Глава ІV . Система благотворительности в 18-начале 20 вв.

 

1. Историческая справка про период.

2. Этапы реформирования системы изоляции в 18 веке.

3. Проблема больничных заведений.

4. Создание пенитенциарной системы.

5. Появление в 19 веке социального законодательства.

6. Возникновение «карцерной» системы.

7. Социальная помощь на Беларуси.

 

1. На протяжении XVIIIв. в европейском общественном со­знании накапливались изменения, приведшие, помимо прочего, и к постепенной трансформации системы призре­ния. Первым признаком грядущих перемен стало появле­ние в Англии «Акта о лучшем обеспечении свободы подданного и о предуп­реждении заточений за морями» (1679). Данный закон зак­репил эволюцию абсолютной монархии в парламентскую. По закону любой подданный, задержанный за уголов­ное деяние, имел право обратиться в суд с просьбой, которая предус­матривала временное освобождение заключенного под за­лог с обязательством явиться для рассмотрения дела в ближайшую сессию суда. Таким образом, впервые в уголовной практике возник­ло понятие презумпции невиновности, хотя действие зако­на было ограниченным: освобождение производилось под денежный залог и представители малообеспеченных сло­ев населения им воспользоваться не могли.

XVIII век вошел в историю человеческой цивилизации под названием Просвещения.

В политическом плане происходит постепенное пере­устройство системы государственной власти и управления в ведущих европейских странах, приведшее к появлению феномена «просвещенного абсолютизма» (покровительство развитию национальной экономики, унификация налоговой системы, улучшение положения крестьян, кодификация законов и создание единой правовой системы, веротерпимость, забота о просвещении и науке и т. п.). Возникают первые политические партии («тори» и «виги» в Англии). Первые изменения наблюдаются во Франции. В 1789 г. была принята «Декларация прав человека и гражда­нина».

3 сентября 1791 г. была принята Конституция, подтвер­дившая принцип разделения властей.

Изменения коснулись и существующей системы при­зрения, заключавшейся во всемерной изоляции нищих и больных в работных домах. Общественное мнение посте­пенно пришло к осознанию пагубности данной практики на том простом основании, что бедняки, как бы там ни было, тоже являются людьми, личностями. Подвергать их изоляции абсурдно, напротив, им следовало предоставить полную свободу перемещения в социальном пространстве. Превратившись же в источник дешевой рабочей силы, они дадут толчок развитию торговли и промышленности.

 

 

2. На примере Франции и Англии можно говорить о 3 этапах:

I. 1760-1785 гг. попытки реорганизации существую­щей системы изоляции на новых, более продуманных и приспособленных к жизни, началах.

Речь здесь шла лишь об улучшении санитарно-гигиенического состояния изоляторов, которые рассматривались как вероятная причина заражений, болезней, всех нечис­тот и пороков, отравлявших атмосферу города. В этой связи все места заключения (госпитали, смирительные и работ­ные дома) должны быть максимально изолированы, а воз­дух вокруг них должен быть чище.

В 1768г. по всей стране было от­крыто 80 домов призрения нищих, но по своей структуре и целям они во многом повторяли общие госпитали. Так, по уставу лионского дома призрения, в него направлялись 1) бродяги и нищие, приговоренные к тюремному заклю­чению; 2) девицы легкого поведения, сопровождающие войска; 3) частные лица, задержанные по приказу короля; 4) помешанные, как бедные и всеми покинутые, так и те, чье содержание будет оплачиваться. Новоявленные «дома призрения» тем самым мало от­личались от заведений Общего госпиталя.

Изоляция постепенно изживала самое себя и доказывала свою полную несостоятельность. К сходным выводам приходят и в Англии. Здесь по проекту Купера 1765г. появился ряд заведений-изоляторов в сельской ме­стности, где под наблюдением дворянства и духовенства содержались нищие. Заведения включали в себя лечебни­цы для больных бедняков, мастерские для здоровых и ис­правительные дома для тех, кто будет уклоняться от работы.

Однако уже в начале 1780-х гг. большинство новосоз­данных заведений было упразднено, а меньшая часть пре­вращена в госпитали для стариков и больных.

Направление нищих и в работные дома, и в дома для бедняков давал инспектор, но «здоровые» нищие туда не помещались: им следовало как можно быстрее предоста­вить работу, отвечавшую их силам и способностям. Инс­пектор также был обязан впоследствии проверить, что работа их должным образом оплачивается.

