Исследование и интерпретация философии Гегеля

Двухтомная работа И. А. Ильина "Философия Гегеля как учение

о конкретности Бога и человека" - фундаментальное и новаторское

историко-философское сочинение. Само ее опубликование в Москве в

1918г. и защита в качестве диссертации - небольшое чудо, победа

человеческого духа в условиях послереволюционного хаоса, полити-

ческих и идейных преследований. Надо было обладать немалым му-

жеством, чтобы открыть книгу словами, как бы ограждающими веч-

ные задачи и устремления философии от превратностей любых соци-

альных переворотов: "В преддверии новых исканий и достижений, в

борьбе за духовную чистоту, за подлинность опыта и предметность

познания, - философии естественно обращаться к своему прошлому,

для того чтобы находить в его лучших созданиях вдохновение и на-

путствие. Истинно великое и значительное всегда остается очагом духа,

способным зажечь новые огни и дающим верный знак о новых, гряду-

щих победах" (С. 1). В чем же усмотрел Ильин "вдохновение и напут-

ствие", исходящие от философии Гегеля?

 

Прежде всего необходимо отметить, что Ильин смог подвести оп-

ределенные итоги "возрождения" гегельянства в западной мысли и

откликнуться на гегелеведческие исследования соотечественников.

Отметив значение более ранних усилий философов Англии и Италии,

направленных на обновление философии Гегеля, Ильин сосредото-

чился на освоении немецкого неогегельянства. Командировка в Герма-

нию, о которой уже шла речь, позволила Ильину учесть все наиболее

значительное в тогдашней немецкой философской литературе, посвя-

щенной Гегелю. Правда, Ильин отказался от обычных ссылок на соот-

ветствующие сочинения в тексте книги, зато обстоятельно разобрал их

в разделе "Литературные добавления" (оговорив, что обзор литерату-

ры неполон: из-за войны и революции многие рабочие материалы

Ильина так и остались за границей).

 

Воздав должное новому повороту западной мысли к гегелевской

философии, Ильин высказал свое недовольство качеством того, что

"говорят и пишут о Гегеле". Множество "курьезных суждений и недо-

разумений" свидетельствует: во-первых, знания о философии Гегеля

неглубоки, а часто и беспомощны, во-вторых, в нее, эту философию,

"утрачен некоторый заповедный вход, который непременно должен

быть вновь отыскан" (С. II). Что касается книги самого Ильина, то

она показывает, сколь глубоко философ проработал все известные

тогда сочинения Гегеля (разумеется, на языке оригинала). При этом

Ильин избегает приводить длинные цитаты, вплетая отдельные фор-

мулировки Гегеля в собственное изложение его главных идей и делая

в подстрочных примечаниях множество ссылок на соответствующие

гегелевские произведения. А теперь о том, к чему привели поиски

Ильиным "заповедного входа" в философию Гегеля.

 

Отстаивая идею о необходимости внутреннего, имманентного про-

никновения в философию Гегеля (как, впрочем, и всякого иного фи-

лософа прошлого), Ильин подчеркнул, что его многолетняя работа

была посвящена "художественному воспроизведению его (Гегеля. -

Н. М.) философского акта и попытке увидеть тот предмет, который

он видел и которым он жил" (С. VI). Но поскольку, согласно Ильи-

ну, философия, в том числе история философии, "нуждается в само-

стоятельном духовном творчестве" (С. VII), постольку и истолкова-

ние Гегеля должно стать частью "пересмотра духовных основ совре-

менной культуры", обусловленного кризисным состоянием человечес-

кого общества. Общую задачу своего исследования Ильин видит в

том, чтобы "найти доступ к научному знанию о сущности Бога и чело-

века" (С. X), что совпадает, по его мнению, с главной целью совре-

менной философии как таковой.

 

