Перелом. Возрождение. Реформация.

Мартин Лютер, Жан Кальвин.

 

В XVI столетии в Европе утвердится переход к государственному единству, к светскому развитию государственного устройства. Светское мышление вытеснит религиозно-догматическое на второй план и, вдохнув струю свежего ветра, взорвется возрождением античных идей древнего мира. Как ростки, попавшие из тьмы на солнце, начнут оживать науки и искусства, знаменуя новое время, которое назовут эпохой – Эпохой Возрождения.

Концентрация власти еще долго будет проходить в борьбе со средневековыми претензиями христианства и приведет к реформированию его. В условиях сильного противодействия католической церкви появится широкое международное движение – Реформация, охватившее Германию, Швейцарию, Англию, Францию, Нидерланды, скандинавские страны, Австрию, восточную Европу.

Мартин Лютер (1483-1546), августинский монах профессор теологии, основал в Германии протестантизм (лютеранство) – новую форму христианства, отрицавшую посредничество католической церкви между человеком и богом. За это он тоже подвергся отлучению от церкви папой римским. Но это был уже 1520 год и Лютер мог позволить себе публично сжечь папскую буллу о его отречении. Он видел опору Реформации в усилении власти светских князей, которую считал гарантией порядка. Более полутора тысяч князей – удельных владык, поддерживавших лютеранскую Реформацию, получили высшую власть и в церковных делах. Отрицая суждения пап и церковных соборов, как источники истины, Лютер признавал таковым только «священное писание», но, прежде всего – Евангелие. Он сделал перевод Библии на немецкий язык и ввел богослужение на национальном языке. Исходя из своего понимания христианства он опубликовал 95 тезисов против торговли индульгенциями, был противником пышных обрядов, непомерных церковных богатств, приношений в пользу церкви и церковных таинств, считая, что не от них зависит «спасение» человека, а от истинной веры, даруемой человеку непосредственно богом.

Тем не менее, в конце жизни блестящий богослов Лютер сказал в порыве откровения, что придет время, когда люди перестанут поклоняться Христу и вообще ходить в церковь, а найдут себе более разумные занятия.

Жан Кальвин (1509-1564), будучи юристом по образованию, не постеснялся написать СВОИ «Наставления в христианской вере», ставшие основой одного из направлений Реформации, получившего название кальвинизма. На его волне в 1541 году Кальвин стал фактическим диктатором Женевы, а Швейцария – оплотом кальвинизма, откуда он распространился во Францию, Нидерланды, Англию, Венгрию и др. страны. Кальвин открыл в Женеве академию, которая готовила кадры протестантского духовенства для всей Западной Европы.

Так же как и Лютер, Кальвин отверг католическую церковь, её иерархию, учение о таинствах, упразднил католическую пышность обрядов, сделав культ простым и дешевым. Кальвинистская церковь представляла собой совокупность общин, каждая из которых возглавлялась выборными старейшинами (пресвитерами) и пасторами. Примечательно, что и пасторы и пресвитеры имели статус светских лиц и составляли консисторию – церковно- административный орган, которому подчинялась светская власть. В целом все строилось на республиканских началах идеально устраивающих растущую буржуазию. Но отступление от кальвинистских догматов и предписаний морали строго карались, а инакомыслящим грозило и сожжение на костре. В этом отношении Кальвин показал, что он ничем не лучше инквизиторов. В 1553 году в Европе появилось анонимное сочинение «Восстановление христианства», в котором на основе естественнонаучных взглядов критиковались христианские догматы. Этот труд вызвал гнев как у католиков, так и у протестантов. Но именно Кальвин «достал» автора из за границы и сжег на костре в Женеве. А автором был прогрессивный испанский мыслитель и выдающийся ученый Мигель Сервет, который первым в мире дал точное описание малого круга кровообращения. Печально…

