Первые школы греческой философии.

А). Специфика ранней греческой натурфилософии. Ранняя греческая философия, как говорилось, главным своим предметом имеет природу и космос. Уже в древности первые греческие мыслители получили эпитеты: физики, метеорологи, отыскатели первоначал. Исходные вещественные стихии мира, заменившие мифологических богов, были предметом их пристального интереса и назывались «архе» – наидревнейшее, или первовещество, первоначало. Поэтому позже их философию стали называть натурфилософией.

а). Это была необычная натурфилософия, убежденная одновременно и в естественности причин мироустройства, и божественности Космоса. Считается, что она закладывала традицию обходиться в объяснении мира без богов везде и всегда, где и когда это возможно.

«Фюзис» – природа – главная тема ранней философии. «О природе» – так называлось большинство книг первых философов. «Фюзис» – все то, что есть, все, что рождается и погибает, в пределе, весь Космос. И «фюзис» это сущность, скрытая натура (или, как говорили древние, «скрытые, тайные сцепления». Понимание мира как «фюзиса» предполагало, как само собой разумеющееся, способность человека к ясному и доказательному размышлению о природе. Поэтому физика осознавалась как самая совершенная и надежная форма катарсиса.

б). То, что знание природы духовно очищает, что, следуя мыслью за явлениями мира, мы наилучшим способом организуем и себя, было своеобразной философской «аксиомой» первых философов. Это убеждение делало древнегреческую философию рефлексивной, а не медитативной как восточная мудрость. Философствующий человек понимался не как созерцатель, а как деятель.

Мир его деятельности – во многом внешний мир, поэтому внутренний мир подчиняется хорошо организованной, адекватной, здравой мысли, направленной на мир. Человек захвачен рождающейся в нем способностью понимать и культивирует ее всеми имеющимися у него средствами: от возникающих форм научно-теоретической работы до мифолого-поэтических форм, свойственных древнегреческому сознанию. Не случайно греков считают и основателями европейской науки и теми, кто, по словам Б.Рассела «с легкостью и даже беззаботностью затевали предприятие познания», не подозревая о сложности, мучительности и даже катострофичности его последствий для потомков.

Б) Милетская школа. Эти особенности в полной мере проявились уже в первой школе греческой философии – милетской. В нее входили: Фалес (625 – 547(5?) гг. до н.э.) – основатель школы, считающийся первым европейским философом, и Анаксимандр (611 – 546 гг. до н.э.) и Анаксимен (585 – 524 гг. до н.э.) – ученики Фалеса.

Основной темой этих философов было отыскание, описание и обоснование «архе». Фалес полагал, что это вода, Анаксимен – воздух, а Анаксимандр считал первовеществом «апейрон», что означает «беспредельное». Они отыскивали первовещество – естественного «прародителя» мира. При этом первые понимали вещество как перовстихию, а последний – как не имеющее определенного природно-стихийного выражения первоначало, творящее не просто природу, но Космос. Анаксимандр, в отличие от двух других философов, создал интересную космологическую концепцию.

Но складывается и определяется их философия совсем не только обозначением и наименованием предполагаемого первоначала. (Трудно представить себе, чтобы первым европейским мудрецом считают человека, сказавшего, что все произошло из воды.) Гораздо более важным является то, как рождалась и строилась мысль этих философов об «архе».

а). Она строилась вокруг вопроса, впервые поставленного Фалесом: «Что есть все?», или «Что самое?» Отвечая на этот вопрос, сам Фалес, по словам Аристотеля, пришел к трем выводам: 1. Все произошло из воды. 2. Земля плавает на воде подобно куску дерева. 3. Все в мире одушевлено, или полно богов.

При этом важны не только сами выводы, но и тот путь, которым эти выводы получены. Они являются результатом особой цепи рассуждения, основанного на углубленном наблюдении. Они есть первые на основе опыта и рассуждения полученные следствия. Безусловной важнейшей характеристикой мира является жизнь. А здравомыслящее наблюдение говорит нам, что всякая жизнь происходит из влажного начала. Поэтому истоком всего должна быть особая текучая, гибкая, динамичная, способная ко всевозможным изменениям, и потому порождающая сила, которой и является вода (природная стихия, а не агрегатное состояние вещества с формулой Н2О). Вода – природный аналог Бога. Не случайно Фалес является и основателем гилозоизма – воззрения, согласно которому все в мире является одушевленным.

