Дэниелю Киферу (Daniel Kiefer).

 

1907 г. Июня 1/14. Я. П.

 

Dear Sir,

 

The statement that you attribute to me is quite right in its meaning although I do not remember where I have expressed it. (1)

What belongs the two so called fathers of this very hateful and disgusting child of the Russian revolution - Tchaykovsky (2) and Aladin, (3) I have no idea of Mr. Aladin. Tchaykovsky I know by our mutual friend (4) as a very good, upright and sincere man.

Thanking you for the pamphlet of Ernest Crosby, (5) whom I very much regret and whose memory is very dear to me,

I remain, dear Sir, yours truly,

 

Leo Tolstoy.

 

1/14 June 1907

Toula, Russia.

 

 

Милостивый государь,

 

Заявление, которое вы мне приписываете, совершенно справедливо по существу, хотя я не помню, где я его делал. (1)

Что же касается двух так называемых отцов этого очень ненавистного и отвратительного ребенка -- русской революции, Чайковского (2) и Аладьина, (3) то об Аладьине я не имею никакого представления, Чайковского же я знаю через нашего общего друга, (4) как очень хорошего, прямого и искреннего человека.

Благодарю вас за статью об Эрнесте Кросби, (5) о котором я очень сожалею и чья память мне очень дорога.

Остаюсь, милостивый государь, искренно ваш

 

Лев Толстой.

 

1/14 июня 1907.

 

Тула, Россия.

 

 

Печатается по копировальной книге N 7, л. 355, куда вклеена рукописная копия Д. П. Маковицкого.

Дэнисль Кифер -- последователь Генри Джорджа. Впервые писал Толстому в 1904 г. с просьбой прислать портрет для его коллекции портретов приверженцев Генри Джорджа. Фотография была послана.В 1907 г. жил в Цинициннати (США). В письме от 23 мая н. ст. 1907 г. Дэниэль Кифер спрашивал мнение Толстого о Н. В. Чайковском и А. Ф. Аладьине, называемых в Америке, где они выступали, "отцами русской революции".

На одном из таких митингов Кифер напомнил об отношении Толстого к Генри Джорджу, привел мнение Толстого о том, что, организуя жизнь на более справедливых началах, нельзя обойтись без плана Генрп Джорджа. Чайковский возразил ему, утверждая, что Толстой не мог принять этой теории.

 

(1) В статьях о Генри Джордже Толстой проводил указанную Кифером мысль, по точно совпадающей цитаты нет.

(2) Николай Васильевич Чайковский (1850--1926), народник. В 1905 г. примкнул к партии социалистов-революционеров, в годы реакции отошел от политической деятельности. После Октябрьской революции непримиримый враг советской власти, активный деятель белогвардейского лагеря.

(3) Алексей Федорович Аладьин (р. 1873) -- в 1906 г. член первой Государственной думы (от крестьянской курии Симбирской губ.). В 1907 г. был делегирован от думы за границу на междупарламентскую конференцию. Белоэмигрант.

(4) Толстой мог знать о Н. В. Чайковском от Василия Ивановича Алексеева (1848--1919), жившего в доме Толстых в 1877--1881 гг. в качестве учителя С. Л. Толстого. Алексеев в 1875 г. вместе с Н. В. Чайковским эмигрировал в Америку и был членом основанной Чайковским земледельческой общины в штате Канзас, где пробыл до 1877 г. См. т. 63, стр. 81 и 82.

(5) Кифер прислал статью об Эрнесте Кросби, изданную Комитетом памяти Эрнеста Кросби. Статья при письме не сохранилась.

 

* 139. Н. И. Коломенскому.

 

1907 г. Июня 1. Я. П.

 

Вполне понимаю ваше неверие в того бога, к[отор]ого проповедует церковь. Посылаю вам несколько книжек, из которых вы увидите мое понимание бога.

 

Лев Толстой.

 

1 июня 1907.

 

Я. II.

 

Печатается по копировальной книге N 7, л. 356. Дата проставлена рукой Д. П. Маковипкого.

Ответ на письмо крестьянина сл. Покровской Петербургской губ. Николая Ивановича Коломенского от 30 мая 1907 г. (почт. шт.). Корреспондент просил разрешить его религиозные сомнения. Он писал: "Как же можно говорить, что бог милосерден, когда вся тварь страдает и несет вечные муки. Как можно думать: он всемогущ, когда все прекрасное и все лучшее обречено на погибель от зла и злого рока!"

 

* 140. И. М. Трегубову.

 

1907 г. Июня 1. Я. Я.

 

Вполне согласен с вашим обращением в Д[уму]. Оно прекрасно написано.

Не подписываю его только п[отому], ч[то] не признаю никаких государственных учреждений, в особенности такое нелепое, как Дума.

 

Л. Толстой.

 

1 июня

1907.