В основе «учения» Кальвина лежала очень хитроумная идея. Она заключалась в изначальном предопределении богом места людей на том свете еще при их жизни и без всякого загробного суда. Каждый человек хотел, но не мог знать что ждет его после смерти: «спасение» или «погибель». Это «любопытство» гениально использовал Кальвин для реализации своей цели. Он учредил, что несмотря на фатальность божественного приговора, каждый кальвинист должен считать себя избранником к спасению и всеми делами своими стремиться подтвердить это. А божественным подтверждением «избранности» является преуспевание в делах, богатство и занимаемое место в обществе. Соответственно низкое положение и бедность свидетельствовали об отверженности богом и предназначенности к «погибели». Можно себе представить каким стимулом это было в стремлении к успеху. Люди не жалели сил и энергии трудились для «спасения» на том свете, стремясь возвыситься над другими, невольно возвышая и тех, на кого они работали. Буржуазное предпринимательство и богатство получили религиозное освящение, а правящая верхушка – подтверждение божественной избранности. А ведь это так правдоподобно!

Этим Кальвин обеспечил себе поддержку «денежных мешков» и заслужил бессмертие в истории.

А тем временем владыки, сбросившие с себя бремя борьбы с церковью за верховенство, забрали себе большую часть ее феодальных владений и переключились на захват соседних и дальних земель, стран и народов. Войны и междоусобицы повсеместно нарушали и без того шаткое равновесие в Европе, перенося экспансию все дальше за ее пределы

Началась борьба за захват мира. Изменился «социальный» заказ. Спрос рождает предложение. Услужливые «философы» никогда не заставляли себя ждать, они всегда тут как тут. Теперь темами их «изысканий» вновь стали эффективность захвата и удержания чужих территорий, порабощение своих и чужих народов

 

Томас Мор

 

Английский мыслитель Томас Мор (1478-1535), один из отцов утопического социализма, ревностный католик и борец против частной собственности в 1516 г написал сочинение «Утопия» о жизни на острове, якобы открытом недавно вблизи Америки. Несуществующий остров – мечта Томаса Мора, идеальная модель для переустройства государств.

Подковообразный остров с гаванью и берегами неприступными для врагов имеет 54 города со своими земельными территориями, распределенными между семьями для обработки. Ничто никому не принадлежит. Все распределено и регламентировано. Сады – общие. Каждая семья насчитывает примерно сорок человек. Ей придается два раба из осужденных для «неприятных работ». Дома при усадьбах заселяются половиной семьи на год, вторая половина работает в городе. Через год меняются. Дома в городах тоже меняют своих жителей, но через десять лет, и заселяются по жребию, чтобы никому не было обидно. Инвентарь и пища выдаются бесплатно в городе. Туда же на специальные приемные склады сдается всё произведенное каждым. Излишки распределяются между городами и продаются другим странам за золото, которое необходимо только на случай войны.

В городах едят в общих столовых. Все граждане Утопии носят одинаковую одежду. Все поголовно – земледельцы, но каждый владеет еще каким-нибудь родовым потомственным ремеслом. Если же у кого-то из детей появляется тяга к иному занятию, то его передают в усыновление другой семье, специализирующейся на этом ремесле. Помимо своих основных профессий разрешается иметь и другие увлечения, но только если они не будут признаны праздными. Никому не разрешается праздное времяпрепровождение, за чем наблюдают специальные начальники. Все обязаны заниматься физическим трудом, кроме ученых и литераторов, чье призвание состоит в умственной работе. Рабочий день на Утопии длится 6 часов, остальное время утопийцы отдыхают, участвуют в собраниях и литературных занятиях «развивающих ум». Шестичасового физического труда всех граждан, включая женщин, достаточно для удовлетворения всех нужд государства, в котором нет бездельников монахов, священников, воинов, богачей и нищих. Потребности здесь тоже минимальные: никакой роскоши, дома не перестраиваются по прихоти владельцев, которых нет, а одинаковая одежда шьется из простой грубой ткани.

Народонаселение контролируется и поддерживается в соответствии с наличием средств пропитания. Излишки трудовых ресурсов после распределения по городам направляются в колонии. Ну, конечно же, остров Утопия (как и остров Англия) имеет колонии! Что это за страна, которая в XVI веке не имеет колоний?

Все золото, серебро и драгоценные камни принадлежат государству и хранятся на случай войны для наемных войск и наемных убийц, действующих в стане врага. В мирное время к драгоценностям выказывается презрение путем использования золота, например, для изготовления цепей для рабов, а драгоценных камней в качестве детских игрушек.

