Исполнение недолжного (solutio indebiti)

Исполнение недолжного по ошибке в пользу ложного кредито­ра порождает на стороне исполнившего цивильное требование о возвращении полученного, защищенное кондикционным иском (condictio). Обязательство получившего недолжное исполнение в свою пользу связано с тем, что его выгода объективно ухудшает положение исполнившего.

Pomp., 21 ad Sab., D. 12,6,14 (ср. D.50,17,206):

Nam hoc natura aequum est Ибо отвечает требованиям приро-neminem cum alterius det- ды, чтобы никто не обогащался за rimento fieri locupletiorem. счет ухудшения положения другого.

Кредитор стремится элиминировать нежелательные последст­вия solutio indebiti на своей стороне (негативный интерес), а не взыс­кать с должника неосновательное обогащение⁶⁹, поэтому требование всегда осуществляется посредством actio certL

Pomp., 9 ad Sab., D. 12,6,7:

Quod indebitum per errorem To, что было в отсутствие долга
solvitur, aut ipsum aut tan- предоставлено по ошибке, истре-
tundem repetitur. буется обратно либо в натуре, ли-

бо в том же объеме.

⁶⁹ Иск о неосновательном обогащении (in id quod pervenit) вчиня­ется обычно против наследников выгодополучателя по порочной сделке, а также против домовладыки — об обращенных в его пользу приобре­тениях подвластных (de in rem verso).

Глава 8. Квазиконтракты (quasi ex contractu)

В зависимости от обстоятельств дела выделяют:

— condictio indebiti — кондикционный иск об истребовании исполненного в отсутствие долга;

— condictio sine causa — кондикционный иск об истребовании переданного в отсутствие правомерного основания;

— condictio ob turpem causam — кондикционный иск о пере­данном на порочном основании;

— condictio ob rem dati re non secuta — кондикционный иск об истребовании переданной в собственность вещи, когда ожидае­мого встречного предоставления не последовало (как при контрак­те do ut des).

Собственно condictio indebiti имеет следующие реквизиты: отсутствие долга (действительное или мнимое)⁷⁰ и ошибка обеих сторон в существовании долга, то есть ложное убеждение в его наличии. Если несуществующий долг исполняется сознательно (qui sciens indebitum dedit, — D.12,6,50), потребовать возвращения предоставленного нельзя; если исполнение принято недобросо­вестно (qui sciens indebitum accipit), ложный кредитор совершает воровство и отвечает по actio furti и по condictio ex causa furtiva.

Уже по мнению республиканских юристов (veteres) condictio indebiti не давалась в том случае, если исполнение недолжного последовало по требованию, которое предполагает удвоение ответственности при отказе от исполнения (1.3,27,7: "...ex quibus causis infitiando lis crescit"), как, например, при actio iudicati, actio depensi, actio ex lege Aquilia, actio ex testamento об исполнении legatum per damnationem.

Actio certi, по которой истребуется обратно ошибочное пре­доставление in dando, имеет две формы в зависимости от содер­жания предоставления: actio certae creditae pecuniae и condictio certae rei. Остается неясным, какой иск служил для истребо­вания предоставления in faciendo; возможно, для этой цели ис­пользовалась condictio sine causa (D.12,7,1 pr).

Если по ошибке было дано обещание в стипуляционной фор­ме (ex stipulatione sine causa), должник мог защищаться посредст­вом condictio liberationis, требуя от кредитора расторгнуть обя­зательство в форме acceptilatio (Iul. D.12,7,3).

Condictio sine causa давалась в том случае, если предостав­ление, осуществленное посредством абстрактной сделки или dele-gatio, произошло без iusta causa или если правомерное основание впоследствии отпало (D.12,7,4). Например, при datio ob dotem — отчуждении с целью установления приданого — отчуждатель бу-

⁷⁰ К отсутствию долга приравнивалась ситуация, когда должник располагал против иска кредитора постоянным возражением — exceptio perpetua (FV., 266).

Раздел VIII. Обязательственное право (часть II)

дет управомочен на condictio sine causa в случае, если ожидав­шийся брак не последует. Сходная ситуация наблюдается, когда в ожидании смерти совершается дарение (donatio mortis causa), a смерть дарителя не наступает, или когда datio произведена в на­дежде на встречное предоставление (do ut facias), которого не последовало. Однако, если отчуждение осуществлено на основа-нииконтракта (datio ob causam, — D.12,6,52) и впоследствии выя­вилась ошибочность данного предоставления, condictio sine causa (или condictio indebiti) конкурирует со встречным иском из соот­ветствующего контракта и носит субсидиарный характер (D.12, 7,2): если применим иск из контракта, значит исполнение не было безосновательным (sine causa или indebiti).