Такое понимание определяется еще и математикой, основателем которой Фалес признается наравне с Пифагором. Он органично соединял математику и саму мыслительную способность, поэтому строил философию на основе математического знания, что и делало ее рассуждением.

Кроме того, Фалеса считают первым греком, начавшим доказывать геометрические теоремы. Он собственно открыл (изобрел) феномен теоремы. Теорему он понимал не как абстрактно-логическое доказательство, а как совершенно особую чудесную вещь мира, как то, что доставляет человеку возможность самого драгоценного и изысканного наслаждения. Через теорему открывается чистая суть вещей, а это как раз и составляет душу философии.

б). Вторым представителем этой школы является ученик Фалеса Анаксимандр (611 - 546 гг. до н.э.). Учение Анаксимандра впервые в истории древнегреческой философии было изложено прозой (и после труды философов ещё долго имели поэтическую форму). От этого сочинения до нас дошла одна, как считается достоверная фраза. Она цитируется Симпликием в его комментариях к «Физике» Аристотеля.

Симпликий, последний представитель античного неоплатонизма, в VI веке уже нашей эры исследует философию Аристотеля фактически для решения задач и проблем нарождающегося и укрепляющегося христианства. И в контексте этого исследования он говорит, что Анаксимандр, в отличие от других философов, ищет «некую иную бесконечную природу, из которой рождаются все несвободы и заключённые в них космосы». Это можно утверждать на основании следующих слов Анаксимандра: «А из каких начал вещам рожденье, в те же самые и гибель совершается по роковой задолженности, ибо выплачивают они друг другу правозаконное возмещение неправды (= ущерба) в назначенный срок времени».

Это высказывание можно считать первой, ещё поэтической и в некотором смысле более глубокой, чем современная, формулировкой закона сохранения. Философ здесь обозначает начало мира, не связанное с той или иной стихией. Главной характеристикой этого первоначала является способность всем управлять и быть божественным. Обычно первоначало Анаксимандровской философии называют «апейрон», что означает «беспредельное». Но, возможно, Анаксимандр использовал это слово для обозначения главного атрибута первоначала. Но в любом случае «апейрон» – это ничем не ограниченное, ничего не лишённое, не стесняемое, вечно движущееся особым божественным движением первоначало.

Возникновение мира из этого первоначала связывается философом с борьбой противоположных начал, главными из которых являются тепло и холод. В недрах «беспредельного» возникает зародыш будущего мира, в котором влажное и холодное ядро окружено огненной оболочкой. Постепенно под воздействием жара оболочка ядра высыхает, его пары раздувают оболочку, которая, в конце концов, разрывается, образуя ряд колец небесной сферы. Остатки ядра в центре образуют плотную Землю, имеющую форму низкого цилиндра, высота которого равна трети диаметра основания. Эта цилиндрическая земля не имеет опоры и неподвижно висит в центре сферической вселенной, поскольку у неё нет основания двигаться в какую-либо сторону.

Продолжает этот процесс развитие жизни, которая зародилась в некогда покрывавшем землю влажном иле. Когда земля начала высыхать и влага собралась в больших и малых водоёмах, некоторые из первых животных вышли на сушу. В чреве одного из видов этих животных (видимо, рыбообразных) развились люди.

Весь этот процесс возникновения и развития мира периодически повторяется, поскольку окружающий мир периодически поглощается беспредельным началом.

Интерес к таким геологическим размышлениям определил, видимо, и то, что Анаксимандр, судя по всему, был первым греком, начертавшим на медной табличке географическую карту земли, на которой вся ойкумена распадалась на две примерно равные части: Европу и Азию.

С именем Анаксимандра связано также введение в практику гномона – «солнечных часов».