 

Открытка. Дата проставлена рукой Д. П. Маковицкого.

При письме от 30 мая 1907 г. И. М. Трегубов прислал Толстому свое обращение в Государственную думу "В защиту гонимых за веру Христову" (об отказывающихся от военной службы). В этом обращении он предлагал военную службу таким лицам заменить работами, которые не противоречили бы их совести, но требовали особого терпении и самопожертвования, как, например, уход за душевнобольными, прокаженными и т. п.

 

 

* 141. М. В. Арцимовичу.

 

1907 г. Июня 2. Я. П.

 

Многоуважаемый Михаил Викторович,

 

Хотя и не страдаю так же, как вы, от отвратительного поступка моего сына, я не с меньшим -- не скажу осуждением, но омерзением и ужасом смотрю на него.

Письмо ваше я получил только нынче, 2-го июня, и нынче же, прежде вашего письма, виделся с сыном и говорил с ним, высказав мои взгляд на его поступок и на предстоящие бедственные последствия его во всяком случае, в особенности если он думает ложью перед богом легализировать его. (1) Всей душой сочувствую вам и страдаю за вас, но жалею больше, чем вас, его и ее, т. е. совершителей преступления, и без ужаса не могу подумать об их будущем. Я твердо верю в то, что люди наказываются не за грехи, но грехами. И если не избавление от наказания, но смягчение всякого греха достигается только одним средством -- покаянием и прекращением греха, а никак не воображаемым легализированием его, т. е. увеличением греха.

Всё это я говорил сыну, но молодые люди вообще воображают, что оттого, что старики свободны от страсти (то самое условие, которое дает цену их суждениям), что они от этого не могут понимать их, они же в особенности лишены способности судить свои поступки и вообще твердого нравственного критерия. И потому слова мои не могли иметь и не имели никакого действия.

Когда я получил ваше письмо, его уже не было.

И мне пришло в голову написать вашей жене. Сумею ли я, или не сумею высказать ой всё безумие и преступность совершаемого ей поступка (развод) и вызвать в ней высшие человеческие нравственные чувства, мне хочется попытаться это сделать. Это облегчит испытываемую мною нравственную тяжесть как будто мною совершенного постыдного поступка. Во всяком случае попытаюсь. От вас будет зависеть передать или не передать письмо, если сумею написать его.

Ваше решение потребовать отсрочки на 6 месяцев считаю очень разумным. Всё, что с моей стороны и также и моей жены (ее нет теперь, она в Москве) возможно будет сделать для того, чтобы было не нарушено ваше желание, мы сделаем, хотя влияние наше очень слабо или, скорее, совершенно ничтожно.

С глубоким соболезнованием к вашему несчастью и с искренним столь же глубоким уважением к вашему образу действия в этих самых трудных условиях, а также и к вашей личности остаюсь любящий вас

 

Лев Толстой.

 

2 июня 1907 года.

 

Если решите передать письмо вашей жене, потрудитесь вписать ее имя и отчество. (2)

 

Печатается по машинописной копии. Копия эта вместе с копией письма к Е. В. Арцимович была запечатана в конверте с надписью: "Прошу не распечатывать. Л. Толстой".

Михаил Викторович Арцимович (р. 1859) -- с декабря 1905 г. до 16 июля 1907 г. тульский губернатор, с 1911 г. витебский губернатор, впоследствии сенатор. В начале 1907 г. вместе с женой и А. Л. Толстым приезжал в Ясную Поляну. О тяжелых осложнениях в его семье см. прим. к письму N 112.

Ответ на письмо М. В. Арцимовича из Петербурга от 24 мая 1907 г. Арцимович подробно писал Толстому о своем семейном несчастий. По поводу этого письма записано в ЯЗ 2 июня 1907 г.: "Лев Николаевич получил трогательное письмо от убитого горем Арцимович, которое его очень взволновало. На нем лица не было".

 

(1) В ЯЗ: "Приехал Андрей Львович. Лев Николаевич с пяти до шести беседовал с ним в кабинете" (1 июня). "Лев Николаевич сегодня много (часа четыре) беседовал с Андреем Львовичем") (2 июня).

(2) См. письмо N 142.

 

 

* 142. Е. В. Арцимович.

 

1907 г. Июня 2. Я. П.

 

Милая Екатерина Васильевна,

 

Сегодня Андрей был у меня и рассказал мне всё про наши отношения и ваши намерения.

Ваше решение потребовать отсрочки на 6 месяцев считаю очень разумным. Всё, что с моей стороны и также и моей жены (ее нет теперь, она в Москве) возможно будет сделать для того, чтобы было не нарушено ваше желание, мы сделаем, хотя влияние наше очень слабо или, скорее, совершенно ничтожно.