II. Вторая половина 1780-х гг.: попытки некоторого ограничения практики изоляции.

Во второй половине 1780-х гг. французские власти попытались искусственно ограничить самую практику изоляции. Так, министерство внутренних дел разослало запрос управляющим заведений Общего госпиталя с просьбой сообщить, какого рода заключенные содержатся в различных изоляторах и каковы мотивы их заключения. По распоряжению министерства часть заключенных под­лежала освобождению после одно-двухгодичного за­ключения.

Не подлежали освобождению «узники, помешанные в уме, чье тупоумие не позволяет им правильно вести себя в обществе либо же чье буйство представляет опасность для окружающих.

Естественной становится благотворительность «на рас­стоянии», в пространстве, которое было полтора века на­зад было предусмотрено для изоляции. Возникает и новое назначение изоляции — стать линией компромисса меж­ду чувством и долгом, между состраданием и ужасом.

Изоляция стала играть две важнейшие функции: с одной стороны, функцию врачебного ухода и лечения сла­боумных, за которыми неспособны присматривать неиму­щие семьи; с другой — функцию «исключения из обще­ства». В то же самое время, изоляция уже не выступает полным и абсолютным уничтожением свободы.

Таким образом, выясняется основная задача заточе­ния — дать сумасшедшему шанс успокоиться, не пытаясь его к чему-то принуждать.

В конце XVIII в. появилась лечебница в Сен-Люке близ Парижа — прообраз психиатрической больницы. Проведена реформы о содержа­нии умалишенных, в результате которой были отменены методы насилия (цепи, наручники, голод, избиения), вве­дены больничный режим, врачебные обходы, лечебные процедуры, трудотерапия. Наконец, больной получил пол­ную свободу внутри изолятора.

Итогом таких изменений стало возникновение на ру­беже ХУШ-Х1Х вв. психиатрических клиник, а лечением безумных наконец-то занялись врачи.

III. 1789-1793 гг.: полная реорганизация системы изо­ляции во Франции.

Тем самым, следуя Декларации, сама эпоха изо­ляции подошла к концу: сохранялось только тюремное заключение, в котором на тот момент содержались осужденные преступники либо безумцы.

В марте 1790г. во Франции был принят целый ряд декретов, в которых Декларация прав нашла свое практи­ческое применение. По ним в течение полутора месяцев должны были быть освобождены все лица, содержавшие­ся в заключении в крепостях, в смирительных и арестант­ских домах, если в их отношении не был вынесен судеб­ный приговор; либо если они не были помещены туда по причине безумия. Таким образом, в изоляции должны оставаться преступники и сумасшедшие.

Однако в отношении последних предусматривалось некоторое послабление: в течение трех месяцев их должен осмотреть врач, который даст заключение о подлинном со­стоянии больного; после чего они будут либо отпущены на свободу либо помещены в специальные госпитали.

Здесь власти столкнулись с проблемами чисто мате­риального свойства—отсутствовали госпитали, специаль­но отведенные для безумцев. Отпущенные же на свободу становятся «пугалом» для обывателей. В августе 1790г. муниципальным властям было поручено пресекать воз­можные бесконтрольные действия буйных сумасшедших. В июле 1791г. ответственность за надзор за умалишенны­ми возлагалась на их семьи.

Наконец, к концу 1792г. выход был найден: в Париже умалишенных мужчин поместили всех в одном месте, а женщин — в другом.

Таким образом, к концу XVIII в. система изоляции во Франции приблизилась к своему логическому заверше­нию: изолятор как таковой стал местом содержания безум­ных людей, приобретя в соответствии со своим предназ­начением и совершенно новые функции.

 

3. Век Просвещения привел также к переосмыслению опы­та больниц как изоляторов и всего предшествовавшего опыта медицины в целом. В 1760-1770-е гг. внимание при­влекла проблема возникновения эпидемий. Во Франции в каждом финансовом округе врач и несколько хирургов были обязаны следить за эпидемиями, и в случае заболевания одной и той же болезнью четырех или пяти человек направлялся врач с целью назначения лечения.

Вместе с тем выяснилось, что невозможно создать эпидемическую медицину, не решив целого ряда проблем.

