Этика творчества и экзистенциальная диалектика

(О поздних произведениях Бердяева)

Необходимо подчеркнуть, что между работами, написанными в

России, и произведениями философа, которые были созданы в эмиг-

рации в 20-40-х годах, существует связь и преемственность. Пробле-

мы свободы, творчества, человека, человеческой личности в филосо-

фии Бердяева всегда оставались на переднем плане. Постоянно сохра-

нялось и религиозно-идеалистическое основание его антроподицеи.

Найденные уже в ранних работах экзистенциально-персоналистские

акценты тоже были сохранены и в значительной степени усилены.

Этому способствовали те процессы, которые в 20-40-х годах про-

изошли в западной философии: экзистенциалистская, персоналистс-

кая философская мысль именно тогда приобрела более ясные очерта-

ния и стала если не единым, то во всяком случае заметным в филосо-

фии и культуре направлением. Иногда философы этого направления

признавали, что испытывали влияние идей Бердяева. В основном же

российские предвосхищения экзистенциалистской и персоналисткой

философии жизни - прежде всего учения Бердяева и Шестова, мало-

известные западным философам, не оказывали прямого и определяю-

щего воздействия на формирование экзистенциалистских концепций.

А сам Бердяев с большим интересом наблюдал за оформлением экзи-

стенциализма и персонализма на Западе. Отстаивая в книге "О назна-

чении человека" свою давнюю идею, согласно которой "математичес-

кая физика, самая совершенная из наук, дальше всего отстоит от тайн

бытия, ибо тайны эти раскрываются только в человеке и через челове-

ка", - Бердяев делает примечание: <Так, Гайдеггер в "Sein und Zeit",

самой замечательной философской книге последнего времени, всю свою

онтологию строит на познании человеческого существования. Бытие,

как забота (Sorge) открывается лишь в человеке>^. Из всего предше-

ствующего рассмотрения ясно, какой большой вклад в обоснование

идеи человеческого существования как бытия и открытости бытия как

такового именно через человеческое бытие внес Бердяев уже в своих

ранних работах. Поэтому он имел все основания увидеть в экзистен-

циализме если не прямое развитие, то известное подкрепление идей

своей экзистенциальной, персоналистской философской антропологии.

Экзистенциализм, как и другие новейшие тогда течения западной фи-

лософии (например, психоанализ), Бердяев использует также и для

того, чтобы вновь и вновь утвердить важнейшую для него идею о

необходимости постоянно реформировать христианскую мысль. "Ис-

тория европейской души была очень динамична, и в ней происходили

большие изменения. Совсем не та уже душа стоит ныне перед христи-

анством, какая стояла перед христианством средних веков или перво-

христианством, совсем иная чувствительность в ней раскрылась...

Нельзя не считаться с опытом, который раскрывается в наиболее по-

казательных умственных течениях нашей эпохи. Таковы Гейдеггер и

экзистенциальная философия, Фрейд и психоанализ, К. Барт и диа-

лектическая теология, Гуссерль и феноменология, расизм и тоталита-

ризм, марксизм и коммунизм. Властителями душ, оказывающими наи-

большее влияние, являются Ницше, Маркс, Киркегард. На новую

проблематику, на новое беспокойство не могут дать ответа старые хри-

стианские катехизисы"^.

 