Не сердитесь на меня, милая, несчастная сестра, если слова мои покажутся вам резки; дело, о котором я буду говорить, так огромно важно, что надо оставить все внешние соображения для того, чтобы можно было ясно высказать то, что имеешь сказать.

Вы совершили одно из самых тяжелых и вместе с тем гадких преступлений, которые может совершить жена и мать, и, совершив это преступление, вы не делаете то, что свойственно всякой, не говорю христианке, но самой простой, не потерявшей всякую совесть женщине, не ужасаетесь перед своим грехом, не каетесь в нем, не сознаете свое падение, унижение, не стремитесь к тому, чтобы избавиться от возможности повторения греха, а, напротив, хотите какими-то лживыми средствами (развод) делать возможным продолжение греха, сделать, чтобы грех перестал быть грехом, а сделался чем-то дозволенным.

Милая сестра, вы больны, вы не понимаете всего значения того, что вы сделали и намерены делать. Когда вы очнетесь, вы сами ужаснетесь на себя такую, какая вы теперь, и на то упорство в грехе, которое вы выказываете теперь. Опомнитесь и поймите всю низость вашего поступка и всю жестокость того греха, который вы намерены сделать, воображая, что новое преступление -- оставление мужа и детей -- как-то загладит прежнее. Опомнитесь, милая сестра, и поймите, что совершенный грех, как сорванный цветок, ничем нельзя сделать несовершенным. И грех неизбежно песет за собой наказание и извне, а главное, наверное внутри. И средство против греха одно: покаяние и удаление от греха, а совсем не то, что вы думаете делать: оставление мужа, детей, развод, соединение с сообщником греха. Это только в бесконечное число раз увеличит ваше бедствие: и казнь в душе и казнь во внешних условиях.

Сегодня, прощаясь с Андреем, который был у меня и оставил во мне тяжелое впечатление, совершенной нравственной тупости, непонимания значения своего поступка, я сказал ему совершенно искренно, что мне очень жалко его. Также мне жалко и вас. Как мне ни жалко вашего мужа, я бы ни минуты не задумался, если бы было возможно и у меня спросили бы, в чью душу я хочу переселиться: вашу или Андрея, или вашего мужа? Разумеется, вашего мужа. Он страдает жестоко, но страдания его возвышают, очищают его душу. Ваши же страдания гадкие, низкие, всё больше и больше принижающие и оскверняющие вашу душу. Жалко мне и его и вас за ваше духовное падение, но жалко мне и его и вас особенно за то будущее, которое ожидает вас. И это будущее я вижу так же ясно, как я вижу перед собой стоящую чернильницу. И это будущее ужасно. Особенно тесное сожительство вследствие исключительного семейного положения с человеком с праздными, роскошными и развратными привычками, самоуверенным, несдержанным и лишенным каких бы то ни было нравственных основ, и при этом бедность при привычке обоих к роскоши и у каждого брошенные семьи и или закупоренная совесть, или вечное страдание.

Простите, милая сестра, что так резко пишу вам. Мне истинно жалко вас и его: вас жальче. Разорвав всё и вернувшись к прежнему, вы не только можете возродиться душой, но все вероятия за то, что при сознании своего греха возрождение это совершится, но, избави бог, осуществится ваш нелепый и преступный план, и вы наверное погибли и духовно и материально.

Я около месяца болею и теперь очень слаб, и потому письмо мое так бессвязно и бестолково. Но, несмотря на бестолковость его, я надеюсь, что вы почуете в нем то чувство истинной любви и жалости к вам, которое руководило мной.

Забудьте, что я старик, что я писатель, что я отец Андрея, и читайте письмо, как будто оно ничье, и, пожалуйста, ради бога, подумайте о том, что в нем написано, подумайте одни со своей совестью, перед богом, устранив хотя на время всякие воспоминания об Андрее, о муже, обо мне, а подумайте только об одном, что вам перед богом надо сделать, что бы вы сделали, если бы знали, что завтра умрете.

Простите, вот именно простите, и верьте моей искренней любви и жалости к вам.

 

Лев Толстой.

 

2 июня.

 

Печатается по машинописной копии.

Екатерина Васильевна Арцимович, рожд. Горяинова (р. 1.876) -- жена тульского губернатора М. В. Арцимовича, с 14 ноября 1907 г. вторая жена А. Л. Толстого. Дети от первого брака остались при М. В. Арцимовиче. От второго брака родилась дочь Мария в феврале 1908 г.

Е. В. Арцимович Толстому не ответила. В Записной книжке Толстого записано 9 июня: "Арцимович обиделась" (т. 56, стр. 198).

 

В. Г. Черткову от 3 июня.

А. Б. Рихтеру.

 

1907 г. Июня 4. Я. П.

