Топологии жизненного пространства: несопоставимости в изобразительном представлении опыта

Топологическая психология Левина и ее ограничения

Самую амбициозную попытку изобразить формальные свойства опыта предпринял Курт Левин, получивший широкое признание как один из гениев психологии. Левин (Levin, 1936) использовал математическую топологию своего времени — качественную математику областей и их свойств — как психологический язык для представления структуры опыта в специфическом «жизненном пространстве». Хотя такой подход был быстро и повсеместно отвергнут как неудача или, в лучшем случае, поучительный курьёз, природа этой неудачи в действительности не была изучена. Отдельные аспекты схем Левина до сих пор используются в образовательных целях, но если относиться к целям Левина так серьезно, как он сам, сразу становятся совершенно ясными проблемы, внутренне присущие подобному подходу. Действительно оказывается, что дилеммы представимости, с которыми в 1930-х гг. столкнулась новая физика, в равно мере стояли и перед Левином.

Левин хотел найти абстрактный изобразительный язык, который мог бы передавать то, что передает умелый романист, но на чисто формальном уровне, который бы охватывал более специализированные языки различных отраслей психологии. Он искал метод представления точки зрения первого лица в терминах того, что субъект в данный момент понимает в качестве психологически возможного в его разворачивающейся ситуации. В одной из знаменитых диаграмм жизненного пространства, составленных Левином, каждая область должна представлять ощущаемую психологическую реальность, изображает ли она цели, действия, препятствия, ментальные состояния и т. п. Области соотносятся с точки зрения близости-отдаленности (цель ожидается в непосредственном или более отдаленном будущем), текучести-жесткости (области ощущаются как легкие или трудные для прохождения по пути к другим областям), и толщины-тонкости психологических границ (области могут ощущаться как такие, куда легко или трудно входить, и откуда легко или трудно выходить). Поскольку жизненное простран-

Сознание как пространство

417

ство в данным момент должно изображаться как статичный паттерн, Левин добавлял к этому отдельную «векторную» психологию, чтобы изображать градиенты энергии, которые должны были определять, какие пути движения будут выбираться с точки зрения потребностей индивида и ощущаемого ценностного «заряда» (или «валентности») различных областей.

Однако такое представление опыта человека в его ситуации не может включать в себя определенные факторы, которые, тем не менее, влияют на ее исход. Эти разнообразные «внешние» факторы могут относиться, например, к фактам неврологии, структуры общества, социального статуса и даже географии (при надвигающемся землетрясении). Они либо вовсе не входят в текущий опыт человека как таковые, либо, самое большее, косвенно отражаются в нем. Они представляют собой то, что Левин называет «чужеродной оболочкой», окружающей жизненное пространство со всех сторон. На наш опыт всегда влияют непсихологические факторы, которые не обязательно непосредственно или адекватно отражаются в жизненном пространстве — как когда камень, летящий в направлении головы туриста, воспринимается периферическим зрением как бабочка, или вовсе не воспринимается.

На рис. 13 показана типичная и относительно простая диаграмм жизненного пространства по Левину. Принимая по уговору, что ощущаемое движение времени идет слева направо, мы видим здесь структуру жизненной ситуации, в которой человек переживает себя находящимся в конкретной области (настроения, деятельности или просто ожидания). Ее отделяют от области предвидимого исхода промежуточные области, представленные здесь в качестве связанных с ожидаемым выбором или альтернативой. Чтобы не обременять читателя конкретной спецификой изображенной таким образом ситуации, обратим внимание на то, что, в соответствии с диаграммой, одна из этих альтернативных областей переживается как такая, в которую легко входить и через которую легко проходить, но откуда трудно выходить (задняя граница изображена толстой линией). В другую трудно входить, и через нее трудно проходить (плотность среды), но она ощущается как позволяющая более легкий конечный доступ к «цели» или «результату». (Тонкость линии, разделяющей две альтернативные области, показывает, что индивид воспринимает эту ситуацию как

'4 О природе сознания

418

Сознание и реальность

позволяющую ему передумать — то есть, легко сменить альтернативы на ходу). Чужеродная оболочка включает в себя все те факторы, которые будут влиять на прохождение, но которые человек не осознает, либо они только косвенно отражаются в его опыте. Здесь мы имеем неожиданные землетрясения, шальные пули, недооцененные факторы социального статуса и значения, неизвестные мнения других людей о нас, неправильно воспринимаемые социальные практики и обычаи, которые будут определять наш опыт по мере его развертывания в той же или большей степени, что и наши интерпретации.

