Динамика глобальной политической системы

 

Глобальная политическая система не является чем-то застывшим, ее структура постоянно меняется. Концепция мирового порядка, в отличие от устаревших моделей мира первой половины 20 в., позволяет проследить эту динамику, определить поворотные моменты в развитии геополитических систем. Политическая история и политическая география тесно связаны друг с другом: всякое изменение в мировой политике, всякое событие имеют определенный географический смысл, поскольку они меняют ситуацию на политической карте карте мира - геополитическую значимость и роли различных территорий. Многие исследователи пытались сконструировать пространственно-временную матрицу мирового политического процесса и показать, как в различные периоды времени была устроена глобальная система, что происходило с ведущими центрами силы.

Современные специалисты в области геополитики полагают, что глобальная политическая система развивается по циклической модели. Одной из самых известных является теория длинных циклов, предложенная Джорджем Моделски в 1970-х гг. По мнению этого автора, глобальная система формируется, начиная с 1500 г., и развивается циклически. Каждый длинный цикл продолжается около ста лет и имеет определенную логику своего развития. На начальном этапе появляется доминирующая мировая держава, затем начинается мировая война между основными конкурентами в борьбе за мировое господство. Война заканчивается заключением масштабного международного договора, устанавливающего мировой порядок на обозримый промежуток времени. Создаются ключевые институты, которые призваны поддерживать этот порядок. Однако постепенно расстановка сил в мире меняется, легитимность договора и институтов снижается, и мировой порядок не выдерживает очередной проверки на прочность. Начинается новый длинный цикл, имеющий ту же самую логику и последовательность событий (Modelski, 1987).

Каждый длинный цикл характеризуется доминированием одной из “великих держав”. Это государство выигрывает мировую войну и навязывает остальным свою модель мирового устройства. Исчерпание у этого государства ресурсов для поддержания мирового порядка приводит к смене циклов. Во время первого длинного цикла доминировала Португалия (1495-1580 гг.), второго - Нидерланды (1580-1688 гг.), третьего и четвертого - Британия (1688-1792 и 1792-1914 гг.), пятого - США. С этой периодизацией можно не соглашаться, но геополитический смысл длинных циклов очевиден. Для каждого цикла характерна своя география распределения силы - есть государство-гегемон, центры силы разного порядка, устойчивые союзнические блоки, определенные конфликтные зоны и т.п. Иерархия держав является более или менее общепризнанной, что не исключает острого соперничества и отдельных попыток бросить вызов гегемону. Например, пятый длинный цикл западные исследователи рассматривают как период геополитического доминирования США, которым пытался бросить вызов Советский Союз (биполярность тогдашнего мирового порядка признается далеко не всеми).

Циклы гегемонии анализировались и другими авторами. Например, И.Валлерстайн определил три цикла гегемонии. Для каждого из них характерны три фазы - мировая война, доминирование гегемона и упадок. Первый (нидерландский) цикл гегемонии продолжался с 1618 по 1672 гг. Второй продолжался с 1792 по 1896 гг. Он связан с доминированием Британии. Третий цикл - американский начался в 1914 г.

П.Тэйлор предлагает свое видение геополитической динамики, используя концепцию геополитических мировых порядков. Он выделяет два мировых порядка, каждый из которых делится на несколько фаз. Мировой порядок борьба за “британское наследство” продолжается в течение 1907-45 гг. Он характеризуется постепенной растратой ресурсов для поддержания британской гегемонии и усилением новых центров, прежде всего - Германии и США. В этом заключается его отличительная особенность. Этот мировой порядок делится на пять фаз: “хрупкий раскол” (1907-14 гг.), “первый раунд” (1914-19 гг.), “интерлюдия вакуума силы” (1920-31 гг.), “восстановление раскола” (1931-39 гг.) и “финальное раскрытие карт” (1939-45 гг.). Затем наступает переходный период, для которого характерны неопределенность, выдвижение сразу нескольких возможных сценариев мирового развития.

