывают, что он придаёт мало значения даже факту памяти – тому, что всякая неряшливая психическая работа со всеми своими неточностями ЗАКРЕПЛЯЕТСЯ ПАМЯТЬЮ и становится там органическим злом. Такова допускаемая учёным историком (филологом также) методика создания украинского языка! Развитие украинского языка, особенного его НЕОЛОГИЗМЫ, совершаются вопреки требованиям общей психологии и психологии языка. В частности нетрудно убедиться, что формирование языка основано, большею частью, на этимологии, что оно нередко приближается к истинной этимологической канцелярщине, убивающей психологию и дух языка и работающей над трупным материалом бездушных звуков, которые, будучи скомпанованы, вызовут будто бы идею. Покойный П.И.Житецкiй указал на последствие такого приёма в слове ВiДВiЧАЛЬНЫЙ (ответственный). Слово это, вновь созданное и созданное вопреки идеи языковой психологии, обманно соперничает в уме со словом ВiДВiЧНЫЙ (вечный, предвечный) и тем вызывает оскорбительную для ума путаницу. И такая путаница возмущает читателя как всякий обман и подлог. Некоторые слова, составленные даже безошибочно по этимологии, но ошибочно по психологии, не сразу вызывают ИДЕЮ и также оскорбляют читателя, который называет такие слова «коваными», т.е. искусственными. Легко понять, что украинец, знаток родной речи и эстетик от природы (а таких большинство!) чувствует себя глубоко оскорблённым таким этимологическим труженичеством, которое иной раз даёт суррогаты слов, имеющие не более сходства с натурою, чем сахарин с сахаром. А между тем, не только Грушевский, но многие издатели периодической прессы жалуются на читателя, что он требователен. Да, слава Богу, что он требователен! Уж лучше, вопреки совету Грушевского, совершенно отказаться от такого чтения, чем надрывать свои душевные силы и вводить в свою память материал, противный духу языка (т.е. естественным ассоциациям и психологии слова). Серьёзные труженики на ниве родного слова, как Б.Д.Гринченко (Словарь Укр. Мови), не без основания ограничили свою деятельность скромными рамками собрания живых и художественных сокровищ речи, не вступая на скользкий путь создания украинского литературно–научного языка. Такой язык как орудие и продукт знания и тонкой рафинированной работы мысли создаётся долгим временем и немалыми трудами соединённых литературных поколений; кустарная же производительность безсильна совершить такое дело.

Два параллельных языка, различных по ЗВУКУ (фонетике), но тождественных по ДУХУ (по своей психологии) – это роскошь, которую природа обыкновенно не допускает. Украинский язык, конечно, будет существовать как психологическое орудие талантливого племени, но станет ли он органом и меновым знаком психического обмена для многих миллионов людей – в этом можно серьёзно усомниться. Вероятно, не только интеллигенция Украины, но и публика с умеренной грамотной подготовкой перейдёт к пользованию общей литературной речью. Это закон этнической психологии, который и для южноруссов рано или поздно вступит в свои права; начало этого поворота уже ясно обозначилось. Быстрое ознакомление с общим языком страны, особенно если он психологически родствен – это такая естественно увлекательная перспектива, которая всегда и повсюду вступает в свои права, т.к. открывает лёгкий доступ к обладанию великим культурным ОРУДИЕМ МЫСЛИ без томительных напряжений мыслительности. В языке нам дорога ПСИХОЛОГИЯ МЫСЛИ И ЧУВСТВА, но НЕ ФОНЕТИКА, не набор звуков, и если другой язык, близко родственный, обладает такою же психологией, что и наш, мы легко готовы расстаться со звуками.

 

2. ВЕРОЯТНАЯ БУДУЩНОСТЬ ТЕРМИНОВ: «УКРАИНА», «УКРАИНЦЫ». Термины эти являются по своему происхождению плодом административного, а не научного творчества. Южную Русь с XYII в. стали официально называть то УКРАИНСКОЙ, то ГЕТМАНЩИНОЙ, то МАЛОРОССИЕЙ, а в последнее время ЮЖНОЙ РОССИЕЙ. Костомаров признаёт неудачными все термины, с чем и можно согласиться. Этнографический термин «украинцы» за отсутствием самого объекта, т.е. этнографически особого народа, не имеет основания существовать, а обозначение территории именем «Украина» потеряло свою первоначальную административную надобность, а потому самый термин представляется безполезным, подобно наименованию «Священной Римской империи» или «Московского государства». Отчего тогда не ввести, как предлагает с полемической иронией Костомаров, терминов: ХОХОЛ, КАЦАП, ДЖОН БУЛЬ и т.п. Легко отошёл в вечность термин «Москвитяне», также легко отойдёт и термин «Украинцы». Но мы имеем здесь в виду глубокую этническую оскорбительность навязывания населению имени. Население это – не растение и не вновь открытый остров, а сумма живых личностей, которые с X–XI вв. называют себя «Русь», «Русичи», «русскiя жены», «русская земля». Эти названия созданы самим народом. Эти возвышенные идеалы или нравственные интересы уже ясно и ярко существовали в X–XI вв. и нашли для себя художественное изображение в Слове о Полку Игореве. Неужели же этот высокий художественный памятник не обязателен для учёного историка? Ведь те герои, которые описаны в Слове, называли себя «русскими», они пали на Каяле на реке «за русскую землю», как удостоверяет автор Слова, современник, а, вероятно, и участник похода Игоря, который называет их «русичами». И после этих торжественных свидетельств всей этнической русской земли русский учёный историк, вдохновленный закордонными течениями, уверяет нас в своих сочинениях, что события совершились не в русской земле, что Игорь и его воины и даже поэт–бытописатель событий были «украинцы», что они пали не за русскую землю, как им показалось, а за Украину!.. Дальше нельзя идти в вольном переводе исторических документов с их подлинного языка на язык желаемых, но не существующих фактов!

Проф. Грушевский хочет заменить для нас историю политическими течениями. Может быть, кому–нибудь очень необходимо, чтобы Россия в своём прошлом была Украиной, а русские украинцами, но только этого никогда не могло быть на самом деле.

Вздрогули бы и перевернулись в земле кости Русичей на Каяле, если бы они узнали, что в наши дни нашлись сомневающиеся в их этнике и антропологии, в их скелетах и черепах. Мёртвые не имут ни срама, ни гнева, и только по этой причине они не схватятся за оружие при ОТНЯТИИ у них имени, за которое они пали... Ещё не было в ту пору государственной связи, но ЭТНИЧЕСКОЕ ЕДИНСТВО было ярким и глубоким.

 

(Киев. Тип. «С.В.Кульженко», ул.Пушкинская, 4. 1913. Публикуется с сокращениями)

 

 

Николай МОРОЗОВ