Во-первых, необходимо было согласование действий врачей с полицией. В обязанности последней должно было входить наблюдение за размещением свалок и кладбищ, контроль за торговлей хлебом, мясом и вином, регламен­тация деятельности скотобоен, красилен, выявление вред­ных для здоровья людей местностей и т. п.

Во-вторых, следовало установить для каждой про­винции «правила регулирования здоровья», которые бы описывали способы питания и ношения одежды с целью предотвращения появления эпидемий. «Эти заповеди должны стать как молитвы, чтобы даже самые невеже­ственные лица и дети смогли бы их повторить. Следу­ет зачитывать их на проповеди, мессе, во все воскре­сенья и праздники».

В-третьих, возникала необходимость в создании кор­пуса санитарных инспекторов, в обязанности которых вхо­дило бы наблюдение за территориями и контроль за дея­тельностью местных врачей.

В 1776г. была создана специальная королевская ко­миссия, ответственная за изучение эпидемий. Задачами комиссии являлись а) сбор информации об эпидемиях; б) обработка и сопоставление фактов, регистрация используемых средств для лечения эпидемических заболеваний и орга­низация исследований; в) контроль за действиями врачей и предписание лучших методов лечения.

В 1 778г. комиссия была преобразована в Королевское Медицинское Общество (с ежегодным пособием в 40 тыс. ливров). Статус Общества был расширен.

Кроме того, в 1770-1780-е гг., благодаря усилиям на­чальника парижской полиции Ж.-Ш.-П. Ленуара (1732-1810), много сделавшего для благоустройства французской столицы, был проведен ряд чрезвычайных мер с целью распространения в народе простейших правил по оказанию первоначальной помощи пострадавшим от несчастных случаев. Правила были написаны в доступной для пони­мания форме и раздавались городским и сельским священ­никам, которые были обязаны во время церковных служб знакомить с ними своих прихожан.

В первую очередь было покончено с теми традиция­ми в отношении пострадавших, которые господствовали как на уровне бытового сознания, так и на уровне нелепых установлений. По приказанию Ленуа­ра все расходы по оказанию помощи тонущим были воз­ложены на полицию, а всем, кто прямо или косвенно уча­ствовал в спасении тонущих, выдавалось вознаграждение.

Было покончено и с прежней практикой отношения к самоубийцам, когда, в силу трактовки самоубийства хри­стианской церковью как смертного греха, труп несчастно­го «волокли на салазках» по городским улицам, подвеши­вали к позорному столбу вниз головой, не хоронили, а имущество подлежало конфискации. Отныне после со­ставления полицейского протокола приходской священник должен был тихо похоронить самоубийцу, хотя никакие со­общения в печати об этих случаях не допускались.

Не менее важной во второй половине XVIII в. стано­вилась и реформа медицины, которая коснулась в первую очередь практикующих врачей, не признававших достиже­ний естествознания и предпочитавших лечить больных с помощью испытанных временем «великих лекарств» (кровопускание, рвотные средства, промывание желудка). Опасность представляло и отсутствие разграничения меж­ду медициной и фармацевтикой: типичный аптекарь XVIII в. в Англии заканчивал медицинскую школу в возрасте 13-16 лет, получая право самостоятельной практики через 3- 7 лет. Явная недостаточность полученного образования приводила к использованию страшных ядов, нередко уби­вавших пациентов.

Длительное обсуждение проблем организации меди­цинской помощи привело к постепенному выявлению тех принципов, на которых должна была основываться совре­менная медицина (в плане оказания социальной помощи нуждающимся больным):

1. Принцип «коммунализации» помощи

Именно органы местного самоуправления («комму­ны») должны стать ответственными за организацию медицинского обслуживания в своих районах. Каждая комму­на должна была бороться с нищетой и изыскивать спосо­бы оказания помощи беднякам. Коммуны имели право вводить местные налоги на организацию медицинского обслуживания. Возникла идея «участкового врача», для которого «жизнь власть имущих и богатых не более драго­ценна, чем жизнь слабых и неимущих». Функции местно­го врача не ограничивались лишь медицинской практикой, а понимались куда шире: он играл экономическую (распре­деляя помощь) и моральную (в качестве «надзирателя за моралью как за общественным здоровьем») роли.

