I. Вавилон, Ассирия, халдейское царство 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

I. Вавилон, Ассирия, халдейское царство



Плодородные, красивые берега Тигра и Евфрата манили к себе полчища орд, кочевавших по широким просторам Передней Азии, а поскольку места эти, словно райский сад, заключены между гор и пустынь, то орды неохотно расставались с ними. В наши дни эта область Земли утратила немало прелестей, поскольку совершенно лишена всякой культуры и с давних времен сделалась добычей рыщущих тут орд, но некоторые места вполне подтверждают единодушное свидетельство древних авторов, которые не находят слов для того, чтобы по достоинству расхвалить эту местность2*. Итак, вот родина первых монархических держав всемирной истории, вот древняя кузница полезных искусств.

Племена вели кочевую жизнь, так что самое естественное, что могло прийти на ум какому-нибудь честолюбивому шейху, было присвоить себе прекрасные берега Евфрата, утвердить на них свою власть и подчинить себе другие кочевые народы. Еврейский рассказ называет этого шейха Нимродом; он основал свое царство с городами Вавилоном, Эдессой, Несибином и Ктесифоном, а вблизи от его царства рассказ помещает другое — ассирийское, с городами Ресен, Ниневия, Адиабена и Калах, Географическое положение этих царств, природа их и история возникновения завязывают нить судьбы, которая и вилась вплоть до самой гибели обеих держав; ведь если оба государства, основанные разными племенами, расположены были слишком близко друг от друга,— что могло воспоследовать из такого соседства, если не обоюдная вражда, когда оба царства то оказывались под началом одного государя, то дробились под натиском горных племен, спускавшихся с севера? Вот вкратце и вся история царств, основанных на берегах Тигра и Евфрата, история, которая не могла, конечно, не исказиться в чем-то при такой древности событий и противоречивости рассказов разных народов. Но в чем все летописи и сказки согласны,, так это в том, что касается возникновения этих царств, их духа и внутреннего строя. Кочевники положили им начало, и захватнический дух орды всегда был присущ им. И даже сам развившийся в них деспотизм и прославившая Вавилон искусность в ремеслах — все это вполне отвечала духу этого края и национальному характеру населявших его людей.

Ведь что такое были, к примеру, первые города, основанные первыми мифическими монархами мира? Это были огромные огороженные стоянки.

2* См. «Описание Земли» Бюшинга, т. V, ч. 1 3.

318

укрепленные лагеря племени, что паслось на плодородной земле и совершало отсюда набеги на соседей. Вот почему Вавилон, стоило только основать его, сделался столь чудовищно огромен и раскинулся по обе стороны реки; вот почему столь колоссальны были стены его и башни. Эти стены были высокими, широкими валами из обожженной земли, и они должны были защищать громадный лагерь кочевников; башни были смотровыми башнями; город, утопавший в садах, по выражению Аристотеля, был целым Пелопоннессом4. Земля в изобилии давала материал для стройки — глину, чтобы делать кирпичи, и асфальт, чтобы связывать эти кирпичи. Итак, природа облегчала труд человека, а коль скоро город был заложен на манер кочевников, то совсем не трудно было на тот же самый манер, то есть путем грабительских набегов, украшать город и умножать его богатства.

Ведь достославные завоевания Нина, Семирамиды и т. д.— это просто те же самые набеги, которые до сих пор совершают арабы, курды и турко-маны. Ассирийцы по своей породе как раз и были таким горным племенем, так что они только поэтому и сохранились в памяти людей: ничего они не делали, а только воевали и грабили. С самых древнейших времен, как знаем мы из рассказов, в войсках этих завоевателей мира служили арабы, а ведь давний жизненный уклад этого народа не для кого не секрет, он и не изменится, пока цела Аравийская пустыня. Позже на сцену выходят халдеи — курды — разбойники по природе и первоначальному местожительству3*. Во всемирной истории они не примечательны ничем, кроме опустошительных походов, ибо если они славятся своей наукой, то, по всей видимости, они попросту грабительски захватили чужую славу, когда завоевали Вавилон. Итак, можно думать, что прекрасная область Земли, Тигр и Евфрат с их берегами,— это место сбора кочующих племен и разбойничьих народов, которые складывали здесь, в укрепленных ими городах, свою добычу, пока, наконец, не изнежились под теплым небом этих широт, не утомились от роскоши и сами не сделались добычей других народов.

