Особенности выполнения идиомами моделирующей функции

Моделирование — это воспроизведение существенных черт и сторон действительности в соот­ветствии с потребностями человеческой практики. Оно представляет собой одну из форм отражения, реализующуюся, в частности, в естественном языке и языках искусства. Понятие моделирования не тождественно понятию отражения вообще: для моделирования характерно, во-первых, отражение сущностных взаимосвязей между элементами отражаемого объекта, во-вторых, отображение множеств объ­ектов с тождественной или сходной организацией через конкретные «эталоны», или «образцы», и в-третьих, наличие определенной, прагматически обусловленной точки зрения на объект. Л.В. Уваров отмечает, что «рассматриваемая в отдельном предмете,... его структура сама по себе еще нe является моделью. Если же мы сопоставляем несколько предметов с различной природой составляющих элементов, с различным качеством их субстратов, но с одинаковой, тождественной их организацией, или структурой, то эту их общую структуру можно рассматривать как своеобразную модель каждого из сопоставляемых предметов» [Уваров 1974:40-41].

Вопрос о моделировании действительности естественным язы­ком принадлежит к числу давних лингвистических проблем, хотя сам термин моделирование стал применяться в этом смысле относительно недавно.

В системе культуры существуют как дискретные, линейно-упорядоченные языки, так и языки целостных образов. Как отмечает И.С. Ладенко, «функцией идеологических, сакральных, художественных знаковых средств культуры является отождествление и уподобление явлений и процессов, сводящее пестроту мира к инвариантным, целостным образцам. Дискретный код обогащает познание по принципу линейного присоединения, а целостный — по принципу аналогового расширения. Использование метафор обусловлено конструктивным характером мышления, оперирующего предметом познания как некоторым конструктом. Именно такие модели, конструкты и т. п. выступают представлением о сущности явления как его «скрытом схематизме» различного порядка. В искусстве этохудожественные образы, тропы. Именно к таким конструктам, моделям и образцам... и апеллируют «тождества нетождественного». Именно они выступают предметными значениями уподобляющих метафор. Конструктивность осмысления гарантирует необходимую «технологическую трансформацию» действительного мира в специфицированные структуры, которые могут быть повторены в случае необходимости» [Ладенко 1987:17-18].

К категориальным признакам модели нужно отнести такое важнейшее свойство художественных средств, как их конструктивность, базирующуюся на принципе аналогии, сведение множеств онтологически разнородных объектов кинвариантным образцам, отражение абстрактного через конкретное.

Языковое моделирование можно определить как, во-первых, специфическое отображение действительности в знаковой
структуре языковых единиц, а, во-вторых, как создание и употребление языковых единиц по определенным образцам, эталонам порождения и функционирования.

Лингвистическая модель представляет собой идеальную структурную и / или функциональную модель. Она может совмещать в себе черты образной модели, если она включает изобразительные средства, и необразной модели, если она содержит неизобразительные средства описания.

На ранних этапах разработки теории идиоматики понятие идиоматичности и моделированности резко противопоставлялись друг другу. Структурно-семантическая немоделированность считалась категориальным свойством идиомы, а значит, понятие идиомы фактически выводилось из понятия моделированности путем его отрицания. Однако, как отмечал Н.С. Трубецкой, «... две вещи, не имеющие основания для сравнения, не могут быть противопоставлены друг другу» [Трубецкой 1960:9]. Таким образом, понятия моделированности и идиоматичности имеют не только дифференциальные, но и интегральные признаки. По существу они являются онтологически родственными явлениями. Термин модель (от лат. modulus - мера) предполагает наличие некоего единообразия знакового строения ряда языковых единиц. Термин идиома предполагает наличие того или иного отступления от стандарта. Однако отступления от стандарта сами могут быть моделированными на ином, более высоком уровне семиозиса. Модели и идиомы, будучи одновременно противоположными и сходными, могут изучаться в одной и той же системе структуральных, логических и семиотических категорий.

Идиомы представляют собой микромодели стереотипных, стандарт­ных, нормативных, «прототипных» ситуаций, явлений, фактов социальной жизни и мира индивида. Поскольку денотативная область идиом – совокупность стандартных социокультурных ситуаций представляет собой не хаотический конгломерат, а в той или иной мере упорядоченное множество, входящее в систему культуры, то и образы объединены упорядочивающими и смысловыми связями и отношениями. Это позволяет говорить о том, что идиомы не только моделируют действительность, но и сами построены по определенным образцам, или эталонам, в основе которых лежат социокультурные стереотипы.

Использование идиом удобно для осуществления аналогического мышления. Использование идиом в моделирующей функции обусловлено их большой семантической вариативностью; ведь фразеологический образ может моделировать большой класс объектов в рамках смыслового поля, задаваемого конвенциональным компонентом значения идиом. Моделирующая функция выполняется только при сдвиге реального значения по отношению к номинальному, или, иными словами, при отсутствии эквиваленции между номинальным и реальным значениями.

В языке мышление по аналогии обеспечивается в основном метафорическими идиоматичными единицами. Моделирующие метафоры являются попыткой осмыслить неизвестное с помощью известного, описать неизвестные явления по аналогии с уже известными. М. Минский отмечает: «Человек, пытаясь понять новую для себя ситуацию или по-новому взглянуть на уже привычные вещи, выбирает из своей памяти некоторою структуру данных (образ), названный нами фреймом, с таким расчетом, чтобы путемотдельных деталей сделать ее пригодной для понимания более широкого класса явлений или процессов» [Минский 1978:7]. Метафоры нередко основаны на поверхностно-наглядной анало­гии. Сталкиваясь с неизвестными явлениями в окружающем мире, не зная их сущностных характеристик и ориентируясь на внешний облик, человек обозначает их с помощью удобных для него метафорических идиом, что позволяет передавать значения с потенциальной возможностью приращения смысла.