 

Антон Васильевич,

 

 

Я прочел вашу сцену. Она составлена хорошо, но мысль ее неверна, в особенности потому, что выражение ее вложено в уста Петра, человека валяющегося на диване и занятого дразнением кухарки. (1) Неверная мысль эта выражена и в вашем письме. Мысль эта выражается во многих получаемых мною письмах. Мысль эта -- или, скорее, дурное чувство, оправдываемое этой мыслью, -- лежит в основе всех тех преступлений, к[отор]ые совершаются теперь. Мысль эта состоит в том, что люди с дипломами и без дипломов, но одинаково ограниченные, непросвещенные и самоуверенные, почему-то решают, что они так премудры и так хороши, что им над самим[и] собой уже нечего работать, а что их призвание, священная обязанность просвещать, устраивать жизнь других людей. Одни хотят это делать через старое правительство, другие через новое, третьи, как ваш Петр, через сообщение темному, глупому народу -- тому самому, к[отор]ый кормит своими трудами этих дармоедов, тех великих истин христианства, к[отор]ыми они воображают себя через край переполненными. Я получаю каждый день письма от гимназисток, к[отор]ые наивно спрашивают, кого им благодетельствовать сообщением своих добродетелей и премудрости: сейчас ли итти в учительницы к народу, или еще пойти на курсы (чтобы окончательно одуреть) и тогда уже идти спасать несчастный народ. То же воображают все студенты, семинаристы и всякие сугубо, вследствие своего самомнения, невежественные и безнравственные юноши. В этом главная причина совершающихся теперь ужасов. Conditio sine qua non (2) всякой доброй деятельности есть смирение. Как скоро его нет, доброе претворяется в злое. Высшая и спасительная добродетель есть любовь. Любовь же без смирения немыслима. Гордая любовь есть внутреннее противоречие. Свобода, братство, в особенности равенство, великие блага, когда они последствия любви и потому смирения, и величайшие бедствия, когда они достигаются насилием, -- революциями. Прекрасно равенство, когда человек боится чем-нибудь стать выше другого, но ужасно равенство, когда человек ненавидит всех тех, кто чем-нибудь стоит выше его.

Всё написанное здесь отвечает на вопрос вашего письма: почему люди хорошие погибли, защищая конституцию. Люди все хорошие, но в вашем выражении "хорошие" подразумевается как будто то, что люди эти дела[ют] хорошее дело. Вот этого-то я не признаю. Хорошее дело, единственное, или, скорее, самое первое по очереди хорошее дело для всякого человека, это "жить для своей души, жить по-божьи", как говорят те глупые мужики, к[отор]ых так великодушно хотят всячески благодетельствовать студенты, курсистки, профессоры, учителя, дантисты и т.п. Человек же, живущий так, ставящий главным своим делом увеличение в себе любви к людям и освобождение себя от своих пороков и всяких гадостей (а этого достаточно в душе каждого, если только он умеет смотреть в себя), долго не дойдет до желания просвещать людей ни социалистическим, ни анархическим, ни христианским учением. Такой человек, именно вследствие того, ч [то] он будет работать над собой, будет требователен к себе, не будет, как ваш Петр, лежать на диване, остря с кухаркой, а будет неизбежно (т[ак] к[ак] жизнь человека есть движение) во вне проявлять свою деятельность не с целью поучать других, а с целью самому не жить скверно, т[ак] к[ак] уже прежде всего скверно жить не работая и пользуясь трудами других. В данном случае он не будет забавляться над кухаркой, а будет, видя в ней человека, обращаться с нею с любовью и уважением: поможет, мож[ет] б[ыть], ей в ее труде и на вопросы ее будет стараться отвечать насколько может разумно и уважительно.

Я так расписался об этом предмете п[отому], ч[то] это наболевшее у меня место. Все письма, к[отор]ые я получаю, разговоры, к[отор]ые слышу, статьи в газетах и журналах, когда заглядываю в них, всё это одна и та же ужасная эпидемия безумия. Прежде одни правительственные лица страдали от этого безумия -- воображения, ч[то] они призваны и могут осчастливить народ и что они для этого необходимы. Безумие этих людей б[ыло] старое, и они ils etaient payes pou cela. (3) Но теперь эпидемия эта захватила всех. Гимназист и гимназистка 3-го класса ни минуты не задумывается о том, что в нем или в ней плохо; как бы ему или ей быть порядочным человеком, а весь вопрос для них только в том, на каком поприще им удобное поучать и воспитывать народ. Взрослые же люди избирают первое попавшееся поприще и поучают. Вопрос о том, что они вполне годны для этого, с самого начала не только решен, но не существует. В этом причина всех бедствий, переживаемых нами. Спасение придет только тогда, когда люди очнутся от этого эпидемического гипноза и поймут, что улучшение состояния общества может наступить с улучшением отдельных лиц, что единственное лицо, на к[оторое] может с успехом воздействовать человек, это только он сам.

 

Лев Толстой.

