О том, как Вербель и Свеммель правили посольство

 

 

Хоть шпильманы в дороге не мешкали нимало,

А всё ж ещё быстрее везде известно стало,

Что повелел им Этцель на праздник звать шурьёв.

Стал этот праздник роковым для многих удальцов.

 

Посланцы, не слезая с седла по целым дням,

Из края гуннов мчались к бургундским рубежам.

Не зря они спешили: не вправе медлить тот,

Кто приглашение на пир трём королям везёт.

 

В Бехларене оказан им был приём почётный.

Их всем необходимым маркграф снабдил охотно.

С женой своей и дочкой просил посланцев он

Друзьям на Рейне передать приветы и поклон.

 

В дорогу он дозволил отбыть гостям своим

Не прежде, чем подарки вручить успели им.

Сынам почтенной Уты, а также ей самой

Велел поведать Рюдегер, что чтит их всей душой.

 

Он наказал Брюнхильду уведомить о том,

Что искренне ей предан и рад служить во всём.

Когда же на конь снова вскочили два гонца,

Хозяйка обещала им молить за них творца.

 

Задерживаться Вербель в Баварии не мог,

Но в Пассау он всё же заехал на денёк.

Скажу вам, не гадая, просил его иль нет

Епископ Пильгрим передать своей родне привет,

 

Что золотом осыпал двух шпильманов прелат[238]

И рек: «Уверьте вормсцев, что буду очень рад

Детей сестры увидеть я у себя в стране.

Их навестить на родине едва ль удастся мне».

 

Как ехали посланцы, к бургундам путь держа,

Я до сих пор не знаю, но с целью грабежа

Никто на них в дороге не думал нападать,

Затем что гнева Этцеля любой страшился тать.

 

Явились в Вормс на Рейне через двенадцать дней

Два шпильмана отважных со свитою своей.

Немедля доложили об этом королям,

И Гунтер слово обратил к бургундским удальцам:

 

«Кто эти чужестранцы и из какой земли?»

Но королю ответить вельможи не могли.

Тогда владетель Тронье был спешно призван в зал.

Он Вербеля со Свеммелем узнал[239]и так сказал;

 

«То шпильманы лихие у Этцеля на службе.

Они в года былые со мною жили в дружбе

И присланы, наверно, к нам вашею сестрой.

В честь Этцеля примите их с любезностью большой».

 

Гонцы дворца достигли и въехали во двор.

Мир шпильманов столь гордых не видел до сих пор.

К приезжим подбежала толпа проворных слуг,

Чтоб вещи и оружие принять у них из рук.

 

Наряд дорожный гуннов[240]был так богат, что в нём

Они могли бы тут же предстать пред королём.

Сочли послы, однако, что слишком он неярок,

И предложили челяди их платье взять в подарок.

 

На это меж бургундов охотники нашлись,

И пришлецы в такую одежду облеклись,

Что — головой ручаюсь — не слышал слыхом свет,

Чтоб был когда-нибудь посол роскошнее одет.

 

Затем с почётом были отведены они

Туда, где ждал их Гунтер в кругу своей родни.

Встал Хаген торопливо и устремился к ним.

Ему гонцы учтивые в ответ: «Благодарим».

 

Осведомился тотчас он у друзей былых,

Во здравии ли Этцель и что слыхать у них.

Немедля отозвался из шпильманов один:

«По-прежнему наш край цветёт и здрав наш властелин».

 

Со спутниками Вербель был к трону подведён.

Через толпу героев с трудом пробрался он,

Зато уж принял гуннов учтивее король,

Чем принимал других послов когда-нибудь дотоль.

 

К ним обратился Гунтер: «С приездом, господа!

Я Этцелевым людям безмерно рад всегда.

Мне, шпильманы, сдаётся, моей сестры супруг

Сюда по делу важному своих отправил слуг».

 

С поклоном молвил Вербель в ответ на речь его:

«Да, прибыл я по воле владыки моего.

Ваш зять с сестрою вашей вам шлют привет большой

И заверяют, что они вас любят всей душой».

 

«Приятно это слышать, — сказал король послам. —

Как поживает Этцель и хорошо ли там,

У вас в стране, Кримхильде, родной сестре моей?»

Вновь смелый шпильман слово взял: «На свете нет людей,

 

Которые бы жили счастливей, чем она.

Судьбой довольны Этцель, дружина и страна.

Когда к вам отправлялся с товарищами я,

Здоровы были мой король и вся его семья».