в). Третьим представителем милетской школы является Анаксимен (585 -524 гг. до н.э.). В отличие от Анаксимандра у него, также как и у Фалеса, не было чёткой космогонической концепции. Основное его внимание было сосредоточено на объяснении механизма (при этом физического характера) происхождения множества вещей и тел из единого первоначала.

Он исходил из того, что первоначало должно быть неограниченным в движении и непрерывным. Из всего, что окружает нас в мире, такими свойствами обладает лишь воздух. Когда воздух неподвижен, мы его никак не воспринимаем. Когда он движется или претерпевает изменения, он даёт о себе знать в виде света, ветра, облаков, пламени и т.д. до конкретных тел. Всё в мире суть модификация воздуха. Воздух не является одним из элементов, он - всеобщий субстрат.

Воздух безначально и бесконечно движется, создавая изменения двоякого рода: разрежение (утончение, разрыхление) и уплотнении (сжатие, сгущение). В зависимости от степени первого или второго образуются те или иные вещи.

Важнейшей задачей является понимание механизма разрежения и уплотнения. И Анаксимен прибегает здесь к примерам из повседневной практической жизни, сравнивая, например, образование земли с процессом валяния шерсти. Кроме того, он говорит, что эти механизмы сродни механизмам дыхания живого существа. И точно так же, как дыхание обеспечивает жизнь отдельному организму, также и дыхание первоначала - воздуха составляет жизнь Космоса.

!!!!!Вывод. В целом же философы милетской школы обозначили исходную тему постижения космоса через объяснение: отыскание сути первовещества и форм его подвижности, благодаря которым образуется многообразие всего мира.

В). Учение Гераклита. В оригинальной натурфилософской концепции Гераклита этот поиск приобретает совершенно особую форму выражения. Гераклит из Эфеса (540-480 гг. до н.э.) стоит несколько особняком среди школ и направлений древнегреческой философии. Он говорит о себе, что «учился сам у себя», и учить других считал абсолютно бессмысленным.

а). Гераклита называют «тёмным» и «плачущим» философом. Первое определение возникает в связи с тем, что, во-первых, в его философии больше, чем в какой-либо другой, чувствуется перекличка с восточной мудростью и есть предположения, что Гераклит учился на Востоке. Во-вторых, Гераклит сознательно использовал усложнённый философский язык. Своеобразная ритмика, игра слов, использование контекста и подтекста для затемнения и разъяснения мысли, многочисленные паронимы, отсутствие знаков препинания и частые повторы, – далеко не всё, что усложняет тексты этого философа.

Гераклит практиковал такой язык, поскольку был убеждён, что «чернь» не следует подпускать к богатствам мудрости, «чернь» = невежество. Большинство людей невежды, ибо они не понимают самого главного – Логоса, поэтому не понимают и ничего другого. Непонимание большинства возникает вследствие беспросветного варварства души. У «учёных же мужей» – вследствие того, что «многознание уму не научает». За постоянные жалобы и сокрушения по поводу тотального всеобщего невежества Гераклит и получает своё второе определение.

К этим «определениям» можно добавить характеристику особой человеческой непомерности Гераклита, его доведённый до крайнего радикализма духовный аристократизм (естественно продолжающий аристократизм происхождения из царского рода). «Один, по мне, - тысячи, – если он – наилучший», – говорит Гераклит. «Лучший» – тот, кто противостоит толпе и прозревает Логос. Всякие демократические потуги - проявление самомнения черни. А «самомнение – падучая».

Непонимаемый, ненавидимый и изгнанный согражданами из своего города Эфеса, он, кроме прочего, говорит им: «Да не иссякнет у вас богатство, эфесяне, дабы изобличились вы в своей развращённости», оставив, тем самым, блистательную формулировку подлинно аристократического отношения к демократии.

б). Такое мировидение определят, безусловно, и философский аристократизм гераклитовской мысли, доходящий порой до философского снобизма. И главным понятием его философии становится несущая конструкция всей древнегреческой культуры – Логос. Логос – это и тайна мироздания, и его закон, это сущее и первооснова, мудрость и Глагол. В целом – это форма осуществления жизни Космоса. При этом форма сущностная, по Гераклиту, «спрятанная».