 

Отрывки опубликованы адресатом в его книжке, изданной под псевдонимом А. В. Соверяк, "Антихристово пришествие", Астрахань, 1907, стр. 1 и 22. Впервые опубликовано полностью в газете "Русь" 1907, N 284 от 24 октября. Основание датировки--помета на письме адресата: "Отв. 4 июня"; в копировальной книге письмо отпечатано после письма Г. Черенкову от 4 июня.

При письме от 30 мая 1907 г. из Астрахани Антон Васильевич Рихтер прислал на отзыв рукопись своего драматического этюда "Антихристово пришествие". Он спрашивал, правильны ли его высказанные в этом произведении взгляды на некоторые стороны общественной жизни, основанные, по его словам, на учении Толстого.

 

(1) Краткое содержание драматического этюда "Антихристово пришествие": в день убийства на станции местного исправник неожиданно приезжает из Москвы к Ивану Андреевичу, старому музыканту, его дочь Вера, происходит разговор с Петром, ее двоюродным братом о целесообразности революционных выступлений. В беседе с Верой Петр, отрицающий революционное насилие, несколько раз ссылался на авторитет Толстого. Он говорит, что если бы энергию революционеров направить не на убийства, а на доброе дело, то не было бы надобности в революции. "Мы-то, сознательные элементы, и должны стать пионерами этого святого дела". Вскоре в дом врывается полиция арестовать Веру -- убийцу исправника. Сцена открывается шутливым разговором скучающего Петра с прислугой.

(2) [Условие, без которого не может быть]

(3) [расплачивались за это.]

В ответном письме от 2 сентября А. В. Рихтер уведомил, что он исправил произведение согласно с замечаниями Толстого и позволил себе из письма Толстого взять эпиграфом одну выдержку, а другую ввести в самую пьесу (об издании ее см. первый абзац комментария).

 

 

* 145. Г. Черенкову.

 

1907 г. Июня 4. Я. П.

 

Статья ваша очень интересна, и я постараюсь поместить ее на самых выгодных для вас условиях. Советовал бы вам только кое-что выкинуть и изменить.

Выкинуть рассуждения Евграши, в которых видно больше мысли автора, чем самого Е[вграши]. Притом же они неясны и неопределенны и лишают ясности этот прекрасный тип. Потом выпустить и сократить излишние описания природы. Это второе. Третье, прекрасная, поразительная сцена расстрела неясна: почему было пять привязанных и только два казненных, и каким образом один из саванов стал подвигаться? Вот и всё.

Я особенно желал бы всё это изменить потому, что такие статьи дороги непосредственными впечатлениями очевидца. А всё излишнее только ослабляет впечатление читателя. Вообще статья очень хорошая. Лучше всего, если вы сами сделаете предполагаемые мною изменения. До декабря времени еще много, если же нет, то разрешите сделать это мне или тому, кому я поручу это.

Буду ожидать вашего ответа, желаю вам терпения в вашем тяжелом положении.

 

Лев Толстой.

 

4 июня 1907.

 

 

Печатается по копировальной книге N 7, л. 357. Подлинник, написанный на машинке, собственноручно датированный и подписанный, в копировальной книге плохо отпечатался и заклеен черновиком, также написанным на машинке и собственноручно исправленным (подпись и дата отпечатанного подлинника не заклеены). Печатается по этому черновику, вероятно полностью совпадающему с подлинником; подпись и дата воспроизводятся по отпечатку с подлинника.

Георгий Черепков--заключенный. В 1907 г. находился в пересыльной тюрьме в Петровске Дагестанской области, в июне был переведен в Баку. При письме от 28 мая 1907 г. Г. Черенков прислал на отзыв свою статью "Из жизни дисциплинарного батальона". Он писал Толстому: "Благоволите ее просмотреть и попутно сделать поправки. Если труд мой достоин оглашения в печати, то не откажите отослать рукопись в какой-либо журнал. В благоприятном случае прошу гонорар, который мне необходим к 1 декабря с. г., дню моего освобождения из тюрьмы".

Толстой посылал статью в "Исторический вестник", где она не была напечатана (см. письмо N 161). Обращался через сына своего Илью Львовича Толстого к инженеру Николаю Николаевичу Черницкому, который предполагал опубликовать статью в одной из московских газет. Была ли где напечатана статья, редакция сведений но имеет. Рукопись в архиве не сохранилась.

 

* 146. Н. Г. Сутковому.

 

1907 г. Июня 7. Я. П.

 

Сейчас получил ваше письмо, милый друг Николай Григорьевич. О деле, т. е. исполнении поручения духоборов, не имею никакого определенного плана и вполне предоставляю вам и согласен с вашими предположениями. Вы исполните это страшно трудное дело, вероятно, наилучшим образом, благодаря и вашим свойствам и драгоценной помощи добролюбовских друзей.

