Тема I. Предмет философии. Особенности философского мышления

1. Трудности в определении предмета философии.

2. Философия как форма рефлексии. Основные философские традиции.

3. Философия и наука.

4. Проблема идеального. Идеальное и материальное.

5. Наука и философский материализм.

6. Функции философского знания.

7. Корпус философского знания.

1. Трудности в определении предмета философии

Термин «философия» имеет много смыслов. Особенно это свойственно бытовому слово­употреблению. Говорят, например, философское спокойствие, философская невозмутимость, или даже так: моя нелюбовь к котам и кошкам имеет в некотором роде философский характер. В древнегреческой культуре слово философ (Philosophos) означало «любящий мудрость, знание» в противовес слову софос, обозначавшему того, кто владел знанием, знающего. Так, древнегреческий философ Гераклит (VI—V вв. до н.э.) говорил: «Многознание уму не научает, иначе оно научило бы Гесиода и Пифагора». Самому же Пифагору приписывают высказывание: «Жизнь… подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные — торговать, а самые счастливые — смотреть; так и в жизни иные, подобные рабам, рождаются жадными до славы и наживы, между тем как философы — до единой только истины» [14].

Таким образом, в ранней античности, в начальную эпоху становления философии, она понималась двояко — как поиск истины, знания, как синоним умозрительного, практически не заинтересованного знания. Впоследствии Аристотель (384—322 до н.э.) вводит представление о философии как о науке, «исследующей первые начала и причины» [7], учении о сущности всего существующего. Сочинения, темами которых были природа, природа бытия, природа причинности и знания Аристотель называл первой философией. С I в. до н.э. за первой философией закрепилось название метафизика, поскольку в собрание сочинений Аристотеля их систематизатор Андроник поместил трактаты по первой философии вслед за трактатом под названием «Физика». Греческое слово мета и означает «после». Впоследствии в истории философской мысли термин «метафизика» стала часто использоваться в значении, совпадающем с философией.

Науки (философия) подразделяются, согласно Аристотелю, на теоретические, практические и творческие. Целью первых является «знание и понимание ради самого знания и понимания», т.е. истина, и ничего более. К числу этих наук относятся «первая философия», физика и математика. Науки характеризуются своим предметом. Например, предмет математики не чувственно воспринимаемые объекты, а свойства, имеющие отношения к категориям количества. Это — числа и пространственно протяженные величины. Изучая данные свойства, математика отвлекается от чувственно воспринимаемых свойств вещей, поэтому источником математических истин выступают не чувства, а разум. Этим определяются особенности математического метода: математик исходит из определений и аксиом, т.е. бесспорных положений, выводя с помощью логических умозаключений теоремы и следствия.

Некоторые науки имеют отношение как к физике, так и к математике: астрономия, механика, оптика. По предмету они ближе к физике, по методу — к математике.

Практическая философия имеет своей целью действие. Таковы, например, этика и политика. Цель первой — достижение справедливости, а политики — добиваться от граждан повиновения властям и законам.

Творческие науки (философия) направлены на создание чего-либо ранее не существовавшего, что приносит либо пользу, либо наслаждение.

Показательно при этом, что Аристотель фактически отождествляет науку и философию как формы знания.

В дальнейшем развитии философской мысли понимание ее предмета существенно изменялось. И в литературе прошлого, и в сочинениях современных философов можно обнаружить множество на первый взгляд «несоизмеримых» дефиниций, по-разному трактующих ее предмет:

— «наука о всеобщих законах развития природы, общества и мышления» [33];

— «предмет философии и религии совпадает, ибо единственный предмет философии есть Бог.

Философия по существу, по целостной и универсальной своей задаче есть не логика, не теория познания, не постижение мира, а Богопознание» [27];

— «новая философия превращает человека, включая и природу как базис человека, в единственный универсальный предмет философии, превращая, следовательно, антропологию, в том числе и физиологию, в универсальную науку» [32];

— «философия — последнее выговаривание и последний спор человека, захватывающие его целиком и постоянно» [34];

— «философия — это значит быть в пути» [39].