 

«Растроган я приветом, — воскликнул Гунтер тут, —

Который зять с сестрою мне так любезно шлют.

Сердечное спасибо и вам, гонцы, за весть,

А то уже тревожиться стал о сестре я здесь».

 

Два младших государя явились в зал чуть-позже —

Не сразу их успели уведомить вельможи,

Что от сестры любимой известие пришло.

Млад Гизельхер её послов приветствовал тепло:

 

«Любой, кто служит зятю, — для нас желанный гость.

Когда бы вам приехать на Рейн ни довелось,

Тут вы друзей найдёте и обойдутся с вами,

Как обходиться надлежит со старыми друзьями».

 

Промолвил Свеммель: «В этом у нас сомнений пет.

Я выразить не в силах, сколь искренний привет

Мне вам король с супругой велели передать.

Во всём судьбою взысканы у вас сестра и зять.

 

Она меня просила напомнить вам о том,

Что вы всегда друг друга любили с ней вдвоём.

Но самым первым делом мы сообщить должны,

Что вас и братьев ждёт на пир король моей страны.

 

Шурьёв он приглашает прибыть к его двору.

А если не угодно вам повидать сестру,

Рассчитывает Этцель, что, дав ему отказ,

Вы хоть поведаете нам, чем прогневил он вас,

 

Будь вы совсем чужими владыке моему,

И то пора бы в гости приехать вам к нему.

А уж родных-то братьев своей супруги славной

Увидеть у себя в стране он вправе и подавно».

 

Сказал на это Гунтер: «Послы, ответ я вам,

Потолковав с друзьями, через неделю дам,

А вы пока с дороги ступайте отдыхать[241] —

Неблизкий и нелёгкий путь вас скоро ждёт опять».

 

Возвысил голос Вербель: «Прошу простить за смелость,

Но не уйдёт наш отдых, и очень бы хотелось

Нам с госпожою Утой поговорить сперва».

Млад Гизельхер такой ответ дал на его слова:

 

«Препятствовать не станем мы в этом вам, друзья.

С охотой и радушьем вас примет мать моя,

И ваш приход доставит большую радость ей —

Вы присланы Кримхильдою, родной сестрой моей».

 

Затем он гуннов к Уте отвёл без долгих слов.

Весьма приятно было ей увидать послов.

Она им оказала внимание и честь,

Они же передали ей от милой дочки весть.

 

Хозяйке храбрый Свеммель сказал, шагнув вперёд:

«Вам наша королева привет сердечный шлёт.

Сильней всего на свете — я слово в том даю —

Прижать к груди хотелось бы Кримхильде мать свою».

 

«Увы, — вздохнула Ута, — ничем тут не помочь.

Сама уже давно бы я навестила дочь,

Лежи чуть-чуть поближе от нас её страна.

Дай бог, чтоб были счастливы и Этцель и она.

 

Ничей приезд желанней, чем ваш, мне быть не мог.

Когда вам в путь сбираться опять настанет срок,

Заранее об этом меня предупредите».

И обещали ей гонцы дать знать о дне отбытья.

 

Потом на отдых были они отведены.

Меж тем король бургундский со всех концов страны

Своих друзей ближайших созвал держать совет,

Что лучше и разумнее — поехать или нет.

 

Знатнейшие меж ними уверили его,

Что к Этцелю он должен прибыть на торжество.

Лишь Хаген, разъярённый, как никогда дотоль,

Сказал вполголоса: «Мы все погибнем там, король.[242]

 

Сестры остерегаться по гроб вам надлежит:

Немало претерпела она от нас обид.

Собственноручно мною убит её супруг,

А вы на праздник к Этцелю решились ехать вдруг!»

 

Король в ответ: «Что было, того не будет вновь.

Кримхильда возвратила родным свою любовь,

Когда в знак примиренья мне поцелуй дала.

Нет, друг мой Хаген, лишь на вас она быть может зла».

 

Угрюмо Хаген бросил: «Словам послов не верьте,

Обид не позабудет она до самой смерти.

Вам потерять придётся у гуннов жизнь и честь.

Всем нам супруга Этцеля тайком готовит месть».

 

Не согласился Гернот с ним и на этот раз:

«Страшиться мщенья, Хаген, причина есть у вас,

Но то, что вы боязни за жизнь свою полны,

Ещё не значит, что сестры мы избегать должны».