В результате определяется один сценарий и начинается мировой порядок “холодной войны” (1947-89 гг.). Его геополитические доминанты - биполярный мир, жесткое противостояние СССР и США со своими блоками, доминирование идеологического фактора в мировой политике. Этот мировой порядок имеет четыре фазы: “замерзание” (1947-53 гг.), “конфликт и концерт, соревнование или заговор” (1953-69 гг.), “разрядка и требования нового порядка” (1969-79 гг.) и “процесс замерзания-оттаивания со смертельными побочными эффектами” (1979-89 гг.). После очередного переходного периода начинается “новый мировой порядок”.

Выше говорилось об альтернативной концепции геополитических порядков Дж.Эгнью и С.Корбриджа. По мнению этих авторов, мир пережил три геополитических порядка - британский (1815-1875), межимперского соперничества (1875-1945) и “холодной войны” (1945-1990). Дж.Эгнью и С.Корбридж полагают, что циклы мировой политики не могут определяться через гегемонию одной из держав, что речь идет о более сложной системе отношений, которая представляет собой полиархию и напрямую зависит от состояния мирового хозяйства.

Существует особое видение мировых порядков и их динамики. Как уже говорилось, многие современные исследователи, особенно - сторонники мир-системного подхода пытаются определить зависимость геополитических процессов от динамики развития мирового хозяйства, от экономических факторов. Цикличность экономического развития дает для этого неплохую возможность.

Большое влияние на геополитику оказали работы русского экономиста Николая Кондратьева, который в своих работах рассматривал циклы, или длинные волны, развития мировой экономики. Каждый из этих циклов связан с внедрением технологических инноваций, которые определяют развитие экономики на несколько десятилетий вперед. В пределах каждого цикла выделяются две фазы - фаза роста (А) и фаза стагнации (Б). Во время первой фазы происходит интенсивное внедрение инноваций, вторая фаза характеризуется реорганизацией экономики, “перевариванием” инноваций и подготовкой нового цикла. Первый цикл Кондратьева начинается в 1780-90 гг., смена фаз происходит в 1810-17 гг., конец цикла связывается с 1844-51 гг. Экономической доминантой этого цикла является промышленная революция. Второй цикл достигает пика в 1870-75 гг. и заканчивается в 1890-96 гг., он связан с развитием черной металлургии и железнодорожным строительством. В третьем цикле смена фаз происходит в 1914-20 гг., цикл завершается в 1940-45 гг. Инновациями этого цикла являются химическая и нефтяная промышленность и электроэнергетика. Затем начинается четвертый цикл, связанный с развитием аэрокосмической и электронной промышленности. Его пик был пройден в 1967-73 гг., к настоящему времени этот цикл можно считать завершенным. Геополитическое содержание кондратьевских циклов заключается в том, что они как бы оказывают давление на эволюцию глобальной системы, выводя на первые роли экономических лидеров, выигрывающих от внедрения инноваций (Модельски, Томпсон, 1992).

В рамках мир-системного подхода в геополитике циклы Кондратьева служат основой матрицы стадиально-циклического развития геополитической экономики. Исследователи выделяют 10 геоэкономических периодов и привязывают к каждому из них определенную расстановку сил в мире. Восемь из 10 периодов представляют собой фазы “А” и “Б” четырех циклов Кондратьева. Рассматриваются также две фазы т.н. “логистической волны”, которая предшествовала первому циклу Кондратьева. Предполагается, что геополитическая ситуация в мире меняется синхронно изменениям в мировой экономике.

Некоторые исследователи обратили внимание на тот факт, что кондратьевские циклы во многом совпадают с циклами геополитической гегемонии Британии и США, определенными в частности И.Валлерстайном. Первые два цикла связаны с подъемом и упадком Британии, вторые два - с подъемом и упадком США. Возникла идея не просто сопоставлять кондратьевские циклы с циклами геополитической гегемонии, а синтезировать их. Была предложена концепция спаренных циклов Кондратьева: каждый такой спаренный цикл включает два цикла Кондратьева и делится на четыре фазы, совпадающие с фазами роста и стагнации двух кондратьевских циклов. Эти фазы получили свои названия - усиливающейся гегемонии, гегемонистской победы, гегемонистской зрелости, ослабления гегемонии. Речь, таким образом, идет о динамике влияния мирового лидера, которая совпадает с динамикой мировой экономики.

