О России и российской культуре. Критика Л. Толстого и толстовства

В творчестве Ильина раскрываются важнейшие пласты русского

философствования первой половины XX в. Он принадлежал к когор-

те философов, которые были привержены российской идее, российс-

кой почве, много размышляли о ней. И вместе с тем злая социальная

и политическая судьба изгнала их с родной земли, перестала питать

их почва российских умонастроений. Философию Ильина глубоко

полемична, она обращена не только к читателю, с которым он говорит

доверительно, которому раскрывает свою душу и душу которого пы-

тается понять и просветить. Она обращена также ко многим филосо-

фам, мыслителям, с которыми он ведет страстную и серьезную поле-

мику. Пожалуй, актом наибольшей интеллектуальной смелости оказа-

лась одна из самых важных работ Ильина, которую он полемически

противопоставил учению Льва Николаевича Толстого и толстовства.

Она называется "О сопротивление злу силою".

 

"Грозные судьбоносные события, постигшие нашу чудесную и не-

счастную Родину, - писал Ильин, - опаляющим и очистительным

огнем отозвались в наших душах. В этом огне горят все ложные осно-

вы, заблуждения и предрассудки, на которых строилась идеология

прежней русской интеллигенции. На этих основах нельзя было стро-

ить Россию; эти предрассудки и заблуждения вели ее к разложению и

гибели. В этом огне обновляется наше религиозное государственное

служение, отверзаются наши духовные зеницы, закаляется наша лю-

бовь и воля. И первое, что возродится в нас через это, будет религиоз-

ная государственная мудрость восточного Православия и особенно

русского Православия. Как обновившаяся икона являет царственные

лики древнего письма, утраченные и забытые нами, но незримо при-

сутствующие и не покидавшие нас, так в нашем новом видении и воле-

нии да проглянет древняя мудрость и сила, которая вела наших пред-

ков и страну нашу святую Русь! "^ Эти слова, которыми открывается

работа Ильина "О сопротивлении злу силою", можно считать эпигра-

фом ко многим другим его сочинениям. Его точка зрения совпадала с

позицией многих тогдашних русских интеллигентов. Но ведь сама ин-

теллигенция распространила в народе различные виды идеологичес-

ких стереотипов и предрассудков, которые обернулись глубочайшим

кризисом России. Одним из таких предрассудков Ильин считал фило-

софию непротивления силе Льва Толстого. Это было вовсе не прос-

то - решиться на нелицеприятную критику самого Толстого и его

последователей с их поистине всероссийским авторитетом и поклоне-

нием. Причем Ильин написал не памфлет, а научное исследование,

где взгляды Толстого разбираются последовательно, где, собственно,

нет ни одного обвинения, которое не было бы подтверждено цитатами.

 

В общем оценка толстовства такова: проповедовался, говорит Иль-

ин, "наивно-идиллический взгляд на человеческое существо, а черные

бездны истории и души обходились и замалчивались. Производилось

неверное межевание добра и зла: герои относились к злодеям; натуры

безвольные, робкие, ипохондрические, патриотически мертвенные,

противогражданские - превозносились как добродетельные. Искрен-

ние наивности чередовались с нарочитыми парадоксами, возражения

отводились как софизмы; несогласные и непокорные объявлялись

людьми порочными, подкупными, своекорыстными, лицемерами"^. Так

случилось, продолжает Ильин, что учение графа Льва Толстого и его

последователей привлекало к себе "слабых и простодушных людей и,

придавая себе ложную видимость согласия с духом Христова учения,

отравляло русскую религиозную и политическую культуру"^.

 

В чем же конкретно видел Ильин недостатки и коренные пороки

толстовского учения? Ильин оговаривался, что о непротивлении злу в

буквальном смысле этого слова никто не думает; и нет сомнения, что

Толстой и примыкающие к нему моралисты не призывают к полному

непротивлению, потому что это было бы равносильно добровольному

нравственному самоуничтожению. Идея их, разъясняет Ильин, состо-

ит в том, что борьба со злом необходима, но <ее целиком следует

перенести во внутренний мир человека, и притом именно того челове-

ка, который сам в себе эту борьбу ведет... Непротивление, о котором

они пишут и говорят, не означает внутреннюю сдачу и присоединение

ко злу; наоборот, оно есть особый вид сопротивления, т. е. неприятия,

осуждения, отвержения и противодействия. Их "непротивление" оз-

начает противление и борьбу; однако лишь некоторыми, излюбленны-

ми средствами. Они приемлют цель преодоления зла, но делают свое-

образный выбор в путях и средствах. Их учение есть учение не столько

о зле, сколько о том, как именно не следует его преодолевать>^.