 

Млад Гизельхер добавил: «Коль скоро за собою

Вы знаете провинность перед моей сестрою,

Останьтесь здесь, на Рейне, а нас сопровождать

Поедут те, кто никогда не смел ей досаждать».

 

Вскипел владетель Тронье: «В край Этцеля дорогу

Получше, чем другие, я знаю,[243]слава богу,

И в этом убедитесь вы, государь, вполне,

Коль с непреклонностью такой внять не хотите мне».

 

Начальник кухни Румольт был мнения того же:

«Скакать на праздник к гуннам вам, короли, негоже.

Иль гости в Вормс не ездят? Иль оскудел ваш двор?

Вы все с советом Хагена считались до сих пор.

 

Но раз теперь нет веры тому, что он сказал,

Вам повторит и Румольт, ваш преданный вассал:

Покинуть не стремитесь отечество своё.

Что общего у вас с сестрой и Этцелем её?

 

Чем плохо вам на Рейне, где ваша жизнь прекрасна,[244]

Где вражеские козни нисколько не опасны,

Где дорогого платья у вас полным-полно,

Где милых дам вы любите и пьёте всласть вино?

 

К тому ж еды вкуснее нигде вам не дадут.

Но если даже это вас не удержит тут,

Подумайте о жёнах — уж ради них одних

Без толку рисковать собой не след в краях чужих.

 

Страна у вас богата, вот и останьтесь в ней,

Где вы от бед нежданных защищены верней,

Чем во владеньях гуннов: бог весть, что будет там.

Послушайтесь же Румольта — добра хочу я вам».

 

Возвысил голос Гернот: «Оставим спор пустой.

Коль так любезно в гости зовут нас зять с сестрой,

Ответить им отказом не позволяет честь,

А те, кто на подъём тяжёл, пусть остаются здесь».

 

Сказал на это Хаген: «Посмотрим, кто был прав.

Меня не осуждайте за мой строптивый нрав,

А лучше снарядитесь в дорогу к гуннам так,

Чтоб нас врасплох не захватил и самый хитрый враг.

 

Коль вы решили ехать, извольте дать приказ

Вассалам в Вормс собраться, а я найду для вас

Меж ними десять сотен бойцов как на подбор,

Которые помогут вам Кримхильде дать отпор».

 

Обрадовался Гунтер: «Такой совет мне мил».

Во все концы державы гонцов он отрядил

И созывать вассалов в столицу им велел.

Кто из бургундов знал тогда, какой их ждёт удел!

 

Сошлись они по зову владыки своего.

Три тысячи их было иль более того.

Распорядился Гунтер коней и платье дать

Всем тем, кто к гуннам вызвался его сопровождать.

 

Помчался в Тронье Данкварт, что Хагену был брат.

Оттуда он с собою привёл большой отряд.

Слепили взор оружьем и платьем дорогим

Все восемьдесят витязей, приехавшие с ним.

 

Примкнул и шпильман Фолькер к дружине королей.

Пришло с ним вместе тридцать его богатырей

В нарядах столь роскошных, что лучшие едва ли

У государей на плечах когда-нибудь бывали.

 

Не понимать превратно прошу слова мои.

Был Фолькер из презнатной, владетельной семьи,[245]

А шпильманом был прозван в краю своём родном

Лишь потому, что сызмалу умел владеть смычком.

 

Из тех, кто ехать к гуннам был с королём готов,

Взял Хаген десять сотен отборных удальцов.

Была ему их доблесть по опыту известна.

Тот, кто их знал, не мог о них не отозваться лестно.

 

Всё время об отъезде вели посланцы речь —

Могла на них задержка гнев Этцеля навлечь,

Но Хаген помешать им старался что есть сил.

Его поступками и тут расчёт руководил.

 

Он Гунтеру промолвил: «Почествовать гостей

Мы здесь должны подольше, чтоб только за семь дней

До нашего отъезда они пустились в путь.[246]

Тогда нас будет недругам труднее обмануть.

 

Кримхильда не успеет собрать друзей своих

И натравить не сможет на нас заране их,

А если и натравит, придётся худо им:

Мы с тысячью бойцов всегда врагу отпор дадим».

 

И вот сперва снабдили дружинников с лихвой

Оружьем, конской сбруей, одеждой дорогой —

Всем, что с собой в дорогу им нужно было взять,

И лишь потом король к себе гонцов призвал опять.

 

Так Гернот обратился к послам, вошедшим в зал:

«На пир явиться к зятю король согласье дал.

