О том, как Кримхильда препиралась с Хагеном, а он не встал перед нею

 

 

Но вот прервал беседу бургундский удалец

И с Дитрихом из Берна расстался наконец.

Через плечо глазами окидывая зал,

Искал себе он спутника и вскоре отыскал.

 

С млад Гизельхером Фолькер стоял плечом к плечу,

И Хаген обратился учтиво к скрипачу,

Прося, чтоб вышел шпильман с ним вместе из дворца.

Он знал его как сильного, бесстрашного бойца.

 

Покуда в людном зале шёл громкий разговор,

Тайком спустились Хаген со шпильманом во двор

И вдоль него неспешно направили шаги.

В таких героев не могли вселить испуг враги.

 

Перед дворцом соседним — жила Кримхильда в нём —

Уселись на скамейку воители вдвоём.

Огнём сверкали брони на витязях лихих.

Всем, кто там был, хотелось знать, как величают их.

 

Как будто на заморских, невиданных зверей,

Толпой глазели гунны на двух богатырей.

Заметила Кримхильда обоих из окна,

И помрачнела Этцеля пригожая жена.

 

Опять у ней померкли глаза от горьких слёз.

Вассалы, видя это, ей задали вопрос,

Что ввергнуть так внезапно её в тоску могло.

Она сказала: «Витязи, от Хагена всё зло».

 

У королевы гунны допытываться стали:

«Как так? Ведь мы недавно весёлой вас видали.

Но пусть силён спесивец, который вас задел, —

Лишь дайте знак, и не уйдёт от нас он жив и цел».

 

«Молю вас на коленях, — в ответ Кримхильда им, —

Расправиться нещадно с обидчиком моим.

Кто за меня отплатит и Хагена убьёт,

Тому я дам в награду всё — богатство, власть, почёт».

 

Проворно снарядилось тут шестьдесят бойцов.

Любой за королеву был в бой вступить готов.

Они, посовещавшись, решили сгоряча

Сразить немедля Хагена, а с ним и скрипача.

 

Но взор остановила Кримхильда на бойцах

И, видя, как их мало, воскликнула в сердцах:

«Того, чего хотите, добьётесь вы навряд —

Не сломит в схватке Хагена столь небольшой отряд.

 

Но хоть властитель Тронье отважен и силён,

Тот, кто сидит с ним рядом, ещё страшней, чем он.

Могучий шпильман Фолькер — опасный человек.

Без подкрепленья с ними вы не сладите вовек».

 

Бойцам позвать на помощь товарищей пришлось.

Четыре сотни гуннов в доспехи облеклось.

Владела королевой одна лишь мысль — отметить,

И многим жизнью довелось за это заплатить.

 

Увидев, что дружина готова бой начать,

Кримхильда удержала своих людей опять:

«Я подождать немного приказываю вам.

Сперва в короне выйду я сама к моим врагам.[290]

 

Вы все должны услышать, в чём грешен предо мной

Владетель Тронье Хаген, обидчик давний мой.

Из гордости признает он вслух вину свою,

А уж тогда мне всё равно, что станет с ним в бою».

 

Назад отважный шпильман внезапно бросил взор

И сразу же заметил, что из дому во двор

По лестнице Кримхильда ведёт мужей своих,

И Хагена предостерёг скрипач в словах таких:

 

«Взгляните, сотоварищ, вон та, что зазвала

Нас на весёлый праздник, но нам желает зла.

Толпой бойцы с мечами валят за ней вослед.

Ни у одной из королев столь грозной свиты нет.

 

Не к вам ли, друг мой Хаген, они полны вражды?

Коль так, остерегайтесь, иль не минуть беды.

Быть начеку вам надо, чтоб жизнь спасти и честь.

Сдаётся мне, на лицах их нетрудно гнев прочесть.

 

На их груди широкой — я вам ручась в том —

Под шёлковой одеждой броня горит огнём.

Зачем они в доспехах — не знаю я покуда,

Но к бою, если бой грозит, готовым быть не худо».

 

Воскликнул Хаген гневно: «Прекрасно понял я,

Чего они здесь ищут, — нужна им жизнь моя.

Затем при них оружье, затем они в броне.

Но не закажут путь на Рейн враги такие мне.[291]

 

Ответьте, друг мой Фолькер, могу ли я просить,

Чтоб вы мне пособили их натиск отразить.

Коль будете со мною вы в этот трудный час,

В беде и битве никогда я не покину вас».