На постижение Логоса должны быть направлены усилия мудреца. Философия должна заниматься не стихиями мира, а «мудрым самим по себе», потому что «мудрое есть нечто совсем особенное». Гераклит говорит: «Слушая не меня, но сам Глагол, в том есть Мудрое, чтобы со-гла-ситься, что оно одно знает всё... Ибо мудрость - в одном: устанавливать знание, коим владея, ты сможешь всем управлять, что ни есть».

Логос настолько величественная структура мира, что просто бессмысленно говорить о её хоть каком-то определении по отношению к человеку. Логос – это «сам Глагол». Но он «не глаголет, не скрывает, а знаменует». Логос открывает «письмена» Космоса, выражает то, что истинно есть. Мудрый со-гла-шается с этими знамениями. Большинство же их не понимает, «ибо не мыслит людей большинство того, что встречает оно, и, обучившись, не знает его, себя же знающим считает».

Большинство людей стремятся познать лишь внешние проявления природы. Но поскольку они не постигают Логоса, то и «природа любит скрываться» от них. И в этом мире «лад неявный явного крепче». Подлинное, неразрушимое начало мира, обеспечивающее его «лад», гармонию, – это Логос. Лишь понимая его, мы можем понять и «явный лад» природы. И тогда мы поймём, что природа – фундаментальная космическая диалектика (развивающийся и противоборствующий мир), и что ее главной силой является огонь.

в). Весь мир - это мир борьбы противоположных начал. «Все проходит через распрю». Но, проходя через эту космическую распрю, противоборствующие силы оказываются тождественными. Везде в мире мы видим единство и борьбу противоположностей: день – ночь, бдящее – спящее, старое – молодое, влажное – сухое, движение вверх – движение вниз и т. п. «Что враждует, то соединяет, из разъединяющихся – гармония прекраснейшая, и всё порождается рознью».

Этот вечно противоборствующий мир погружён в безостановочную изменчивость и текучесть вещей. В сознание следующих поколений Гераклит вошёл как философ, провозгласивший: «Всё течёт, все меняется». И хоть эти слов – не лучшая «визитная карточка» его философии, бесспорно, Гераклит является первым диалектиком европейской мысли, сознательно исповедовавшим ее принципы. (Именно так его осознавали, например, Гегель и Ницше, рассматривая как собственного предтечу).

За этой общеизвестной и простой формулировкой скрывается, тем не менее, очень сложное и даже загадочное мыслительное образование. Диалектика Гераклита утверждает безграничную относительность всего. На это обратили внимание ещё и Платон, и Аристотель, говорившие, что для него «нет ничего вечного», «прочного». Одновременно философия Гераклита фундаментальна и даже монументальна. Она не только допускает что-то вечное, она из него исходит.

Будучи первым диалектиком, Гераклит обозначил самую главную проблему всей последующей диалектической философской методологии: её универсальность. Диалектика универсальна, но не потому, что приложила ко всему. Ею бессмысленно пользоваться в обыденном рассмотрении конкретных предметов. Она универсальна, поскольку открывает универсальное начало мира. Она метод жизни Логоса. Она относится только к великому и значительному – к миру в целом. И она представлена в этом мире его важнейшей стихией – огнём, никогда неумирающим, но лишь «мерно возгорающий и мерно потухающий».

г). Огонь, как и Логос – первооснова всего сущего. Но он отличается от Логоса, поскольку отождествляется с Космосом как упорядоченной и организованной вселенной. Само понятие Космоса именно у Гераклита (и независимо от него у Пифагора) впервые приобретает привычное для нас значение. Космос – Вселенная, это мир, который имеет смысл и организацию, поскольку управляется Логосом. Эта управляющая работа Логоса и есть диалектика, диалектика мирового огня.