Если предоставление производится в обход запрета, установ­ленного посредством lex imperfecta или lex minus quam perfecta, на стороне принимающего также возникнет обязанность восстано­вить полученное, которая преследуется по condictio sine causa или по condictio ob iniustam causam.

Ulp., 18 ad Sab., D. 12,5,6:

Perpetuo Sabinus probavit Сабин постоянно одобрял мнение
veterum opinionem existi- юристов старой школы, считав-
mantium id, quod ex iniusta ших, что того, что находится у
causa apud aliquem sit, posse кого-либо на неправомерном основа-
condici: in qua sententia eti- нии, можно добиваться посредст-
ат Celsus est. вом кондикционного иска; к этому

суждению примыкает и Целъс.

Condictio ob turpem causam предоставляется в случаях, когда основание переноса собственности нарушает добрые нравы (contra bonos mores). При этом порочное намерение (turpitudo) должно наблюдаться только на стороне выгодополучателя (D.12,5,4,2). Напри­мер, когда денежная сумма уплачивается с тем, чтобы получатель не совершил убийства (D.12,5,2). Если же обе стороны соучаствовали в противной нравам сделке, condictio недопустима (D.12,5,3; 4,1; 8).

Глава 9 Обязательства из деликтов (ex delicto)

Правонарушение частного характера — деликт (delictum) — порождает на стороне пострадавшего двойной интерес: наказать обидчика и возместить понесенный ущерб. В соответствии с этим кредитор ex delicto располагает двумя требованиями, кумулятив­но защищенными исками двух типов: штрафным (actio poenalis) и нештрафным (actio rei persecutoria), посредством которого истре-буется удовлетворение имущественного интереса.

Глава 9. Обязательства из деликтов (ex delicto)

Спецификой римского права является то, что правонаруши­тель преследуется и подвергается наказанию по инициативе частного лица и штраф взимается в пользу пострадавшего. Этим деликт отличается от уголовного преступления (crimen) — нару­шения, затрагивающего общество в целом. То, что широкий круг правонарушений рассматривался как относящийся исключитель­но к частной сфере и их судебное преследование оставлялось на усмотрение отдельных членов общества, не означает, что допу­скалась произвольная оценка правомерности того или иного дея­ния. Уголовные преступления тоже преследовались по инициати­ве отдельных граждан: любой римский гражданин (quivis de popu-lo — любой из народа) мог начать уголовный процесс в соответст­вии с порядком публичных судебных разбирательств (ordo iudi-ciorum publicorum); штраф при этом взимался в пользу римского народа. Диспозитивность преследования за правонарушения отра­жает особый уровень частной автономии и гражданской ответст­венности, свойственной римскому обществу. Признание штрафно­го преследования интересом частного лица связано с высокой сте­пенью индивидуального участия в общественных делах, так что имущественный интерес пострадавшего выступает лишь одной из сторон синкретичного публично-частного по природе требования к нарушителю принятых в обществе правил поведения. Защита об­щего правопорядка каждым гражданином включает в себя право­вую активность отдельного гражданина и в вопросе о привлече­нии нарушителя к ответственности. Всякое правонарушение заде­вает прежде всего отдельного гражданина, его автономию, его правовую свободу, и нарушитель наказывается в его пользу. Не­обходимая степень формализации (правового опосредования) от­ношения достигается денежным характером штрафа — в форме всеобщего эквивалента стоимости.

Распространенное представление, по которому индивидуаль­ное преследование правонарушения восходит к частной мести (vindicta), постепенно вытесненной системой композиций (возме­щений на основе соглашения о компенсации (pactio), когда нару­шитель откупался от семейства потерпевшего), искажает картину в том отношении, что личная месть интерпретируется как непра­вовое явление. Между тем в этой неразвитой форме получило вы­ражение правовое требование эквивалентности в общественных отношениях.

Правовой принцип формального равенства и соразмерности предоставлений впервые воплощается в системе талиона (talio): "око за око, зуб за зуб". При равном повреждении преступника удовлетворяется не просто чувство мести — возмещения страда­ний и достижения относительного равновесия в понесенном ущербе, но восстанавливается общая гармония отношений. При всей его

Раздел VIII. Обязательственное право (часть И)

грубой натуралистичности, такое возмездие исходит из критерия равной меры, когда мститель выступает орудием всеобщей спра­ведливости. Идея воздаяния в древности религиозно окрашена и, таким образом, обязательно опосредуется признанием всеобщего авторитета в общественных отношениях. Нарушитель рас­сматривается не просто как источник вреда или беспокойства, но как^трешник, как лицо, которое своим проступком ставит себя вне системы принятых норм и порядков и потому оказывается чело­веком с более низкой судьбой, что в правовых категориях вы­ражается как редукция статуса: sacer (посвященный богам) — лицо вне закона; improbus intestabilisque (порочный и бесчест­ный) — лицо, которое лишено доверия и права выступать свидете­лем. Нарушая всеобщие правила общежития, человек разрушает основу собственной личности, теряет себя. В классическую эпоху реликтом поражающего правосубъектность эффекта правонару­шения является бесчестие (infamia), которое ложится на лицо, осужденное по штрафному иску.