Подчас даже утверждается, что «нет вообще такой вещи, как некая сущность философии, которую можно выделить и отлить в некотором определении. Определение слова «философия» может иметь только характер конвенции или соглашения» [30].

Тем не менее ситуация, с которой мы сталкиваемся, обращаясь к существующим определениям философии, не является экстраординарной, исключительной. Иллюстрацией может служить простейший пример возможных определений того, что такое стакан — сосуд для питья, помещение для пойманного насекомого, метательный снаряд и т.п. Ясно, что все эти определения адекватны различным обстоятельствам, задачам, точкам зрения. Всякая дефиниция представляет собой своего рода проекцию определяемого явления на плоскость, фиксирующую лишь определенную его сторону.

Следует поэтому обратиться к тем вопросам и проблемам, которые свойственны собственно философским исследованиям, в решении которых находит выражение философствование как таковое.

В имеющей отношение к философии литературе советского периода было канонизировано мнение Ф.Энгельса (1820—1895), согласно которому «великий основной вопрос всей, в особенности новейшей, философии есть вопрос об отношении мышления к бытию… Философы разделились на два больших лагеря, сообразно тому, как отвечали они на этот вопрос. Те, которые утверждали, что дух существовал прежде природы… составили идеалистический лагерь. Те же, которые основным началом считали природу, примкнули к различным школам материализма» [26]. Помимо аспекта первичности духовного или материального, согласно Энгельсу, основной вопрос философии заключает в себе вопрос о познавательном отношении человека к миру: «как относятся наши мысли об окружающем нас мире к самому этому миру? В состоянии ли наше мышление познавать действительный мир, можем ли мы в наших представлениях и понятиях о действительном мире составить верное отражение действительности?» [26].

Однако в мировой философской мысли точка зрения Энгельса отнюдь не является общепринятой. Например, французский философ Альбер Камю (1913—1960) утверждал: «Есть лишь одна по-настоящему серьезная философская проблема — проблема самоубийства. Решить, стоит или не стоит жизнь того, чтобы ее прожить,— значит ответить на фундаментальный вопрос философии» [16]. Целый список подобных вопросов приводит английский философ Бертран Рассел (1872—1970), включая в него и такие: «Имеет ли вселенная какое-либо единство или цель? Развивается ли вселенная по направлению к некоторой цели? Действительно ли существуют законы природы или мы просто верим в них благодаря лишь присущей нам склонности к порядку? Является ли человек тем, чем он кажется астроному,— крошечным комочком смеси углерода и воды, бессильно копошащемся на маленькой и второстепенной планете? Или же человек является тем, чем он представляется Гамлету? А может быть, он является и тем и другим одновременно?.. Исследовать эти вопросы, если не отвечать на них,— дело философии» [31]. Общую особенность философских вопросов Рассел видел в том, что на них «нельзя найти ответа в лаборатории», иначе говоря, они не разрешимы средствами науки, каковыми служат эксперимент, наблюдение, измерение, математические методы. В данном отношении философия выходит за границы науки, но в то же время, не является и ее антиподом, каковым выступает теология (богословие). Теологическое знание догматично, опирается на божественное откровение, в то время как философия — критична, ее опора — деятельность разума.

2. Философия как форма рефлексии.
Основные философские традиции

Чем, однако, обусловлена сама постановка вопросов подобного типа, их форма?

В мышлении, в познании человеческой жизнедеятельности вообще возможны две существенно разные позиции, занимаемые мыслящим субъектом, познающим Я.

Одна из них может быть определена как арефлексивная. Занимая ее, мыслящий субъект полагает предмет мышления как нечто внешнее по отношению к собственному Я, и в этом смысле как не-Я, что понятийно выражается словами «вещь», «тело», «объект». Способность человека занимать данную позицию объективно обусловлена физической, телесной выделенностью его из окружающего мира. Этой морфологической выделенностью органических систем, а значит, и необходимостью их адаптации к внешнему миру обусловлено возникновение и существование психики вообще, начиная с простейших ее видов, например элементарной сенсорной психики.