Метафорический перенос часто встречается в народных аналогах различных терминов, основанных на внешней, поверхностно-наглядной аналогии. Внешне яркие признаки заболеваний уподобляются признакам хорошо известных явлений. Например: harelip мед. “заячья губа”, ape-hand “обезьянья кисть”, dog-nose “нос дога”.

Единицы, созданные по данной модели, являются неполными идиомами: некоторые семантические признаки имеют свои собст­венные лексические десигнаторы. Основой проведения аналогии и определения той или иной степени полноты мотивированности – является посылка "как у...".

Народные названия, как правило, сосуществуют с научной терминологией. При их сопоставлении особенно отчётливо видно, что народные названия основываются на внешних признаках, не отражающих внутреннюю сущность объекта, в то время как научная терминология основывается на сущностных характеристиках объекта, способна точно идентифицировать денотат, объективно отражать соответствующий фрагмент действительности. Сопоста­вим, например, некоторые народные и научные названия:

heartburn – pyrosis “изжога”;

chicken-pox – variola vera “оспа”;

heart-attack – myocardial infarction “инфаркт”;

pink-eye – conjunctivitis “конъюнктивит”;

hydrophobia – lyssa “бешенство”.

Наиболее часто в английском языке встречается словообразовательная модель именной группы, состоящая из определяемой морфемы и определяющей морфемы. Определяющая морфема имеет буквальное значение, что показывает, к какому классу объектов относится объект номина­ции. Определяемая же морфема имеет метафорическое значение, с помощью которого объект номинации уподобляется какому-либо другому объекту.

Приведём ряд примеров.

sea-dog “тюлень” (букв. “морская собака”); sea-hare “морской заяц (моллюск)”; sea wolf “полосатая зубатка”; sea-urchin “морской еж”; sea bear “морской котик”; sea-cow 1) “морж”, 2) “гиппопотам”; sea-horse 1) “морской конек”, 2) “морж”; sea-elephant “морской слон”; sea-calf “тюлень (обыкновенный)”; sea-ape “калан, морская выдра”; sea-mouse “морская мышь (многощетинковый червь)”; sea-pen “морское перо (полип)”; sea-pike “морская щука”; sea-jelly “медуза”; sea-serpent “морской угорь”; sea-snake “морская змея”; seaberry “халорагис”; sea-cucumber “морской огурец”.

В этой группе примеров морфема sea- указывает на принадлежность объектов к классу морских обитателей, а другая морфема сравнивает объект с объектом другого класса на основании сходства внешних признаков. Это можно представить в виде схемы:

 

sea-dog

целостный компонент переменный компонент

[морское животное] [перенос по внешнему сходству]

Внутренняя форма слова sea-dog

 

Другая наиболее часто употребляемая словообразовательная модель состоит из определяемой морфемы и определяющей морфемы, где определяемая морфема имеет буквальное значение, а определяющая – метафорическое значение. Приведём ряд примеров:

dog-ape “бабуин”; dog-bee “трутень”; dogberry “свидина кроваво-красная (растение с несъедобными ягодами)”; dog-rose “шиповник”; dog-salmon “горбуша”; dog-grass “пырей ползучий”; dog’s-tail “гребенник”; Dog-star “Сириус”; dogwood “кизил”; dog-violet “дикая фиалка”; dogfish “морская собака (вид акулы)”.

В этой группе примеров морфема dog- сравнивает объект с объектом другого класса на основании сходства внешних признаков, а другая морфема указывает на принадлежность объектов к определённому классу животных или растений.

 

dog-bee

переменный компонент целостный компонент

[перенос по внешнему сходству] [животное отряда пчёл]

 

Внутренняя форма слова dog-bee

 

В идиомах gold-finch “щегол” (букв. золотая певчая птица), bull-finch “снегирь” (букв. бычья певчая птица), chaffinch “зяблик” (букв, соломенная певчая птица) морфема -finch указывает на принадлежность объектов к классу певчих птиц, а определяющая морфема указывает на внешнее сходство объекта с объектом другого класса.

Ср. также: mutton-bird “буревестник тонкоклювый”; nun-bird “вдовушка” (птица); horse-fly “слепень”; horse-mackerel “ставрида”; horse-tail “хвощ лесной”; goose-grass “подорожник”; monkey-nut “арахис”; toy dog “маленькая комнатная собачка (болонка)”; devil-fish “каракатица”; needle -fish “рыба-игла”; jelly-fish “медуза”; cow-fish “серый дельфин”.

Мышление по аналогии обеспечивается в языке не только ме­тафорическими, но и аллегорико-символическими единицами, которые, в отличие от метафорических, характеризуются наличием различных ситуативных смыслов в рамках общего, весьма абстрактного значения. Например, scapegoat (“ scape ” др. евр. azazel – “дьявол”) – “козёл отпущения”; stumblingstone – “камень преткновения”; Judas-hole –“отверстие в двери для подсматривания”; swan-song – “лебединая песнь”; cornerstone – “краеугольный камень”; fig-leaf – “фиговый лист”.

С.М. Шалютин справедливо называет идиомы "клеточками познавательного моделирования, содержащимися в самой структуре языка" [Шалютин 1985:57]. Таким образом, идиоматичные единицы, выступающие в моделирующей функции, являются необходимыми средствами номинации окружающей нас действительности; знаками, представляющими собой разновидность знания о мире; знаками, являющи­мися структурно новыми единицами, отражающими новую жизненную ситуацию или новый поворот мысли. Так происходит обогащение наших знаний о связях объектов реального мира.