Эволюционная концепция роста научного знания С.Тулмина

Одним из вариантов постпозитивизма, завоевавшим на Западе признание и популярность, стала концепция Стивена Тулмина. В этой концепции изложенной в работах “Рациональность и научное открытие” и “Человеческое понимание”, прогресс науки и рост знаний усматривается во все более глубоком понимании окружающего мира, а не в выдвижении и формулировании более истинных утверждений как предлагает Поппер (“более полное знание через более истинные суждения” Тулмин заменяет на более глубокое понимание через более адекватные понятия”).

Свое понимание рациональности Тулмин противопоставляет как точке зрения абсолютистов, которые признают систему авторитетной при ее соответствии некоторым вневременным, универсальным стандартам, например, платоновским “идеям” или стандартам Евклидовой геометрии, так и релятивистов, которые считают вопрос об авторитетности какой-либо системы уместным только в пределах определенной исторической эпохи, приходя к выводу о невозможности универсальной оценки. Для Тулмина “...рациональность - это атрибут... человеческих действий или инициатив...в особенности тех процедур, благодаря которым понятия, суждения и формальные системы, широко распространенные в этих инициативах критикуются и сменяются”. Говоря другими словами, рациональность - это соответствие исторически обусловленным нормативам научного исследования, в частности, нормативам оценки и выбора теорий. Отсюда следует, что нет и не может быть единых стандартов рациональности - они меняются вместе с изменением “идеалов естественного порядка”.

Новое понимание рациональности обуславливает позицию Тулмина и по другим вопросам. Прежде всего, это относится к решению проблемы научных революций.

Именно отождествлением рационального и логического, по мнению Тулмина, связаны такие крайности как униформистское и революционное объяснения. Действительно, униформистская, или кумулятивная, модель основана на представлении о познании как постоянном и непрерывном приближении к универсальному абстрактному идеалу, который понимается как логически взаимосвязанная система. Революционное же, или релятивистское, объяснение предполагает смену норм рациональности как полную смену систем знаний. Действительно, если все понятия старой дисциплинарной системы логически взаимосвязаны, дискредитация одного неизбежно ведет к разрушению всей системы в целом. Таким образом, именно “культ систематики” привел Куна к выводам о “неизмеримости парадигм” и о научных революциях как о переключениях гештальтов. “Нам необходимо учесть, - пишет Тулмин, - что переключение парадигмы никогда не бывает таким полным, как это подразумевает строгое определение; что в действительности соперничающие парадигмы никогда не равносильны альтернативным мировоззрениям в их полном объеме и что за интеллектуальным перерывом постепенности на теоретическом уровне науки скрывается основополагающая непрерывность на более глубоком, методологическом уровне”. По мнению Тулмина, ни дискретность, ни кумулятивизм не адекватны реальной истории, поэтому необходимо отказаться от взглядов на науку как согласованную “пропозициональную систему” и заменить ее понятием “концептуальной популяции”. Понятия внутри популяции обладают большей автономностью: они появляются в популяции в различное время и в связи с различными задачами и могут относительно независимо выходить из нее.

Эволюционная модель строится по аналогии с теорией Дарвина и объясняет развитие науки через взаимодействие процессов “инноваций” и “отбора”. Тулмин выделяет следующие основные черты эволюции науки:

Интеллектуальное содержание дисциплины, с одной стороны, подвержено изменениям, а с другой - обнаруживает явную преемственность.

В интеллектуальной дисциплине постоянно появляются пробные идеи или методы, однако только немногие из них завоевывают прочное место в системе дисциплинарного знания. Таким образом, непрерывное возникновение интеллектуальных новаций уравновешивается процессом критического отбора.

Этот двухсторонний процесс производит заметные концептуальные изменения только при наличии некоторых дополнительных условий. Необходимо существование, во-первых, достаточного количества людей, способных поддерживать поток интеллектуальных нововведений; во-вторых, “форумов конкуренции”, к которых пробные интеллектуальные нововведения могут существовать в течение длительного времени, чтобы обнаружить свои достоинства и недостатки.

“Интеллектуальная экология” любой исторической и культурной ситуации определяется набором взаимосвязанных понятий. “В любой проблемной ситуации дисциплинарный отбор “признает” те из “конкурирующих” нововведений, которые лучше всего отвечают “требованиям” местной “интеллектуальной среды”. Эти “требования” охватывают как те проблемы, которые каждый концептуальный вариант непосредственно предназначен решать, так и другие упрочившиеся понятия, с которыми он должен сосуществовать”.