Да и знаменитые художественные творения Семирамиды или даже Навуходоносора свидетельствуют все о том же. Первые походы ассирийцев направлялись на юг, в Египет; таким образом, художественные создания этой мирной цивилизованной нации и послужили первыми образцами для украшения Вавилона. Знаменитые колоссы Бела, портретные изображения на кирпичных стенах великого города — все это, как кажется, вполне выдержано в египетском вкусе, а если легендарная царица отправилась на гору Багистан, чтобы напечатлеть свое изображение на склонах ее, то это, несомненно, было подражанием Египту. Дело в том, что царица вынуждена была пуститься в путь, потому что в ее южной стране не было гранитных утесов, пригодных для строительства вечных памятников, как в Египте. И Навуходоносор не строил ничего, кроме колоссов, кирпичных

3* См. сочинение Шлецера о халдеях в «Репертория. литературы Ближнего Востока»5, ч. 8, с. 113 сл.

319

дворцов и висячих садов. Не имея нужного материала и не обладая должным искусством, пытались превзойти образцы объемом и размерами, и лишь приятные сады придавали вавилонский дух этим недолговечным памятникам. Поэтому я не очень жалею, что распались эти чудовищные массы глины; великими творениями искусства они не были, а вот чего мне хотелось бы, так это того, чтобы среди оставшихся груд развалин поискали таблички с халдейскими письменами, которые, если верить свидетельствам путешественников, непременно должны находиться здесь4*.

Достоянием этой области, и это подсказывалось самим ее географическим положением, были торговля и ремесла — ремесла не в собственно египетском духе, а ремесла кочевых племен. Евфрат широко разливался, затоплял землю, и воды его приходилось отводить с помощью каналов, с тем чтобы обширные участки земли становились плодородными благодаря его наносам; так были изобретены колеса и насосы, если только устройства эти не были взяты у египтян. А в наши дни прежде населенные и плодородные земли, совсем немного удаленные от реки, страдают от засухи, потому что нет больше людей, которые прилежно бы трудились на этих землях. От животноводства к земледелию был всего один шаг, потому что сама природа звала обрабатывать почву постоянного обитателя этих краев. Растения и деревья с какой-то ужасающей силой, сами собою, идут в рост из этой почвы, богато вознаграждая малый труд по уходу за ними, так что, сам не заметив того, пастух превратился в земледельца и садовника. Лес прекрасных финиковых пальм дал стволы для жилища, заменившего неверные шатры, и дал плоды в пищу человеку; помогала строительству и легко обожженная глина, так что обитатели шатров незаметно для самих себя очутились в куда лучшем, хотя и глинобитном доме. Эта же почва подарила человеку глиняные сосуды, а вместе с ними тысячу жизненных удобств. Люди научились выпекать хлеб, приготовлять пищу и, наконец, благодаря торговле дожили до пышных пиров и празднеств, которыми славились в древности вавилоняне. Сначала из обожженной глины изготовляли маленьких идолов, терафимов, вскоре научились ваять и обжигать колоссальные статуи, а от них нетрудно было перейти и к отливу форм из металла. Нанося на мягкую глину рисунки или буквы, закрепляя их путем обжига, незаметно научились сохранять на обожженных кирпичах доступные этим временам знания, а потому могли уже опираться на наблюдения и опыт прежних времен. Даже и астрономия была счастливым изобретением кочевников этих мест. На своих бескрайних прекрасных равнинах, предаваясь праздности н покою, пастух мог наблюдать, как восходят и заходят на бесконечном светлом небосводе яркие, сияющие звезды. Он называл их именами своих овец и в книгу своей памяти стал записывать перемены, происходящие с ними. Такие наблюдения удобно было продолжать, расположившись после знойного дня на плоских крышах вавилонских домов, и вот, наконец, целый особый, специ-

4* См. делла Балле «О руинах близ Аргии», Нибур о руинах близ Хелле я др.

320

ально для этой цели основанный орден взял в свои руки занятия этой волнующей и притом столь необходимой дисциплиной и с тех пор уже не переставал писать анналы небес. Так сама природа подвела людей к знаниям и наукам, и дары эти — такие же местные произведения, как и любой взращенный природой плод. У подножья Кавказских гор природа дала в руки людей источник нефти, так что несомненно миф о Прометее берет свое начало в этих местах; а в финиковых рощах на берегах Евфрата природа нежно и кротко лелеяла пастуха-кочевника, перевоспитывая его и превращая в прилежного, трудолюбивого жителя сел и городов.