Рис. 13. Жизненное пространство по Левину.

Стандартную критику предложенной Левином топологии жизненного пространства можно достаточно быстро отмести (Hall & Lindzey, 1979). Несомненно, ее солипсизм и неспособность представлять взаимную «со-данность» мира весьма серьезны, но они типичны и для остальных представителей основного направления когнитивной теории; исключение, по крайней мере потенциально, составляет лишь Гибсон. Справедливо и то, что метод Левина больше походит на формализованное описания, чем на более традиционные объяснения и предсказания, которые нас, как психологов, учат ценить. Однако никогда не было ясно, может ли объяснение играть в гуманитарных науках ту же роль, которую оно играет в естественных. Неудача Левина гораздо более серьезна и поучи-

Сознание как пространство

419

тельна, чем критика, которая утверждает, что он предлагает только писания. Каким бы было достижением, если бы было возможно описывать психологическую реальность абстрактными топологическими терминами, полностью адекватными описываемому материалу. Как интересно было бы, если бы мы могли заметить предложенное Лакоффом и Джонсоном расплывчатое собрание физических метафор, используемых при самосоотнесении, формальными математическими областями и силами. Но ни то, ни другое, судя по всему, невозможно.

Динамика изменения в жизненном пространстве и теория катастроф

Рассмотрим сперва неспособность языка Левина представлять динамизм изменения в жизненном пространстве, посредством которого ситуация индивида постоянно переходит или готовится переходить в другую, совершенно иную организацию. Как долго сохраняется жизненное пространство? Как можно представить это, а также его «готовность» к реорганизации?

Отделение векторной психологии динамических потребностей от топологии областей жизненного пространства означает, что Левин никогда не мог рассматривать актуальную относительность психологического момента в качестве своей истинной единицы анализа. Разумеется, он остро осознает эту проблему. Левин (1936) заявляет, что жизненное пространство в целом, наряду с его областями, должно быть подвержено непрерывной реорганизации, зависящей от воздействия последовательных переживаний и быстро меняющейся мотивационной динамики. В принципе не существует способа определить действительное количество времени, которое должна охватывать диаграмма жизненного пространства. Будет ли жизненное пространство охватывать краткое мгновение или недели, может определяться только напряженностями и тенденциями, которые приведут к следующей результирующей психологической ситуации и ее собственной устойчивости или неустойчивости. В повседневной жизни совокупное жизненное пространство может меняться несколько раз в секунду, по мере того как мы интерпретируем и переинтерпретируем сложную, быстро меняющуюся ситуацию. С другой стороны, общая структура могла бы сохраняться более или менее неизменной в течение большей части жизни —

420 Сознание и реальность

разумеется, в зависимости от уровня абстракции и от того, какие психологические факторы мы решаем представлять. В этом контексте Левин упоминает о важности «скорости опосредующих процессов» для определения «длины» жизненного пространства как «разностного отрезка времени», но он не способен формально представлять ничего из этого. Подлинное изображение жизненного пространства как «элемента» должно отражать актуальную динамическую структуру ситуаций, как если бы они были волнами прибоя, пойманными на гребне их «осуществления» — в чем-то похоже на то, что Джемс говорил о движении акцента в фразе «колода карт лежит на столе»