2. Сочетание теории и практики в подготовке квали­фицированного врача

Теоретическое образование, полученное в медицинс­ких школах и на медицинских факультетах университетов, должно быть пополнено временем фельдшерской практи­ки на коммунальном уровне и периодом врачебной прак­тики в больницах. Кроме того, в жизнь вошло обязатель­ное лицензирование как врачебной, так и фармацевтичес­кой деятельности.

К аналогичным выводам пришли и в Англии. Так, еще по закону 1722г. запрещалось оказывать больным помощь на дому в какой бы то ни было форме: неимущего больного следовало препроводить в госпиталь, где он мог бы пре­вратиться в анонимный объект общественного милосер­дия. Были разработаны даже проекты со­здания системы медицинского страхования. Так, в 1786г. был разработан проект «Общества всеобщей дружбы, иначе выгоды». В соответ­ствии с ним подписавшиеся крестьяне и прислуга могли рассчитывать на помощь на дому по болезни или при несчастном случае; в каждом приходе уполномоченный на то аптекарь поставлял бы необходимые лекарства, половина стоимости которых оплачивалась бы приходом, а другая половина — самим Обществом.

Во второй половине 1780-х гг. во Франции был впер­вые поставлен вопрос о ликвидации скученности больных в больницах и необходимости размещения больных в за­висимости от характера болезни в отдельных зданиях. Проверки состояния парижских больниц, проведенные в эти годы, показывали, что в них содержалось в пять-шесть раз больше больных, чем имелось мест.

Постоянными спутниками больничных заведений ока­зывались сырость и плохой воздух. В результате до пятой части попадавших в боль­ницу с легкими заболеваниями пациентов вскоре умира­ли от приобретенных на больничной койке болезней.

Еще 1788г. специальная комиссия французской Академии наук разра­ботала принципы строительства больниц нового типа и внесла рекомендации строить отдельные больничные зда­ния (павильоны) параллельно друг другу с достаточными интервалами между ними (так называемое «павильонное» строительство). Однако идея павильонного строительства была осуществлена значительно позднее — лишь в 1846г. во Франции по этому принципу была построена больница «Ларибосье», ставшая образцом для больничных заведе­ний в Западной Европе и США.

Тем самым идея существования больничных заведе­ний реабилитировала себя, но уже в новом качестве. Боль­ницы должны играть двоякую роль: с одной стороны, они необходимы больным без семей, а также в случаях зараз­ных, тяжелых и сложных болезней, с которыми врачи не сталкиваются в повседневной практике. С другой сто­роны, больница понимается как необходимая мера защи­ты (здоровых людей — от болезни; больных — от невеже­ственной практики; одних больных людей — от других).

4. XVIII век стал временем еще одной немаловажной рефор­мы — реформы уголовного законодательства и выработ­ки проблем исправительных наказаний. С конца XVII в. облик преступности постепенно менялся: на смену убий­ствам и физически агрессивному поведению приходят правонарушения против собственности; на место телесных повреждений — кража и мошенничество. Если в XVII в. пре­ступники — «люди изнуренные, голодные, живущие одним моментом, разгневанные: преступники временные», то уже в XVIII в. это «изворотливые, хитрые, расчетливые продув­ные бестии, маргиналы».

Изменилась и сама внутренняя структура преступно­сти: сплоченные и сильные банды «злодеев» (грабители, действовавшие небольшими вооруженными отрядами, шайки контрабандистов, отставные солдаты или дезерти­ры, бродяжничавшие группами) начинают распадаться; преследование их становится более успешным. Чтобы стать незаметнее, они разбиваются на более мелкие груп­пы, действуя меньшими силами и с меньшим риском кро­вопролития. Общее движение уводит криминал от нападе­ния на человека к более или менее прямому расхищению имущества и от массовой преступности — к преступнос­ти, являющейся делом профессионалов.

Начинается ужесточение правосудия на протяжении всего XVIII в. Так, в Англии в начале XIX в. смертным приговором каралось 233 преступления, и 156 из них были добавлены в течение предыдущего столетия; во Франции законодательство о бродяжничестве неоднократно обновлялось и ужесточа­лось: с 1775 по 1790 гг. за кражу продуктов питания были приговорены к каторжным работам 15% осужденных (в 1750-1755 гг.— лишь 5%).