Рассматрим конкретные примеры. Первая пара кондратьевских циклов связывается с британским доминированием в мире. На первой фазе разворачивается соперничество Британии и Франции, которое приводит к наполеоновским войнам. Британия в это время находится в авангарде промышленной революции. Затем Британия превращается в “мастерскую мира”, устанавливает контроль над Индией и добивается успехов в развитии экономических связей с Латинской Америкой. Третья фаза ассоциируется с эрой свободной торговли, Лондон становится мировым финансовым центром. Наконец, Британию начинают постепенно вытеснять с ведущих ролей в колонизационном процессе, страна теряет лидерство в промышленной революции, начинает уступать свои политические позиции в мире другим европейских государствам и США.

Вторая пара кондратьевских циклов связывается с гегемонией США. Это государство постепенно наращивает свои силы во время первой фазы, развивает массовое производство и соперничает с Германией - другим “молодым хищником” начала 20 в. На второй фазе США одерживают экономическую победу, в то время как Британия и Германия теряют свои позиции в мире. После Второй мировой войны Нью-Йорк становится финансовым центром мира, доллар - мировой валютой, вводится бреттон-вудская система. Наконец, четвертая фаза характеризуется торговыми войнами, давлением японских и германских конкурентов, которые вынуждают США возвращаться к протекционистской политике для защиты внутреннего рынка.

Таким образом, динамика глобальной системы исследуется современными авторами с двух позиций. Одни делают упор на изменения военно-политической мощи отдельных стран и выделяют циклы, связанные с гегемонией того или иного государства в мире или его борьбой за гегемонию. Это - более традиционный подход. Другие выводят на первый план экономический фактор и изучают геополитические процессы в неразрывной связи с изменениями в мировом хозяйстве. Оба подхода имеют право на существование, хотя их отличает некоторая однобокость. Наилучшие перспективы в сравнении с ними имеет изучение динамики геополитических (мировых) порядков. Эта концепция позволяет рассматривать все глобальные процессы в комплексе, поскольку каждый мировой порядок представляет собой определенную систему отношений в мире со своими значимыми параметрами. Речь идет уже не о циклах гегемонии, а о динамике глобальной полиархии. Смена одного порядка другим и определяет циклическое развитие глобальной системы.

 

 

Геополитика в России

 

Развитие геополитики в России началось в перестроечный период. В советские годы геополитика считалась лженаукой и ассоциировалась с фашизмом, хотя советские военные специалисты и дипломаты довольно активно и небезуспешно занимались разработкой геостратегий, не используя геополитическую теорию и терминологический аппарат. Таким образом, геополитика в СССР развивалась в рамках военно-стратегического анализа. На русский язык были переведены работы А.Мэхэна, издание которых совпало с периодом подготовки выхода СССР в Мировой океан (Мэхэн, 1940, 1941). Под советскую геополитику не была подведена теоретическая база, но практические разработки оказались возможными и без нее: развивались “военная”, “идеологическая” и “ситуативная” версии геополитики.

О геополитике как об особой науке в нашей стране заговорили в конце 1980-х гг., когда было снято табу на “буржуазные” и “фашистские” течения общественной мысли. Наибольшее внимание было уделено осмыслению места России в мире, тем более, что эта проблема стала более чем актуальной после распада Советского Союза и в связи с нарастанием идеологического противостояния в обществе и элите. В силу ряда причин геополитика в России была на первых порах монополизирована русско-националистическими кругами.

Легче и быстрее всего в российской геополитике была воспринята, причем некритически, как некое откровение теория хартленда, тем более, что она наделяла Россию особой геополитической ролью. Авторами было освоено теоретическое наследие геополитики начала 20 в., в то время как современные работы долгое время оставались известными лишь узкому кругу специалистов. Некритическое восприятие теории хартленда привело к появлению своеобразных штампов российской геополитики. В частности возникло представление о России как о ключе к глобальной стабильности, о географическом центре мировой политики (в то время как хартленд, строго говоря, оказался на территории Казахстана, который пока не похож на претендента на мировое господство, да и находится явно на глухой периферии глобальных процессов). Тем временем Запад все больше и больше убеждался в том, что без России легко можно обходиться в мировых делах. Стереотипное представление о России как о великой евразийской державе, поражающей своими способностями к территориальной экспансии, уходило в прошлое. Неудивительно, что в нашей стране тезис об особой, “вечной” геополитической роли России со ссылкой на классиков геополитики пришелся по вкусу, став своеобразной психологической компенсацией за развал империи и стремительное понижение реального геополитического статуса страны.