И все-таки симпатии Бердяева - не на стороне хайдеггеровского

экзистенциализма, пусть он и истолковывается как одно из философ-

ских знамений времени. Более сочувственно относится он к религиоз-

ному экзистенциализму К. Яснерса^. Но еще важнее для него фило-

софское учение Кьеркегора. <Киркегард - один из истоков экзистен-

циальной философии. Это видно из того, что для него человек и его

существование не могут быть объектом. Экзистенциальная филосо-

фия связана с религиозным беспокойством, и у самого Киркегарда

она определяется христианским опытом... Сам Киркегард имел хрис-

тианский опыт, но это был опыт религиозной натуры, проходящей

через раздвоение, через разрыв богочеловечности, через богоотстав-

ленность. У Гейдеггера, самого сильного из современных "экзистенци-

альных" философов, мы видим уже иное состояние. Киркегард имел

влияние на его проблематику, но Бог заменен у него миром, и безна-

дежность не прорывается ни. к чему иному. Он хочет построить онто-

логию, и построить ее таким же путем, каким строит ее рациональная

академическая философия. Это противоречит коренным образом эк-

зистенциальной философии, которая не допускает возможность онто-

логии, всегда основанной на объективации и рационализации>^. В

экзистенциалистской философии Хайдеггера Бердяев, правда, нахо-

дит ценные идеи - например, указание на обезличивающую силу по-

вседневности, das Man. Но его решительно не устраивает безысход-

ность атеистического экзистенциализма. "Мысль Гейдеггера подавле-

на объектным миром заботы. У него нет духа, нет свободы, нет лично-

сти... Метафизика Гейдеггера связана с конечностью человеческого

существования... Пессимизм Гейдеггера более последовательный и

страшный, чем пессимизм Шопенгауэра, который знал утешение"^.

 

Но самым главным возражением против хайдеггеровского экзис-

тенциализма, как, впрочем, и против гуссерлевской феноменологии, и

в поздних работах Бердяева остается привычный тезис о несостоя-

тельности всякой философии, прибегающей к объективации. "Гуссерль

хочет исследовать феноменологическим методом эссенции. Гейдеггер

хочет исследовать методом экзистации. Но экзистации при этом исче-

зают, и происходит объективация, которая закрывает тайну жизни

человека, мира и Бога"^. Борьба с философией объективации в по-

здних работах Бердяева приобретает поистине программное значение.

Мыслитель исследует (например, в работе "Опыт эсхатологической

метафизики", 1947) глубинные истоки "раздвоения" духа и находит

их в его способности и обращаться на самое себя (интериоризация), и

порождать внешние объективации (экстериоризация). Результат ин-

териоризации - рождение духовного царства подлинной свободы;

результат экстериоризации - порождение неподлинного "падшего"

мира объективаций, мира необходимостей. <Характеризуя мир объек-

тивации, Бердяев устанавливает такие его признаки: "1) отчужден-

ность объекта от субъекта; 2) поглощенность неповторимо-индивидуаль-

ного, личного общим безлично-универсальным; 3) господство необхо-

димости, детерминации извне, подавление и закрытие свободы; 4) при-

способление к массивности мира и истории, к среднему человеку, со-

циализация человека и его мнений, уничтожающая его оригиналь-

ность"... Общество как объективация предстает господством коллек-

тива, где положение человека опосредовано безличными нормами и

законами, исключающими "свободную интимность", а отношение че-

ловека к человеку определяется через его отношение к коллективу.

Высшим проявлением антиперсоналистского духа общества является

государство, занявшее место субъекта социальной жизни>^.

 

Бердяев развертывает столь широкое полотно критики объекти-

визма, философии объективации, что подавляющее большинство фи-

лософских учений прошлого, как и новых концепций XX в., попадают

под стрелы его критики. Внимательно отнесясь к новой философской

антропологии (например, высоко оценив анализ любви у Макса Ше-

лера), Бердяев и в ней обнаружил принижение свободы духа и неуме-

ние вскрыть активность жизни, пробужденную именно духом^. Не

составляет исключения и христианская мысль, в том числе и совре-

менная Бердяеву христианская философия (неотомизм, религиозный

экзистенциализм), которые обвинены не просто в забвении, но даже в

"уничтожении" человека, в ослаблении веры в него. "Как сын свобо-

ды, - писал Бердяев в Предисловии к книге "Экзистенциальная диа-

лектика божественного и человеческого", - я признаю свободную

критику исторического христианства и свободную критику открове-

ния, которая должна быть подобна критике чистого разума"^. (Мыс-

литель посвятил этим темам свою книгу "Истина и откровение. Про-

легомены к критике откровения", опубликованную на французском

языке после смерти автора в 1954 г.)Характерно, что поздний Бердя-

ев ополчается даже на... некогда излюбленную категорию бытия. <Бунт

против всего, что не есть Я, - пишет П. Гайденко, - принимает у

Бердяева форму афоризма: "Рабство у бытия и есть первичное раб-

ство человека", - пишет Бердяев в работе "О рабстве и свободе чело-

века">^.