Курт Бак (Back, 1992) в своем обзоре, посвященном использованию топологии после Левина, считает «теорию катастроф» Рене Тома (Thorn, 1975) и Кристофера Зеемана (Zeeman, 1976, 1977) главным последующим развитием попыток Левина представлять векторную динамику конфликтных ситуаций на пороге качественной реорганизации. Том стремился найти формальный язык для представления внезапных нарушений непрерывности и отклонений от симметрии в биологии и опыте. Взяв за исходную модель свойства волн прибоя, он выявляет семь «элементарных катастроф» или форм внезапной реорганизации. Они различаются числом участвующих переменных, но все основываются на двух основополагающих формах волн — пустотелой эллиптической и с обламывающимся гребнем. Зееман применил предложенную Томом модель точки заострения к событиям бифуркации как, например, когда агрессивно лающая собака внезапно поворачивается и убегает или испуганный человек нападает; к такого рода событиям также относятся внезапные изменения фондовых рынков, нападение в противовес капитуляции в военной стратегии, цикл потери аппетита — переедания, момент электрической импульсации нейрона, и даже момент, в который балка моста прогнется под давлением.

Одним из наиболее интересных расширений моделирования катастроф стало предложение использовать его для представления качественных стадийных изменений в когнитивном развитии (Van Der Mass & Molenar, 1992). Можно считать, что данные последова-

Гребень волны, способный обламываться, называется в теории катастроф точкой заострения или точкой возврата. — Прим. пер.

Сознание как пространство

421

тельных оценок на протяжении длительного времени, показывающие то или иное сочетание бимодальности, внезапных скачков, возвращений к предыдущим показателям, замедления или ускоре-

|ния изменения, и аномальной изменчивости, указывают на резкие качественные изменения организации, которые постулирует теория катастроф. На более микрогенетическом уровне все эти показатели также будут описывать флуктуации и внезапные реорганизации перцептуального распознавания в экспериментах с тахистоскопом, а также разрывы и включения причудливости в формировании сновидений.

Моделирование катастроф действительно позволяет представ-' лять формальную динамику психологических моментов или стадий развития, колеблющихся между многочисленными аттракторами, репеллерами, пределами и разделителями (Abraham & Shaw, 1988). Однако это достигается ценой изображения формальных свойств I только одного искусственно изолированного аспекта феноменоло-¹ гии опыта. Полный логос опыта, который искали Левин, Гибсон и * Хайдеггер, ускользает от нас в диаграммах Тома и Зеемана так же, как ускользал в'диаграммах Левина. Хотя отображение внезапных реорганизаций жизненного пространства с помощью модели ломающихся волн и относится к «специфике» непосредственного опыта, это достигается, как и в случае абстрактных графических представлений в современной физике (Miller, 1984), за счет сочетания соглашения и чрезвычайно избирательного акцента. Модели теории катастроф формализуют «скорость опосредующих процессов», о которой говорил Левин, но при этом приносят в жерву любую более широкую феноменологию. Мы столь же безусловно находимся «в» своем опыте, как и «в» физической вселенной, и не исключено, что мы не можем «рисовать» ни то, ни другое, не притворяясь, что мы занимаем вымышленную позицию вне самих себя, которая неизбежно должна искажать нашу точку зрения и делать ее неполной.

Граница между жизненным пространством и чужеродной оболочкой как двойной тор

Сходный урок выявляется из рассмотрения еще одной особенности графических изображений жизненного пространства у Леви- \ на, которая также должна искажать более широкую феноменоло-

422

Сознание и реальность

гию нашего опыта. Однако в данном случае ни Левин, ни его критики, по-видимому, этого не заметили.