Внедрение геополитики происходило через оппозиционную прессу, главным ее рупором стала в начале 1990-х гг. известная газета национально-консервативного толка "День" (позднее - “Завтра”). Ее развитие было стимулировано и тогдашней позицией либеральных западнических кругов, которые не учитывали геополитические интересы России, выступая за уход нашей страны из Восточной Европы, Центральной Азии, Закавказья и руководствуясь одной лишь идеей “слияния” с западной цивилизацией. Тем временем в оппозиционных кругах была создана неоевразийская школа геополитики, прямая наследница геополитических школ первой половины 20 в. с теми же отличительными чертами (но не учитывающая развитие геополитической мысли во второй половине нашего столетия). Ее крупнейшим автором стал Александр Дугин, у которого появилось немало последователей, и который стал издавать геополитический журнал “Элементы”. Впоследствии появилась его книга “Основы геополитики” (Дугин, 1997). Другим известным исследователем с близкими взглядами был Анатолий Гливаковский.

В основе неоевразийской геополитической школы лежали догматическое восприятие теорий Х.Маккиндера и К.Хаусхофера и абсолютизация противостояния морских и континентальных держав, “вечного Карфагена” и “вечного Рима”. Были реанимированы географический детерминизм и принципы силовой политики. Россия признавалась ведущей континентальной державой, которая должна вести борьбу против “торгашеской” приморской (атлантистской) цивилизации и ее лидера в лице США и одновременно воссоздавать великую евразийскую империю. Поэтому в идейные союзники были взяты евразийцы (см. Савицкий, 1997). Мировой политический процесс фактически сводился к противостоянию поборников “атлантизма” и “континентализма”, причем России предлагалось вести настоящую войну с “атлантистами” всех мастей. Были демонизированы понятия “мондиализм” (изначально нейтральное понятие, означающее процесс всемирной интеграции через снятие национальных барьеров при доминировании западной либеральной идеологии) и “новый мировой порядок”, понимаемый как воплощение американской мечты о мировом господстве. Разоблачение “мондиалистского заговора” (с которым ассоциировались такие организации, как Бильдербергский клуб, Трехсторонняя комиссия и пр.) стало хорошим тоном, и даже появилась “теория геополитического заговора”, созданная тем же А.Дугиным.

Российская геополитика в таком ее проявлении оказалась отчетливо антизападной и прежде всего антиамериканской. США ассоциировались с “мировым злом”. В то же время в неоевразийских построениях явственно ощущалась германофилия: идея антиамериканского союза с Германией как с дружественной континентальной державой была одной из ключевых у того же А.Дугина (этот автор предлагал создать трансевразийскую ось Берлин-Москва-Токио с подключением Тегерана). Антиамериканские настроения привели к тому, что Европа стала восприниматься как возможный геополитический союзник России. Эту мысль активно развивали европейские “новые правые”, представители национально-радикальных движений, оказавшие влияние на А.Дугина (отсюда популярный тезис о “Европе от Дублина до Владивостока”, “Евро-Советской империи”). Союз Европы с Россией против США был популярной идеей во Франции со времен Ш. де Голля, поэтому к предполагаемой трансевразийской оси подключался и Париж. Правда, в других работах Европа вместе с США воспринималась как главный геополитический противник России.