 

Поздние работы Бердяева замечательны не только яркой и беском-

промиссной критикой традиционной и новейшей тогда философии,

обвиненной в грехе объективизма и объективации, а также критикой

всех социальных, нравственных, духовных устоев, помогающих ут-

вердить "неправедное", "неподлинное", "греховное" господство над

личностью изобретенных людьми порабощающих "объективаций".

Бердяев продолжает дальнейшую разработку позитивной,

религиозной, персоналистской по своему характеру концеп-

ции свободы и творчества. В частности, он уделяет особое внима-

ние разработке этики творчества, основанной на защите, переосмыс-

лении и обновлении принципа свободной личности, творческой ин-

дивидуальности. "Этика творчества, - пишет Бердяев, - утверждает

ценность индивидуального и единичного. И это есть новое явление в

нравственном мире. Ценность индивидуального и индивидуальности

этика раскрывает с большим трудом, и только в сознании XIX века

все это было завоевано. Тут огромную роль сыграли такие люди, как

Достоевский, Ницше, Ибсен, Киркегардт. И христианская этика дол-

го не понимала значение индивидуального, ей нравственная жизнь

представлялась подчиненной общеобязательному закону. Индивиду-

альное и единичное имеет двоякое значение для этики. Прежде всего

нравственная оценка и нравственный акт должны исходить от конк-

ретной, единичной личности и быть индивидуальными и неповтори-

мыми в своей индивидуальности нравственными актами и оценками.

Каждый индивидуальный человек должен нравственно поступать, как

он сам, а не как другой человек, его нравственный акт должен выте-

кать из глубины его нравственной совести,...индивидуальное и инди-

видуальность должны быть признаны нравственной ценностью выс-

шей иерархической ступени. Личность, неповторимая, единичная лич-

ность, есть высшая ценность, она не есть средство для торжества об-

щего, хотя бы это общее было обязательным нравственным законом"^.

 

Апофеоз личностного начала тем более важен, что Бердяев писал

эти строки в начале 30-х годов, когда на его родине уже утвердился, а

в Германии поднимался тоталитаризм, идеология которого неизменно

требовала и требует подчинить личность государству, обществу. Впро-

чем Бердяев отнюдь не отрицал, что творческая свободная личность,

ведущая борьбу за свое "первородство", должна уметь "пребывать в

духе соборности". Но и здесь решающими принципами должны стать

свобода и добровольность. "Через свободу своей совести личность свя-

зана с соборным духом, а не через общественное принуждение и обще-

ственный авторитет. Этика творчества есть всегда профетическая, об-

ращенная к будущему этика и потому идущая от личности, а не от

коллектива, но направленная coциaльнo"'". (Нацеленность этики твор-

чества на проблему будущего Бердяев подробно проанализировал в

книге "Философия свободного духа. Проблематика и апология хрис-

тианства" 1927-1928, ч. 1, П.)

 

Этика творчества, согласно Бердяеву, своим главным измерением

полагает не конечную жизнь человека, а вечность, которая должна

одержать победу над временем. Но здесь заключена "трагедия творче-

ства": оно стремится к вечному и к вечности, но создает "культуру во

времени, в истории"^. В этом пункте Бердяев снова полемизирует с

Хайдеггером. Последний видит только одно: творческий акт связан с

заботой, страхом смерти в "падшем" мире, мире времени и необходи-

мости. А вот выход к свободе и вечности атеистическому экзистенциа-

лизму объяснить не под силу. Тем не менее именно экзистенциализм

побуждает Бердяева глубоко и по-новому проанализировать феноме-

ны и проблемы страха (ужаса), тоски, заботы, страдания, смерти,

"падения" в обыденность, создания бессознательным "фантасмагори-

ческих" миров. В ходе этого анализа неоднократно воздается должное

Хайдеггеру, Ясперсу, Фрейду, Юнгу, Адлеру, Сартру и др.