Если помнить о том, что все проводимые границы должны отражать «психологическую реальность» как ее переживает индивид, становится очевидным, что между границами, разделяющими различные внутренние области жизненного пространства, и общей границей между жизненным пространством и чужеродной оболочкой существует решающее различие с точки зрения их отношения к описательной феноменологии. Проведение границы между жизненным пространством и чужеродной оболочкой в качестве определенной линии должно означать, что я переживаю ее как препятствие или самостоятельную область. Если я рисую эту линию очень тонкой, то означает ли это, в соответствии с правилами для границ внутренних областей, что я ощущаю свою непосредственную ситуацию особенно открытой для «чужеродных» влияний, которые не могу предвидеть? (если бы я мог их предвидеть, они бы стали внутренними областями). Если я рисую ее очень толстой, говорю ли я тем самым, что не ощущаю ничего вне моего «мира», или что я действительно чувствую себя абсолютно защищенным от неожиданного? Однако граница, окружающая жизненное пространство и отделяющая его от чужеродной оболочки, обычно вообще не переживается. Граница, которую Левин проводит вокруг жизненного пространства имеет совершенно иной эмпирический и концептуальный статус, чем области, границы и плотности которых показывают наш действительный опыт.

Предположительно, жизненное пространство «впереди» отчасти обладает «горизонтальной открытостью» Гибсона и Хай-деггера — в разной степени ощущаемой в качестве таковой в разных ситуациях. Левин утверждает, что жизненное пространство «открыто» и «не ограничено», но он всегда (и обязательно) изображает его замкнутым. Как нарисовать «отсутствие границы» — причем в качестве переменного параметра? Некоторые из критиков (Allport, 1955) указывают, что Левину было очень трудно полностью осуществить логическое разделение между психологическим и физическим пространством, несмотря на то, что он постоянно занимался этой проблемой. В приведенном примере он как будто собирается изобразить пространство «первого лица» (которое, как мы видели, открыто «возможности»), но может вы-

Сознание как пространство

423

водить его только из точки зрения третьего лица, с которой другой должен представать как ограниченная и постоянная сущность — замкнутым. Периметр жизненного пространства следует представлять открывающимся в неопределенность, которую нельзя полностью очертить. Левин (1936) может это сказать, и действительно говорит, но не может это изобразить так же, как изображает подлинно феноменологические внутренние области жизненного пространства.

Чтобы рассматривать репрезентацию границы жизненного пространства, мы должны подходить к ней сходным избирательным образом, отделяя эти вопросы от тонко детализированных изображений внутренних потоков и препятствий жизненного мира у Левина. Чисто гипотетически, можно приближенно моделировать границу между жизненным пространством и чужеродной оболочкой с помощью формы тора или катушки — потенциального хаотического аттрактора, который может «редуцировать» множественные циклы осцилляции в единую динамическую постоянную. Однако и в этом случае, хотя такое моделирование может отражать кое-что из «специфики» чувственного опыта, это достигается ценой любого более полного логоса.³

Я уже обсуждал точку зрения, согласно которой жизненный мир чувствующих существ основывается на двух совершенно различных системах — непосредственном восприятии и распознавании, -— различным образом накладывающихся друг на друга во все моменты существования организма (главы 3, 6). Непосредственное восприятие вытекает из горизонтальной открытости. Это также подразумевается у Левина в понятии представления ощущаемых возможностей впереди, которые, хотя и реально ощущаются, однако не могут быть представлены в явном виде как замкнутая граница. Гибсон изображает эту открытость с помощью «зрительного конуса», идущего из неопределенного горизонта к точке наблюдения, и развертывающего наслоение и текстуру. С точки зрения этого конуса или воронки мы можем считать непосредственное восприятие топологически открытым с обоих концов, поскольку открытость горизонта впереди делает положение субъекта сходным образом подверженным внезапной реорганизации. В этой формализованной системе «энергия» течет от горизонта в наслаивающиеся текстуры, движущиеся мимо субъ-

424

Сознание и реальность

екта. Поскольку этот конус восприятия постоянно обновляется и реорганизуется по мере того, как мы передвигаемся и меняем направление внутри него, его можно рассматривать как вихрь, края которого никогда не могут образовывать неподвижную или устойчивую воронку. Это открытая система, в чем-то сходная с циклоном.