 

Промолвил смелый шпильман: «Скажу вам наперёд:

Пусть против вас сам Этцель всю рать свою пошлёт,

Я и тогда охотно на помощь вам приду

И ни на шаг не отступлю, покуда не паду».

 

«Мой Фолькер благородный, да наградит вас бог!

Соратника надёжней я и желать не мог.

Мне никого не надо, раз вы со мною вместе.

Пусть появляются враги — мы встретим их честь честью».

 

Скрипач ему ответил: «Пора подняться нам.

Сидеть не подобает при появленье дам,[292]

Кримхильда — королева, и мы, не встав пред ней,

Уроним, без сомнения, себя в глазах людей».

 

«Клянусь вам нашей дружбой, — воскликнул Хаген в гневе, —

Не выкажу почтенья вовек я королеве.

Ведь если перед нею я с места поднимусь,

Её бойцы подумают, что ссоры я боюсь.

 

Не будем больше с вами вести об этом речь.

Пред тою, кто желает на смерть меня обречь,

Я вежливости ради не стану шею гнуть,

И гнев супруги Этцеля не страшен мне отнюдь».

 

Тут вытянул он ноги и положил на них,

Высокомерно глянув на недругов своих,

Клинок в ножнах, обшитых парчовою каймой.

Увидев рукоять его с отделкой золотой

 

И с яблоком из яшмы, зелёной, как трава,

Заплакала Кримхильда, от горя чуть жива:

Меч Зигфрида узнала она в оружье том,

Намеренно показан ей он был её врагом.

 

К себе поближе Фолькер придвинул свой смычок,

Который был столь длинен, тяжёл, остёр, широк,

Что при нужде владельцу он мог служить клинком.

Так и сидели на скамье два витязя рядком.

 

Был душам их высоким неведом страх совсем,

И не вставать решили они ни перед кем.

Но тут Кримхильда вышла к ним наконец во двор

И завела с бургундами недобрый разговор:

 

«Кто вас, надменный Хаген, зазвал в мои края?

Ужель вы полагали, что позабыла я,

Как из-за вас страдала в прошедшие года?

Лишились, видно, вы ума, коль прибыли сюда».

 

«Никем, — ответил Хаген, — не зазван к вам сюда я,

А лишь по долгу чести на пир сопровождаю

Трёх королей бургундских, чей верный я вассал.

В любой поездке и досель я их сопровождал».

 

Она сказала: «Хаген, признайтесь сей же час,

Известно ль вам, за что я так ненавижу вас.[293]

Вы Зигфрида убили, супруга моего.

До смерти не устану я оплакивать его».

 

«Давно мне всё известно, — Кримхильде молвил он. —

Да, я тот самый Хаген, кем Зигфрид был сражён.

Его собственноручно я смёл с лица земли

За то, что бранью вы до слёз Брюнхильду довели.

 

Расчёта, королева, мне отпираться нет.

Лишь я один — виновник всех ваших прошлых бед

И хоть сейчас за это ответ держать готов.

Пусть тот, кто мне отметить решил, отметит без лишних слов».

 

Кримхильда обратилась к пришедшим с ней бойцам:

«Вы слышите, признался в своей вине он сам,

И что с ним дальше станет — мне всё равно уже».

Молчанием ответили вассалы госпоже.[294]

 

Ведь если б гунны всё же затеяли сраженье,

Они б лишь новой славой покрыли, без сомненья,

Двух витязей бургундских, испытанных в боях.

То, что клялись они свершить, им не дал сделать страх.

 

Один из них промолвил: «Что ж мы молчим, друзья?[295]

Исполнить обещанье отказываюсь я.

Зачем нам после смерти богатство, власть и честь?

Из-за супруги Этцеля мы все поляжем здесь».

 

«Я мнения того же, — проговорил другой, —

И в жизни не отважусь на безнадёжный бой

Со скрипачом могучим, чей взор свиреп и лют,

Пусть даже горы золота за это мне дают.

 

О Хагене мне тоже рассказывать не надо —

Со мною вёл знакомство владетель Тронье смлада.

Мы двадцать два сраженья с ним вместе пережили.

Нередко жёны о мужьях из-за него тужили.

 

Когда его держали заложником у нас,

Он с Вальтером Испанским ходил в поход не раз,

У Этцеля на службе стяжав большую славу,

И сохраняется досель она за ним по праву.