 

Важнейшим звеном метафизики и этики позднего Бердяева стано-

вятся новые размышления над извечной проблемой зла, в центре ко-

торых снова оказывается отстаивание свободы. Еще в книге "Миросо-

зерцание Достоевского" Бердяев наметил тему, стержневую и для по-

здней этики творчества. "Достоевский не может примириться ни с тем

раем, который еще не знает испытания свободы, не прошел еще через

свободу, ни с тем раем, который после всех испытаний будет органи-

зован принудительно, без свободы человеческого духа... Ибо Христос

есть прежде всего свобода. Но так бросается новый свет на сказание о

грехопадении. Дьявольский соблазн не есть соблазн свободы, как не-

редко думали, а соблазн отречения от свободы, соблазн блаженства

принудительного и насильственного"^.

 

Исследователи философии Бердяева не без оснований обращают

внимание на противоречивость его понимания свободы, подчас пред-

стающей в негативном обличье хаоса, ничто, дьявольской ("люцифе-

рической") свободы, граничащей с чистым произволом^. Но у Бердя-

ева были свои возражения на подобную линию критики. Он полагал,

что философия и этика, верные классическим традициям, из-за благо-

душия недооценивают дьявольскую силу зла, а также изначальную и

грозную противоречивость свободы. Заимствуя у Я. Бёме термин

"Ungrund" (его можно перевести как "безосновность", "бездна" - в

метафизическом смысле этого слова), Бердяев стремится приподнять

завесу над мистически тревожной, давящей сферой изначального зла,

предшествующего бытию, творчеству, добру. Постигнуть угрозу зла

человек может через страдание, мучение, которому придается поисти-

не метафизическое, экзистенциальное значение. "Я страдаю значит, я

существую. Это вернее и глубже декартовского cogito. Страдание свя-

зано с самым существованием личности и личного сознания. Я. Бёме

говорит, что страдание Qual, Quelle, Qualitat есть источник создания

вещей"^. Страдание - следствие и низшей, животной, и духовной

природы человека, его свободы и осознания им личностного начала.

 

Бердяев посвящает многие страницы поздних работ "сложной эк-

зистенциальной диалектике добра и зла". Он уверен, что философия,

этика никак не должны преуменьшать силу, размеры угрозы зла.

Призвание этики - не быть "нечувствительной" к вселенскому злу,

страданиям и смерти, что, по мнению Бердяева, случилось с этикой

XIX и XX в. "Этика должна стать эсхатологической", - утверждает

философы. Это значит, что центральной темой философии нашего

времени должен быть "апокалиптический опыт" (переживание близ-

кого конца мира), требующий, однако, не пассивности и смирения, а

активности, творчества, ответственности, небывалого напряжения всех

созидательных сил человека и человечества. "Нельзя пассивно, в тос-

ке, ужасе и страхе ждать наступления конца и смерти человеческой

личности и мира. Человек призван активно бороться со смертоносными

силами зла и творчески уготовлять наступление Царства Божьего "", -

 

эти слова выдающегося русского мыслителя Николая Бердяева можно

считать его духовным завещанием нам, его потомкам, которым прихо-

дится бороться с невиданно грозными "смертоносными силами зла".

 

В предшествующих разделах уже достаточно подробно разбира-

лись социально-философские, социально-политические идеи Бердяе-

ва, его взгляд на специфику русской истории, культуры, философии.

Их также важно учесть для того чтобы составить целостное представ-

ление о громадном вкладе русского мыслителя в историю философс-

кой мысли.

Глава 3

ИВАН ИЛЬИН (1883-1954)

ЖИЗНЬ, СОЧИНЕНИЯ И ИДЕИ

Замечательный русский мыслитель Иван Александрович Ильин'

родился в 1883 г. в Москве, в семье чиновника московской судебной

палаты, присяжного поверенного округа. По матери его предки были

немецкой крови. В семье,.а затем в пятой и первой московской гимна-

зиях Ильин получил прекрасное образование и воспитание. Он окон-

чил гимназию в 1901 г. с золотой медалью и в том же году поступил на

юридический факультет Московского университета. В университете

Ильин изучал философию права и вошел в школу П. И. Новгородце-

ва. Впоследствии он очень тепло вспоминал, сколь многое дала ему

эта школа. В 1909 г. Ильин, сдав экзамены на степень магистра госу-

дарственного права, начал преподавание на кафедре энциклопедии

права, истории философии права - той самой кафедре, где работал

Новгородцев. Одновременно он читал лекции на женских юридичес-

ких курсах, вел там семинары. В 1910 г. в Московском университете

он начал читать новый курс.

