Противоречия и проблемы в теории современного феминизма

Противоречия между англо-американским и французским феминизмом. По мнению Алис Жардин, специально посвятившей исследованию этой проблемы известную книгу Gynesis. Конфигурация женщины и современность (1985),³¹ основное различие между французской и англо-американской феминистской теорией 70-80-х годов, актуальность которого сохраняется и до сих пор, состоит в различной интерпретации женской субъективности: пониманием женщины «как процесса» во французской феминистской теории и женщины «как половой идентичности» в англо-американской. Общая концептуальная пози-

³⁰ Ibidem, p. 233.

³¹ Alice Jardine, Gynesis. Configuration of Woman and Modernity (Ithaca: Cornell
University Press, 1985).

74

ция классического англо-американского феминизма второй волны, по мнению Жардин, связана с а) отказом от бессознательного, б) утверждением стабильной структуры «я» и в) пониманием языка исключительно как коммуникативной функции. В контексте данного различия англо-американский феминизм второй волны, по мнению Жардин, подчеркивал особую роль феминистского дискурса в антипатриархатной активизации женского движения, в то время как французские теоретики осуществляли в основном критику символических и лингвистических форм патриархатного дискурса. С другой стороны, особенностью французского феминистского проекта являлась, по мнению Жардин, политизация всего спектра традиционно полагавшихся нейтральными дискурсивных систем и понятий, также способных, по их мнению, осуществлять радикальную критику патриархатной культуры: в частности, политизируются и идеологизируются понятия женского письма и культуры, которые признаются новыми формами критики патриархатных дискурсов.

Противоречие между цветным и североамериканским феминизмом. Теоретики цветного феминизма критикуют этноцентристские концепции власти и подавления женщин, которыми оперирует вторая волна феминизма, за дискурсивную неспособность отразить опыт переживания расизма и дискриминации цветных женщин. Основной парадокс, который фиксируют представительницы цветного феминизма — это то, что гендерное неравенство как этническое неравенство может существовать не только в отношениях женщин и мужчин, но и в отношениях, например, белых и цветных женщин и что цветные женщины испытывают расизм — в противовес теориям радикального феминизма 70-х годов — не только со стороны белых мужчин, но и со стороны белых женщин.

Соответственно цветной феминизм ставит под вопрос исключительное фокусирование североамериканского феминизма на понятии гендера: по их мнению, в его основаниях на самом деле лежат понятия «расы» и «класса». Отсюда и понятие «патриархат», понимаемое в первую очередь как «мужская домина-ция», носит этноцентристский характер; например, цветные мужчины вовсе не обладают той же степенью и теми же формами власти, что и белые мужчины, а белые женщины могут, как уже

было сказано, дискриминировать цветных женщин. В результате понятия «патриархат» или «подавление» не могут в одинаковой степени быть применимыми к белым и к цветным женщинам, подвергающимся различным практикам подавления (в частности, белые женщины не знают такой формы подавления, как расизм), а кроме того, что существуют разные формы подавления женщин в культуре, существуют также и разные формы женского сопротивления.

С этой точки зрения цветные женщины зачастую отвергают саму парадигму феминизма и предлагают собственные варианты женских идентификационных политик, базирующиеся на постфеминистской методологии различия.

Противоречия между феминизмом и постколониализмом. Реальность постколониализма в противоположность романтическим колониальным проектам обнаружила сложность и противоречивость стратегий национальных культурных идентификаций, функционирующих в дискурсе под знаками «единого народа» или «единой нации». Поэтому теоретики постколониализма настаивают на критерии «временного измерения» в описании национальных политических общностей, призванного заменить классический метод историцизма. Такой методологический подход обеспечивает перспективу дизъюнктивных форм репрезентации постколониальных культур и субъектов — в том числе, женской субъективности. Например, Фредрик Джейми-сон настаивает на понятии «ситуационного сознания», или «национальной аллегории» при характеристике постколониальной культуры, подчеркивая, что индивидуальное сознание или опыт постколониальной субъективности никогда не могут быть включены в коллективный; при анализе постколониальной культуры, по мнению Джеймисона, нельзя также использовать центристскую каузальную логику.