 

А ведь в ту пору витязь едва входил в года.

Увы, давно уж седы те, кто был юн тогда!

Теперь же грозный Хаген не юноша, а муж

И Зигфридовым Бальмунгом вооружён к тому ж».

 

В конце концов, сраженье затеять не посмев

И этим королеву повергнув в скорбь и гнев,

Сочли за благо гунны исчезнуть поскорей —

Так сильно их перепугал вид двух богатырей.

 

Сказал бесстрашный шпильман: «Теперь нам стало ясно,

Что предостерегали нас люди не напрасно.

Вернёмся же немедля к трём нашим королям,

Чтоб их задеть и в бой втянуть не вздумалось врагам.

 

Там, где, не зная страха, стоит за друга друг,

Оружье выпадает у недруга из рук.

Чтоб отреклись злодеи от умыслов дурных,

Порой довольно показать, что не боишься их».

 

«Вы правы», — молвил Хаген, воитель знаменитый,

И в зал они вернулись, где короли со свитой

Стояли, ожидая, пока их примет зять.

Не смог при виде этого герой-скрипач смолчать

 

И бросил государям: «К лицу ль гостям таким

Столь долго ждать свиданья с хозяином своим?[296]

Велите, чтоб немедля к нему пустили вас».

Тогда разбились витязи на пары сей же час.

 

Державный Гунтер рядом с владыкой бернским шёл,

А Гернота лихого отважный Ирнфрид вёл.

За ними выступали, друг другу руку дав,

Млад Гизельхер и Рюдегер, бехларенский маркграф.

 

Хоть с кем-то из хозяев шёл каждый гость вдвоём,

Не разлучился Хаген и тут со скрипачом.[297]

Заставить их расстаться лишь смерти удалось,

И многим жёнам из-за них наплакаться пришлось.

 

Сопровождали гордо трёх братьев-королей

Их славная дружина из тысячи мужей

И шестьдесят вассалов, всегда готовых к бою,

Которых Хаген на Дунай из Тронье взял с собою.

 

Бургундским государям, их обогнав чуть-чуть,

Указывали Иринг и смелый Хаварт путь,

А за порядком Данкварт и Вольфхарт наблюдали.

Боец, им равный доблестью, нашёлся б там едва ли.

 

Когда властитель рейнский вступил в приёмный зал,

Державный Этцель с трона нетерпеливо встал

И так радушно принял всех, кто вошёл туда,

Как не встречали их ещё нигде и никогда.

 

«Примите, Гунтер, Гернот и Гизельхер, привет.

Мне повстречаться с вами хотелось много лет.

На Рейн я с этой целью и посылал гонцов,

Я видеть также очень рад всех ваших удальцов.

 

С двумя из них мне встреча особенно приятна.

Давно с женой мы ждали, когда вы, Фолькер знатный,

И вы, владетель Тронье, пожалуете к нам.[298]

Она вам это сообщить дала наказ послам».

 

Сказал на это Хаген: «Я говорил с послами

И если б к вам не прибыл с моими королями,

То ради вас явился б на праздник и без них».

Тут за руку хозяин взял гостей столь дорогих.

 

Шурьёв с собою Этцель на троне усадил,

И в золотые чаши приезжим нацедил

Проворный кравчий вволю медов и сладких вин,

И быть как дома попросил их гуннский властелин.

 

Державный Этцель молвил: «Да будет вам известно:

Ничто мне в этом мире не может быть так лестно,

Как знать, что не отвергли вы наше приглашенье.

Приезд ваш для моей жены — большое утешенье.

 

Себя с недоуменьем я спрашивал не раз,

Каким своим поступком мог так прогневать вас,

Что в гости лишь одни вы не едете ко мне.

Я счастлив наконец принять вас у себя в стране».

 

Тут Рюдегер достойный вмешался в разговор:

«От счастья не напрасно у вас сияет взор[299] —

Супруги вашей братья вам преданы и верны,

А их воители полны отваги беспримерной».

 

Бургундов принял Этцель в канун солнцеворота,

И сколько ни живу я, а всё ж не слышал что-то,

Чтоб где-нибудь встречали радушнее друзей.

Повёл он сам к столу шурьёв, а также их людей.

 

Никто такого пира не видел отродясь.

Хмельная влага в чаши рекою там лилась,

И потчевал хозяин с открытою душой

Своих гостей, прославленных во всех краях молвой.

 

Авентюра XXX