То, что вы пишете о них, очень радостно. То, что говорил вам Белоусов (1) о том, что помогать людям можно и должно всегда духовно, очень верно. Это всегда говорил и делал Сютаев. (2) Если он подавал милостыню, то это б[ыло] только дополнение к той духовной помощи, кот[орую] он старался подавать. Я не скажу, что я могу и должен, зная свою плохоту, подавать духовную помощь; но знаю, ч[то], общаясь с человеком, получая от него или давая ему материальную помощь, обмениваясь, встречаясь, учась, обучая, во всех случаях общения, я должен помнить, что в человеке бог, и я должен любить и уважать его, носителя бога, а никак не думать (что так часто думают), ч[то], оказывая материальную помощь, я больше ничем не обязан перед этим человеком.

То же, что вы пишете об их собраниях и храме молчания и бодрствовании, есть то же, что было и есть у квакеров, и боюсь, что может выродиться в обряд. Вообще именно п[отому], ч[то] я высоко ценю веру и вытекающее из нее душевное состояние добролюбовцев и люблю и уважаю их, я считаю перед богом нужным высказать то, что думаю о них. Если я ошибаюсь, они по братской любви к людям простят мне, а если есть доля правды в моем мнении, то оно, мож[ет] б[ыть], пригодится им. Мне кажется, что они приписывают слишком большое значение отсутствию внешних форм, что в сущности невольно образует новую форму. А для исполнения воли бога и для блага людей нужно избегать всего того, что может разделять людей, а, напротив, искать того, что может соединять их. Соединяет же более всего людей не только теперь живущих, но и умерших и еще не рожденных, высказанное словом проявление в людях бога, сознание людьми своего божественного начала и вечного закона. -- Если глупо бы было самому выдумывать логарифмы, то насколько глупее бы было ради своей обособленности не знать всего того, что сделали и делают лучшие люди человечества во всем мире и за несколько тысяч лет и не итти вперед в этом знании, а выдумывать и неясно, нескладно высказывать то, что за тысячи лет сказано так просто и ясно. А к этому самому приводят исключительные обряды бодрствования и нежелание знать книги. Как для успеха материального, хотя бы в земледелии, самое выгодное необходимое условие успеха есть общий труд, так еще больше это нужно для духовного дела. Общая духовная работа эта шла и идет теперь во всем человечестве, и среди браминов, и буддистов, и конфуц[ианцев], и магометан, и христиан всяких толков.

Все мы по мере сил работаем это духовное дело, все понемногу приближаемся к истинному познанию (в этом одном и смысл жизни), и все мы по слабостям нашим понемногу заблуждаемся. Но если мы работаем все вместе, то заблуждения наши по-немногу исправляются. И потому дороже всего единение, искание единения и пренебрежение всем тем, что может разделять нас. На днях я переводил и переделывал для Детск[ого] Кр[уга] Чт[ения] изречения Кришны (браминского вочеловечившегося бога, до рож[дества] Хр[истова]). (3) Прилагаю вам некоторые из них. Как же не радоваться тому, что можешь черпать из этого источника и можешь соединяться в боге с миллионами людей, живших за 1000 (4) лет и живущих теперь? И как же не радоваться индусу, когда он прочтет стихи ев[ангельского] послания Иоанна гл. III, 14, 16, и IV, 8. 12, 16--20? Как же людям не радоваться, что они могут, пользуясь тем, что все делают в этом деле, всё ближе и ближе подвигаться к познанию бога и к исполнению его закона? И надо пользоваться тем, что уже дано человечеству, и итти дальше, а не топтаться на месте, отыскивая не средства соединения себя с людьми, а отделения себя от них. Кроме того, всякое выделение себя от людей в кучку праведников, по-моему, грех. Пусть каждый живет по-божьи, как он понимает закон бога, и пусть другие отделяют его от себя, а не он сам.

В этом, мне кажется, ошибка Добролюбова и его друзей. (5) А мож[ет] б[ыть], я ошибаюсь. И если так, то прошу их простить меня.

В банке сказали, что они сами увидали ошибку в фамилии и исправили ее. (6)

 

Лев Толстой.

 

 

Печатается по копировальной книге N 7, лл. 362--365. Основания датировки--запись в Дневнике Толстого 7 июня 1907г.: "Письмо от Суткового, и я написал ему о добролюбовцах"; в Записной книжке в тот же день: "Письмо Суткового. Отвечал" (т. 56, стр. 36 и 198).

Ответ на письмо Н. Г. Суткового от 1--3 июня 1907 г. с подробным описанием его встреч с последователями А. М. Добролюбова.

 

(1) Иван Белоусов, последователь А. М. Добролюбова. Жил в с. Патровке Самарской губ. См. т. 76.

(2) О Василии Кирилловиче Сютаеве (ум. 1892) см. т. 63, стр. 84.