Отношение к преступности на протяжении XVII-XVIII вв. постепенно менялось. Вплоть до начала XVIII в. заметна двусмысленность народного отношения к пре­ступникам. С одной стороны, преступник — особенно кон­трабандист или крестьянин, сбежавший от помещика-лихоимца,— вызывал к себе искреннюю симпатию: его на­сильственные действия рассматривались как прямое продолжение старых классовых битв

С другой стороны, человек, который под прикрытием допускаемой народом возможности нарушать закон совершал преступления, наносившие ущерб тому же народу (например, нищенствующий бродяга, грабитель или убийца), легко становился предметом особой ненависти: ведь он делал объектом преступления самых обездоленных. Таким образом, вокруг преступника сосуществовали и прославление, и порицание. Поддержка преступника со стороны низов общества зачастую находила сочувствие и в других слоях общества. Терпи­мость к преступлениям тем самым их поощряла.

Однако уже со второй половины XVIII в. процесс на­чал менять свое направление. В связи с общим возраста­нием богатства главной мишенью становится имущество, а мелкое воровство и кражи сменяют контрабанду и воо­руженную борьбу против сборщиков налогов. Основными жертвами при этом становятся крестьяне, фермеры и ре­месленники.

Отсюда вытекал вывод, что наказание преследует две основные цели: отбить у правонарушителя охоту повто­рить преступление и исключить возможность появления подражателей:

1. Наказания должны быть как можно менее произ­вольными. Идеальное наказание должно отражать преступление, за которое оно карает.

2. Наказание должно уменьшать «привлекательность» преступления, делать его «невыгодным» и усиливать ос­нования бояться наказания.

3. Само наказание должно быть растянуто во време­ни, хотя и не должно стать бесконечным.

5. Наказание должно преследовать еще одну важную задачу — заглушить сомнительную славу преступников и положить конец эпопее «великих» преступников, прослав­ляемых народными легендами и бульварной прессой как герои.

Одним из лучших средств наказания почти всегда счи­тались общественные работы, соединявшие коллективную заинтересованность в наказании осужденного и зримый, контролируемый характер наказания. Осужденный, заня­тый на общественных работах, вдвойне полезен: он выпол­няет необходимую обществу работу (строительство зда­ний, ремонт дорог и т. п.) и внедряет в сознание сограж­дан мысль о неотвратимости наказания за совершенное преступление.

Иное дело — место содержания осужденных. Тюремное заключение, по мнению юристов второй половины XVIII в., не могло расцениваться как наказание, так как роль тюрьмы своди­лась к удержанию человека, становясь местом либо вре­менного содержания, либо изоляции нежелательных эле­ментов правящей элиты. Тюрьма также отсутствовала в ряду карательных прак­тик. Так, французский закон 1670г. установил следу­ющие меры наказания: смертная казнь, пытка, пожизнен­ная отправка на галеры, пожизненное изгнание, временная отправка на галеры, позорный столб и временное изгнание. Тюрьма использовалась светскими властями лишь в виде исключения, когда отправка на галеры была невозмож­ной — в отношении стариков, женщин, должников. Более того, заключенные должны были оплачивать свое содер­жание в тюрьме.

Однако прежде чем тюрьма стала инструментом наказа­ния и перевоспитания преступников, она явилась инструмен­том изоляции, вначале прокаженных, затем зачумленных, венерических больных, безумцев и, наконец, нищих.

К началу XIX в. складываются три основных модели карательного заключения, прообразом которых стал откры­тый еще в 1596г. амстердамский Распхёйс. Последний первоначально предназначался для нищих и малолетних злоумышленников. В основу его деятельности были поло­жены следущие основные принципы: во-первых, срок наказаний варьировался в зависимости от поведения за­ключенного и мог быть сокращен по усмотрению админи­страции тюрьмы; во-вторых, предусматривался обязатель­ный труд: заключенные работали совместно, а за выпол­ненную работу получали вознаграждение; в-третьих, строгий распорядок дня, система запретов и обязанностей, непрерывный надзор, духовное чтение удерживали заклю­ченных в определенных рамках. Именно пример Распхёйса дал во второй половине XVIII в. жизнь трем классическим моделям тюрьмы: фламандской, английской и американской.

I. Фламандская модель.

Образцом для фламандской модели считается работ­ный дом в Ренте, где принудительный труд был организо­ван главным образом на экономических принципах. В ос­нове лежало утверждение, что праздность — основная причина большинства преступлений. Предусматри­валась также возможность сокращения наказания при усло­вии хорошего поведения и выполнения работ преступником.