Но человеческая психика, мышление характеризуются еще только им присущей способностью полагать в качестве предмета мысли самое мысль, мыслящее Я. Это — рефлексия, а соответственно, позиция, выражающая данную направленность мышления, может быть квалифицирована как рефлексивная. Схематически отношение двух указанных позиций можно представить следующим образом.

Обратившись к энгельсовской формулировке «великого основного вопроса» философии, ее можно использовать как вполне корректное различение и противопоставление двух указанных позиций. Первичность, о которой говорит Ф.Энгельс, имеет смысл только в двух отношениях.

Материя (не-Я) первична по отношению к сознанию, если сознание отождествлять с формами практического опыта, а также с формами научного знания. Материализм выступает как их основание, как необходимая мировоззренческая предпосылка. Хорошей иллюстрацией может служить замечание В.И.Вернадского, согласно которому «влияние материализма — в разных его выявлениях — на научную естественно-историческую работу вполне понятно, и даже неизбежно, так как материалистическая философия представляет течение реализма, то есть общей почвы науки и философии при изучении проблем внешнего мира. Натуралист в своей работе исходит из реальности внешнего мира и изучает его только в пределах его реальности» [9].

О первичности материи, а точнее практики в том смысле, который придал этой категории К.Маркс (материальная, чувственно-предметная, целеполагающая деятельность человека), правомерно говорить в плане происхождения сознания, имея в виду, что исторически исходной формой сознания выступает практический опыт. С этой точки зрения самосознание, рефлексия — вторичны. Как считал, например, немецкий философ К.Ясперс (1883—1969), формирование способности к самосознанию составило содержание «осевого времени» (800—200 гг. до н.э.). «Новое, возникшее в эту эпоху… — писал он,— сводится к тому, что человек осознает бытие в целом, самого себя и свои границы… Все это происходило посредством рефлексии. Сознание осознавало сознание, мышление делало своим объектом мышление» [40].

Важно при этом учитывать, что и категория идеального, а «идеализм» философский есть отдание ей примата, теряет смысл вне отношения к рефлексии, ибо она как раз и характеризует сознание с точки зрения свойства, обнаруживаемого им в актах осознания. Здесь ведь мы имеем отношение одной мысли к другой. Понятно, что к отношению подобного рода неприложимы никакие вещественно-энергетические характеристики. Теми же путями возникает и представление о душе, духе как о явлениях иной, чем тело, природы. В этих представлениях находит выражение рефлексивное восприятие проявлений своей собственной психической деятельности мыслящим Я [2].

Итак, материализм и идеализм суть выражение двух различных позиций, с которых может осуществляться мыслительная деятельность. Вектор первой ориентирует мышление «вовне» относительно мыслящего Я, вектор второй — «вовнутрь» на самое это Я.

Рефлексия, делая предметом мышления мыслящее Я, может акцентировать три существенно разных его аспекта, или «измерения».

Рефлексия акцентирует и выделяет только инициирующее, творческое проявление Я, в котором это Я выступает как центр свободы, организатор мысленной реальности. Данную позицию хорошо выражают слова американского философа и физика, нобелевского лауреата по физике (1946) П.Бридж­мена (1882—1961): «Я стою один во Вселенной с одними лишь интеллектуальными орудиями, которыми я обладаю… В известном смысле я лишь играю в захватывающую умственную игру с самим собой». Подобный подход получил название субъективного идеализма, или солипсизма (крайняя форма субъективного идеализма). Наиболее яркое выражение субъективный идеализм получил в учениях английских философов ХVIII в. Д.Беркли (1685—1753) и Д.Юма (1711—1776).

В рефлексии фиксируются преимущественно те стороны мыслимой реальности, которые не зависят от Я, осознаваемого в качестве центра свободы, а потому они воспринимаются как некие объективные сущности. Однако их объективность иного рода нежели та, которой характеризуется природа, материя, не-Я. Это объективность идеальной реальности, воспринимаемой потому как некое сверх-Я.