Специфика трактовки философии Гегеля в учении Ильина связана

с попыткой акцентирования и органического объединения трех "изме-

рений" гегелевской философии - философского учения о конкретно-

всеобщем, философского осмысления и воплощения Бога (через уче-

ние о сущности Бога и "пути Божием"), философского учения о Чело-

веке - в его единстве в Богом. Среди многочисленных трактовок

учения Гегеля с позиций религиозной философии интерпретация Иль-

ина, во-первых, выделяется текстологической полнотой: ни одна из

сколько-нибудь существенных формулировок Гегеля, где упоминает-

ся о Боге, Абсолюте, божественном и т.д., не ускользает от его внима-

ния. С этой точки зрения книгу Ильина можно считать непревзойден-

ным образцом цельной и последовательной религиозно-философской

трактовки учения Гегеля. Во-вторых, попытки Ильина во всех случа-

ях высветить - с опорой на гегелевские тексты - религиозно-фило-

софскую подпочву понятий, идей, аргументов Гегеля, не мешает ему

дать масштабное, проблемное, содержательное и именно философское

истолкование наследия великого мыслителя. Это относится, в частно-

сти, к важнейшей для Ильина теме "конкретность", которая проходит

сквозь всю гегелевскую философию. Русскому философу удалось рас-

крыть эту тему - "конкретность" - столь полно и содержательно,

что его работа до сих пор остается одной из лучших в гегелеведческой

литературе. Ильин прежде всего ставит проблему конкретно-эмпири-

ческого. Ссылаясь на тексты Гегеля он пишет: "Конкретное эмпири-

ческое есть нечто в своем роде сущее (Sein), некая реальность

(Realitat), действительность (Wirklichkeit), нечто существующее

(Existenz), некоторое бывание (Dasein). В своем целом эта реаль-

ность образует некий мир, целый мир вещей (Dinge, Sachen), суще-

ствований (Existenzen), реальностей, - "объективный" мир, царство

"объективности". Этот реальный объективный мир есть даже кон-

кретный мир, но только эмпирически-конкретный

(С. 4-5). И хотя Гегель показывает: богатство реального, эмпиричес-

ки-конкретного - только мнимое, многообразие его конечно, в про-

цессе анализа и у Гегеля, и у Ильина ярко выступают онтологические,

гносеологические стороны эмпирически-конкретного, высвечиваются

три основные черты человеческого отношения к нему - непосредст-

венность, созерцательность и чувственность. Однако поскольку у Гегеля

конкретное эмпирическое - как гетерогенное, неоднородное мысли -

"гибнет перед лицом философии" (С. 13), Ильин (после великолепного

воспроизведения гегелевской критики абстрактно-формального) пере-

ключает свое внимание на "спекулятивную конкретность" Всеобщего.

И опять-таки интересующиеся философией Гегеля могут найти у Иль-

ина превосходное воспроизведение многоразличных аспектов гегелев-

ского учения о конкретности понятия. Правда, для самого Ильина

задачей является скорее не сама эта текстологическая реконструкция,

а доказательство того, что философский анализ Гегеля имеет своей

целью раскрытие Бога, чему служит "прохождение" через множество

оттенков движения мысли к "конкретному", а значит, бесконечному,

завершенному, положительному, внутреннему, живому (всё это тер-

мины Гегеля) и т. д. единству. Вывод Ильина: <И вот эта объективная

мысль, как творческая субъективность; эта "безусловная конкретность",

завершенная и самостоятельная; эта "вполне конкретная истина, во

всей своей величайшей власти и мощи; этот создавший сам себя абсо-

лютный организм смысла - являет собой природу самого Божества>

(С. 170). Смысл учения Гегеля Ильин с полным одобрением усматри-

вает в том, что "понятие, открывающееся спекулятивной мысли, есть

само Божество, и что оно есть единственная реальность" (С. 173).

Однако сколь бы грандиозным ни был замысел Гегеля подчинить всю

действительность логике понятия, этот панлогизм ("панэпистемизм",

в терминологии Ильина) должен был потерпеть крушение. Мир - с

его злом. относительностью, хаосом - не поддался организующей силе

всеобщего, силе понятия (С. 224). Привлекая к доказательству тек-

сты Гегеля, Ильин глубоко и впечатляюще рисует растерянность ве-

ликого мыслителя перед поистине трагической неодолимостью мира

"неистинных, дурных предметов" и перед злоключениями Идеи, ког-

да она погружается в "злосчастную бездну" конкретно-эмпирическо-

го" (С. 232). Все философское учение Гегеля, настаивает Ильин, "дол-

жно быть рассмотрено под знаком этого крушения" (С. 234).

 

Вопреки широко распространенным оценкам Ильин не считает ди-

алектику Гегеля самым главным и высшим достижением его филосо-

фии. Он возражает против тех эпигонов, которые "эстетизируют" и

даже с восторгом "культивируют" отыскание противоречий (С. 118,

119). <Гегель никогда не испытывал диалектику как "субъективную"

или, тем более, "произвольную" игру понятия. То, что усматривалось

им в мысли как "негативное", поднимало его мыслящий дух на высоту

трагического опыта и давало ему чувство приобщенности к космичес-

кому страданию. Он не раз говорит о "страдании", о "бесконечном

страдании" самого предмета, борющегося с собою в этих "противоре-

чиях"; он настаивает на том "сосредоточенно-серьезным, мучитель-

ном, терпеливом труде, который выполняется Понятием в его разви-

тии и который должен быть адекватно воспроизведен познающей ду-

шою> (С. 119).

 

Ко времени публикации книги Ильина такая "трагическая" интер-

претация философии Гегеля и его диалектики была опережающей свое

время. Однако в жизненном опыте мыслителя она стала одним из

результатов глубоко прочувственной трагической диалектики россий-

ского бытия. Ее анализу Ильин посвятил большинство своих произве-

дений.