 

Началась и авторская работа. Ильин напечатал в журналах свои

первые труды. В то время молодые преподаватели российских универ-

ситетов обыкновенно получали возможность поехать за границу, провес-

ти там несколько лет. Это были своего рода научные стажировки для

молодых талантов России. Ильин провел два года в университетах

Германии, Италии и Франции, в частности, в Гейдельберге, Фрейбур-

ге, Берлине, Париже. Там он продолжил свою авторскую и исследова-

тельскую деятельность. Его более всего интересовала история филосо-

фии. В начале века Ильин написал многочисленные работы о Фихте,

Штирнере, Шлейермахере, о Гегеле и гегельянстве. Вместе с тем он

стал пробовать свое перо в эссеистско-философском жанре. Было на-

писано эссе "О любезности", сделаны наброски к эссе "О пошлости".

 

В 1913 г., вернувшись в Москву, Ильин продолжил работу над

философией Гегеля. В 1914 г. он прочитал доклад "Учение Гегеля о

сущности спекулятивного мышления". Это и была концептуальная

основа его будущей диссертации. Диссертация Ильина называлась

"Философия Гегеля как учение о конкретности Бога и человека". Она

была опубликована в 1918 г., в двух томах. Первый том - учение о

Боге; второй том - учение о человеке. Писал Ильин свою диссерта-

цию несколько лет.

 

Тем временем шла война с Германией, назревала революция. Все

эти поворотные события в истории России глубоко затрагивали Ильи-

на. Ему было даровано редкое сочетание абстрактного ума, способно-

го распутывать сложнейшие периоды гегелевской философии, и обостренное чутье социального мыслителя, который внимательно следил

за политикой, за борьбой партий и группировок и активно участвовал

в реальной жизни, будь то политические события, размежевания в

кругах российских интеллигентов или дискуссии внутри философии.

 

Революция 1917 г. затронула Ильина весьма глубоко. Он начал

переосмысливать проблемы государства, права, закона, личности.

Ильин стал одним из идеологов "белого" движения и о своих убежде-

ниях говорил вполне открыто. Поэтому он подпал под особый надзор

властей. И все-таки до 1918 г. расправы над профессорами, учеными

открыто не учинялись. В этих сложных условиях продолжалась и

научная работа. 18 мая 1918 г. Ильин защитил свою диссертацию о

Гегеле, уже названную двухтомную работу. В это время, правда, сам

Ильин и другие профессора Московского университета уже были под

надзором ЧК. И например, от П. Новгородцева, которого чекисты

уже искали и который мог быть арестован, требовалось большое му-

жество, чтобы прийти на защиту Ильина. Но он все-таки пришел и

несколько часов дискутировал со своим любимым учеником по про-

блемам гегелевской философии права. Несмотря на все то, что буше-

вало за стенами университета, защита получилась блестящей. И хотя

диссертация была представлена на звание магистра, Ивану Александ-

ровичу были присуждены сразу две степени, магистерская и докторс-

кая. Но это не спасло Ильина от дальнейших испытаний и ударов

судьбы. Его неоднократно арестовывали. В 1922 г. состоялось то су-

дилище над Ильиным и другими блестящими умами тогдашней Рос-

сии, о котором уже шла речь в связи с Н. Бердяевым. Ильин в числе

других был арестован за контрреволюционную деятельность. Ему уг-

рожала смертная казнь, однако в конце концов она была заменена

высылкой из России. Он был выслан в Германию на так называемом

философском корабле.

 

В 1923 г. И. А. Ильин, невольный эмигрант, начал свою деятель-

ность за рубежом. Он стал профессором Русского научного института

в Берлине, в котором работал вплоть до 1934 г., читая курсы лекций,

проводя семинары на русском и немецкой языках. Ильин принадле-

жал к когорте самых выдающихся философов русской эмиграции; он

издавал журнал "Русский колокол", "Журнал волевой идеи". Творче-

ство Ильина в эмигрантские годы оказалось многосторонним и плодо-

творным: появились его крупные работы "Религиозный смысл фило-

софии. Три речи" (1924); "О сопротивлении злу силой" (1925); "Путь

духовного обновления" (в неполном виде - 1935, полное издание -

1962); "Основы христианской культуры" (1937); "Основы художе-

ства", "О совершенном в искусстве" (1937). Ильин немало занимался

и политическими проблемами.