Исторически первым прецедентом обнаружения сверх-Я в европейской философии стал «демон» Сократа. В своей защитительной речи перед судом присяжных (гелиэя) Афин Сократ говорил: «Началось у меня это с детства: возникает какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен сделать, а склонять к чему-нибудь никогда не склоняет. Вот этот-то голос и возбраняет мне заниматься государственными делами» [29].

При всем разнообразии существующих в истории философии трактовок сократовского «демона», в наибольшей степени выражает суть дела, например, представление, согласно которому «это своего рода полумифологическое олицетворение и полуметафорическое выражение всеобщего (истинного и объективного), содержащегося во внутреннем мире человека, в его разуме и душе» [17].

Тип философии, принимающей за исходное основание философствования объективную идеальную реальность, могущую, правда, получать разное терминологическое выражение, принято называть объективным идеализмом. В наиболее отчетливой форме позиция объективного идеализма нашла выражение у представителя немецкой классической философии Гегеля (1770—1831). У Гегеля объективная идеальная реальность фигурирует под именем абсолютной идеи.

Обращаясь на реальность, представленную в мышлении Я, самосознание обнаруживает в ней такие области, которые имеют внерациональную, то есть нелогическую, непонятийную форму. Вместе с тем эта область проявляет свойство объективности в том же смысле, в каком оно присуще сверх-Я. Используя терминологию З.Фрейда, ее можно обозначить термином Ид. В философской традиции, в частности у А.Шопенгауэра (1788—1860), она фигурирует под именем воли, у Э.Гартмана (1842—1906) — бессознательного. Поскольку основой миропонимания полагается нечто недоступное разуму или инородное ему, такой тип философии квалифицируется как иррационализм.

Соотношение всех возможных подходов и позиций, в целом характеризующих предмет философии, представлено на следующем рисунке.

Что же касается самой этой модели философского знания, то позиция, с точки зрения которой она построена, может быть обозначена как суперрефлективная (SR) позиция, другими словами, в ней представлена рефлексия второго порядка, рефлексия над рефлексией. Как можно видеть, в ней присутствуют терминологические совпадения с фрейдистской моделью личности, основные элементы которой выражаются понятиями Ид, Эго (Я) и Суперэго (сверх-Я). В теории психоанализа они обозначают:

— Ид — аспект структуры личности, все содержание которого является унаследованным; присутствует с рождения и закреплено в конституции индивидуума. Ид чувственно, иррационально и свободно от каких бы то ни было ограничений;

— Эго — аспект личностной структуры; включает восприятие, мышление, научение и все другие виды психической активности, необходимые для эффективного взаимодействия с социальным миром;

— Суперэго — этическое или моральное образование в структуре личности; представляет собой интернализованную индивидуальную систему социальных норм и стандартов поведения, полученную от родителей посредством поощрения и наказания [36].

Отмеченное совпадение не является, конечно, чем-то внешним и случайным. Более того, оно продуктивно, поскольку позволяет вполне определенно решить вопрос о типе того знания, которым представлен психоанализ, понять механизмы его генезиса. По своей сути модель личности в теории психоанализа рефлексивна и в данном качестве не является формой научного знания в том смысле, в котором, например, демаркируются наука и философия (об этом будет сказано ниже). В этом же качестве психоанализ альтернативен другим направлениям психологии, например научающе-бихе­ви­оральному: «Научающе-бихевиоральное направление занимается открытыми (доступными непосредственному наблюдению) действиями человека как производными от его жизненного опыта. В отличие от Фрейда и многих других персонологов, теоретики бихевиорально-научающего направления не считают нужным задумываться над психическими структурами и процессами, скрытыми в «разуме». Напротив, они принципиально рассматривают внешнее окружение как ключевой фактор человеческого поведения. Именно окружение, а отнюдь не внутренние психические явления, формируют человека» [36].