Понимание огня как первоосновы Космоса не столько физическое, сколько метафорическое. Мир творится из огня так же, как плавится золото в золотоплавильной мастерской. При этом мир творится не в период возгорания, а в период угасания мирового огня. Огонь переходит в другие субстанции, сначала в воду (море), а затем наполовину в землю, наполовину в воздух, но не атмосферный, а такой же, как вылетающий из сопла меха в золотоплавильной мастерской («престер»). Этот-то огненно светящийся воздух и становится основой нового возгорания. Такой огонь – главная производящая сила.

Точно также как сплавляются крупинки золота, крупинки огня собираются в сплошные светящиеся массы, образующие небесные светила. Солнечные и лунные затмения бывают тогда, когда чаши, в которых собирается космический огонь, поворачиваются к нам своим дном.

Образ мира как огромной космической «золотоплавильной мастерской» вряд ли может считаться приемлемым вариантом космологии даже для ранней философской и научной мысли. Но сама картина, дошедшая до нас во фрагментах, завораживает. (В подобных случаях говорят: «Плохая физика, зато какая смелая поэзия!»)

Сам же Гераклит не был озабочен отсутствием у него чёткой космологической идеи. Можно сказать, что в отличие от представителей милетской школы ему была чужда естественнонаучная и математическая проблематика. Сущность космического огня - являть Логос и Мудрость, а не давать физические объяснения. Философия – это понимание особых, более чем природных законов мира. Это знание, более соотнесённое со словом, нежели с вещью, воззрение, имеющее своим предметом «Мудрость как таковую», а умудрённую физику.

!!!!!Вывод. В философии Гераклита, как и у Анаксимандра, архе не имеет облика природной стихии. То, что может объяснить мир, обладает собственной не совсем физической природой, объединяя в себе организующее и управляющее начало – Логос, и творчески-созидающее, производящее начало – огонь. Мир – не столько природа, сколько космос, т.е. произведение. И философия есть инструмент, объясняющий, как возможно это произведение.

Г). Воззрения пифагорейцев.Подобное же понимание реализуется и в италийской традиции ранней греческой философии, при этом с гораздо большей интенсивностью.

Для них «фюзис» уже не столько природа, сколько сущность. Если для ионийцев скрытие характеристики мира – просто «тайные сцепления», в которых много величия, но не так уж много таинственности и священности, то для италийцев наоборот. То, что скрывается за видимой природой – таинственно и священно. Это подлинная природа – тайная, скрытая суть мира.

а). Это в полной мере относится к учению пифагорейцев и особенно к воззрениям основателя пифагорейского союза – Пифагора (548(7?) – 500). Сама жизнь Пифагора является воплощением «Таинственного». Таинственно его происхождение, описываемое через цепь перерождений полубогов и героев. Таинственны ранние годы жизни в северной Африке и появление в Италии. Таков же странный сюжет о путешествии Пифагора в Аид и возвращении из него. А также рассказы о его золотом бедре, о том, что он собственным укусом убил укусившую его змею и т.п.

Всё это уже при жизни Пифагора снискало ему славу величайшего чудака и мистификатора и величайшего мудреца. Находиться у него в обучении считалось делом великой чести, одновременно о результатах этой учёбы говорили весьма скептически.

Смесь чудес и чудачеств, святости и смехотворности представляла в глазах современников деятельность и всего пифагорейского союза, который можно считать самым орфическим феноменом древнегреческой философии. Этот союз не столько школа, сколько этически-религиозное братство, наподобие монашеского ордена, но ещё более закрытое.

Вследствие этого трудно что-то сказать о сочинениях Пифагора. Есть предположение, что он вообще ничего не писал. Но существуют свидетельства, что позже Платон сумел-таки купить три книги Пифагора за баснословную сумму в сто мин. Достоверными считаются лишь несколько фраз, приписываемых Пифагору.

б). Усилия Пифагора и пифагорейцев были направлены на создание особого пифагорейского образа жизни, восходящего в своих предписаниях и табу к орфическому образу жизни. Пифагорейская жизнь и пифагорейская мысль определяются сознанием, которое воплощает собой структурирующееся и формализующееся дионисийское начало человека. Пифагорейская мысль была острым переживанием этого необычного сознания новой необычной жизни. Отсюда, видимо, и смесь святости и чудачеств, которая была побочным, но неизбежным следствием решения этой сложной задачи.