 

Одной из главных областей деятельности Ильина было исследова-

ние русской литературы и русской философии. Так, он писал полеми-

ческие заметки против Л. Толстого, читал лекции и много писал о

русской литературе начала века. И все-таки главным его делом оста-

вались философские сочинения. Однако вопрос, какого именно типа

были эти философские произведения, требует уточнения. Ильин со-

здал философские сочинения, которые откликались на весьма про-

стые, ясные жизненные цели и ценности. Его темами стали вера, лю-

бовь, совесть, ответственность, обновление духа. Он много занимался

такими социально-нравственными проблемами, как семья, Родина,

национализм, правосознание, государство, частная собственность. Его

занимало построение концепции христианской культуры, исследова-

ние того, как и почему христианская культура стала переживать кри-

зис, возможен ли выход из него.

 

Все философствование Ильина проникнуто религиозной идеей. Он

был не просто глубоковерующим человеком, а религиозным филосо-

фом до мозга костей. Его философия начиналась и заканчивалась свет-

лым именем Бога, и все, о чем он говорил, имело своей проблемой

трагический отход от христианства, от Бога и поклонения Ему, отход,

ценой которого и стал самый глубокий кризис в истории человечества.

 

Ильин был постоянно и активно вовлечен в полемику с коммуниз-

мом, с советской властью, со всем тем, что происходило в нашей стра-

не еще до революции и после нее. Считая себя идеологом "белого

движения", он написал немало статей, книг, брошюр, посвященных

борьбе с коммунистической идеологией. Так, в 30-е годы Ильин опуб-

ликовал книгу "Большевистская великодержавная политика. Планы

третьего интернационала по революционизации мира". Из-под его пера

вышли такие, например, брошюры, как "Яд, дух и дело большевиз-

ма", "Коммунизм или частная собственность", "Против безбожия",

"Наступление на восточную церковь".

 

После прихода к власти фашистов в Германии Ильин оказался в

непростом положении. Репутация стойкого и пламенного антикоммунис-

та некоторое время обеспечивали ему благосклонное отношение фашист-

ских идеологов. Во всяком случае, Ильина не трогали, полагая, что

своей пропагандой антикоммунизма он льет воду на мельницу фашиз-

ма. Ильин стал внимательно анализировать доктрину Гитлера. Неко-

торое время ему даже казалось, что фашистское движение в чем-то

оправдано: люди, говорил он, ищут волевого и государственного вы-

хода из тупика безволия. В России таким было, по его мнению, "белое

движение", а в других странах оно приняло другие формы, став дви-

жением "иного цвета". Но вот каков, собственно, цвет фашистского

движения, Ильину стало ясно не сразу. Однако потом он понял опас-

ность фашизма и заговорил о ней. Более всего его отталкивали расизм

и партийно-заговорщический характер фашизма, чреватые мировой

войной. И вскоре оказалось, что Ильину небезопасно жить в Герма-

нии. В 1938 г. семье Ильиных пришлось тайно скрыться в Швейцарии.

 

Поселившись в Швейцарии и не без труда найдя пристанище при

покровительстве С. Рахманинова, Ильин начинал новый цикл своей

деятельности. Он получил теперь возможность, благодаря патронессе

Шарлотте Брейс, публиковать свои работы и читать циклы лекций.

Он создал целую серию произведений художественно-философской

прозы. Это, например, работа, которая называется так: "Я всматрива-

юсь в жизнь. Книга раздумий", или вторая книга, которая имеет при-

влекательное название "Поющее сердце. Книга тихих созерцаний",

третья книга - "Взгляд вдаль. Книга размышлений и упований".

Ильин работал при этом в совершенно особом жанре - тихой мета-

физической философии, обращенной к личности. Это работы, напи-

санные в стиле художественно-философских размышлений о жизни и

смерти человека. Но цель, как заметил один из исследователей твор-

чества Ильина, "во всем видеть и показать божий луч"'.