Как грех, порочащий всю семейную группу, трактовалось пра­вонарушение со стороны подвластного (раба), и в древности се­мейство стремилось избавиться от него. Изгнание вело к утрате лицом фамильного статуса (capitis deminutio minima) и оставляло его практически беззащитным. К необходимости изгнания добав­лялась личная зависимость нарушителя от пострадавшего, в фор­ме которой первоначально воплощалась идея ответственности, и нормальным следствием правонарушения подвластного стано­вилась выдача его потерпевшему (noxae deditio). Домовладыка мог, однако, нейтрализовать личный аспект правонарушения, уп­латив компенсацию (poena) пострадавшему: предоставление все­общего эквивалента позволяло свести эффект правонарушения к имущественному ущербу и очистить грешника. Таким образом, ответственность за правонарушение подвластного стала воспри­ниматься как штрафная обязанность его домовладыки (in obligatione), тогда как noxae deditio — как факультативная заме­на исполнения (in facultate solutionis). Реликтом древней личной трактовки такой ответственности осталось правило: "noxa caput sequitur" ("кара следует за личностью"). Согласно этому правилу, ноксальная ответственность за правонарушение не закрепляется за лицом, в чьей власти находился нарушитель в момент совер­шения деликта, а переходит на того домовладыку, которому ви­новный подвластный принадлежит в момент вчинения иска. Ре­жим ноксальной ответственности подобен obligatio propter rem (пассивная амбулаторность), но основан именно на признании личной субъективности правонарушителя (даже раба).

Сходный порядок XII таблиц предусматривали и в случае, если ущерб (pauperies) был нанесен прирученным животным из

Глава 9. Обязательства из деликтов (ex delicto)

категории res mancipi (animalia quae collo dorsove domantur) или собакой (на которую этот режим распространен по lex Pesolania неизвестной даты, — Paul., Sent., 1,15,1): по actio de pauperie хо­зяин обязан возместить ущерб пострадавшему или выдать живот­ное. Реквизитом ответственности по actio de pauperie является вне­запная буйность животного, природе которого считалось свой­ственным сдержанное и мирное поведение (D.9,1,1,7). Ответствен­ность следует за животным и представляет собой obligatio propter rem, хотя принцип основан на признании у таких животных опреде­ленной воли, их послушности хозяину, существенной для res mancipi.

Субъективный аспект пенальной ответственности сказался в том, что пассивное управомочение на штрафные иски (actiones poenales) не переходило по наследству (до litis contestatio), а так­же в том, что ответственность распространялась на всех винов­ных, независимо от возможного размера суммарной компенсации, получаемой пострадавшим (кумулятивная конкуренция лиц). В некоторых случаях, когда ущерб связан непосредственно с лич­ностью пострадавшего (например, при iniuria — обиде), по на­следству не переходит даже активное управомочение на штраф­ной иск (в нашем примере — на actio iniuriarum).

В некоторых случаях, когда штрафной иск представлял собой единственное средство удовлетворения пострадавшего, претор да­вал иски in factum против наследников нарушителя в размере их обогащения из деликта (in id quod ad eos pervenit). Штрафной ха­рактер ответственности при этом снимается и преследованию подлежит возмещение ущерба.

Кража (furtum)

Понятие кражи как противоправного изъятия чужой движи­мой вещи, сложившееся в римской юридической мысли доста­точно рано, в республиканскую эпоху было отягощено необходи­мостью учета и преследования самых разнообразных провонару-шений, связанных с имущественным ущербом или противоправ­ным обогащением за счет другого лица. Постепенно, с появлением понятия damnum iniuriae datum (противоправного ущерба), вве­денного lex Aquilia 286 г. до н. э., с расширением сферы примене­ния этого закона, с определением новых видов деликтов, как по ius civile, так и по преторскому праву, значение "furtum" сужа­лось, но по-прежнему было значительно шире современного, включая, наряду с насильственным присвоением чужих вещей — грабежом (до I в. до н. э.), такие деяния, как:

— furtum usus (кража пользования), когда ссудо- или покла-жеприниматель преступал пределы своих полномочий в отношении пользования или держания чужой вещи;

Раздел VIII. Обязательственное право (часть II)

— furtum possession» (кража владения), когда залогодатель
произвольно овладевал данной в залог вещью (собственник при этом
совершает воровство собственной вещи — furtum suae rei, — Gai., 3,
204);

— furtum proprietatis (кража собственности), когда узуфруктуа­
рий меняет хозяйственное назначение вещи.