Отталкивание от Запада и прежде всего Америки сочеталось в неоевразийстве с “восточным уклоном”. Прослеживалась заимствованная у евразийцев и Л.Гумилева явственная тюркофилия вместе с симпатиями к исламскому фундаменатализму. Отсюда всяческая поддержка российско-иранских связей. Тюркофилия даже приводила неоевразийцев к поддержке Азербайджана в конфликте с историческим союзником России - Арменией. Не случайно неоевразийство получило позитивный отклик в кругах тюркских националистов - татарских, казахских, крымско-татарских, азербайджанских и др., хотя они явно не симпатизировали России. Некоторые сторонники неоевразийского подхода из числа мусульман даже заговорили об исламизации России. На Дальнем Востоке России предлагалось вести сложную игру с Китаем и Японией, в т.ч. предлагался союз с Японией, хотя развитие российско-китайских связей тоже не отрицалось (однако тюркофилия евразийцев с учетом исторического конфликта тюрок и китайцев заставляла их с осторожностью относиться к идее российско-китайского союза).

В российских оппозиционных кругах сформировалось отношение к геополитике как к “философскому камню”, с помощью которого можно получить ответы на все вопросы международной политики. Действительно, простые объяснения происходящего в логике противостояния “плохих” атлантистов в лице США и их агентов в Европе (Великобритания), Азии (Турция), России (“демократы”) и “хороших” континенталистов, отстраивающих евразийскую континентальную империю, пришлись по вкусу многим, тем более, что они не требовали интеллектуального напряжения. Геополитике отдали дань сторонники КПРФ и ЛДПР. Например, в книгу Г.Зюганова “Держава” был включен теоретический экскурс по геополитике, геополитическое содержание присутствовало в книге В.Жириновского “Последний бросок на Юг”. В Государственной думе по инициативе ЛДПР был даже создан комитет по геополитике, председатель которого А.Митрофанов выпустил книгу “Шаги новой геополитики”.

С точки зрения современной геополитики построения отечественных авторов левого и националистического направления выглядят достаточно архаичными. В них чрезмерно акцентирован силовой фактор международных отношений, недоучитывается многополюсность современного мира (ведущей державой и главным врагом обычно считаются США), не анализируется мировая экономика как фундаментальный контекст политических процессов. Однако неоевразийская школа российской геополитики пока является наиболее разработанной у нас в стране, и активная издательская деятельность ее лидеров привела к тому, что представления о геополитике в России во многом основаны на их работах и трудах классиков начала века в переложении тех же неоевразийцев.

Хотя сводить современную российскую геополитическую мысль к неоевразийству было бы ошибкой. Есть авторы, которые предлагают свои геополитические концепции, опираясь на анализ как теоретического наследия геополитики, так и современных реалий. К числу наиболее интересных относится концепция "острова-России", предложенная В.Цымбурским. Эту концепцию считают неоизоляционистской, поскольку она предполагает определенное дистанцирование России от международных дел, ее интенсивное саморазвитие на “острове”, окруженном “территориями-проливами” - зонами геополитической нестабильности (Цымбурский, 1993, 1994). Геополитическим анализом занимаются многие научные центры и отдельные авторы, хотя уровень этого анализа и прежде всего его научной обоснованности, подкрепленности цифрами и фактами часто оставляет желать лучшего. Следует заметить, что анализ геополитического положения России в мире, ее геополитических кодов, роли в новом мировом порядке невозможен без четкого количественного и качественного анализа структуры и динамики ее внешних связей, в частности экспортно-импортных операций и инвестиций (проблема экономической взаимозависимости), государственных визитов, соглашений и внешнеполитических инициатив и т.д. В противном случае геополитика может свестись только лишь к отвлеченному философствованию и прожектерству.

Реальное геополитическое положение России отличается от представлений неоевразийцев. Во-первых, оно меняется, в то время как теория хартленда рисует его статичным. Геополитическое положение государства определяется не только физической географией, но и изменениями мировых порядков, геоэкономическими процессами. Очевидно, что после распада СССР произошло снижение геополитического статуса нашей страны. Из-под ее прямого контроля вышли конфликтные зоны, стабильность в которых ранее обеспечивалась в рамках имперского единства (Кавказ, Центральная Азия) и военных блоков (Восточная Европа). На постсоветском пространстве, не исключая и территории самой России, стали утверждаться внешние центры силы. Дезинтеграционные процессы поставили под вопрос геополитическую субъектность России.