Техника психоанализа претендует на терапию психических аномалий именно через воздействие на рефлексию личности, ее «перестройку», на знание механизмов которой претендует психоаналитик — гуру. Однако указанное знание отнюдь не отвечает тем критериям, которым должно соответствовать знание, продуцируемое «нормальной» наукой.

Сам З.Фрейд, вопреки очевидным фактам его интеллектуальной биографии, отрицал генетическую связь своей теории с какой-либо философской традицией, вообще, как говорят, с предубеждением относился к абстрактным размышлениям философов.

«Диагноз», соответствующий, кстати, посылкам самого психоанализа, заключается в следующем. «Забывчивость Фрейда по отношению к своим философским истокам объясняется тем, что он хотел выглядеть в глазах окружающих истинным ученым, строящим свои теории не на сомнительных абстрактных спекуляциях, которыми нередко грешили многие философы прошлого, а на эмпирическом материале, почерпнутом из врачебной практики, из реальной жизни. Поэтому-то с такой настойчивостью при каждом удобном случае он стремился публично отречься от философии, предпочитая выдвигать на передний план своих работ клинический материал или результаты самоанализа. Но эта настойчивость в отрицании философии как раз и настораживает. Ведь сам Фрейд утверждал, что часто люди не только не искренни в тех вопросах, когда их заставляют признать что-то для них нежелательное, но и оказывают сопротивление тому, чтобы отвергнутые воспоминания не всплыли на поверхность сознания. Воспользовавшись терминологией основателя психоанализа, можно, пожалуй, сказать, что значение философских истоков возникновения психологических идей было вытеснено из сознания Фрейда в силу опасения, что его учение отождествят с какой-либо философской системой и тем самым обвинят самого автора в склонности к метафизическому мышлению. Таково одно из возможных объяснений фрейдовского неприятия всякого упоминания о философских предшественниках в его опубликованных работах. Есть серьезные основания для утверждения, что в период выдвижения основных психоаналитических гипотез Фрейд отталкивался не столько от клинического опыта, как это принято обычно считать, сколько от философских представлений о природе и механизмах функционирования человеческой психики» [19].

Дело, однако, даже не в том, кому из философов — Декарту, Шопенгауэру, Фихте или кому-то другому — следовал З.Фрейд или испытывал их влияние. Существенно и принципиально то, что в своем учении он воспроизвел в основных аспектах структуру рефлексии, присутствующую и «отрабатываемую» во всей философской традиции, и отождествил ее с психической сущностью личности. Новация Фрейда заключалась в синтезе высвечиваемых рефлексией (что всегда и было функцией философии) оснований человеческого бытия, в их иерархизации и представлении в виде функционирующей системы. Фрейдизм наукообразен, но не научен. Важно и то, что появление психоанализа совпало с общим поворотом мировой философской мысли к проблеме человека. В этом секрет огромного влияния, которое фрейдизм оказал на большинство направлений философии ХХ в.

Мышление в целом, осуществляется ли оно с арефлексивной или рефлексивной позиций, всегда предполагает оценку его результатов. Это касается и обыденного, практического опыта, и научных и философских концепций. В научном познании, например, основание оценки его продуктов — знаний — осознается как соответствие знания исследуемому объекту. Сама проблематичность оценки и отношения к таковой других мыслящих Я предполагает своим конечным основанием принципиальное решение вопроса о возможности или невозможности оценочной деятельности. Таких решений может быть три: однозначно положительное, однозначно отрицательное и двузначное, неопределенное, выражаемое в виде сомнения, недоверия. Последние две позиции обозначаются терминами «агностицизм» и «скептицизм». Отчетливое выражение они нашли уже в древнегреческой философии. Так, один из старших софистов Горгий (V—IV вв. до н.э.) учил, «что ничего не существует, а если и существует, то непостижимо, а если и постижимо, то невысказываемо и необъяснимо (для другого человека)» [37].