Во главе страны стоит пожизненный князь с сенатом. Управление городов основано на выборных началах. Важнейшие вопросы выносятся на обсуждение должностных лиц, а иногда и на собрание народа. Для согласования общих дел от каждого города в столицу делегируются по три представителя.

Любые политические рассуждения за пределами сената и собраний караются смертью. Этим исключаются смуты.

Высшую цель человеческой жизни утопийцы видят в достижении счастья честного и добродетельного. Гуманность их – альтруизм: брать у себя и отдавать другим.

Веротерпимость Утопии допускает наличие разных религий, но соединяющихся в поклонении единому верховному Божеству. Священники выборные, их не много и они дают пример воздержанности для достижения вечного блаженства. Сомневающиеся в Провидении или бессмертии душ не допускаются к общественным или государственным должностям. Атеистам вообще запрещено говорить с другими людьми, дабы не смущали праведные души.

Женщины, работающие наравне со своими мужьями, принадлежат им по закону, и изменять не имеют права. Супружеская неверность строго наказывается. Развестись можно, но непросто: необходимо не только обоюдное согласие супругов, но еще и разрешение самого сената.

Сер Томас Мор, председатель палаты общин (1523-29), лорд-канцлер (1529-32) с лицом пирата, был казнен 7 июля 1535 за отказ принести присягу, противоречащую его католическим убеждениям. Это был человек, для которого принципы и честь были дороже жизни. «Можно ли считать справедливым такой порядок, – спрашивал он (цитируется по Б. Н. Чичерин. Политические мыслители древнего и нового мира. Изд. Сытина. М. 1897), – в котором дворянин или богач или вообще люди, ничего не делающие и приносящие государству ничтожную пользу, живут в спокойствии и роскоши, тогда как земледелец или работник, без чьего труда ни единого года не продержится государство, влачит такую несчастную жизнь, что можно предпочесть ей судьбу животных, у которых и не столь тяжелый труд, и не хуже пища, и нет заботы о будущем! Этих несчастных в настоящем удручает бесплодная работа, а вместе с тем их убивает мысль о беспомощной старости; ибо ежедневного заработка едва достает им на скудное пропитание, и нельзя ничего отлагать для будущего... И все эти козни, от имени власти, которую богатые захватывают в свои руки, обращают в закон. Таким образом, то, чего достало бы на всех, идет на пользу немногих, вследствие ненасытной жадности людей, которые всё себе забирают. Одно только уничтожение собственности может помочь этому злу. Обман, воровство, грабительство, возмущения, убийства, против которых бессильны существующие законы, а вместе с тем бедность, заботы и труды, – все это погибнет вместе с деньгами, источником всех зол. Только при обобщении имуществ может водвориться блаженная жизнь, как в Утопии».

Только через четыреста лет была востребована модель государства Мора. Она была реализована на практике для создания колонии нового типа. Те, кто в ней жил, а затем был водворен в капитализм, могут подтвердить, что во многом Мор был прав, но, несмотря на искажение его системы, в целом его прогноз все же далек от идеала.

 

Никколо Макиавелли

 

В отличие от идеалиста Мора, итальянский политический мыслитель Никколо Макиавелли (1469-1527) был политиком-прагматиком. Флоренция во времена Возрождения росла и строилась с сохранением античных традиций и не случайно превратилась в город-музей. Уже господствовал над городом купол собора Санта-Мария дель Фьоре, строившегося 140 лет. Архитектурные решения всевозможных палаццо, галерей, лоджий, капелл, базилик, на века засвидетельствовали талант зодчих, скульпторов и художников, в числе которых творили великие Леонардо и Микеланджело. Расцвет наук и искусств отражал богатство государства. Во владениях Флоренции уже была забыта личная крепостная зависимость. Здесь впервые в мире возникли зачатки капиталистического производства, расцвела шерстяная промышленность, цеховые объединения. С XIII века Флоренция была центром банковского дела Западной Европы, получившим монопольное право взыскивать доходы в пользу папства!