Таким образом, вопрос о закономерностях развития науки сводится к двум группам вопросов: во-первых, какие факторы определяют появление теоретических новаций (аналог проблемы происхождения мутантных форм в биологии) и, во-вторых, какие факторы определяют признание и закрепление того или иного концептуального варианта (аналог проблемы биологического отбора).

Наука в эпоху глобализации

В двадцатом веке научные парадигмы начали так часто сменять друг друга, что К. Поппер ввел представление о фальсифицируемости (опровержимости) научной теории как главном критерии ее значимости. И отныне каждый ученый, создавая научную теорию должен осознавать тот факт, что рано или поздно она будет опровергнута, более того, должен радоваться опровержению, подтверждающему, что созданная им теория интересна кому-нибудь, кроме него. Подобные представления о неустойчивой динамике науки в философии науки получили название фаллибилизма, означающего крайнюю степень сомнения в истинности любого научного знания и его безусловной относительности.

Итак, совокупные усилия объединенного научного сообщества привели лишь к тому, что современная наука оказывается более неопределенной, чем наука девятнадцатого и даже восемнадцатого века. И именно в двадцатом веке многим ученым стало ясно, что существуют проблемы, с которыми позитивные, фактуальные науки справиться не в силах. Это породило три основные тенденции развития современной науки. Первую можно оценить как положительную, это тенденция гуманизации знания. Гуманитарные науки пытаются собственными средствами найти ответы на те вопросы, перед которыми пасуют науки естественные и точные, и делают это достаточно успешно. Вторая тенденция негативная, это появление и бурный рост паранаук, псевдонаук, квазинаук и даже лженаук. Такой лавины псевдонаучного знания, которая обрушилась на прагматичное и вроде бы рациональное человечество в конце двадцатого столетья, не наблюдали ни времена процветания Ассирии, ни темное средневековье, ни периоды развития алхимии.

Существует и третья тенденция, расцениваемая неоднозначно. В конце двадцатого века настало время, когда позитивная наука и религия "посмотрели в глаза друг другу". Это означает, что столкнувшись с непознаваемостью и сложным устройством мира, наука утратила свой агрессивный пыл по отношению к религии и с удивлением открыла для себя тот факт, что предельно сложное знание, к которому она с огромными усилиями шла целыми столетиями, религиями изначально постулируется, а великим теологам об устройстве мира было известно не менее, чем физикам-теоретикам. Этот обескураживающий факт, по-видимому, еще долго будет осмысляться научным сообществом и вызывать многочисленные споры.

От существенных свойств современной науки перейдем к свойствам второго порядка и коснемся так называемых "прикладных" побочных влияний глобализации. В первую очередь, это кажущаяся доступность научного знания, связанная с развитием глобальной сети интернет. Многие, ступающие на путь научного познания, пользуются им как мировым хранилищем информации, но практика показывает, что процент ложной информации в интернете чрезвычайно велик, и далеко не все, кто прикладывается к этим анналам, способен отделить зерна от плевел, истинное от ложного. Многочисленные научные интернет-издания не имеют принятой редактуры, сайты переполнены статьями непрофессионалов. Так что информационные потоки интернета – это в большей степени потоки информационного мусора. Во-вторых, это связанная с интернетом и масс-медиа социальная профанация науки, и как следствие этого, понижение статуса ученого и статуса наук вообще. Неофиты, едва научившиеся пользоваться компьютерами, воображают себя профессиональными программистами, все разбираются в генной инженерии, в проблемах космоса, умеют философствовать и т.д. Эти тенденции настолько сильны, что сегодня уже стоит говорить о "поп-науке", которая соотносится с наукой примерно так же, как "поп-культура" с культурой.

Что касается новых форм организации научных коллективов, то нельзя не признать, что электронные сети сделали возможными международные сообщества ученых. И подобные сообщества оказываются весьма практичными видами научных коллективов. Однако нельзя не отметить и того, что лицо современной науки по-прежнему в первую очередь определяют традиционные школы, университетские лаборатории и очное общение профессионалов. Современная, связанная с интернет наука далеко не превосходит, например, науку начала двадцатого века, когда знаменитые немецкая или кембриджская физические школы определили научную революцию и почти на сто процентов сформировали банк нобелевских лауреатов.

Если обратиться к нравственным ориентирам, то объединяющееся под флагами глобализации человечество начинает ставить перед собой задачи, стоящие вне этики, по ту сторону добра и зла. И наука старается не только угадать, но и опередить потребности социума и, не задумываясь, клонирует животных и человека, создает страшное оружие, тешит себя надеждой, что способна, справиться с космическими опасностями.