II. Английская модел ь.

К принципу принудительного труда данная модель добавила изоляцию заключенных друг от друга как глав­ное условие исправления. Схему набросал в 1775г. анг­лийский юрист Дж. Хенуэй, обосновавший ее прежде всего отрицательными доводами: скученность в тюрьме способ­ствует распространению дурных примеров и создает воз­можность побега и сообщничества, да и тюрьма будет слишком похожа на мануфактуру, если позволить заклю­ченным работать вместе. Далее следовали положительные соображения: изоляция «поможет» заключенному углу биться в себя и вновь услышать в недрах своего сознания «голос добра»; работа в одиночестве будет перестраивать одновременно и экономическое, и религиозное сознание индивида, возвращая государству исправившегося человека.

Было решено построить две исправительные тюрьмы, для мужчин и для женщин, где изолированные друг от друга заключенные должны были выполнять «самые раб­ские работы»: полировать мрамор, трепать пеньку, кром­сать ветошь, изготовлять веревки и мешки и т. п. В действи­тельности же была построена только одна исправительная тюрьма, в Глочестере, но и она лишь отчасти соответство­вала первоначальному плану, предоставляя возможность подвергать одиночному заключению только самых опас­ных преступников, для остальных же предусматривалась совместная работа днем и изоляция ночью.

III. Американская («.филадельфийская») модель.

Образцом для американской модели стала тюрьма Уолнат Стрит, открытая в 1790г. в Филадельфии. Здесь предусмат­ривались обязательная работа в цехах, постоянная заня­тость заключенных, финансирование тюрьмы за счет их труда и выплата вознаграждения за труд как средство, обес­печивавшее накопление заключенным некоторой суммы к моменту окончания срока. Одиночное заключе­ние не являлось всеобщим: оно применялось лишь к отдельным заключенным, которые бы в прежние времена по­лучили смертный приговор, и также к тем, кто заслужил особое наказание уже в тюрьме. Предусмат­ривалась возможность сокращения срока наказания и поми­лования заключенных, отличившихся хорошим поведением. Тюрьма Уол­нат Стрит имела ряд особенностей, характерных только для нее. Во-первых, действовал принцип неразглашения нака­зания. Понятно, что приговор и основания для его выне­сения должны быть известны широкой публике, но нака­зание должно осуществляться тайно и всякие уличные и публичные зрелища здесь должны быть исключены. Во-вторых, важным следствием инспекторского кон­троля стало формирование знаний о преступниках. Одно­временно с каждым новым заключенным администрация тюрьмы получала отчет о совершенном им преступлении и сопутствовавших обстоятельствах, резюме допроса об­виняемого, сведения о его поведении до и после вынесе­ния приговора и т. п. На протяжении всего срока заключе­ния преступник подвергался наблюдению, а его поведение изо дня в день документально фиксировалось для состав­ления мнения о том, заслуживает ли правонарушитель ходатайства о снисхождении или нет. Так, начиная уже с 1797г., все заключенные делились на четыре класса: первый составили те, кто был пригово­рен к одиночному заключению или совершил серьезные правонарушения в тюрьме; ко второму принадлежали «матерые» преступники, опасные и неустойчивые в своих склонностях, непредсказуемые в поступках; третий класс включал в себя тех, «чей характер и обстоятельства до и после осуждения заставляют заключить, что они не явля­ются закоренелыми преступниками»; наконец, особое от­деление — своего рода испытательный класс для тех, чей характер еще неизвестен. Иными словами, в тюрьме Уолнат Стрит организуется сбор сведений об индивиде, зада­чей которого стало выявление потенциальной опасности, скрывающейся в человеке.

5. Период конца ХVIII-первой половины XIX в. вошел в историю как время грандиозного переворота, время пе­рехода от мануфактурного производства к фабричному. Пионером стала ткацкая промышленность. Насущной потребностью фабриканта стала возможность производить товар везде, где он мог найти дешевые «ра­бочие руки» для обслуживания машин.

Расширяющаяся фабрично-заводская промышлен­ность выбрала себе на первых порах самых покорных «рабов» — женщин и детей.