Мы вместе с ним приедем — не сомневайтесь в том —

И с искреннею радостью сестру к груди прижмём».

 

Спросил учтиво Гунтер: «Скажите, Свеммель смелый,

Когда назначен праздник, чтоб в гуннские пределы

Я к сроку прибыл с теми, кого туда возьму».

«В ближайший же солнцеворот», — гонец в ответ ему.

 

В тот день король впервые к Брюнхильде благородной[247]

Пойти гостям дозволил, коль это им угодно.

Но тут вмешался Фолькер — он чуял наперёд,

Что ей лишь огорчение доставит их приход:

 

«Послы, не в духе нынче владычица моя,

И обождать до завтра советовал бы я.

Тогда она вас примет — даю вам в этом слово».

Но и назавтра к ней гонцов не допустили снова.

 

Тогда, чтоб их обида рассеялась вполне,

Стал к ним державный Гунтер внимательней вдвойне.

С казною золотою щиты он им вручил.

Старался подражать ему весь двор по мере сил.

 

Млад Гизельхер и Гернот, и Ортвин с Гере тож

Добра им дали столько, что всё и не сочтёшь.

Однако отказались послы принять его —

Они страшились прогневить владыку своего.[248]

 

Такое слово Вербель промолвил королю:

«Я взять назад подарки вас, государь, молю.

Предупредил нас Этцель, что брать их нам не след —

У верноподданных его ни в чём нехватки нет».

 

Как сильно ни разгневан был Гунтер на послов

За то, что отказались те от его даров,

Он их принять заставил одежду и казну,

Которые и увезли они в свою страну.

 

Млад Гизельхер по просьбе обоих скрипачей

Отвёл перед отъездом их к матери своей,

И Ута пм велела уверить дочку в том,

Что счастья и удачи мать желает ей во всём.

 

Парчой их оделила и золотом она,

Затем что мать любая так поступать должна —

Пусть видят все, как ею ценимы дочь и зять.

Поэтому пришлось гонцам у ней подарки взять.[249]

 

Потом, простясь со всеми, с кем их судьба свела,

В обратный путь к Дунаю пустились два посла,

А чтоб никто в дороге им не посмел вредить,

До самой Швабии велел их Гернот проводить.

 

Когда же восвояси вернулась их охрана,

Поехали и дальше посланцы невозбранно.

Ни скакунов, ни платья не отняли у них —

Страшило имя Этцеля везде людей лихих.

 

Друзей уведомляли гонцы на всём пути,

Что вскоре должен Гунтер с дружиной здесь пройти —

Он властелином гуннским на праздник приглашён

Об этом Пильгрим в Пассау был также извещён.

 

Когда через Бехларен посольство проезжало,

В мгновенье ока новость весь город обежала,

И Рюдегер с женою в большой восторг пришли

При мысли, что хотят прибыть к ним братья-короли.

 

Гонцы, достигнув Грана, где Этцель пребывал,

Явились к государю, как долг повелевал.

От радости и счастья зарделся он с лица,

Узнав, что шлют ему шурья поклоны без конца.

 

Когда предупредили послы жену его,

Чтоб королева братьев ждала на торжество,

Она возликовала и шпильманов за весть

Осыпала подарками, как требовала честь.

 

Она сказала: «Вербель и Свеммель, вы одни

Мне можете поведать, кто из моей родни

В совете дал согласье на пир приехать к нам

И что об этом говорил там Хаген королям».

 

«Он как-то рано утром, — в ответ один посол, —

С большим негодованьем речь о поездке вёл.

Все мнили, что на праздник зазорно не прибыть,

Лишь Хаген повторял, что здесь хотят их погубить.

 

Все трое ваших братьев бесспорно будут тут.

Кого же из вассалов они с собой возьмут —

Мы в точности не знаем, хоть можем утверждать,

Что шпильман Фолькер королей решил сопровождать».

 

Отозвалась Кримхильда — «Невелика беда,

Коль с Фолькером я в жизни не встречусь никогда.

Иное дело Хаген, прославленный боец.

Его у нас мне хочется увидеть наконец».

 

Отправилась Кримхильда к супругу своему

И с ласковой улыбкой промолвила ему

«Довольны ль вестью с Рейна вы, повелитель мой?

Сбылось моё желание увидеться с роднёй».

 

«Я угодить вам счастлив, — король в ответ жене, —

И вас могу уверить, что ваши братья мне

Милее и дороже, чем кровная родня.