(3) См. прим. к письму N 41.

(4) По смыслу надо читать: тысячи

(5) В ЯЗ 8 июня 1907 г. записаны следующие слова Толстого: "Вот добролюбовцы, их около ста человек, высоконравственной жизни, но не могли воздержаться от обособленности, выделились кучкой праведников".

(6) Толстой перевел Сутковому телеграфные деньги в Русский торгово-промышленный банк (см. письмо N 136). В переводе ошибочно была указана фамилия адресата: Сутковскому, вместо Сутковому, что задержало выдачу денег. Сутковой сообщал об этом в письме от 1--3 июня.

 

 

* 147. Н. Барнабовой.

 

1907 г. Июня 9. Я. П.

 

Я ничем не могу помочь вам, и, по правде сказать, если бы и мог, не старался бы сделать это, т[ак] к[ак] считаю гимназическое, так называемое, образование только вредным, а также и еще более курсы.

 

 

Лев Толстой.

 

Печатается по копировальной книге N 7, л. 365. Основание датировки: в копировальной книге письмо отпечатано среди писем от 9 июня.

Наталия Барнабова (р. 1891) -- ученица пятого класса тифлисской женской гимназии, несколько раз обращалась к Толстому с просьбой помочь ей заплатить за право учения, иначе она будет исключена из гимназии. Первые два письма остались без ответа, на конверте третьего письма от 17 мая 1907 г. (почт. шт.) помета Толстого: Отказ. Пометы об ответе нет. 4 июня 1907 г. (почт. шт.) Барнабова вновь обратилась к Толстому. Она сообщала, что ей пришлось выйти из гимназии из-за отсутствия денег. "Теперь я самоучкой готовлюсь в Горийскую гимназию в седьмой класс... Я хочу скорей окончить курс и быть полезной как родным, так и родине. Мои планы широки, хочется поехать на курсы, продолжать учение, но удастся ли их осуществить". Просила оказать ей протекцию. Комментируемое письмо является ответом на это письмо.

 

 

* 148. В. Т. Галактионову.

 

1907 г. Июня 9. Я. П.

 

Получил ваше письмо и очень пожалел о вас, и не столько о тех муках, какие вы претерпели, сколько о том заблуждении, в каком находитесь.

" Кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится ". По письму вашему судя, вижу, что вы и ваши единомышленники впали в соблазн гордости.

Нам не нужно никакого нового мессии и никакого нового учения. Нам нужно только исполнять в смирении то учение, которое нам открыл Христос. Учение это очень просто и коротко. Оно всё в том, чтобы любить бога (т. е. добро и истину) и ближнего, как самого себя, поступать с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобою. А потому я думаю, что всем нам нужно одно: в смирении сердца исполнять этот закон Христов и не заботиться о проповеди другим. Наша жизнь, если мы будем жить так, будет самой лучшей проповедью. А то мы все хотим учить других и впадаем в тот самый соблазн и грех, в который впали церковники.

Не нужно нам тоже вникать в книги ветхого завета, в псалмы Давида и т. п. Там всё иносказательно и неясно. У Христа же всё просто и понятно. Постараемся исполнять всё то, что сказано в Нагорной проповеди (V, VI, VII главы Матвея), и больше нам ничего не нужно. Предоставим богу дело распространения истины. Он лучше нас знает, как это сделать. Если человек придет ко мне и спросит, как я понимаю бога и его закон, я должен по совести ответить ему, как я понимаю. Но обходить людей, проповедуя им, что каждому из нас кажется истиной, это надо предоставить фарисеям и их наследникам. Не сетуйте на меня, любезный брат Василий Степанович, (1) за то, что высказал вам. Сделал я это любя вас и ваших братьев и желая вам блага.

 

Любящий вас брат

Лев Толстой.

 

1907.

 

Печатается по полировальной книге N 7, лл. 366 и 367.

В копировальной книге начало письма не скопировалось и восстановлено рукой Ю. И. Игумновой. Отрывок впервые опубликован без указания адресата в журнале "Голос Толстого и Единение" 1919, 6, стр. 4.

Василий Т. Галактионов -- последователь, с 1885 г. проповедник секты "Новый Израиль". Неоднократно подвергался арестам.

Ответ на письмо В. Т. Галактпонова из с. Троицкого Воронежской губ. от 30 мая 1907 г. Галактионов сообщал о гонениях, арестах и ссылках, которым подвергались он и его единомышленники за свою веру и проповедь. Притеснения не остановили их, и они продолжают проповедовать "громогласно по Сибири и в российских городах словесно из уст живым словом".

 

(1) Толстой ошибся в отчестве. Это произошло потому, что адрес для ответа был указан на имя Василия Степановича Карева.

 

 

* 149. М. М. Молчанову.

 

1907 г. Июня 9. Я. П.