Соответственно, система распознавания также представляет собой постоянно обновляющийся и перемещающийся вихрь, однако направленный в другую сторону. Хотя в конечном счете он занимает «то же самое» пространство, что и непосредственное восприятие, он основывается на своем собственном цикле энергий, связанных с потребностью. Он стремится к ориентации на поверхности объектов, которые должны симметрично наплывать при приближении или убывать при отступлении. Это можно представлять как меняющийся вихрь, который сужается в направлении распознаваемого объекта, но все равно остается открытым, поскольку объекты, распознаваемые таким образом, могут легко исчезать, подобно лопающимся пузырям, при дальнейшем приближении или убегании. Как показывает фон Уэкскюль, не только у людей получение того, что вы хотите, может быть полно неожиданностей — в минимуме объект меняется, в максимуме, он исчезает. Более широкое основание воронки также открыто, поскольку оно представляет ощущаемое пространство, в котором существо может маневрировать с точки зрения меняющихся двигательных возможностей приближения или убегания. Как мы уже видели, энергия в конусе распознавания подчиняется более энтропийному порядку, чем в конусе прямого восприятия, поскольку она основывается на динамике удовлетворения конкретной потребности.

В то время как обычно субъект и объект считаются логическими противоположностями, с точки зрения этого представления жизненного пространства как наложения прямого восприятия и распознавания, они не являются психологически противоположными. Скорее, «субъект» скоординирован с объемлющим строем, который определяет его положение, тогда как на противоположных концах размерности распознавания находятся его потребность и объект. Возможно, на более элементарном уровне анализа, чем тот, что рассматривал Фримен (Freeman, 1991), взаимодействия между субъектом и потребностью, объектом и строем, образуют «стран-

Сознание как пространство

425

ные аттракторы». Тогда субъект и объект не могут считаться подлинными противоположностями, поскольку каждый из них представляет собой самостоятельную динамически взаимодействующую систему. Субъект становится динамичным и меняющимся соединением положения и желания, а объект — слиянием значимых поверхностей и объемлющего окружения. Не удивительно, что контраст между «субъективным» и «объективным» вызвал такую путаницу в психологии.

Рис. 14. Двойной тор. Из книги Ральфа Г. Абрахама и Кристофера Д. Шоу «Динамика: геометрия поведения».

Если теперь вы графически изобразим наложение этих двух воронок, то поскольку их по-разному организованные системы действительно охватывают «одно и то же» жизненное пространство, мы получим двойную воронку с седловой точкой в области их пересечения. Это составляет организующий странный аттрактор для единичной динамической системы, который очень похож на формы двойного тора в работах Абрахама и Шоу (Abraham &

426

Сознание и реальность

Shaw, 1983, 1984) (см. рис. 14). Колебания в области такой седло-вой точки превращают эту двойную воронку в структуру соленоида или тора, содержащую чередующиеся накладывающиеся циклы (рис. 15). Именно эта форма двойного тора может быть кандидатом на формальное графическое представление внешнего слоя или оболочки жизненного пространства подвижного существа. Подобный соленоид будет претерпевать постоянную реорганизацию в зависимости от того, преобладает ли в данный момент времени воронка, связанная с распознаванием или с навигацией, хотя обе они, по определению, должны всегда присутствовать для поддержания самоорганизующегося динамизма жизненного пространства внутри. Случайно или не случайно, но это также четырехмерный паттерн, создаваемый движением волн рецепторного потенциала, деполяризации и ответной гиперполяризации по ней-рональной мембране, о чем писали Ясуи, Джибу и Прибрам (см. Pribram, 1991). Мы уже видели, что самой лучшей моделью ней-рональной активности может служить движение простейших в окружающей их среде.

Рис. 15. Двойной тор как хаотический аттрактор. Из книги Ральфа Г. Абрахама и Кристофера Д. Шоу «Динамика: геометрия поведения».