Прибытие их радует заранее меня».

 

Державный Этцель слугам немедля приказал

Скамейками уставить его дворец и зал,

Дабы гостям желанным нашлось где разместиться.

Был вынужден он вскорости за это поплатиться.

 

Авентюра XXV

О том, как нибелунги [250] ехали к гуннам

 

 

Теперь оставим гуннов — нам рассказать пора

О хлопотах и сборах бургундского двора.

Гостей богаче вормсцев не видел мир давно.

Оружье, платье, скакуны — всё было им дано.

 

С собой на праздник Гунтер взял витязей лихих.

Шло к гуннам десять сотен и шесть десятков их,

А также девять тысяч слуг и простых бойцов.

Оплакали друзья потом всех этих удальцов.

 

Но вот коней взнуздали, настал прощальный миг,

И шпейерский епископ, уже седой старик,

Пригожей Уте молвил: «Король готов отбыть.

Пусть наших родичей господь не даст врагам сгубить».

 

Сказала детям Ута: «Останьтесь здесь все трое.

Приснился нынче ночью мне сон дурной, герои,

Как будто всех пернатых в Бургундии у нас

Сразил неведомый недуг в один и тот же час».

 

«Не страшны сны дурные, — воскликнул Хаген гордо, —

Тому, кто служит долгу и чести верен твёрдо.[251]

Поэтому на месте владыки моего

Я постарался б тотчас же отбыть на торжество.

 

Отправиться к Кримхильде мы все отнюдь не прочь.

У ней найдётся дело любому, кто охоч

Во имя государя отвагою блеснуть».

Потом он горько пожалел, что торопился в путь.

 

Конечно, Хаген дал бы совет совсем иной,

Когда б не донял Гернот его насмешкой злой.

Тот бросил: «Хаген помнит, кем Зигфрид был убит,

Вот и боится, что он сам Кримхильдой не забыт».

 

Владетель Тронье вспыхнул: «Нет, страх неведом мне.

Коль скучно, государи, вам жить в родной стране,

Последовать за вами я к Этцелю готов».

Немало изрубил он там и шлемов, и щитов.

 

Уже суда стояли у берега реки.

Взялись грузить проворно поклажу смельчаки.

До самого заката хватило им хлопот.

Всем не терпелось поскорей отправиться в поход.

 

Велел король бургундский за Рейном стан разбить:

Ещё хоть ночь Брюнхильда хотела с ним пробыть,

И до рассвета Гунтер с супругою вдвоём

Утехи ложа брачного вкушал в шатре своём.

 

С зарёю трубным звуком был лагерь пробуждён.

В последний раз герои прижали к сердцу жён.

Не довелось обняться им больше никогда —

Друг с другом разлучила их Кримхильда навсегда.

 

Сынам пригожей Уты служил один вассал

Усердно, верно, храбро, как долг повелевал.[252]

В то утро он открыто признался королю:

«О том, что едете вы всё ж, глубоко я скорблю».

 

Затем добавил Румольт — так звался тот смельчак —

«Уж если здесь остаться не склонны вы никак,

Скажите хоть, кто должен без вас престол блюсти.

Ах, для чего себя послам вы дали обвести!».

 

— «Хранить мой трон и сына ты, Румольт, будешь сам.

Изволь повиноваться во всём желаньям дам,

И облегчай посильно несчастным бремя бед,[253]

И не страшись, что причинят нам у Кримхильды вред»

 

Давно уж наготове стояли скакуны

Герои, нетерпеньем и радостью полны,

Перед дорогой дальней спешили жён обнять.

Как горько из-за них родне пришлось потом стенать!

 

Но вот они толпою пошли к коням своим,

А дамы сокрушённо вослед глядели им.

Наверно, сердце многим шептало в этот час,

Что видят братьев и мужей они в последний раз

 

Заколыхались стяги, ряды пришли в движенье.

Следили за бойцами в тревоге и волненье

Их земляки-бургунды с обоих склонов гор,

А витязи ликующе неслись во весь опор.

 

Так вместе с королями отправились в поход

Вассалы-нибелунги[254]— их было десять сот

И всех, вдали от ближних, у гуннов смерть ждала:

Кровь Зигфрида по-прежнему Кримхильде сердце жгла.

 

Взял Данкварт, смелый воин, дружину под начал,

А Хаген, муж бывалый, пред строем первый мчал

И выбирал дорогу для спутников своих.