 

Ильин подчеркивает, что в принципе идея непротивления злу -

не изобретение самого Толстого: он следует в этом традиции христи-

анства. Толстовство ценно тем, что страстно борется против увеличе-

ния зла в мире, против того, чтобы на зло отвечали еще большим

злом. Вполне оправданный принцип подобных учений состоит в сле-

дующем: надо воздержаться от ответа насилием на насилие настолько,

насколько воздержание в принципе возможно. Вместе с тем в своей

полемике Ильин не ограничивается подобными верными призывами,

показывая, сколь сложен и многозначен вопрос о насилии. Между тем

Толстой и его школа употребляли термины "насилие" и "ненасилие"

расплывчато и неточно. Они по сути дела смешали самые различные

виды насилия с формами принуждения, самопринуждения, понужде-

ния Ильин предложил оригинальное и богатое оттенками раз-

личение целой гаммы понятий, которые связаны с проблема-

ми зла, насилия и ответа на зло. <Они, - отмечает Ильин, имея

в виду толстовцев, - говорят и пишут о насилии и, выбрав этот не-

удачный, отвращающий термин, обеспечивают себе пристрастное и

ослепленное отношение ко всей проблеме в целом. Это и естественно:

нет даже надобности быть сентиментальным моралистом, для того чтобы

на вопрос о "допустимости" или "похвальности" озлобленного безоб-

разия и угнетения ответить отрицательно. Однако эта единственность

термина укрывает за собой гораздо более глубокую ошибку: Лев Ни-

колаевич Толстой и его школа не видят сложности в самом предмете.

Они не только называют всякое заставление - насилием, но и отвер-

гают всякое внешнее понуждение и пресечение как насилие>^.

 

В концепции же Ильина насилие отличено от "заставления", от

"понуждения", от "пресечения". И это отнюдь не терминологические

ухищрения. Из дальнейшего анализа становится ясно, что в действии

волевой силы, согласно Ильину, можно различить действие свободное

и такое, которое является "заставляющим", т. е. уже не полностью

свободным. Но при этом определенная свобода в "заставляющем" дей-

ствии тоже присутствует: мы можем сами заставить себя делать что-

либо в борьбе со злом или во имя добра. Бывает также в этом застав-

ляющем, понуждающем действии и внешнее "заставление" других.

Ильин даже разрабатывает схему самых разных форм "заставления".

 

Внутреннее и внешнее "самозаставления" делятся на психические

и физические. Существует различие между достаточно свободным,

. убеждающим "заставлением" других, понуждением других и насили-

ем над другими. Это-то, согласно Ильину, и не заметили толстовцы. А

ведь такое воздействие в смысле понуждения входит в формулу зре-

лого правосознания. Ильин специально разбирает вопрос и о таком

воздействии на других людей, которое удерживается на грани при-

нуждения. Однако могут сложиться такие ситуации, когда избегнуть

такого принуждения невозможно. Нельзя избегнуть физического воз-

действия на зло. Ильин приводит такой пример: что ответит моралист

себе и Богу, если при изнасиловании ребенка озверелыми злодеями,

располагая оружием, он предпочтет уговаривать этих злодеев, тщетно

взывая их к любви и тем самым предоставив злодейству совершиться?

Или он допустит здесь исключение?

 

У Ильина есть еще одно очень важное и серьезное возражение в

адрес Толстого и толстовцев: когда моралист, отстаивающий идеи не-

противления, подходит к государственной, правовой и политической

жизни, то здесь перед ним простирается сфера сплошного зла, наси-

лия, грязи. И нет тут, не может быть никакой сферы (так, по крайней

мере, интерпретирует Ильин толстовцев), где можно вести речь о пра-

восознании, о различных нормальных, цивилизованных способах жиз-

ни. Духовная необходимость и духовная функция правосознания от

моралиста совершенно ускользают. Вместе с отвержением права от-

вергается и <все оформленные правом установления, отношения или

способы жизни: земельная собственность, наследование, деньги, кото-

рые "сами по себе суть зло"; иск, воинская повинность; суд и приго-

вор - все это смывается потоком негодующего отрицания, ироничес-

кого осмеяния, изобразительного опорочения. Все это заслуживает в

глазах наивного и щеголяющего своей наивностью моралиста только

осуждения, неприятия и стойкого пассивного сопротивления>^.