Разумеется, двойной тор не представляет все жизненное пространство. Только на самом абстрактном уровне он действительно отражает что-либо из его «специфики» — возможно, в том, что ка-

Сознание как пространство

427

сается ощущаемых расширений и сокращений мира субъекта. В первую очередь этот паттерн представляет внешний слой жизненного пространства и часть чужеродной оболочки, которая ближе всего примыкает к жизненному пространству и формирует его. Жизненное пространство Левина можно изображать внутри этой оболочки, с ее ощущаемыми возможностями и размытыми потребностями, теперь распространяющимися в открытые концы тора и отражающими по-разному ощущаемое расширение и сужение обоих систем. Тор отражает внешние очертания или оболочку жизненного пространства точно так же, как, согласно Д'Арси Томпсону, спиральная раковина представляет собой внешнюю запись предыдущего хода органического роста.

Восприятие, мир, вселенная

При графическом изображении опыта мы сталкиваемся с точно такой же проблемой, как при отображении «невидимых» реалий современной физики. Это можно делать только путем абстрактного геометрического представления выборочных организующих принципов, которые тогда выглядят имеющими малое отношение к конкретной специфике каждой из этих областей. Возможно, сознание примерно так же трудно «нарисовать», как относительность пространства-времени или волны/частицы, потому что они происходят из одного и того же места. Гипотеза о том, что все формальные организующие принципы современной физической науки можно применять и к наиболее,общим свойствам жизненного пространства и объемлющего экологического строя, вполне согласуется с представлением, согласно которому эти концептуальные структуры первоначально абстрагированы из «первичности восприятия». Эти структуры обнаруживаются во внешнем физическом порядке, и затем метафорически перенаправляются на нас самих для целей само-отражения. Но это перенаправление вряд ли происходит произвольно. Напротив, организующие принципы мира возвращаются к своему наиболее вероятному источнику в организации восприятия — источнику, множеством разнообразных прямых и косвенных способов отражающему свойства физической вселенной. Если рассматривать этот вопрос с максимально теоретически экономной точки зрения, то как еще мы могли бы успешно позна-

428

Сознание и реальность

вать вселенную и даже математически описывать ее, если бы ее принципы не были выводимы из самого восприятия, как основополагающей матрицы мышления?

Если структура восприятия подвижных организмов лежит в основе всего познания, удивительно то, с каким пренебрежением к ней всегда относились западные научная и религиозная традиции — чьей порождающей матрицей она, тем не менее, должна была оставаться. Нежелание или неспособность изучать природу жизненного мира, не говоря уже о его «устраняющем» сведении к физическим системам с более высокой энтропией и меньшей сложностью, составляет в теории познания параллель нашему глобальному экологическому кризису. Наше пренебрежение к восприятию, как предельному источнику познания, как бы под стать нашему неуважению к экосистеме Земли как единственному месту, где мы можем находиться и быть. К чему бы ни приводило нас данное обсуждение, оно согласуется с нашей окружающей средой — и это значительный шаг вперед от более традиционной, и более чем умеренно шизоидной альтернативы. Чтобы избавиться от слепоты, мы должны преодолеть свою традиционную убежденность в отдельности природы от человека и человека от животного — поскольку организация восприятия, как основа наших физических и духовных представлений, оказывается более или менее общей для всех подвижных существ. Фундаментом нашего надличностного и научного опыта становится наше живое, общее, чувственное присутствие в мире.

Часть VIII

Заключительное социологическое послесловие

Коллективное сознание представляет собой высшую форму душевной жизни, поскольку это сознание сознания....Если общение между [индивидуальными сознаниями] становится реальным сознанием, так сказать, слиянием всех отдельных мнений в одно общее мнение, то выражающие их знаки сами должны сливаться в единое и уникальное результирующее... Порождаемая таким образом жизнь пользуется столь огромной независимостью, что порой предается проявлениям... просто ради удовольствия самоутверждения... Именно так часто бывает с обрядовой деятельностью и мифологической мыслью.

Эмиль Дюркгейм. Элементарные формы религиозной жизни

Когда я не существовал даже в мыслях, Ты мечтала обо мне

Р. Хантер/ X. Гарсия. Чердак моей жизни

I СОЗНАНИЕ КАК ОБЩЕСТВО