Детей покупали, как рабов: фабриканты обращались в комитеты по призрению бедных в Лондоне и Бирминге­ме и просили о присылке им бедных детей. Комитеты же охотно шли им навстречу, так как такие просьбы освобож­дали от необходимости заботиться о пропитании детей.

О колоссальных масштабах применения детского тру­да в Англии свидетельствует такой факт: в 1788г. в ткац­ких мастерских работало 26 тыс. мужчин, 31 тыс. женщин и 35 тыс. детей, значительная часть которых была моложе 10 лет. В производстве спичек почти исключительно работа­ли дети в возрасте 6-10 лет.

При этом следует учитывать и тот факт, что промыш­ленная революция имела своим результатом и многократное увеличение числа детей-сирот, что было характерно не только для Великобритании, но и для других стран Евро­пы. Так, в 1810—1840-е гг. в Вене до половины всех родив­шихся были рождены вне брака, доля же населения, состо­явшего в браке, была крайне низкой. Большин­ство детей содержалось в воспитательном доме бесплат­но, что указывало на отсутствие средств у их матерей. Наиболее же здоровые и сильные из этих матерей обяза­ны были находиться в распоряжении воспитательного дома в качестве кормилиц. Что же касается сирот, оказавшихся в деревне, то там они едва ли могли впоследствии обрести приемлемые для жизни условия и вынуждены были пото­му уезжать в центры городской промышленности.

Наряду с широким применением детского труда осо­бым спросом пользовалась и рабочая сила женщин. Жен­ский труд также представлялся привлекательным в срав­нении с мужским в силу большей покладистости работниц.

Преждевре­менные роды были самым обычным явлением. Большин­ство женщин рожали недоношенных или мертвых детей. Средняя же продолжительность жизни представителя рабочего клас­са составляла 17 лет. Масса грудных младенцев погибала от опия. При­кованные к швейной машине матери, не имея возмож­ности ухаживать за своими детьми, были вынуждены «успокаивать» их сонными средствами. Выжившие же дети из-за недоедания обычно страдали золотухой и ра­хитом. Голод и нужда толкали родителей на жестокое обращение со своими детьми, нередко оборачивавшее­ся убийством.

Подлинным бичом стала проституция. Начиная с конца XVIII в., в основе всех полицейских мер против проституции лежала главным образом мысль охранить здоровье мужчин, потребителей проституции, для чего использовались регистрация проституток, врачебно-полицейский контроль за ними, учреждение домов тер­пимости или особых улиц, облавы на уличных проституток. Только в Мадриде в 1895г. насчитывалось 300 домов терпимости.

Ужасающими являлись и жилищные условия. Так, в 1880-е гг. были обследованы квартиры горняков Остравского угольного бассейна. В среднем в квартирах насчи­тывалось только по две кровати, каждой из которых, как правило, пользовались два человека. Кроме кроватей были зарегистрированы и приспособленные для сна предметы: составленные вместе лавки и стулья с соломенными мат­рацами, брошенные на пол матрацы, подстилки из сена и листьев и т. п. Маленькие дети спали большей частью в колыбелях, детских колясках или в постели родителей, но так же и в корзинах, сундуках или ящиках. Старшие дети спали, тесно прижавшись друг к другу, на соломен­ных матрацах на полу или «в лучшем случае» в общих постелях.

Лишь в первой половине 1890-х гг. владельцы уголь­ных шахт построили «поселки» и «ночлежные дома» (ина­че называемые «рабочими казармами»), где в «общих» спальнях жили от 20 до 200 рабочих, которые обеспечива­лись горячим питанием.

Фабрикант Роберт Оуэн в Шотландии улучшил условия труда и быта рабочих, причем всему предприятию был придан вид ар­тели, где основным стимулом к труду становилась матери­альная заинтересованность в его результатах. Не исполь­зовался труд детей младше десятилетнего возраста. Был установлен десятичасовой рабочий день (по тем време­нам — революционное нововведение). При фабрике была организована школа для детей ра­бочих, где обучались как мальчики, так и девочки.