 

Это очень важный момент, действительно характеризующий рос-

сийское моралистическое сознание. Дело здесь не только в том, спра-

ведливо или несправедливо прилагается обвинение к учению Льва

Толстого. Это вопрос более сложный, заслуживающий специальных

обсуждений. Для жизни российского общества веками было характер-

но недоверие к правосознанию, к повседневной государственной жиз-

ни, к самозащите человека, к формам правозащитной и судебной дея-

тельности. Все, что связано с обычной жизнью и ее устроением, под-

вергается как бы "негодующему отрицанию". "Сентиментальный мо-

ралист, - пишет Ильин, - не видит и не разумеет, что право есть

необходимый и священный атрибут человеческого духа; что каждое

состояние человека есть видоизменение права и правоты; и что ограж-

дать духовный расцвет человечества на земле невозможно вне прину-

дительной общественной организации, вне закона, суда и меча. Здесь

его личный духовный опыт молчит, а сострадательная душа впадает в

гнев и в "пророческое" негодование. И в результате этого его учение

оказывается разновидностью правового, государственного и патриоти-

ческого нигилизма"^ Это сказано очень сильно, во многом справедли-

во и до сих пор звучит актуально.

 

Особая правота концепции Ильина - в защите правового государ-

ства и спокойствия граждан. Правовое государство вынуждено приме-

нить силу для того, чтобы, скажем, противостоять тоталитаризму,

фашизму, угрозе гражданской войны. Ильин имел в виду, конечно,

оправдание вооруженного сопротивления белой власти, белой гвар-

дии коммунистического режиму. Но дело было не только в этом. Пока

не уничтожена война, нужно всячески стремиться к ее преодолению.

Тут Толстой и толстовцы правы. Но Ильин показывает, насколько в

неравном положении оказывается наглое, авторитарное, фашистское

насилие, не знающее никаких препон и пределов, не ценящее челове-

ческую жизнь, с одной стороны, - и либеральное, мягкое правление,

которое связывает себя установлениями права, с другой стороны. Это

одна из глубочайших дилемм и трагедий социальной жизни XX в. Что

делать: поддаваться фашизму, его наглости, его неправовому натис-

ку? Или здесь возможны какие-то меры, решения, ограниченное, опи-

рающееся на закон использование силы - с надеждой, что ее приме-

нение будет самым минимальным? Оправдано ли силой погасить не-

большой очаг потенциальной гражданской войны во имя того, чтобы

она не заполыхала над всей страной и не переросла в войну мировую?

Сегодня это и вопрос о возможной мере принуждения и насилия над

терроризмом. Итак, ставятся животрепещущие вопросы, и многие

вспышки гражданских, националистических, религиозных войн в на-

шем столетии показывают, насколько не устарел спор выдающегося

философа Ивана Ильина с великим писателем Львом Толстым.

 

"ПУТЬ ДУХОВНОГО ОБНОВЛЕНИЯ"

"Путь духовного обновления" (1937) - философский труд Ильи-

на, который посвящен проблемам веры, любви, свободы, совести, се-

мьи, Родины, национализма, правосознания, государства, частной соб-

ственности. Вот эти категории Ильин и поставил в центр своего стра-

стного исследования, вернее, даже не исследования, а доверительного

разговора с читателями.

 

Совсем неслучайно разговор начинается с веры. Разбирая пробле-

му истины и проблему веры, Ильин с самого начала констатирует:

человек и человечество оперируют множеством истин. Мы знаем таб-

лицу умножения, геометрические теоремы, химические формулы, гео-

графические данные, установленные исторические факты, законы ло-

гики. Мы исходим из того, что они верны, спокойно пользуясь ими,

применяем их в жизни. Но одно дело знать истину, а совершенно

другое - верить во что-то. Есть истины холодные, они как бы не

имеют отношения к нашей душе. Но есть такие истины, которые чело-

век считает самым главным в своей жизни. И вот когда устанавлива-

ется такое отношение между знаниями, то мы и говорим, что обладаем

верой. Здесь реальный центр твоей жизни, тут твоя любовь, твое слу-

жение, тут ты идешь на жертвы, пишет Ильин. Здесь твое сокровище,

а где сокровище твое, там и сердце твое, там и вера твоя. Вера, убеж-

ден Ильин, живет в каждом человеке, но иногда она просто дремлет в

человеческой душе. Но вот случается жизненная буря, раненая душа

пробуждается ото сна. И в кратчайшее время жизнь человека корен-

ным образом изменяется. Он начинает понимать, что надо выбирать,

нужно служить какой-то ценности.