Современная Россия сохраняет свой геополитический потенциал, но возможности его использования сильно ограничены, что приводит к превращению России в региональную державу с тенденцией к дальнейшему снижению геополитического статуса. Действительно, Россия занимает срединное положение в Евразии, имеет протяженные сухопутные границы, связана со своими соседями множеством исторических, культурных и экономических связей. В этом смысле она была и остается узлом, который стягивает интересы большинства евразийских государств и народов. В этом контексте сегодня нужно понимать и концепцию хартленда, которая имеет право на существование. Однако проблема заключается в использовании этого геополитического потенциала, методах и стратегических целях. Экономическая слабость (по данным ИМЭМО на 1998 г. Россия производит лишь 1.7% мирового ВВП!), отсутствие государственной воли и общественного консенсуса по поводу путей развития страны не позволяют реализовать теорию хартленда в ее новом звучании - как интеграционного ядра Евразии. Пока Россия не является центром притяжения соседей, пока не разрешены конфликты на ее границах и внутри нее самой, она остается периферией мирового политического процесса, тупиком, а не ядром Евразии (Туровский, 1994).

Произошло снятие с России ее геополитических “оболочек”. В настоящее время потеряно влияние России в странах Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ), несмотря на существование взаимных экономических интересов. “Бегство” России из ЦВЕ стало важнейшим индикатором снижения геополитической роли России и потери ею статуса великой державы. Бывшие участники “восточного блока” активно интегрируются в европейское пространство вместе со странами Балтии (НАТО, Европейский Союз). Лишь некоторые страны с православной этнокультурной доминантой отчасти сохраняют пророссийскую ориентацию (прежде всего Югославия, в гораздо меньшей степени Болгария), определенный интерес к России имеется в Словакии, но и в этих случаях не наблюдается формирования устойчивых геополитических блоков. Воссоздание геополитических связей на основе принадлежности к славянству или православному миру в настоящее время затруднено как слабостью России и отсутствием у нее внятной геостратегии, так и западной, евроцентристской ориентацией стран ЦВЕ.

Происходит качественное изменение геополитической структуры постсоветского пространства, которое теряет свой изначальный “россоцентризм”. Союз независимых государств (СНГ), включающий все бывшие советские республики кроме трех балтийских государств, действует крайне неэффективно. Главные факторы, сдерживающие распад СНГ, - зависимость многих постсоветских государств от российского топливного сырья и другие экономические связи, в меньшей степени - культурно-исторические связи. Однако как геополитический и геоэкономический центр Россия слишком слаба. Тем временем с бывшими советскими республиками активно взаимодействуют европейские страны, в особенности Германия, Турция с ее попытками восстановить единство тюркского мира “от Адриатики до Великой Китайской стены” (тюркские народы являются государствообразующими в Азербайджане, Туркмении, Узбекистане, Киргизии и Казахстане), Китай (Центральная Азия), США (Прибалтика, Украина, Грузия) и др. На роль новых региональных держав пытаются претендовать Украина, Узбекистан и Казахстан. Причем Украина видится западным геостратегам как естественный противовес России и ее “имперским амбициям” в постсоветском пространстве (идея, активно пропагандируемая З.Бжезинским, который предлагает проекты геополитического переустройства евразийского пространства в частности в своей работе “Геостратегия для Евразии”).

Формируются геополитические оси Анкара-Баку, Ереван-Тегеран и др. Постсоветские государства принимают участие в геополитических союзах, альтернативных СНГ (европейская, тюркская, исламская и другие виды интеграции). На границах России возникают новые региональные системы сотрудничества. В некоторых из них наша страна принимает посильное участие - балтийская, черноморская, каспийская, азиатско-тихоокеанская системы. Однако в ряде случаев объединение идет без участия России. Активно взаимодействуют друг с другом страны Центральной Азии, хотя там имеет место своя конкуренция (в частности между Казахстаном и Узбекистаном). Наблюдается консолидация Украины, Молдовы, Грузии и Азербайджана, объединение которых называют ГУАМ. Появляются проекты создания Балто-Понтийского пояса, представляющего собой санитарный кордон между Россией и Европой (Украина, Белоруссия и Литва).