Одним из первых, кто проявил новое отношение к рабочим в среде предпринимателей, стал американский автомобильный «король» Генри Форд (1863-1947). Генри Форд стал первым, кто вне­дрил конвейер в автомобилестроение и, в то же время, первым, кто установил на своих предприятиях минималь­ный уровень заработной платы и 8-часовой рабочий день. На заводах Форда была создана социологическая служба со штатом 60 человек, что по тем временам было крупным новаторством. Огромное значение Генри Форд уделял двум момен­там: производственной дисциплине («дисциплина везде строгая, но мелочных предписаний у нас нет») и чистоте заводских помещений («около 700 человек занято исклю­чительно чисткой фабричных помещений, мытьем стекол и окраской; небрежность в поддержании чистоты у нас так же преследуется, как и небрежность в работе»).

Первые серьезные попытки зако­нодательной охраны здоровья работающих были предпри­няты в конце XVIII в. в наиболее развитом промышленном центре Великобритании — Манчестере. В 1796г. было создано Ман­честерское санитарное бюро, поставившее своей задачей как оздоровление условий труда и быта рабочих, так и за­конодательное ограничение продолжительности рабочего дня. Результатом деятельности Бюро стало появление пер­вого фабричного закона 1802г., который хотя и игнориро­вался предпринимателями, но стал самой ранней попыт­кой улучшения санитарно-гигиенических условий труда пролетариата.

В 1830-1840-е гг. положение работающих на англий­ских фабриках привлекло внимание британского парла­мента. В 1832г. был принят Билль об обследовании состо­яния фабрик, создавший условия для исследований в об­ласти фабричной гигиены. В 1842г. был принят акт, зап­ретивший ночную работу подростков и детей, ограничив­ший их дневной труд и впервые установивший правитель­ственную фабричную инспекцию. Фабричные инспекто­ра внесли большой вклад в области эпидемиологии, коммунальной и пищевой гигиены на промышленных предприятиях. В 1848г. парламент принял закон об устранении санитарных вредностей и предупреждении заболеваний, по которому в случае поступления жалоб на санитарные недочеты на предприятиях местные власти должны были принимать энергичные меры. На основании закона 1848г. в промышленных центрах (Ливерпуль, Лон­дон и др.) учреждались должности санитарных врачей. Тогда же, в 1840-е гг., создается правительственное учреждение — Главное управление по охране здоровья.

В Германии отменялись всякие ограничения в со­здании и деятельности рабочих союзов и ассоциаций. В 1896г. принимается Германское гражданское уложение, где впервые в европейской практике утверждались прин­ципы социальной справедливости и вводилось повсемес­тное рабочее страхование.

Примеру Германии последовали и другие европейские страны. Так, в 1908 -1910 гг. широкие социальные рефор­мы были проведены в Великобритании. Первым таким законом стал закон о создании бирж труда. Они должны были помочь без­работным в подыскании работы, а предпринимателям в найме рабочей силы. Дело в том, что иногда имели мес­то случаи, когда безработица в одном районе совпадала по времени с нехваткой рабочей силы в другом.

 

6. Век Просвещения, как уже отмечалось выше, подвел чер­ту под существованием практики изоляции, доказав ее несостоятельность. Итогом стало зарождение так называемой «карцерной» системы благотворительности, во многом перенесшей тюремные карательные процедуры в общественную практику. «Карцерная» система, пришедшая к середине XIX в., на смену практике изоляции, предоставляла своим заклю­ченным некое подобие свободы выбора, но одновременно заимствовала и принципы тюремного заключения. В рам­ках «карцерной» системы принцип безусловной изоляции от общества уже не соблюдается в полной своей мере, а принцип извлечения пользы предусматривает не только использование дешевой рабочей силы, но может сочетаться с состраданием и оказанием необходимой помощи. Тем не менее, «карцерная» система, охватившая наиболее обездоленные слои населения, выполняла роль социально­го амортизатора, имея целью поддержание равновесия в обществе.

Сужается в рамках данной системы и количество объектов социального призрения: из их числа исключаются здоровые бедняки, способные свободно продавать свою рабочую силу на рынке труда.

Иными словами, «карцерная» система уже не пред­ставляет из себя изолятор в его чистом виде: это целая сеть благотворительных заведений, оказывающих специализи­рованную помощь нуждающимся. В эту сеть включаются сиротские приюты, благотворительные школы, школы для взрослых, бесплатные больницы, богадельни и т. п. Объек­тами социальной помощи становятся дети-сироты, дети, обладающие физическими и умственными недостатками развития, неизлечимо больные, одинокие старики и др. Пионерами в создании новой системы стали Франция, Великобритания и Германия.