 

В книге Ильин анализирует различные виды веры. Во что

может верить человек? Например, только в чувственные наслажде-

ния - и тогда его можно считать всего лишь наслаждающимся живот-

ным. Он может верить в деньги, власть - и тогда душа его "высыхает".

Ильин предлагает различать, пользуясь возможностями русского язы-

ка, два состояния: когда люди верят, сознательно или бессознательно,

злобно или добродушно, сильно или слабо - или когда люди веруют.

Например в карты, сны, гадания, астрологические гороскопы верят, а

в Бога и во все божественное веруют. Специально разбирается вопрос

о том, все ли заслуживает веры. На него Ильин отвечает: нет, далеко

не все. Он изучает проблему знания и веры, приводит множество вы-

писок из сочинений ученых различных времен и народов, чтобы пока-

зать - все они так или иначе веровали в Бога и надеялись найти

Бога, выстраивая картину мира.

 

Согласно Ильину, последняя основа, творческий первоисточник

всей духовной культуры есть божественное в нас, даруемое нам в от-

кровении живым и благим Богом, воспринимаемое нами посредством

любви и веры и осуществляемое нами в качестве самого главного и

драгоценного в жизни. Целая глава книги "Пути духовного обновле-

ния" посвящена проблеме любви, которую Ильин очень тесно связы-

вает с верой, превознося именно духовную любовь, любовь человека,

которая возвышает его и делает духовным существом.

 

Главу своей книги Ильин посвящает свободе. Он различает внеш-

нюю свободу и свободу внутреннюю. Что значит свобода? - спраши-

вает Ильин. Какая свобода имеется в виду? Свобода от чего и ради

чего? Конечно, свобода важна для человеческого общежития, для жизни

людей в обществе. И все-таки человек нуждается в своей жизни в так

называемой гетерономии, т. е. идущих извне предписаниях и запре-

щениях. Причем все они должны быть частично поддержаны угрозой,

а иногда и подкреплены силой и принуждением. Он совершенно убеж-

ден, что в каких-то отношениях сила и принуждение необходимы,

даже полезны для человеческого общества. Но самое главное есть внут-

ренняя связь между свободой и верой. Веровать и молиться можно

только тому, что по доброй воле и искренне идет из глубины челове-

ческого существа. Любить можно только самому - искренне, по доб-

рой воле, из глубины свободной души. Положительная свобода - это

свобода не от чего-то внешнего, а свобода, которая связана с мобили-

зацией внутренних сил человека. Свободен, пишет -Ильин, не тот че-

ловек, который предоставлен сам себе, которому нет ни в чем никаких

препятствий, так что он может делать все, что ему придет в голову.

Свободен тот, кто приобрел внутреннюю способность созидать свой

дух из материала страстей и талантов, а значит, прежде всего владеть

собою, способность жить и творить в сфере духовного опыта, добро-

вольно, искренне и целостно присутствовать в своей любви и в своей

вере. Раздел о свободе органично переходит в раздел, который назы-

вается "Политическая свобода".

 

"Политическая свобода" - это рассказ о том, что политическая

свобода есть разновидность внешней свободы, но тем не менее она

очень важна. Ее требования: не мешайте, не заставляйте, не запре-

щайте! Но это уже касается не только внутренней духовной жизни, а

и общего и совместного устроения людей. Ведь человек является пол-

номочным соучастником, соустроителем, сораспоряжающимся во всех

этих делах, и его внутренняя свобода не только ограждается - тут уж

и ему самому приходится думать о других людях, об их свободе или

несвободе, об их жизни и их поведении. Ильин делает довольно пара-

доксальное заявление: политическая свобода предполагает в человеке,

которому она дается, гораздо большую зрелость, чем свобода духа.

Ибо если человек занимается своими внутренними делами, то он верит

себе и распоряжается собой. Но ведь в области политики существует

еще вопрос не только о собственной, но также и о чужой свободе. Есть

внутренняя связь, согласно Ильину, между внутренней свободой и

политической свободой. Нужен минимум внутренней свободы - ниже

его политическая свобода теряет смысл и становится разрушительным

началом. Человек, не осознавший себя в качестве духовного субъекта,

внутреннее свободного и самоуправляющегося, не сумеет сохранить

права политической свободы, предрекает Ильин. Особое значение

русский мыслитель придает семье, патриотизму, Родине, собственности.