К этому Флоренция пришла в результате социальной борьбы, которая бросала общество от демократии к тирании и обратно. Еще в 1293 г. была провозглашена новая конституция «Установления справедливости», лишившая грандов политических прав и закрепившая передачу власти в коммуне цехам. Но роду Альбицци удалось восстановить свой диктат, просуществовавший с 1387 до 1434 года. Следующую тиранию установили Медичи, и достигли наивысшего экономического могущества при Козимо Старшем, который сохранил республиканские учреждения формально, но фактически стал полновластным правителем Флоренции. Сменивший его в 1469 г. Лоренцо Медичи продолжал разыгрывать «демократическую карту» и покровительствовал поэтам, художникам, ученым, что привело к расцвету флорентийской культуры и искусств, а сам он заслужил прозвище Великолепный. Но и ему пришлось испытать сопротивление республиканцев. После покушения на Лоренцо и убийства его брата Джулиано, он жестоко расправился с заговорщиками и укрепил свою деспотию, учредив (1480) фактически несменяемый «демократический» орган правления Флорентийской республикой Совет Семидесяти, подобранный из сторонников Медичи, который возглавил его сын Пьеро. Но в 1494 г., уже после смерти Лоренцо Великолепного, флорентийцы восстали и изгнали сыновей Лоренцо. В 1498 г. в новом правительстве Флорентийской республики высокую должность секретаря Совета десяти занял Макиавелли. Он выполнял государственные обязанности, в том числе и дипломатические поручения в соответствии с демократическими задачами республики.

Но в 1512 г. братья утонувшего Пьеро Медичи – Джованни (кардинал, избранный тут же римским папой Львом X) и Джулиано, вернулись с войсками испанского короля Фердинанда Католика и, захватив власть, положили конец карьере Макиавелли... и начало его бессмертию.

Макиавелли отстранили от службы в Совете, подвергли аресту и выслали в его личные владения в Сан-Кашано. В изгнании, вдали от вершины власти, озабоченный новым раскладом сил, новыми задачами и новой моралью, он вспомнил свой дипломатический опыт. Не теряя времени он выступил как «борец» за установление любыми средствами сильной диктаторской власти государя, проповедуя культ грубой силы, вероломство и цинизм.

В 1513 г. он написал трактат «Государь», который, рассчитывая на покровительство, адресовал непосредственно одному из членов господствующего клана, как письмо, цитаты из которого не нуждаются ни в каких комментариях.

«Его светлости Лоренцо деи Медичи.

Обыкновенно, желая снискать милость правителя, люди посылают ему в дар то, что имеют самое дорогое, или чем надеются доставить ему наибольшее удовольствие, а именно: коней, оружие, парчу, драгоценные камни и прочие украшения, достойные величия государей. Я же, вознамерившись засвидетельствовать мою преданность Вашей светлости, не нашел среди того, чем владею, ничего более дорогого и более ценного, нежели мои познания в том, что касается деяний великих людей... Я заключил свои размышления в небольшом труде, который посылаю в дар Вашей светлости. И хотя я полагаю, что сочинение это недостойно предстать перед вами, однако же, верю, что по своей снисходительности вы удостоите принять его, зная, что не в моих силах преподнести вам дар больший, нежели средство в кратчайшее время постигнуть то, что сам я узнавал ценой многих опасностей и тревог. Я не заботился здесь ни о красоте слога, ни о пышности и звучности слов... ибо желал, чтобы мой труд либо остался в безвестности, либо получил признание единственно за необычность и важность предмета....Я желаю Вашей светлости достичь того величия, которое сулит вам судьба и ваши достоинства».

Далее Макиавелли дает скудное описание видов государств, их колонизации, но подчеркивает главную свою цель: «Я не стану касаться республик... я перейду прямо к единовластному правлению и... разберу, какими способами государи могут управлять государствами и удерживать над ними власть ».

В названиях глав трактата он, не стесняясь, дает прямые указания: «Как государь должен поступать...», «Как управлять городами или государствами...», «О том, как государи должны держать слово», «Как надлежит поступать государю...».

«Поистине страсть к завоеваниям – дело естественное и обычное...» – считает Макиавелли.