Итак, основная особенность философского мышления заключается в его рефлексивности. Философия по способу теоретического освоения действительности есть культивированная, приобретшая вид традиции форма рефлексии. Специфика философии, ее предмета в конечном счете и сводится к тому, что рефлексия и рефлектирование становятся для нее основным содержанием и целью. Для философского сознания, подчеркивал, например, К.Маркс, «постигающее в понятиях мышление есть действительный человек, и поэтому только постигнутый в понятиях мир как таковой есть действительный мир» [24].

Поскольку, таким образом, исходным пунктом рефлексии выступает внутренний опыт, или, говоря словами Гегеля, «непосредственное и рассуждающее сознание», постольку в актах рефлексии сознание «встречается» непосредственно с сознанием. Ситуация эта существенно отлична от той, с которой сталкивается собственно научный анализ явлений сознания, что в конечном счете и находит отражение в категории идеального. Для рефлексии, а значит, для философии феномены, с которыми она имеет дело, идеальны, ибо здесь имеет место отношение, не представляемое в вещных формах. Вместе с тем данное отношение вполне реально, хотя и не дано исследователю тем же образом, каким для него репрезентируются физические, биологические и тому подобные процессы.

Что же касается объективности «идеальной формы», то в представлениях этого рода находит выражение характерный для рефлексии способ восприятия действия интерсубъективных социокультурных механизмов, существованием которых с точки зрения арефлексивной (научной) позиции обусловлено само функционирование и развитие сознания и мышления. Относительно рефлексии они приобретают, например, вид логики, законы которой хотя и не зависят от рефлектирования, но только в рефлексии человеку и даны, почему и воспринимаются как феномены особой идеальной природы. С точки же зрения практики и научного познания указанные механизмы могут быть зафиксированы как социальные силы, социальные отношения, которым в марксистской традиции анализа общества приписывается качество материальности [5].

Классическим примером различия арефлексивной и рефлексивной позиций в интерпретации феномена идеального может служить, с одной стороны, то представление о Боге и религии, которое свойственно самому религиозному сознанию, и с другой — марксистской трактовке религии. Для религиозного сознания Бог — это сверхбытийное, сверхъестественное, то есть нематериальное начало. По Марксу же, «всякая религия является не чем иным, как фантастическим отражением в головах людей тех внешних сил, которые господствуют над ними в их повседневной жизни,— отражением, в котором земные силы приобретают форму неземных» [25].

3. Философия и наука

Показательно, что в марксистской традиции религия квалифицируется как вид идеалистического мировоззрения, противостоящего научному. В подобной оценке нашел выражение присущий марксизму сциентизм, то есть мировоззренческая позиция, в основе которой лежит представление о научном знании как о наивысшей культурной ценности и достаточном условии ориентации человека в мире.

Будучи формой рефлексии, философия в ряде существенных пунктов отличается от форм научного познания. В этом смысле вопреки довольно распространенному мнению философия не является наукой, а перенос на нее стандартов научности искажает ее подлинный предмет, принося немалый вред.

Проблема нахождения критериев, позволивших бы отделить научное знание от ненауки, от псевдонауки, от идеологии и от философии, получила название проблемы демаркации. В ходе ее обсуждения, особенно в философии (философии науки) ХХ в., было выделено несколько характеристик, отличающих науку от других форм духовной деятельности, в том числе и от философии.

Верификационный критерий. Наука стремится подтверждать свои гипотезы, законы, теории с помощью эмпирических данных: фактов, наблюдений, экспериментов. Философия же в этом не нуждается.

Фальсификационный критерий. Утверждения науки должны быть не только эмпирически проверяемыми, но и в принципе опровержимыми если не в настоящий момент с помощью наличных средств научного познания, то хотя бы в виде указания на возможный эксперимент, осуществление которого привело бы к опровержению данной теории. Утверждения философии эмпирически непроверяемы и неопровержимы.