Paul, 39 ad ed, D. 47,2,1,3:

Furtum est contrectatio rei Кража — это изъятие вещи, со-

fraudulosa lucri faciendi вершенное по обману с целью обога-

gratia vel ipsius rei vel etiam щения, будь то [изъятие] самой ве-

usus eius possessionisve. щи, или пользования, или владения ею.

Для состава кражи существенно, чтобы изъятие полезных свойств вещи производилось вопреки воле ее собственника (invito domino, — Gai., 3,195), с целью получения выгоды (lucri faciendi gratia), а также — намеренно: animus furandi признавался необ­ходимым субъективным реквизитом этого деликта (D.47,2,33). В то же время одного противоправного намерения (sola cogitatio, — D.47,2,1,1) недостаточно для квалификации кражи, необходимо материальное действие, захват чужой вещи (contrectatio).

Уже законы XII таблиц различали явное воровство, когда вор был пойман с поличным, — furtum manifestum и тайное во­ровство — furtum пес manifestum. В первом случае вор подвер­гался бичеванию и переходил во власть пострадавшего (первона­чально непосредственно, позже — на основе addictio судебного магистрата, — Gell, 11,8,8), у которого и оставался на положении раба (или даже становился рабом, по мнению некоторых респуб­ликанских юристов — "veteres", — Gai., 3,189). При furtum пес manifestum предусматривался штраф в размере двойной стои­мости украденного (Gai., 3,190; Gell., 11,18,15). XII таблиц прирав­нивали к явному воровству ситуацию, когда украденная вещь была обнаружена при ритуальном обыске (quaestio lance licioque⁷¹), — furtum conceptum (Gai., 3,186), что могло быть и результатом укрывательства краденого — furtum oblatum (Gai., 3,187). В этих случаях XII таблиц предусматривали штраф в тройном размере (Gai., 3,191). Из четырех названных типов воровства (genera furtorum), выделявшихся еще Сервием Сульпицием и Массурием

⁷¹ Обыск производился в набедренной повязке (licium) и с чашей весов (lanx) перед глазами. Эти требования, видимо, были вызваны необ­ходимостью нейтрализовать неизбежное осквернение дома при вторже­нии в него постороннего. Уже Гай (Gai., 3,193) не понимает значения этих ритуальных элементов и находит обряд смешным, отвергая предлагав­шиеся тогда рациональные объяснения.

Глава 9. Обязательства из деликтов (ex delicto)

Сабином, систематика Лабеона, отрицавшего самостоятельное значение составов furtum conceptum и furtum oblatum, сохранила только два первых (Gai., 3,183).

В рамках процесса per formulas штрафная ответственность за кражу преследовалась посредством actio furti (manifesti или пес manifesti), которая предоставлялась обворованному, причем не только собственнику или владельцу, но — в соответствии с прин­ципом, сформулированным еще Квинтом Муцием (D.47,2, 77,1), — любому лицу, заинтересованному в сохранности вещи.

Gai., 3,203—205:

Furti autem actio ei con-petit, cuius interest rem sal-vam esse, licet dominus поп sit. Itaque nee domino aliter conpetit, quam si eius intersit rem поп perire.

204. Unde constat creditorem
de pignore subrepto furti age-
re posse; adeo quidem, ut
quamvis ipse dominus, id est
ipse debitor, earn rem subri-
puerit, nihilo minus creditori
conpetat actio furti.

205. Item si fullo polienda
curandave aut sarcinator
sarcienda vestimenta mercede
certa acceperit eaque furto
amiserit, ipse furti habet
actionem, поп dominus, quia
domini nihil interest ea поп
periise, cum iudicio locati a
fullone aut sarcinatore suum
consequi possit, si modo is
fullo aut sarcinator rei prae-
standae sufficiat; nam si sol-
vendo поп est, tunc quia ab
eo dominus suum consequi
поп potest, ipsi furti actio
conpetit, quia hoc casu ipsius
interest rem salvam esse.