В этом смысле женский постколониальный дискурс вступает в противоречие с феминистским, поскольку феминизм продолжает абстрактно настаивать на необходимости солидарных и единых, построенных на отрицании доминирующего дискурса национальных идентичностей без учета особенностей диспер-сивных постколониальных культур и различия женских постколониальных практик в постсовременном мире.

76

Противоречия между феминизмом и гей/лесбийской теорией. Это противоречие выражено в различных методологических подходах в трактовке понятия сексуальности и сформулировано в знаменитом эссе Гейл Рубин Размышляя о поле: заметки о радикальной теории сексуального различия (1985), в котором она провела критику некоторых основополагающих феминистских парадигм. Основным тезисом был тезис о том, что феминизм не может быть единственной и основной теоретической моделью для понимания сексуальности. Вторая волна феминизма, по мнению Рубин, базировалась в основном на различении между биологическим (sex) и социальным полом (gender), в контексте которого различаются гендерные идентичности как социальные конструкты власти. Основным тезисом Рубин, направленным против этих теорий, является тезис о том, что сексуальность нельзя сводить исключительно к отношениям власти и подчинения, так как в культуре существуют многообразные и альтернативные формы сексуальности, которые не описываются конструкционистскими понятиями гендера. Кроме того, Рубин критикует понятие гендера за позитивизм в понимании проблем идентичности, субъективности и сексуальности, сведение гендерной проблематики к социологической. Куда в таком случае исчезают такие характеристики сексуальности и субъективности, как желание, наслаждение, опасность, удовольствие, спрашивает она? Получается, что классический феминизм, по мнению Рубин, редуцировал и аннигилировал эти характеристики (так же, как и само понятие сексуальности) из феминистской теории.

Для изучения альтернативных форм сексуальности в североамериканских университетах в конце 80-х годов наравне с женскими исследованиями, но отдельно от них были созданы программы и кафедры гей/лесбийских исследований. Толчком послужило размежевание феминистского и лесбийского дискурсов. По мнению лесбийских теоретиков, феминистки создали выдающуюся теорию подавления, однако не смогли создать адекватную теорию женской сексуальности: ее разработке и должны быть посвящены новые гей/лесбийские университетские программы.

В то же время, постмодернистский феминизм упрекает теоретиков гей/ лесбийских исследований за эссенциализм и использование бинарной логики исключительности. Джудит Бат-

лер, как уже было сказано, признается, что считать лесбийскую теорию авангардной позицией в феминизме на сегодняшний день является ошибочным, ибо в конечном итоге этот проект означает лишь усиление позиции «принудительной гетеросек-суальности». Она доказывает, что лесбийское теоретизирование основывается на эссенциалистском понятии идентичности, что, по ее мнению, является «теоретически наивным и политически сдерживающим».

Противоречия между постфеминизмом и феминизмом. Феминизм 80-х и 90-х годов характеризуется целым рядом концептуальных конфликтов и противоречий, которые ведут к дальнейшей фрагментаризации феминизма как единого течения и способствуют, как уже было сказано, появлению в 90-е годы феномена постфеминизма.

В 70-е годы основным конфликтом в феминизме являлся, по словам Терезы де Лауретис, конфликт между академическим феминизмом и активизмом, принявший форму «активизм против академизма», а также конфликта между теорией и практикой, ведущий к поляризации позиций или за теорию, или против теории. В 80—90-е годы эта оппозиция модифицирует формы своего проявления и выступает, по мнению де Лауретис, в виде оппозиции лесбийской идентификации против гетеросексуальной, а также оппозиции women's studies против feminist cultural theory. Основным же противоречием в феминистской теории 90-х годов Тереза де Лауретис называет противоречие между центрированным и децентрированным гендерным субъектом, то есть между феминизмом и постфеминизмом.

Парадигмальные отношения между феминизмом и постфеминизмом в дебатах о современном женском субъекте и его месте в структуре социальной теории и практики столь же неоднозначны, как и отношения между модернизмом и постмодернизмом. Односторонность феминизма для постфеминизма проявляется в том, что он не может адекватно отразить многосторонность и «различия» в современной культуре: с одной стороны, продолжает по-прежнему использовать эгалитарную риторику в политических требованиях, с другой — использует постмодернистскую концепцию «различия» как доминирующую концептуальную, философскую и культурную структуру.