По словам А.Ф. Лосева: «Это была попытка дать душе, для которой характерен иступленный восторг жизни и стремление к полноте творческого изобилия вечно рождающейся жизни, философско-математическое основание».

При такой жизни души все конкретные качества вещей и событий отступают на второй план в сравнении с бесконечными творческими потенциями жизни. Но, отступив на второй план, они как бы становятся количеством. «Числа пифагорейцы понимали как творческую мощь бытия жизни, идущую от нерасчленённых и хаотических потенций к расчленённому, завершённому и гармонически цельному организму».

Учение Пифагора не ставит перед собой гераклитовской задачи, прозревать «Мудрое само по себе», как бы «простираться в мудрости». Пифагор говорит о том, что нужно любить мудрость, и нужно уметь её любить, что собственно и будет занятием философией. Поэтому и себя он первый назвал философом.

в). Это умение соединяет в себе мистику и рассудок. Не случайно «теоретическим» основаниями пифагорейской философии равно являются: восточные в своей сути идеи метемпсихоза и катарсиса душ и новое, создаваемое пифагорейством математическое знание.

Пифагорейцы не только занимались необычными и сложными вычислениями и теоремами, но преобразовали занятия математикой, и, прежде всего геометрией, в самостоятельную свободную теоретическую дисциплину. Они были убеждены, что, изучая её основания, полностью отвлечённые от материи, мы можем выйти на путь постижения подлинной сути мира. Математика является главным источником веры в вечную точную истину, а также в сверхчувственный интеллигибельный мир. Поэтому математика, и особенно геометрия, в качестве свободных наук составляют душу философии. Математика превращается в философию. Философия становится жизненно осязаемой математикой.

Пифагору принадлежит знаменитое высказывание: «Всё есть число», ( или «Числу все вещи подобны»). Он был убеждён, что всё в мире определяется числами и отношениями чисел. При этом число не просто цифровой значок. Число – и математически организованное тело, и душа как смысловая заданность этого тела. Учение о числе - это учение 1) о числах самих по себе, или о богах как числах; 2) о космосе как числе; 3) о вещах как числах; 4) о душах как числах и 5) об искусстве как числе. Стало быть, число имеет не столько арифметический, сколько мистический характер. Числам же первой десятки приписываются различные магические свойства.

г). Мистическое понимание чисел определяется их музыкальной сущностью. Пифагорейцы уделяли очень много внимания музыке и ее изучению. Пифагор исследовал, в результате чего возникают консонирующие и диссонирующие интервалы, и шире – гармония и дисгармония, и пришёл к выводу, что происхождение музыкальных интервалов нераздельно связано с числом, т.к. они представляют собой ритмические сравнения количества и качества звука.

В этих исследованиях рождалась величайшая идея пифагорейцев – идея связи музыкальных и математических ритмов, которые пронизывают весь мир и определяют его тайну: «гармонию сфер» ( или «музыку сфер»).

В русле этой идеи пифагорейцы приходят к созданию своеобразной формулы красоты, которой стало знаменитое «золотое сечение». Суть красоты в пропорциональности, и это основа гармонии. Гармония же есть подлинная добродетель, а потому и истина.

В особой музыке мира, Космоса звучит поэтому универсальное единство истины, добра и красоты. Эта музыка сфер есть подлинная реальность. Это суть, сущность мира. (Именно пифагорейцы вводят это понятие в философию.) Видимый нами мир отдельных материальных предметов – мир неподлинный. Материя и все её осязаемые свойства – лишь «иное». «Иное» – другое по отношению к мировой числовой гармонии, «иное» – как нечто текучее, постоянно оказывающееся иным.

д). Душой гармонии является число. Число обладает большей реальностью, чем вещь. Числа фигурны. Числа геометричны, но мысленно геометричны. «Они суть некоторые мыслительные, умственные фигурности вещей».

Число есть объединение предела и беспредельного и в этом качестве является порождающим началом космоса. Зародившись в беспредельном, огненная единица, как выражение предела начинает вдыхать в себя окружающую пустоту, увеличивается, разрывается, размножается и порождает сначала все числа, а затем соответствующие им вещи.