В восточную Франконию вдоль Майна вёл он их.

 

Оттуда к Швальбенфельду[255]герои поскакали.

Был вид их так отважен, доспехи так сверкали,

Что всюду им немало дивился люд честной.

К Дунаю подошёл отряд с двенадцатой зарёй.

 

Владетель Тронье первым спустился вниз к воде —

Бессменно нибелунгов он охранял везде.

На землю спрыгнул Хаген с поводьями в руке

И привязал коня к ветле, от волн невдалеке.

 

Была пора разлива, на всей реке — ни судна.

Смекнули нибелунги, что им придётся трудно:

Не переплыть Дуная — он чересчур широк.

Попрыгали они с коней в тревоге на песок.

 

«Король, — воскликнул Хаген, — опасность перед нами.

Седой Дунай разлился, он весь покрыт волнами,

И если вы решите переправляться тут,

Боюсь, что многие на дно сегодня же пойдут».

 

В сердцах ответил Гунтер: «Я это вижу сам,

И вы нас не стращайте, а помогите нам.

Ступайте, поищите — авось, найдётся брод,

Где люди переправятся да и обоз пройдёт».

 

«Ну, нет, — промолвил Хаген, — тонуть не склонен я.

На кое-что получше сгодится жизнь моя.

Сведут меня в могилу лишь дорогой ценой —

Сначала гунны силою померятся со мной.

 

На поиски пойду я, а вы побудьте здесь.

Наверно, перевозчик[256]тут где-нибудь да есть.

В край Гельфрата[257]доставит он всех нас, короли».

И поднял Хаген удалой свой добрый щит с земли.

 

Герой на левый локоть надел его затем,

До глаз на лоб надвинул стальной блестящий шлем

И меч поверх кольчуги на пояс привязал.

Тот обоюдоострый меч любой доспех пронзал.

 

По зарослям прибрежным бродя туда-сюда,

Воитель вдруг услышал, как плещется вода,

И вскоре ключ прохладный предстал его глазам.

Купались сёстры вещие[258]со звонким смехом там.

 

Подкрадываться Хаген к ним стал, держась в тени,

Однако различили его шаги они

И вовремя отплыли, и он их не настиг,

Хоть их одеждой завладел за этот краткий миг.

 

Сказала Хадебурга, одна из вещих жён:

«Коль вами будет, Хаген, наряд наш возвращён,

Мы вам, достойный витязь, откроем сей же час,

Чем празднество у Этцеля закончится для вас».

 

Носясь, как птицы, сёстры едва касались волн,

И, видя это, Хаген был нетерпенья полн:

Коль скоро им проникнуть в грядущее дано,

У них обязан вызнать он, что статься с ним должно.

 

Промолвила вещунья: «Ручательство даю,

Что с вами не случится беды в чужом краю.

Без страха отправляйтесь и знайте наперёд —

Окажут вам у Этцеля неслыханный почёт».

 

Словам её был Хаген так неподдельно рад,

Что сразу отдал сёстрам волшебный их наряд.[259]

Когда ж его надели провидицы опять,

Они решились витязю всю правду рассказать.

 

Воскликнула Зиглинда, вторая из сестёр:

«Сын Альдриана Хаген,[260]мы лгали до сих пор,

Боясь, что, рассердившись, уйдёшь ты с нашим платьем.

Знай, угрожает смерть тебе и всем твоим собратьям.

 

Вернись, пока не поздно, иль ждёт тебя конец.

Не с доброй целью к гуннам ты зазван, удалец.

Вы едете на гибель, а не на торжество.

Убьют вассалы Этцеля вас всех до одного».

 

«Не лгите, — молвил Хаген, — вам это ни к чему.

Не может быть, чтоб пали мы все лишь потому,

Что нам одна особа мечтает навредить».

Тут попытались сёстры вновь пришельца убедить.

 

Одна из них сказала: «Назначено судьбою

Тебе лишиться жизни и всем друзьям с тобою.

Нам ведомо, что только дворцовый капеллан

Вернётся в землю Гунтера из чужедальних стран».

 

Отважный Хаген вспыхнул: «Довольно слов, всезнайки!

Того сочту я смелым, кто скажет без утайки

Трём нашим государям, что перебьют всех нас.

Ответьте лучше, как попасть нам за Дунай сейчас».

 

Она ему: «Коль скоро стоишь ты на своём,

То знай: вверх по теченью есть за рекою дом.