В книге, изданной под редакцией Мишель Барретт и Энн Филлипс Дестабилизировать теорию: Современные феминистские дискуссии (1992),³² авторы называют три основные причины, в зависимости от действия которых современный феминизм, по их мнению, проходит к концу 20-го века стадию «радикального самокритицизма»:

1) политическое влияние цветных женщин внутри феминизма;

2) переосмысление роли полового/сексуального различия, а также артикуляция других типов различий (классовых, расовых и национальных) внутри структуры женской субъективности, которые не были в достаточной степени артикулированы теоретиками второй волны;

3) влияние постструктурализма и постмодернизма на феминизм.

На основе выделенных причин авторы признают в современном феминизме переход от «феминизма равенства» к «феминизму различия», а также от феминизма к постфеминизму.

Энн Брукс в книге Постфеминизмы: Феминизм, культурная теория и культурные формы (1997)³³ определяет постфеминизм как модель негегемонического феминизма, способного дать голос различным, в том числе локальным и постколониальным феноменам современной женской культуры. В этом смысле постфеминизм знаменует концептуальный поворот от «проблематики равенства» к «проблематике различия» в постсовременном мире, по мнению Энн Брукс. Тем не менее, постфеминистский проект в целом не означает, по мнению Брукс, деполитиза-цию феминизма, а напротив, способствует более широкой и плюралистичной практике его политического применения: хотя новые репрезентативные стратегии не предполагают, по выражению Брукс, равенство или свободу в режимах репрезентации, в то же время они по-прежнему подчеркивают значимость понятия «политической идентичности» и «политического действия» в постфеминизме.

³² Michael Barrett and Ann Phillips, eds., Destabilising Theory: Contemporary
Feminist Debates (Cambridge: Polity Press, 1992).

³³ Ann Brooks, Postfeminisms: Feminism, Cultural Theory and Cultural Forms
(London and New York: Routledge, 1997).

\

79

По мнению Джудит Батлер, поскольку в феминистском дис-курсе\ 90-х годов обнаружены «политики исключения», через которце, как оказывается, производится феминистский субъект (исключение цветных, постколониальных и восточноевропейских женщин, исключение маргинальных форм сексуальности и т. п.), то все категории, используемые феминизмом в политической борьбе (включая саму категорию «женщины»), должны быть открыты для вопрошания и переформулировки. Поэтому преобразование феминизма в постфеминизм не как в нечто чуждое, но как в критическую концепцию, позволяет продвинуть феминистский проект вперед и реализовать наконец то, что называется «радикально-демократическим феминистским обещанием», а современная феминистская теория должна выступать не основой, основанием или даже методологией, но, скорее, поставленным, но неразрешенным вопросом. Способность феминизма включать в теорию и практику концепцию «различия» означает возможность дальнейших теоретических и социальных изменений в феминизме, соответствующих политической и культурной ситуации конца 20-го века.

Постфеминизм, по словам Терезы де Лауретис, означает оборачивание феминистского дискурса на собственные основания -- как основания дискурса, так и политических практик. В целом этот процесс знаменует собой не просто расширение или реконфигурацию границ феминизма, но, по словам де Лауретис, процесс замещения или даже самозамещения: уход от более привычного «места» культуры к более рискованному, концептуально «иному» дискурсивному месту, размышление и письмо из которого являются более неопределенными и негарантированными. Однако продолжать находиться в «старом месте» в современной культуре, по словам де Лауретис, больше невозможно.