Парадигмальный критерий. В каждой науке существует определенный набор стандартов научной познавательной деятельности, своего рода образцов, принимаемых большинством членов научного сообщества в качестве руководства для действия и основы для дальнейшей работы. Американский философ и историк науки Т.Кун выразил данный аспект науки в понятии парадигмы. В философии нет и никогда не было господствующей парадигмы. Для нее характерен плюрализм школ и направлений. Каждый более или менее самостоятельный мыслитель чаще всего претендует на создание своей собственной философской системы.

Методы. В науке есть специализированные методы получения знания: наблюдение, измерение, эксперимент. Наука вводит количественные понятия и использует математические методы. Ничего этого в философии нет. В какой-то мере философствование напоминает математическую аксиоматику, а именно в том, что предлагаемые философом решения выводятся из принятых им основоположений, своего рода постулатов, которые, как и в математике, не предполагают эмпирического обоснования [28].

Проблемы. Процесс научного познания всегда представляет собой решение общезначимых проблем (задач). Это принципиально разрешимые по принятым в науке правилам проблемы, результаты решения которых, если они соответствуют определенным критериям, принимаются всем научным сообществом. В философии общезначимых проблем не существует, как не существует объективных критериев их оценки. Как говорил Р.Декарт, «нельзя представить себе ничего настолько абсурдного или неправдоподобного, чтобы не быть доказанным тем или иным философом». К философским теориям неприменима оценка на истинность и ложность, основанием которой в науке выступает соответствие знания объекту. С этим связаны особенности развития философского знания. В росте научного знания присутствует кумулятивный эффект, к философскому же знанию неприменимы критерии количественного и качественного роста. «Философскому мышлению,— говорил К.Ясперс,— ко всему прочему, не свойственна, как то имеет место в научном знании, вовлеченность в некий прогрессирующий процесс. Разумеется, мы ушли значительно дальше Гиппократа, греческого врачевателя, но вряд ли есть основания говорить о том, что мы превзошли Платона. Только в области научных данных, которые он использует, мы добились преимущества. В философствовании же как таковом мы, быть может, едва ли вновь приблизились к нему» [39].

Язык. В конкретных науках вырабатывается комплекс более или менее строго определенных понятий и терминов, специфический язык. О специальном языке философии говорить не приходится. Язык философии расплывчат и неопределенен. В разных философских системах одни и те же термины приобретают разный смысл. Общей предпосылкой различий между философией и наукой служит несовпадение арефлексивной (наука) и рефлексивной позиций мышления (философия). Наука представляет мир в форме объекта, как он существует «сам по себе», независимо от субъекта, философия видит мир в его человекоразмерности, через его отношение к субъекту. Философия есть рефлексия и экспликация оснований человеческой жизнедеятельности. Эти основания заключает мир смыслов. Смыслы не являются элементами телесного мира, их существование и свойства открываются не научным познанием как таковым, а рефлексией. Реальность смыслов имеет сверхчувственный характер. Психолог мог бы сказать, что «особость» данной реальности заключается в невозможности ее прямого наблюдения. То же самое содержание вполне адекватно может быть представлено суждением, что невозможно лингвистическое определение понятия «смысл» либо что оно находится за границами лингвистического языка, современной теории информации. Иными словами, смыслы стационированы во внутреннем опыте, в отличие от внешнего, основанного на практически-чувственном отношении к миру.

Предлагаемая трактовка смысла соотносима с используемым в одном из направлений современной психологии (школа Выготского Л.С., Леонтьева А.Н. и др.) понятием личностного смысла. Под личностным смыслом понимается основание целеполагания, то есть то, ради чего совершается то или иное действие [22]. Но психологи исследуют личностные смыслы, как они проявляются в индивидуальной жизнедеятельности и насколько о них можно судить по внешним, данным в наблюдении ее проявлениям, то есть косвенно. Философская же рефлексия есть непосредственная экспликация всеобщих смысловых оснований человеческого бытия, что, например, находит выражение в понятии смысла жизни.