е). Философия пифагорейцев создаёт единую в своей ритмике и музыке картину мира, которую Платон представляет так: «Мудрецы говорят, что небо и земля, и люди и боги связаны в одно целое общностью, дружбой, благочинием, целомудрием и справедливостью, именно поэтому они называют весь этот видимый мир «космосом» (порядком), а не акосмией (беспорядком) и распущенностью».

В соответствии с этой картиной мира Пифагор учил, что счастье (эвдемония) заключается в знании совершенства чисел, представляющих Космос. Абсолютное знание числовой гармонии мира доступно лишь Богу. Для человека же главная нравственная цель, стремление к которой есть стремление к счастью, – уподобление Богу.

Поэтому, видимо, как сообщает Аристотель, пифагорейцы хранили в строгой тайне следующее разделение: Разумные живые существа подразделяются на три вида – Бог, человек и существо, подобное Пифагору. Главными добродетелями человеческой жизни являются мудрость, дружба и равенство.

Вывод. Орфическая идея очищения, безусловно, является самой важной предпосылкой пифагорейства. Изощрённая чистота и изощрённость в чистоте характерна для пифагорейской мысли. Связав эту идею с математикой (геометрией), они достигли высочайшей степени надёжности и чистоты в отвлечённом мышлении.

Понимая природу как сущность, они представляли последнюю как музыкально-математическую пропорциональность, соразмерность, как великолепно чистый «остов» мира, и единственно достойным для него материалом полагали число.

Для пифагорейства характерна позиция внутренней психологической отстранённости от обычного образа жизни и поведение, характеризующееся длительным глубоким молчанием, изредка прерываемом столь же глубокими мудрыми замечаниями. Именно в таком качестве они выступали как политические деятели, сознательно противопоставляя себя другим гражданам, выступая от лица особой высшей мудрости, открытой только им.

Д). Школа элеатов: постановка проблемы бытия. Самой теоретичной философией в первый период развития античной мысли была философия элеатов. Философы этой школы выделяют совершенно особую первостихию мира – стихию рассуждения, доказательность, осмысленность как природные, космические силы. Эти философы являются физиками, поскольку сама рассуждающая мысль является для них не цепью абстракций, не игрой теоретического знания, отвлечённым мышлением, но особой стороной жизни Космоса, при том его главной стороной, обеспечивающей превращение Космоса в единое бытие. Тем самым они поставили самую фундаментальную теоретическую проблему философии – проблему бытия. Именно в бытии они видели подлинное первоначало.

Эту школу связывают с четырьмя именами: Ксенофан, Парменид, Зенон и Мелисс. При этом Ксенофан считается предтечей этой школы, а Парменид её подлинным родоначальником.

а). Ксенофан (565 - 470 гг. до н.э.) родился в ионийском Колонфе, и сейчас не ясно, каким образом он оказался в Италии. Современники и потомки воспринимали Ксенофана как странствующего поэта и обличителя Гомера и Гесиода («обличитель гомерообманов»). Сам же Ксенофан настаивал на своём философском призвании.

Несмотря на то что, как говорят источники, Ксенофан рассуждал на самые разные темы, наиболее известными были его рассуждения о богах, написанных в стихотворной форме. Он является автором эпиграмм (сцилл), высмеивающих антропоморфное понимание богов. Сциллы обладают философским содержанием, так как Ксенофан направляет свою иронию не столько на богов, сколько на наше понимание богов. Пытаясь рассмотреть логико-доказательные аспекты главного феномена мира – Бога, он говорит, что при разумном рассуждении антропоморфное понимание богов нелепо, нелогично, абсурдно и т.п.

Анализируя такое несостоятельное понимание, Ксенофан говорит, например, о том, что по логике антропоморфизма невозможно создать человекоподобный образ бога, т.к. эфиопы должны представлять богов черноволосыми с приплюснутыми носами, фракийцы - рыжеволосыми и голубоглазыми, а для других живых существ боги должны обладать их обликом (быка, лошади и т.п.). Кроме того, нелепы формы служения таким богам. Им приносят жертвы и их оплакивают. Но нельзя приносить жертвы человекоподобным существам, и нельзя оплакивать Бога.