С другой стороны, ряд известных в Вавилоне ремесел возник благодаря тому, что местность эта с давних времен была и остается центром торговли между Востоком и Западом. В центральной Персии не сложилось столь знаменитого государства, потому что здесь нет реки, которая втекала бы в океан, и насколько более оживленные места по берегам Инда, Ганга и здесь — на берегах Тигра, Евфрата! Близко отсюда и Персидский залив5*, склады и перевалочные пункты индийских товаров, они обогащали и Вавилон, ставший покровителем купеческого усердия. Известно, как любили в Вавилоне пышность льняных тканей, ковров, вышивок, всяких прочих одежд; богатство творило роскошь жизни, роскошь и усердие особенно сближали мужчин и женщин (в отличие от других провинций Азии), чему немало способствовало правление нескольких цариц. Короче говоря, культура народа всецело шла от его географического положения и образа жизни, и нам пришлось бы удивляться, если бы, при наличии столь благоприятных условий, в этой местности не возникло ничего достойного внимания. У природы на Земле есть свои любимые места — это прежде всего берега рек и изысканные участки морского побережья; в таких местах пробуждалась и по достоинству награждалась деятельность людей. На берегах Нила возник Египет, на берегах Ганга — Индия, а здесь построены были Ниневия и Вавилон, а позднее — Селевкия и Пальмира. И, если бы желание Александра исполнилось и он воцарился и стал править миром в Вавилоне, как переменился бы — на целые века — весь облик этого прекрасного, прелестного края!

Населяющие Ассирию н Вавилон народы знали и письменные знаки — сокровище, с незапамятных времен бывшее достоянием кочевых племен Передней Азии. Оставлю в стороне вопрос, какому народу принадлежит честь этого великолепного изобретения6*; довольно того, что все арамейские племена гордились этим даром далекого прошлого и какой-то священной ненавистью ненавидели иероглифы. Поэтому я никак не могу согласиться с тем, что вавилоняне пользовались иероглифами: ведь их толкователи толковали все на свете — движение планет, события, случайности, сны, тайнопись, но только не иероглифы. И знаки судьбы, что

5* «История торговли с Ост-Индией» Эйххорна7, с. 12; «Введение в синхронистическую универсальную историю» Гаттерера, с. 77.

6* Об атом — в другом месте.

321

явились пирующему Валтасару7*, заключались не в рисунках, а в слогах, написанных вязью, как пишут на Ближнем Востоке. Вавилоняне с древней" ших времен пользовались на письме буквами без всяких иероглифов, и это подтверждают картины, нанесенные Семирамидой на стены, и сирийские буквы, которые она велела выбить на скале с ее изображением. И только благодаря тому, что вавилоняне пользовались буквами, стало возможным уже и в те ранние времена заключать договоры, составлять хроники и вести запись астрономических наблюдений; только благодаря буквам вавилоняне запечатлелись в памяти людей как культурный народ. Правда, до нас не дошли ни их астрономические каталоги, ни хотя бы одно из их сочинений, хотя первые посылались еще Аристотелю; но прекрасно уже и то, что такие сочинения были у вавилонского народа.

Впрочем, не надо думать, что мудрость халдеев — нечто напоминающее мудрость наших дней. Науки, какими владел Вавилон, доверены были замкнутой касте ученых, а каста эта, когда нация стала переживать упадок, превратилась в клан отвратительных обманщиков. Халдеями мудрецов стали называть, по-видимому, с того времени, когда халдеи воцарились в Вавилоне; поскольку со времен Бела цех ученых стал государственным орденом, учрежденным самим государем, то, вероятно, ученые просто льстили своим завоевателям, назвавшись именем их народа. Эти мудрецы были придворными философами, а будучи таковыми, опустились до всевозможных надувательств и жалких фокусов — до придворной философии. По всей видимости, в это время они уже ничем не приумножили свою древнюю науку, как не приумножил знания китайский чиновничий строй.

Итак, эта прекрасная зона Земли была и счастлива и несчастлива, она расположена была неподалеку от горных местностей, откуда одно за другим сползало в долины множество диких племен. Ассирийское и вавилонское царство было завоевано халдеями и мидийцами, а халдеев и мидийцев разбили персы, а потом все превратилось в голую пустыню, и столица империи перенесена была дальше к северу. Итак, ни в военном деле, ни в государственном устройстве этих царств нам нечему поучиться. Вавилоняне вели грубое наступление, совершали набеги и так завоевывали страны, а политический строй был жалким правлением сатрапов, как почти повсюду на Ближнем Востоке. Отсюда такая непрочность границ всех этих государств, отсюда частые бунты и возмущения, и вот почему все государство разрушалось, стоило только захватить один его город или одержать над ним одну или две победы. Правда, уже после первого падения вавилонского царства Арбак хотел утвердить правление своего рода объединенной в единый союз аристократии, но этот замысел ему не удалось осуществить, потому что' вообще ни одно индийское или арамейское племя не представляло себе иного строя, кроме деспотического. Все эти племена в прошлом были кочевыми, и на все их представления наложил

7* Книга пророка Даниила, 5, 25.