Рефлексивный анализ смыслов как некоторой первичной данности, рассматриваемых в их соотнесении с предметами, стал основным, определяющим аспектом феноменологии — одного из главных направлений философии ХХ века. Создатель феноменологии, немецкий философ Э.Гуссерль (1859—1938) разрабатывал особый метод исследования смысловых структур в их первичной подлинности, «очищенной» от всякого рода идеологических, обыденных, научных привнесений и схем. Гуссерль называл это феноменологической редукцией, определял феноменологию в целом как «дескриптивный (описательный) метод», применение которого способно «обеспечить единственно надежную основу», на которой может быть построена строгая эмпирическая психология [13].

Однако использование Гуссерлем терминов «феноменологическая психология», «эмпирическая наука» не означает отождествления феноменологии с науками в собственном смысле, налицо, скорее, аналоги, симметрия между нерефлективным сознанием и рефлексией. С этой точки зрения вполне правомерно утверждать, что «феноменология… есть момент всякой философии» [23].

4. Проблема идеального. Идеальное и материальное

Из сказанного следует, что идеальная реальность существует, хотя форма ее существования и иная, нежели способ существования предметов, как он выражен в человеческой чувственно-прак­тической деятельности, проявляется через нее, дан во внешнем опыте. Философский идеализм поэтому представляет собой аналитику идеальной реальности. «Идеализм не следствие элементарной ошибки наивного школьника, вообразившего грозное привидение там, где на самом деле ничего нет. Идеализм — это совершенно трезвая констатация объективности идеальной формы, то есть факта ее независимого от воли и сознания индивидов существования в пространстве человеческой культуры…» [15].

Идеальное не существует вне социокультурного контекста. Поэтому совершенно бессмысленно искать феномен идеального, скажем, в животном мире. Но феномен идеального не существует «сам по себе». Общественно-практическая природа мышления еще не делает его чем-то таким, что можно охарактеризовать понятием «идеальное». Свойство быть идеальными, равно как и объективными, культурные формы приобретают лишь относительно рефлексии. Поэтому для внешнего наблюдателя ни культура, ни индивидуальная психика не содержат ни грана идеального. Напротив, их «идеальность» обнаруживается лишь постольку, поскольку культурные формы попадают в измерение рефлексии. Тогда сразу же обнаруживается, что они, хотя и существуют, но существуют как-то иначе, нежели «объективная реальность, данная нам в ощущениях». И мышление не находит иных способов для выражения обнаруженного эффекта, как прибегнуть к выражениям типа: «сверхчувственное», «действительность особого рода», «мировой разум» и т.п.

Единственной формой человеческой духовности, в пределах которой приобретается опыт оперирования с идеальными феноменами как таковыми, является философия. Конечно, любой человек, поскольку он мыслит, некоторым образом соприкасается с миром идеального. Это, однако, вовсе не означает, что уже тем самым каждый человек становится специалистом «по идеальному». Уместно такое сравнение. Поскольку кислород входит в состав воздуха, а жить — значит дышать, все люди имеют дело с кислородом. Но лишь химия, и то со времен Лавуазье, знает о существовании кислорода как такового. А уж от химика об оксигене и его свойствах узнает и все человечество. Точно так же и о существовании идеального человечество может узнать только от философа. Соответственно, справедливо и обратное. Как для того, чтобы непосредственно познакомиться со свойствами кислорода, следует осуществить ряд экспериментов, например получая его (подобно Лавуазье) в результате прокаливания красной окиси ртути, так и идеальное обнаруживает себя лишь тому, кто выходит на позицию философской рефлексии. Если идеализм является выражением рефлексивной позиции, а философия, соответственно, аналитикой форм идеальной реальности, то материализм — выражение принципиально арефлексивной позиции, позиции отказа от рефлексии и переноса вектора мышления вовне. Можно в данной связи сослаться на мнение Ф.Энгельса, полагавшего, что «современный материализм… это вообще больше не философия, а просто мировоззрение, которое должно найти себе подтверждение и проявить себя не в некой особой науке наук, а в реальных науках» [25]. Из этой «оговорки» Энгельса, между прочим, следует, что материализм как философия невозможен, а философия, с другой стороны, не является наукой, подобной «реальным» наукам.