Гендерная проблематика в политических науках

Ирина Чикалова

1. Гендерная проблематика в политической теории

Новое женское движение

В стремлении к политическим переменам миллионы американцев и жителей Европы, начиная с 1960-х годов, стали участниками трех социальных движений — черного освободительного за гражданские права, антивоенного и нового феминистского. Последнее, перемежая успехи и неудачи в достижении персональных и социальных перемен, обогатило интеллектуальный багаж, внесло кардинальные изменения в сознание и образ жизни американского и европейского общества, сравнимые только с результатами широкого движения за гражданские права чернокожего населения США. В широком смысле адресат феминизма — общество в целом, к которому он обращает свою основную политическую рекомендацию: следует отказаться от жестких иерархий, использовать методы ненасилия, сотрудничества, кооперации и заботы о тех, кто оказался на общественной периферии, потому что по разным причинам (пол, раса, класс, религия, возраст, физическое состояние, сексуальная ориентация) попал в категорию «другого» и не соответствует канону, являющемуся мерилом «нормы».

Феминистское движение 60-х годов 19 — начала 20 века, направленное главным образом на осуществление права женщин на участие в выборах и избрание в законодательные органы власти, вошло в историю как первая волна феминизма. В результате усилий суфражистского движения женщины ряда

стран (Новая Зеландия, Финляндия, Россия, Великобритания, США) между 1905 и 1920 годами на национальном уровне получили право участвовать в выборах. Последовавший затем период вплоть до 60-х годов 20 века стал временем молчания, «невидимости» самих женщин и женских проблем в политическом дискурсе. Хотя отдельным женщинам, как, например, Элеонор Рузвельт и Фрэнсис Перкинс в США, Барбаре Касл и Ширли Вильямс в Великобритании, Александре Коллонтай и Марии Спиридоновой в России, удалось оставить яркий след в политике, в качестве организованной общественной группы женщины оставались невидимыми на арене политической жизни. Тем не менее к середине 1960-х годов в развитых странах в положении и образе жизни женщин произошли изменения, столь кардинальные, что их подчас характеризуют как революции. В результате суфражистской революции женщины приобрели основные политические права — прежде всего, избирать и быть избранными в представительные органы власти. Сексуальная революция либерализовала нравственные нормы и обычаи в сексуальной сфере, разрушила двойную мораль и позволила женщинам обрести право на сексуальное самовыражение. Революция поведения освободила женщин от пуританской строгости в одежде, сделала моду демократичной, допускающей легкие, открытые и короткие платья, брюки, шорты и соответствующие всему этому аксессуары; она обеспечила женщинам возможность заниматься тем, что раньше было привилегией одних только мужчин: спортом, вождением автомобиля и самолета, службой в армии, наконец, легально курить и употреблять спиртные напитки. Кухонная революция механизировала домашний труд, обеспечила семьи консервированными продуктами и полуфабрикатами, что высвободило время женщин для саморазвития, общественной деятельности и работы вне дома. Революция на рабочих местах изменила характер рабочей силы и роль женщины в экономике. Выход женщин — прежде всего представительниц среднего класса — на общественную сцену происходит во второй половине 1960-х годов на волне массового движения за гражданское равноправие в США. Организация из его недр автономного женского движения (на фоне болезненного разочарования в связи с оттеснением в нем женщин на периферию) стала результатом ряда параллельно протекавших процессов.

В США усилившаяся политизация общества, появление в 1963 году заключительного доклада президентской «Комиссии по статусу женщин», впервые на официальном уровне признавшего наличие дискриминации женщин, выход в свет взорвавшей сознание американцев книги Бетти Фридан Загадка женственности¹ и, наконец, создание в 1966 году «Национальной организации женщин» повлекло за собой развитие нового, массового женского движения. К 1970 году «женское освобождение» стало одной из центральных тем общественной и политической жизни США. Получив импульс из-за океана, бурно стало шириться женское движение в европейских, особенно скандинавских странах. Его развитие сопровождалось формированием философии и идеологии феминизма, который стал его теоретической базой. Активное формирование теории феминизма привело к институализации в университетах междисциплинарных программ женских исследований (women's studies).² Преподавание их становилось открыто политическим актом, признанием существования женского угнетения и поиском ответа на вопрос «как положить конец подчинению женщин?». Начав с критики теорий «естественной субординации» и подчиненного статуса женщин, феминисты отвели гендеру центральное место в анализе структур власти, политических, социальных и культурных институтов, моделей идеологического воздействия.