 

Мах. Молчанову.

 

Не могу сказать, чтобы я сочувствовал вашему плану, но только п[отому], ч[то] я всегда против всякой сознательной пропаганды -- пропаганды для пропаганды, -- в особенности своих взглядов. Помогать я этому не могу, но не могу не радоваться сближению людей в тех взглядах, к[оторые] считаю истиной.

 

Любящий вас

Лев Толстой.

 

9 июня 1907.

 

 

Печатается по копировальной книге N 7, л. 368.

Михаил Михайлович Молчанов (р. 1883) -- в 1907 г. окончил юридический факультет Московского университета и поступил в Виленскую судебную палату. С Толстым познакомился в 1903 г. См. т. 74.

Ответ па письмо М. М. Молчанова от 1 июня 1907 г. (почт. шт.). Молчанов писал о своем намерении, если он останется при университете, развивать в своих лекциях о преступлении и наказании взгляды Толстого на этот предмет. Он спрашивал, будет ли Толстой сочувствовать тому, чтобы об его учении читалось в университете, и захочет ли Толстой помочь ему в этом деле.

 

 

* 150. М. П. Недоливко.

 

1907 г. Июня 9. Я. П.

 

Советую вам не унывать. А десять раз, сто раз упал, сто раз поднимайся и выбирайся на дорогу. Ведь только одно и есть дело в жизни: телом слабеть и помирать, а духом крепнуть и оживать. -- Не унывайте. Помогай вам бог. Посылаю вам книги, может быть вам пригодятся.

 

Любящий вас

Лев Толстой.

 

9 июня 1907.

 

Печатается по копировальной книге N 7, л. 368. Автограф утерян адресатом.

Мина Павлович Недоливко (р. 1873) -- крестьянин с. Ущерпье Черниговской губ. Познакомился с религиозно-нравственным учением Толстого через С. И. Листовского (см. о нем т. 73).

Ответ на письмо М. П. Недоливко от 16 мая 1907 г., в котором Недоливко писал о своем духовном одиночестве, об упадке душевных сил.

 

* 151. П. П. Николаеву.

 

1907 г. Июня 9. Я. П.

 

Книгу вашу еще не получал. Высказанные вами в письме мысли мне кажутся верными. Когда получу книгу, напишу

 

Любящий вас

Л. Толстой.

 

9 июня.

 

 

Печатается по копировальной книге N 7, л. 369.

О Петре Петровиче Николаеве (1873--1928) см. т. 74, стр. 156.

При письме от 2/15 июня 1907 г. из Ниццы П. П. Николаев прислал только что изданный первый том его труда, озаглавленный: "Понятие о боге как о совершенной основе сознания. Часть I. Можем ли мы верить в бога", Женева, 1907. Сопроводительное письмо посвящено трудностям его работы и недостаткам самой книги. П. П. Николаев вспоминал совет Толстого отложить издание, пока окончательно не выяснятся все затронутые вопросы.

 

Е. II. Попову.

 

1907 г. Июня 9. Я. П.

 

9 июня 1907.

 

Получил ваш перевод, милый Ев[гений] Ив[анович]. Хотя и несколько искусственно, статья составлена умно. Я занят очень этим вопросом и никак не могу притти к решению: следует или не следует всё сообщать детям.

Непосредственно чувство говорит мне, что не надо. И не могу сделать этого с моими ребятами. Но не решаю этого вопроса. Ваше решение жить одному очень одобряю. (1) Мое здоровье по моим годам слишком хорошо.

Любящий вас

Л. Толстой.

 

Печатается по копировальной книге N 7, л. 364. Впервые опубликовано в ПТС, II, N 495.

При письме от 1 июня 1907 г. Е. И. Попов прислал на отзыв свой перевод книги Окер-Блюма "Comment mon oncle le docteur m'instruisit de choses sexuelles". Книга издана "Посредником" под заглавием: Доктор М. Окер-Блюм, "Что рассказывал дядя доктор мальчику-племяннику (Первоначальные сведения из области половой жизни)". С франц. Перевел Е. И. Попов [изд. "Посредник"], М. 1908.

 

(1) В том же письме Е. И. Попов сообщал о своем намерении "вернуться в Женеву (писал от Чертковых из Англии) и жить одному, не вмешиваясь в чужие жизни".

 

 

* 153. П. Л. Успенскому.

 

1907 г. Июня 9. Я. П.

 

Простите, милый Петр Л[еонидович] за то, что моим письмом и ленью вникнуть в смысл ваших статей огорчил вас.

Произошло это, главное, оттого, что уж очень мне противна литература. С доводами вашими согласен. Но войдите и в мое положение. Стоя, как я стою, перед великим для меня событием смерти, всё не отвечающее на главные вопросы жизни и смерти (кроме простых житейских отношений) кажется так неважно.

По отношению же вас я отступи