Для примера он рассматривает Турцию и Францию. В государстве султана – один властелин, все остальные – слуги, в том числе наместники в округах, которых он назначает и может сделать с ними все, что захочет. Франция, напротив, – страна родовой знати, наследственных баронов, на собственность и привилегии которых король не может безнаказанно посягнуть. Что это означает? Монархию султана, где все – рабы, трудно завоевать, ибо некого подкупить, кто бы смог учинить в стране раздор, увлечь за собой народ и облегчить захват власти. Здесь все обязаны милостям султана. Завоевателю следует ожидать единодушного отпора. Зато в случае победы, кроме родни султана, бояться некого: привычный к послушанию народ покорится новому владыке безропотно и так же верно будет ему служить. Что остается сделать? « Истребить разоренных им правителей вместе с семействами » подсказывает, не надеясь на сообразительность владыки, Макиавелли.

А вот среди баронов Франции всегда найдутся недовольные, обиженные или завистники, с которыми можно вступить в сговор и использовать их верноподданных для облегчения победы. «Люди, веря, что новый правитель окажется лучше, охотно восстают против старого, но вскоре они на опыте убеждаются, что обманулись, ибо новый правитель всегда оказывается хуже старого. Что опять таки естественно и закономерно...» (!?).

Следовательно, чтобы удержать в покорности такую страну недостаточно искоренить род государя, ибо останутся бароны, которым завоеватель обязан за помощь и которые могут повторить свое предательство уже по отношению к нему. Какой же вывод? «Заблуждается тот, кто думает, что новые благодеяния могут заставить великих мира сего позабыть о старых обидах». «Людей следует либо ласкать, либо изничтожать, ибо за малое зло человек может отомстить, а за большое – не может; из чего следует, что наносимую обиду человеку надо рассчитать так, чтобы не бояться мести». «Чтобы упрочить над ними власть, достаточно искоренить род прежнего государя». «Колонии не требуют больших издержек, устройство и содержание их почти ничего не стоят государю». «З авоевателю следует... проследить за тем, чтобы род прежнего государя был искоренен ».

Как настойчив Макиавелли в уничтожении рода. Не этот ли урок объясняет уничтожение нашего царя и дворянства со всеми потомками? Вот он, наш документ (примечательны даты). Постановление Чрезвычайной комиссии, Петроград, 16 марта 1918 года:

«Согласно постановлению чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией все члены бывшей династии Романовых, независимо от степени их родства с Николаем Романовым, имеющие от роду не менее 15-ти лет и проживающие в Петрограде или в ближайших к нему окрестностях, обязаны явиться в течение 16 - 17-18 марта между 11-тью и 5-тью часами дня в чрезвычайную комиссию по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией (Гороховская, 2), по возможности с удостоверениями личности и двумя фотографическими карточками. Уклонившиеся от исполнения этого распоряжения будут арестованы и преданы суду за неисполнение распоряжения Советской власти».

Чем это кончилось известно всем.

Макиавелли был близок к папской верхушке и неоднократно ссылается в трактате на свои беседы с кардиналами. Его отношение к заповеди «не убивай», очевидно, базируется на том, что он знает отношение к этому самого бога. Он написал об этом в следующем эпизоде (цитируется с сокращениями), оправдывающем максимальную жестокость в укреплении власти:

«Сицилиец Агафокл стал царем Сиракуз, хотя вышел не только из простого звания, но из низкого и презренного. Он родился в семье горшечника и вел жизнь бесчестную, но смолоду отличался такой силой духа и телесной доблестью, что, вступив в войско, постепенно выслужился до претора (начальник охраны и судья) Сиракуз. Утвердясь в этой должности, он задумал сделаться властителем. Он созвал однажды утром народ и сенат Сиракуз, якобы для решения дел, касающихся республики; и когда все собрались, солдаты его по условленному знаку перебили всех сенаторов и богатейших людей из народа. После такой расправы Агафокл стал властвовать, не встречая ни малейшего сопротивления со стороны граждан. Кого-то могло бы озадачить, почему Агафоклу и ему подобным удавалось, проложив себе путь жестокостью и предательством, долго и благополучно жить в своем отечестве, защищать себя от внешних врагов и не стать жертвой заговора со стороны сограждан, тогда как многим другим не удавалось сохранить власть жестокостью. Думаю, дело в том, что жестокость жестокости рознь. Жестокость применена правильно, когда ее проявляют сразу и по соображениям безопасности не упорствуют в ней и, по возможности, обращают на благо подданных; и плохо применена в тех случаях, когда поначалу расправы совершаются редко, но со временем учащаются. Действуя первым способом, можно, подобно Агафоклу, с божьей и людской помощью удержать власть». Нет сомнения, что на божью помощь, как пишет Макиавелли, может рассчитывать только наиболее жестокий убийца.