Решается важнейшая задача преодоления транспортной зависимости от России. В этой связи центрально-азиатские страны “прорубают окно” к Индийскому океану. Уже построена железная дорога Теджен-Серахс-Мешхед, которая соединяет Туркмению с Ираном, что дает Туркмении и другим странам региона выход к Индийскому океану (в перспективе этот выход полезен и России, особенно в случае строительства транспортного коридора “Север-Юг” по относительно короткому маршруту Ералиев (Казахстан)- Красноводск- Кизыл-Атрек- Иран). Рассматривается вариант создания альтернативной коммуникационной оси, соединяющей Туркмению и Узбекистан через Афганистан с Пакистаном. Реанимирована идея Великого шелкового пути, который почти полностью выводит южных соседей России из-под российского влияния (см. ниже). Маловероятно, что через Россию будет осуществляться транзит каспийской (азербайджанской) нефти: более перспективными считаются нефтепроводы, выходящие в Грузию (Супса) и Турцию (Джейхан). Только нефть Казахстана может экспортироваться через российский порт Новороссийск.

В результате имеет место “разбегание” стран-членов СНГ, их переориентация на другие геополитические центры. Лишь ось Москва-Минск остается устойчивым геополитическим образованием, скрепляющим единство Евразии на пророссийских основаниях и препятствующим формированию Балто-Понтийского пояса (кроме того, сохраняются традиционные связи с Арменией, тогда как Грузия и Азербайджан участвуют в антироссийских геополитических играх). Россия теряет геополитическую роль центра Евразии. Не случайно многие западные исследователи уже не считают Россию значимым геополитическим центром, полагая, что мировые процессы определяются отношениями Америки, Европы и Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР), причем ни в Большую Европу, ни в АТР включать Россию никто не торопится, несмотря на все усилия российских дипломатов.

Разрушается и геополитическое единство самой Российской Федерации. Национальные республики развивают свои внешние связи, руководствуясь этнокультурными критериями. В результате в российских республиках усилилось турецкое влияние, особенно на Северном Кавказе и в Волго-Уральском регионе (Татарстан, Башкирия). В республиках с мусульманским населением ощущается влияние Саудовской Аравии и в меньшей степени Ирана. Возникла даже конкуренция исламских стран за влияние в российских республиках. Результатом геополитического расслоения российского пространства стал фактический выход из состава России Чечни. Северный Кавказ в целом стал зоной геополитического риска в пределах российских границ.

Геополитические проблемы связаны и с другими республиками, а также с некоторыми краями и областями. Так, Дальний Восток остается заброшенной окраиной России, которая вынуждена самостоятельно развивать связи с Китаем, Японией и др. В сложнейшей ситуации оказывается Калининградская область, отделенная от остальной части России землями Литвы и Белоруссии и при этом сохраняющая роль западного военного форпоста страны. В этой ситуации усиливается давление соседних стран, претендующих на российские территории, что ведет к геополитической нестабильности во многих регионах России (Карелия, Псковская область, граница с Китаем, Сахалин и Курильские острова).

После распада СССР страна столкнулась с проблемами выходов во внешний мир. Стала очевидной ограниченность российского выхода к морю. Роль геополитических “окон” выполняют: на Балтике Санкт-Петербург с Ленинградской областью (Калининградская область не в счет в силу своего эксклавного положения), на Черном море - Краснодарский край (Новороссийск) и Ростовская область (попытки возрождения Таганрога), на Каспийском море - Астрахань (Дагестан выпадает из-за этнополитических проблем). На Тихом океане эту роль играет Приморский край, в существенно меньшей степени - Хабаровский край, Сахалин и Камчатка. При этом важно отметить, что Балтийское и Черное моря относятся к числу “закрытых”, и проливы контролируют другие державы (отсюда минимальная геополитическая значимость Балтийского и Черноморского флотов). “Закрытым” является и Японское море. Поэтому особое военно-стратегическое значение имеют Кольский и Камчатский полуострова - единственные территории России, имеющие выход к открытым пространствам Мирового океана (здесь базируются соответственно Северный и Тихоокеанский флоты).