Живёт в нём перевозчик, и тут другого нет».

Заторопился Хаген прочь, чуть выслушал ответ.

 

«Постойте! — закричала из вещих жён одна. —

Вам, Хаген, на прощанье совет я дать должна,

Чтоб ваш отряд в дороге не потерпел урон.

Страной владеет здесь маркграф, зовётся Эльзе он.

 

Брат Эльзе Гельфрат правит баварскою землёй.

По ней вам ехать надо с опаскою большой.

Всего же пуще бойтесь рассориться в пути

С тем, без кого вам ни за что Дунай не перейти.

 

Так вспыльчив перевозчик, что худо вам придётся,

Коль с ним у вас размолвка иль ссора заведётся.

Пускай ему заплатит за труд владыка ваш.

Слуга он верный Гельфрату и переправы страж.

 

Коль ждать он вас заставит, кричите что есть сил:

«Я — Амельрих злосчастный» — такой боец тут жил,

Но родину покинул, спасаясь от врагов.

К вам перевозчик приплывёт, услышав этот зов».

 

Признательность воитель ей выразил кивком

И, с сёстрами расставшись, в кустах исчез молчком.

Он берегом песчаным пошёл вверх по реке

И вскорости увидел дом за нею вдалеке.

 

Он крикнул так, что голос донёсся за Дунай:

«Живее, перевозчик, мне лодку подавай.

Коль на баварский берег меня перевезёшь,

Получишь золотой браслет — взгляни, как он хорош».

 

Богат был перевозчик,[261]ни в чём не знал нужды.

Не очень-то прельщался он платой за труды

И слуг держал надменных, хозяину под стать.

Долгонько Хагену пришлось на берегу стоять.

 

Тогда, перекрывая шум волн и ветра вой,

Герой возвысил снова могучий голос свой:

«Я — Амельрих, служивший у Эльзе вплоть до дня,

Когда изгнали с родины мои враги меня».

 

Браслет он в воздух поднял на острие клинка,

Чтоб золото увидел гордец издалека

И низменную алчность оно в нём разожгло.

Тут перевозчик наконец схватился за весло.

 

Для молодой супруги решил он взять браслет.

Кто обуян корыстью, тому спасенья нет.

На золото польстился по жадности глупец

И в стычке с грозным Хагеном нашёл себе конец.

 

Проворно перевозчик Дунай преодолел,

Но за рекой не встретил того, кого хотел,

Чем был в такую ярость и злобу приведён,

Что Хагену отважному свирепо бросил он:

 

«Хоть Амельрихом тоже, быть может, вас зовут,

Другого человека я мнил увидеть тут.

Мы с ним родные братья, а вы солгали мне.

Сидите в наказание на этой стороне».

 

«Свой гнев, — ответил Хаген, — уймите, бога ради,

И знайте: не придётся вам нынче быть в накладе,

Коль вы перевезёте товарищей моих,

С которыми приехал я сюда из стран чужих».

 

Воскликнул перевозчик: «Не трать напрасно слов.

У тех, кому служу я, немало есть врагов,

И к ним я не намерен возить бог весть кого.

Коль жизнь твоя тебе мила, прочь с судна моего!»

 

«И всё ж браслет возьмите, — сказал герой ему. —

Придёте вы на помощь отряду моему.

Коней в нём десять сотен да столько ж человек».

Но перевозчик закричал: «Не быть тому вовек!»

 

Веслом своим тяжёлым спесивец что есть сил

С размаху чужестранца по голове хватил,

И Хаген на колени упал, ошеломлён.

Гневливей перевозчика ещё не видел он.

 

Затем, чтоб не поднялся пришедший в ярость гость

И взяться за оружье ему не удалось,

Силач врага ударил по темени багром,

Но это для него, увы, не кончилось добром.

 

Багор о шлем разбился, а Хаген вынул меч,

И голова скатилась у грубияна с плеч,

И витязь, вслед за телом, швырнул её на дно,

О чём бургундам было им потом сообщено.

 

Едва вассала Эльзе бургунд успел сразить,

Как лодку тут же стало течением сносить.

Встал на корме воитель и на весло налёг

И всё же повернуть назад отнюдь не сразу смог.

 

Вверх по Дунаю судно в конце концов пошло,

Но тут переломилось широкое весло.

Хоть не нашлось другого, не оробел смельчак.

Ремнём подщитным он связал обломки кое-как

 

И к берегу причалить с большим трудом сумел.