Но не только поверженных царей и вельмож поучает уничтожать Макиавелли своего господина. «Кто захватит город, с давних пор пользующийся свободой, и пощадит его, того город не пощадит. Там всегда отыщется повод для мятежа во имя свободы и старых порядков, которых не заставят забыть ни время, ни благодеяния новой власти». «Нет способа надежно овладеть городом иначе, как подвергнув его разрушению».

«На народ надеяться – что на песке строить. Поговорка верна, когда речь идет о простом гражданине, который тешит себя надеждой, что народ его вызволит. Но если в народе ищет опоры государь, который не просит, а приказывает, к тому же бесстрашен, он никогда не обманется в народе и убедится в прочности его опоры».

«Государь, если он хочет сохранить власть, должен научиться отступать от добра и пользоваться этим по необходимости. Государи не боятся навлечь на себя обвинения в тех пороках, без которых трудно удержаться у власти, мы найдем немало такого, что на первый взгляд кажется добродетелью, а в действительности пагубно для государя, и наоборот: выглядит как порок, а на деле доставляет государю благополучие и безопасность. Поэтому государь, если он желает удержать в повиновении подданных, не должен считаться с обвинениями в жестокости. Учинив несколько расправ, он проявит больше милосердия, чем те, кто от избытка доброты потворствует беспорядку. Ибо от беспорядка, который порождает грабежи и убийства, страдает все население, тогда как государь карает лишь отдельных лиц».

«Но когда государь ведет многотысячное войско, он тем более должен пренебречь тем, что может прослыть жестоким. Среди удивительных деяний Ганнибала упоминают и следующее: отправившись воевать в чужие земли, он удержал от мятежа и распрей огромное разноплеменное войско, как в дни побед, так и поражений. Что объясняется только его нечеловеческой жестокостью, которая вкупе с доблестью и талантами внушала войску благоговение и ужас; не будь в нем жестокости, остальные его качества не имели ба такого действия».

«Любят государей по собственному усмотрению, а боятся – по усмотрению государей, поэтому мудрому правителю лучше рассчитывать на то, что зависит от него, а не от кого-то другого».

«В наше время великие дела удавались лишь тем, кто не старался сдержать данное слово и умел, кого нужно, обвести вокруг пальца. С врагом можно бороться, во-первых, законами, во-вторых, силой. Первый способ присущ человеку, второй – зверю,государь должен усвоить то, что заключено в природе и человека, и зверя. Государь должен совместить в себе обе эти природы, ибо одна без другой не имеет достаточной силы. Надо быть подобным лисе, чтобы уметь обойти капканы, и льву, чтобы отпугнуть волков. Разумный правитель не может и не должен оставаться верным своему обещанию, если это вредит его интересам, всегда в выигрыше оказывался тот, кто имел лисью натуру. Однако натуру эту надо еще уметь прикрыть, надо быть изрядным обманщиком и лицемером, люди же так простодушны и так поглощены ближайшими нуждами, что обманывающий всегда найдет того, кто даст себя одурачить».

Макиавелли хорошо знал папу римского Александра VI и был в доверительных отношениях с его сыном герцогом Чезаре (Цезарь) Борджа, которому папочка помогал в захватах земель и устранении врагов. Обоих Макиавелли ставит в пример своему господину. «Александр VI всю жизнь изощрялся в обманах, но каждый раз находились люди, готовые ему верить. Во всем свете не было человека, который бы так клятвенно уверял, так убедительно обещал и так мало заботился об исполнении своих обещаний. Тем не менее, обманы всегда удавались ему, как он желал, ибо он знал толк в этом деле. Отсюда следует, что государю нет необходимости обладать всеми названными добродетелями, но есть прямая необходимость выглядеть обладающим ими. Пусть тем, кто видит его и слышит, он предстанет как само милосердие, верность, прямодушие, человечность и благочестие, особенно благочестие. Ибо люди большей частью судят по виду, так как увидеть дано всем, а потрогать руками – немногим. Немногим известно, каков ты на самом деле, и эти последние не посмеют оспорить мнение большинства».