Самым же бессмысленным является предположение о том, что боги, как люди, рождаются. Значит, было время, когда их не было. И непонятно тогда, почему они не могут так же, как люди, умереть, и настанет время, когда их не будет. Такое ограничение во времени противоречит понятию Бога, это есть, говоря современным языком, «противоречие в определении».

Недопустима столь невнятная мысль о самом главном в мире – о Боге – мысль, которая насаждается Гомером и Гесиодом, мысль как мифологическое сознание. Необходимо мышление понятиями, открывающее суть божества. Нужно исходить из понятия Бога. И тогда станет понятно, что есть только один Бог, «меж богов и людей величайший, не похожий на смертных ни обликом, ни сознаньем». Этот Бог вечен, един, неизменен, шарообразен, не конечен и не бесконечен, не движется и не неподвижен. Бог обладает этими характеристиками не случайно, а потому, что они определяются главной характеристикой Бога – быть совершенным и обладать природой, превосходящей природу всего остального сущего. «Он весь видит, он весь сознаёт, весь слышит, он одной лишь своею мыслью всё потрясает». Бог может пониматься только как совершенство, как полнота, как «все».

Основная идея Ксенофана выражена в его знаменитой фразе: «Единое есть Бог!» Но это не единый Бог христианской религии. Бог как Единое не обладает достаточной для религиозного миросозерцания степенью сакральности и трансцендентности. Как Единое – он в некотором смысле артефакт мысли. Он – не демиург, не творец. Тем более не искупитель и не спаситель. Бог не творит, он – царит. Он – полнота, величественность и совершенство мира, определяющая собой соответственно неполноту и несовершенство возможностей человека, являясь «превосходным», т. е. «превосходящим» человека масштабом для него.

Поэтому человеческие способности должны пониматься вполне скромно, и уж тем более не переносится на Бога. Бог отнюдь не открыл смертным изначально «Всего», да и просто всего. «Люди лишь постепенно, ища, обретают лучшее». И приобретают при этом не в виде безусловной истины, а в виде достоверности, правдоподобия, обоснованного предположения. Это Ксенофан относит и к собственной мысли: «Точную истину не постиг ни один человек, и нет никого, кто её знает о богах и обо всём, о чём я говорю».

Даже философия, как самая глубокая мысль, не может нам сказать всего о Боге. Её предметом является наше собственное понимание Бога, и работа по прояснению и очистке этого понимания. Но это не является основанием для скептицизма и агностицизма. Работу на правдоподобие (а не абсолютную истину) Ксенофан считает вполне достойной, поскольку и она может дать достаточное знание об окружающем мире.

Возможно создать достаточно разумную космологическую картину. И она, по Ксенофану, такова: главным элементом мира, который есть дарение единого неизменного Бога, является земля, как земная твердь, как олицетворение Бога. Верхняя граница земли у нас под ногами, а нижняя уходит в бесконечность через пространства Аида. Вторым после земли элементом космоса является вода. Она определяет лицо наземного мира. Геологические видоизменения воды и земли образовали ту действительность, в которой мы живём.

Мысль Ксенофана может быть названа первой формой пантеизма (учения о единстве, совпадении Бога и природы), но не может считаться монотеизмом. Бог Ксенофана философский, а не теологический, он предмет не веры и молитвы, а трезвомыслия и даже некоторой иронии. Поэтому ксенофановская идея божественного Единого легко трансформируется в философии Парменида в образ единого неделимого бытия.

б). Парменид (840 - 470 гг. до н.э.) считается одним из самых философичных и академичных из ранних философов. Даже его внешность воплощала собой эти характеристики. Он был величественного, строгого и благообразного вида, солиден и красив, прожил долгую жизнь, на протяжении которой неизменно пользовался глубочайшим уважением сограждан, так что власти Элеи и после его смерти ежегодно брали у граждан клятву оставаться верным законам, данным им Парменидом.