Не реализован и другой аспект геополитического потенциала России. Геополитическое положение России в мире может рассматриваться с двух точек зрения. Первая считает Россию географическим центром глобальной системы (хартлендом). Но достаточно распространено представление о России как о своеобразном “мосте” между Европой и Азией (это представление имеет философское обоснование: русские философы, в частности Н.Бердяев говорили о России как о “посреднике” между Западом и Востоком). Другими словами, Россия могла бы стать огромным транзитным государством, связывающим по суше Европу и страны Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР).

Однако реально действующие международные коммуникации сейчас обходят Россию стороной. Связи между Европой и АТР в основном осуществляются по морю в обход России (морские перевозки, как известно, достаточно дешевы). Не действуют и российские сухопутные коммуникации. Зато воссоздается Великий шелковый путь (ВШП) в виде трансевразийского коридора, связывающего Восточную Азию и Европу по суше. Начинается работа по реализации проекта транспортного коридора “Европа - Кавказ - Центральная Азия” (ТРАСЕКА), которая находит поддержку как в Китае и Японии, так и в Европейском Союзе (особенно в Германии). Решение о его реализации было принято в 1993 г. на конференции в Брюсселе, в которой принимали участие руководители восьми государств Закавказья и Центральной Азии. Позднее к программе примкнули Монголия, Украина и Молдова. В сентябре 1998 г. в Баку прошла международная конференция, в которой принимали участие руководители Киргизии, Узбекистана, Азербайджана, Грузии, Турции, Украины, Молдовы, Румынии и Болгарии. На конференции было принято соглашение о развитии транспортного коридора, транзита и коммуникаций.

Трансевразийский коридор в силу стечения обстоятельств должен пройти в обход самого крупного евразийского государства, почитающего себя центром Евразии, - России (хотя возможен его “северный” вариант из Европы через Белоруссию или Украину, Россию и Казахстан с выходом через Туркмению в Иран и к Индийскому окенау, куда более простой с точки зрения количества преодолеваемых границ). Такова цена, которую Россия платит за геополитический распад пространства СССР и потерю Закавказья и Центральной Азии, т.н. “мягкого подбрюшья” России. Важнейшую магистраль будущего предполагается провести из Китая через Казахстан (Киргизию), Узбекистан, Туркмению, Азербайджан, Грузию в Турцию и дальше в Европу через Турцию и Болгарию или через Украину, Молдову и Румынию. Правда, в формирующемся поясе небольших государств к югу и юго-западу от российских границ есть слабые места. Этнополитическая нестабильность характерна для Синьцзян-Уйгурского автономного района Китая, который граничит с центрально-азиатскими странами. Не определено место стыковки ВШП с китайскими коммуникациями. На эту роль претендуют Казахстан, уже связанный с Китаем в транспортном отношении, и Киргизия, которую могут поддержать геополитические соперники Казахстана (в этом случае необходимо строить дороги в высокогорных районах Тянь-Шаня, к чему уже готовы в Китае). Особую позицию занимают Иран и Армения, оттесненные от ВШП. Они настаивают на использовании своих сухопутных коммуникаций, в то время как другие участники проекта по причинам геополитического характера и при поддержке Запада говорят об использовании паромной переправы из Туркмении в Азербайджан (в обход Ирана) и дороги, напрямую связывающей Азербайджан с Грузией (в обход Армении). Наконец, связь Грузии с Украиной планируется осуществлять по морю, поскольку сухопутные коммуникации проходят через Абхазию и Россию.

Таким образом, на южных окраинах постсоветского пространства и в Юго-Восточной Европе формируется “ новый римленд ”, охватывающий полукольцом “евразийский хартленд”. Россия же оказывается глухим северо-восточным углом Евразии, находящимся на обочине торговых путей. Существующие коммуникации, такие как Транссиб в качестве транзитного “моста” не используются, они ненадежны, и неясны перспективы их реконструкции (хотя Япония проявляла интерес к реконструкции Транссиба, но она же вкладывает деньги в реконструкцию дорог, слагающих ВШП).

Наконец, мир-системный анализ в настоящее время рассматривает Россию в качестве геоэкономической полупериферии, обладающей некоторыми высокими технологиями, но все в большей степени зависящей от экспорта сырья, прежде всего - угледоводородного на Запад. Продолжение этой тенденции может привести Россию в группу периферийных государств, не имеющих почти никаких возможностей влиять на политичес