И человечество продолжает попадаться, как рыба на крючок, на подобные уловки. Я не знаю, что еще надо сказать людям, чтобы они перестали верить профессиональным лицемерам, если они продолжают это делать, даже прочитав Макиавелли.

Сыночек двойного папы тоже, с точки зрения Макиавелли, «достоин внимания и подражания». Завоевав Романью с помощью войск французского короля, Борджа, для её усмирения и подчинения своей власти, послал мессира Рамиро де Орко, «человека нрава резкого и крутого». Когда тот навел трепет на всю округу и всех «умиротворил», Чезаре Борджа решил, что чрезмерное сосредоточение власти в чужих руках ему ни к чему и может озлобить против него подданных. Чтобы расположить их к себе и обелить собственную персону он велел выбросить ночью разрубленное пополам тело Рамиро де Орко на людной площади рядом с колодой и окровавленным мечом. «Свирепость этого зрелища одновременно удовлетворила и ошеломила народ».

Обращает внимание автор и на еще один способ ухода от ответственности. Во Франции, где властолюбие и наглость знати были не меньше, чем ненависть к ней народа, король «защитился» от тех и других парламентом. Таким образом он избавился от обвинений знати в потворстве народу и от обвинений народа в покровительстве знати. «Трудно вообразить лучший и более разумный порядок, как и более верный залог безопасности короля и королевства. Дела, неугодные подданным, государи должны возлагать на других, а угодные – исполнять сами».

Мудрый государь должен иногда сам «искусно создавать себе врагов, чтобы, одержав над ними верх, явиться в еще большем величии». «Но самое главное для государя – постараться всеми своими поступками создать себе славу великого человека, наделенного умом выдающимся».

И тут политик Макиавелли «подбрасывает» хозяину идею объединения Италии, как путь к возможному величию (а может быть и гибели?).

«Обдумывая все сказанное и размышляя, настало ли для Италии время чествовать нового государя во славу себе и на благо отечества, – я заключаю, что столь многое благоприятствует появлению нового государя. Как некогда народу Израиля пришлось пребывать в рабстве у египтян, Италии пришлось дойти до нынешнего ее позора: нет в ней ни главы, ни порядка; она разгромлена, разорена, истерзана, растоптана, повержена в прах.

Как полна она рвения и готовности стать под общее знамя, если бы только нашлось, кому его понести!

И самые большие надежды возлагает она ныне на ваш славный дом, каковой, благодаря доблести и милости судьбы, покровительству Бога и Церкви, глава коей принадлежит к вашему дому, мог бы принять на себя дело освобождения Италии.

...Пусть после стольких лет ожидания Италия увидит, наконец, своего избавителя. Не могу выразить словами, с какой любовью приняли бы его жители. Кто отказал бы ему в повиновении?».

 

Вышедшие из аптекарей в крупные торговцы, Медичи создали банкирский дом, который был одним из крупнейших в Европе. Они заняли папский престол и возглавляли католическую церковь в 1513-21 гг. (Джованни Медичи, он же папа Лев X) и в 1523-34 гг. (Джулио Медичи, он же папа Климент VII), а впоследствии Екатерина Медичи воссела на французский престол. Но объединить Италию под своим господством им не суждено было. Советов Макиавелли для этого оказалось мало. Они опубликовали трактат «Государь» только через пять лет после смерти Макиавелли. Для чего? Во всяком случае, вместе с вкладом Макиавелли в науку о власти вошло и имя Медичи.

Откровенное поощрение злодейства власти, пропагандируемое в трактате, вызвало много протестов, что также способствовало популярности и незабвенности, как автора, так и адресата.

Как мало надо для бессмертия!

 

Жан Боден

 

Французский юрист Жан Боден (1530-1596) считается одним из создателей современного права и исторической науки. Он тоже вошел в историю благодаря тому, что видел интересы буржуазии в абсолютной, ничем не ограниченной власти монарха.