Над самою водою там лес густой шумел

И ждал вассала Гунтер с дружиною своей.

Сбежалась Хагена встречать толпа богатырей.

 

Бургунды были рады, что витязь с ними вновь.

Когда же увидали они на судне кровь

Спесивого невежи, чью голову он снёс,

Друзьями задан Хагену был не один вопрос.

 

Шёл пар от свежей крови, и Гунтер угадал,

Как завладел ладьёю его крутой вассал.

Спросил он: «Где же судно вы, Хаген, раздобыли

И где же перевозчик сам? Знать, вы его убили?»

 

Отперся хитрый Хаген: «Нашёл я этот чёлн.

Он кем-то был привязан к ветле у самых волн,

А перевозчик даже не встретился со мною,

И если вправду он убит, не я тому виною».

 

Король бургундский Гернот прервал беседу их:

«Я сильно опасаюсь за жизнь друзей своих —

Вдруг опрокинет лодку волною невзначай.

Как мы без перевозчиков переплывём Дунай?»

 

Воскликнул Хаген: «Слуги, поклажу снять с коней!

Служил на перевозе я в юности своей

И равного мне было на Рейне не найти.

Даст бог, сумею к Гельфрату я вас перевезти».

 

Коней загнали в воду ударами кнутов,

Чтоб вплавь они пустились одни, без седоков,

И реку переплыли лихие скакуны,

Хоть многие и были вниз теченьем снесены.

 

На судно погрузили затем казну и кладь,

И стал владетель Тронье друзей переправлять.

Когда б он не работал весь этот день веслом,

Не быть бы многим витязям на берегу другом.

 

Он десять сотен вормсцев сперва отвёз туда,[262]

Потом своих вассалов — красавцев хоть куда,

А после девять тысяч простых бойцов и слуг.

Трудился Хаген допоздна, не покладая рук.

 

Когда отряд успешно им был перевезён,

Владетель Тронье вспомнил слова тех вещих жён,

Которых за купаньем врасплох он захватил.

За это жизнью капеллан чуть-чуть не заплатил.

 

Над утварью церковной стоял сей муж святой,

Руками опираясь о бок челна крутой.

Не послужил защитой ему духовный сан —

Был за борт сброшен Хагеном несчастный капеллан.[263]

 

«Остановитесь, Хаген!» — вскричали смельчаки,

Извлечь пытаясь жертву из бурных вод реки.

Млад Гизельхер от гнева едва не онемел,

Но Хаген всё ж свой замысел осуществить сумел.

 

Король бургундский Гернот сказал ему в сердцах:

«За что погибнуть должен наш капеллан в волнах?

Зачем в Дунай глубокий его швырнули вы?

Любой другой лишился бы за это головы».

 

Священник бедный на борт карабкался напрасно —

В беде бургунды были помочь ему не властны:

Ладьёю правил Хаген, а он концом шеста

На дно спровадить норовил служителя Христа.

 

Надежду на спасенье утратив наконец,

Пустился вплавь священник, хоть был плохой пловец.

И от жестокой смерти его избавил Бог:

Добрался он до берега и вылез на песок.

 

Стал выжимать он платье, благодаря Творца.

Увидел это Хаген и помрачнел с лица,

А про себя подумал: «Нам всем конец суждён.

Не ложь, а правду слышал я от этих вещих жён».

 

Едва была поклажа на сушу снесена,

Владетель Тронье в щепы разнёс борты челна[264]

И отогнал подальше от берега его

К большому изумлению отряда своего.

 

Спросил в смятенье Данкварт: «Что ты наделал, брат?

На чём же мы поедем, когда на Рейн назад

Из королевства гуннов нас Гунтер поведёт?»

Но Хаген не сказал ему, что за удел их ждёт.

 

Он только молвил: «Судно я изломал сейчас,

Чтоб ни один предатель, коль есть такой меж нас,

Покинуть не решился товарищей в беде.

Пусть знает: трусу всюду смерть — и в сече, и в воде».

 

С бургундами на праздник скакал один боец.

Он звался шпильман Фолькер, и этот удалец

В делах был смел и пылок, в речах — остёр и прям.

Понравился ему ответ, что Хаген дал друзьям.

 

Коней бойцы взнуздали и собрались в дорогу.

У них пока что было потерь совсем немного:

Пришлось лишь капеллану вернуться с полпути

И в одиночестве, пешком, домой на Рейн брести.

 

Авентюра XXVI