Иск же из воровства принадлежит тому, кто заинтересован в том, чтобы вещь была в сохранности, даже если он не ее собственник. Итак, он принадлежит и самому собственнику только в том слу­чае, если он заинтересован в том, чтобы вещь не пропала. Поэтому установлено, что креди­тор может вчинить иск из во­ровства об украденном залоге; при­чем настолько, что хотя бы сам собственник, то есть сам долж­ник, украл эту вещь, тем не менее кредитор управомочен на иск из воровства.

Также если ткач ради отделки или починки или портной ради штопки примет платье за определенную плату и утратит его в результате кражи, он сам, а не собственник имеет иск из воровства, так как собственник не заинтересован в том, чтобы вещь не пропала, когда он может по иску из договора подря­да взыскать свое с ткача или с портного, если только этот ткач или портной будет в состоянии возместить утрату вещи; ведь если он будет неплатежеспособен, тогда, раз собственник не сможет взы­скать с него свое, он сам получает иск из воровства, поскольку в этом случае он сам заинтересован в сохранности вещи.

Раздел VIII. Обязательственное право (часть II)

Ответственность по actio furti пес manifesto (in ius) была в объ­еме двойной стоимости украденного (in duplum), no actio furti manifesti (in factum) — в четырехкратном объеме (in quadruplum). Последний иск был введен претором в середине II в. до н. э. вместо legis actio per manus iniectionem.

Нештрафной (имущественный) интерес признавался только на стороне собственника, который для истребования украденного располагал наряду с rei vindictio (или actio Publiciana) личным иском к владельцу украденного — condictio ex causa furtiva (кон-дикционным иском на основании кражи). По этому иску требо­валось вернуть вещь (rem dare oportere), хотя вор (или укрыва­тель ворованного) не становился собственником. Классические юристы не находили рационального объяснения этой несооб­разности: так, Гай (Gai., 4,4) говорит, что кондикционный иск был введен из ненависти к ворам. Очевидно, это альтернативное средство защиты восходит к тем временам, когда понятие datio (по legis actio per condictionem) еще не получило столь строгой интерпретации, как в классическую эпоху: "перенести собст­венность".

По condictio ex causa furtiva вор должен был вернуть вещь со всеми приращениями и плодами, и ответственность сохранялась, независимо от существования самой вещи, по принципу: "Fur semper moram facere videtur" — "Вор всегда считается находящимся в просрочке" (D. 13,1,18,1).

Квалифицированное воровство уже по законам XII таблиц преследовалось более жестко. Ночная кража (furtum nocturnum), a также ситуация, когда вор защищался с оружием в руках (qui se telo defendit), управомочивали пострадавшего на убийство: достаточно было засвидетельствовать сопротивление, созвав соседей (Macrob., Sat., 1,4,19; D.9,2,4,1; 48,8,9; Cic, pro TulL, 20,47—50; pro Mil., 3,9; Gell., 11,18,6—7; D.47,2,55,2). В рамках cognitio extra ordinem такие случаи преследовались как crimina extraordinaria и влекли за собой суровые наказания, вплоть до смертной казни. К гипотезам, предусмотренным с древности, добавились кража со взломом, кража в бане и т. д., а также crimen expilatae hereditatis (кража наследства) — состав, предусмотренный в oratio Марка Аврелия (D.47,19,1; С.9,32), по­скольку до принятия наследства имущество было лишено собствен­ника (sine domino) и furtum считался невозможным (D.47,19,2,1; 5; 6).

§2. Грабеж (rapina)

Prudentes трактуют противоправное изъятие чужого имуще­ства, осуществленное силой, — грабеж (rapina) как квалифициро­ванное воровство: Папиниан приравнивает этот состав к furtum

Глава 9. Обязательства из деликтов (ex delicto)

manifestum (D.47,2,81,4). Грабеж преследовался по иску, введенно­му претором Лукуллом в 76 г. до н. э., — actio vi bonorum rapto-rum (иск об имуществе, изъятом с применением силы). Иск сле­довало вчинить в течение года с момента преступления. Штраф состоял в четырехкратном размере изъятого имущества (D.47,8, 2 рг). Год спустя оставалось возможным простое возмещение ущерба (in simplum). Несмотря на преторский характер иска, гра­беж рассматривался классиками, а вслед за ними — Юстинианом как деликт, то есть одно из цивильных правонарушений (Gai., 3, 209; D.47,8,1; 2,10; 4,2,14,2; 1.4,2 рг). От кражи грабеж отличался отсутствием тайны деяния (D.47,9,5)⁷².

Некоторые классики считали этот иск смешанным (Gai., 4,8), что исключало кумулятивную конкуренцию с нештрафными иска­ми. Этот взгляд был воспринят Юстинианом (1.4,6,19).