Его время пришлось на религиозные войны, которые вели во Франции гугеноты (протестанты-кальвинисты) с переживавшими кризис католиками. Эта борьба обострилась после массовой резни гугенотов в Варфоломеевскую ночь 24 августа 1572 года, организованной королевой-матерью Екатериной Медичи во время съезда гугенотов на бракосочетание их главы Генриха Наваррского (будущего короля Франции Генриха IV) с Маргаритой Валуа. Эту обильную дворцовыми интригами историю все знают по книге Дюма «Королева Марго».

Религиозное противостояние отражало борьбу за власть, которая привела Францию к глубокому политическому расколу и созданию 4-х правительств. Кроме правительства короля Франции Генриха III с матерью Екатериной Медичи, образовались еще три: гугенотское на юге во главе с королем Наварры Генрихом Наваррским, католическое на севере во главе с Генрихом Гизом и буржуазное, возглавляемое «Комитетом 16» от Парижской лиги, созданной с народным представительством. Нестабильная обстановка вызвала народные волнения: восстали ремесленники и парижская беднота, развернулось антифеодальное крестьянское движение. Испания сочла момент подходящим для начала своей интервенции.

В этих условиях естественным и разумным шагом было объединение здравомыслящих людей Франции, независимых от противоборствующих сторон, и образование средней партии, целью которой было установление мира в государстве и предоставление свободы вероисповедания. В их числе был и Жан Боден – политический деятель высшего сословно-представительского учреждения Франции – Генеральных штатов, состоявших из депутатов от духовенства, дворянства и городов всей страны. В своем публицистическом труде «Шесть книг о республике» (1576) Боден, как юрист, рассматривает отличие государства с правовым управлением от шайки разбойников, находя его, прежде всего в том, что оно должно действовать в соответствии со справедливостью и естественным законом. Оно должно обеспечивать гражданам внутренний мир, охрану правосудия и защиту от внешних врагов. Этого как раз и не хватало Франции. В основе государства он видит семью, в которой тоже распространяется правовое управление отца на остальных членов семьи и имущество. Хорошо устроенное семейство – это образец государства, ибо домашняя власть сродни политической с той только разницей, что домашняя управляет частным достоянием, а политическая – общественным. Он критикует коммунизм Платона и Мора, не допуская обобществления ни жен, ни имущества, так как это противоречит естественному закону запрещающему брать чужое, разрушает кровные связи, любовь между мужем и женой, родителями и детьми, уничтожает семейное разнообразие и гармонию. Проповедники коммунизма воображают, что люди больше заботятся об общественном, а на деле всегда наоборот: каждый из общего стремится взять себе. А любовь, обобществляясь, слабеет.

Подчинение чувственных влечений разуму – первый закон природы. Поэтому власть, основанная на повиновении, распространяется на супружескую, отцовскую и господскую. При этом жена подвластна мужу только тогда, когда он сам не является членом общей семьи отца своего и не подвластен ему. В этом случае супруг теряет право власти и над женой и над детьми. Семейная власть должна быть едина. Над детьми же власть отца, как создателя, безгранична, она создана природой и подобна власти бога над людьми. Поэтому Боден считает, что отцу принадлежит право даже лишать жизни своё потомство. Но в государстве глава семейства из господина становится подданным и подчиняется чужой воле.

Разум и история показывают, что государства образуются насилием, а не добровольным согласием людей, но политическое подчинение не уничтожает полностью свободу, а только ограничивает её. Боден исключает возможность быть гражданином двух государств, а смену подданства допускает только с согласия верховной власти, которая является постоянной и абсолютной.

Верховная власть, переданная на время, не является верховной, как власть, данная уполномоченному. Верховною может считаться только власть, которой обладает лицо всецело на неопределенный срок.

Я хотел бы обратить внимание читателя на эти слова. Современные президенты, «уполномоченные на время» по Бодену, как я предположил выше, не обладают верховной властью, ими самими владеет «лицо, обладающее властью всецело на неопределенный срок». Владеет – это не обязательно – управляет, ибо главная задача управителей – угадать, что хозяину нужно! Самим принимать непопулярные решения и выполнять грязную работу, не марая хозяина. В этом проявляется их компетентность, как управителей. Понаблюдайте за своим и чужими президентами и, возможно, вы тоже придете к моим выводам.