322

отпечаток образ царя — отца семейства, шейха; такой образ не оставлял уже места для политической свободы, для власти нескольких человек — даже и тогда, когда все эти народы перестали жить отдельными племенами. Одно Солнце на небе, так и правитель на Земле должен быть один, и, действительно, царь окружен был всем величием Солнца и погружен был в сияние земного божества. Все зависело от него, милость его была источником всякого блага, он олицетворял собою государство, которое обычно и гибло вместе с ним. Гарем был его дворцом, и окружало его лишь золото и серебро, рабы и рабыни, страны были лугом его, и стада людские гнал он, куда только хотел, если не давил и не душил их. Варварский строй кочевников, но когда были у них добрые государи, то были они настоящими пастырями и отцами своего народа.

II. Мидийцы и персы

Мидийцы стали известны всемирной истории войнами, которые они вели, и роскошью жизни; открытиями или благоустроенностью государства они никогда не отличались. Это был смелый народ наездников, жил он в своей довольно суровой стране, дальше на север, и вот этот народ опрокинул ассирийское царство, пока султаны спали ленивым сном в своих гаремах, а когда образовалось новое ассирийское государство, они ушли из-под его власти. Но тут же умный Дейок установил у них строгое правление монарха, а мидийский монарх превзошел в пышности и роскоши своей жизни даже и самих персов. И, наконец, в правление великого Кира они влились в обширный поток народов, который вознес персидских монархов и превратил их в правителей мира.

Если есть на свете государь, история которого становится поэзией, то государь этот — Кир, основатель персидской империи: будем ли мы читать рассказы евреев и персов об этом любимце богов, завоевателе и законодателе, или рассказы греков — Геродота и Ксенофонта. Ксенофонт, этот прекрасный историк,— мысль написать «Киропедию» была завещана ему его учителем,— несомненно, собирал подлинные сведения о нем во время своих походов в Азию, но тут о Кире, который давно уже умер, говорили не иначе, как в возвышенном тоне похвалы, потому что так это принято у восточных народов, когда описывают они своих царей и героев. Ксенофонт для Кира стал тем же, чем Гомер был для Ахилла или Улисса — в основу поэм Гомера тоже легли подлинные исторические рассказы. Для нас сейчас все равно, кто более правдив, Гомер или Ксенофонт; довольно того, что Кир на самом деле завоевал Азию и основал империю, простиравшуюся от Средиземного моря до Инда. Если Ксенофонт говорит правду о нравах древних персов, воспитателей Кира, то немцы могут радоваться тому, что, по всей видимости, родственны этому народу; пусть каждый немецкий государь прочитает «Киропедию»8.

323

Но ты, о великий и добрый Кир, если бы голос мой мог достичь твоей могилы в Пасагардах, я вопросил бы прах твой, отчего ты стал завоевателем народов? Подумал ли ты в своем юношеском желании побед, какую пользу принесут тебе и твоим внукам все эти неисчислимые народы, все эти необозримые земли, которых заставил ты покорствовать твоему имени? Разве дух твой мог присутствовать повсюду? Разве мог он после смерти твоей воздействовать на грядущие поколения? А если нет, зачем же возложил ты это тяжкое бремя на потомков своих, зачем заставил носить сшитую из лоскутков пурпурную царскую мантию? Части распадаются и давят держащего их. Такова история Персии при наследниках Кира. Дух завоевания явил им столь высокую цель, что они хотели во что бы то ни стало расширить границы государства, даже когда совершенно невозможно было расширить их, и так без передышки опустошали, разоряли, нападали, грабили, пока честолюбие оскорбленного врага не уготовало им печальный конец. И двух столетий не продержалась империя персов, и удивительно еще, что держалась она так долго потому, что корни ее были малы, а ветви столь велики, что неизбежно должна была она рухнуть на землю.

Если человечность укрепится некогда в царстве людей, то первое, чем придется заняться, так это изгонять безумный дух завоевания из истории человечества, дух, который сам приводит себя к гибели на протяжении всего нескольких поколений. Вы гоните людей, словно стадо, вы слепляете их вместе, словно мертвую глину, и вы не думаете о том, что живой дух живет в них и что последний, самый верхний, камень всего строения наверняка оторвется и прибьет вас насмерть. Царство народа — это одна семья, это жилье, в котором наведен добрый порядок; оно довлеет себе, оно основано природой, оно стоит и гибнет, когда приходит его черед. А насильственно согнанные в одну империю сто народов и сто двадцать провинций — это чудовище, а не государственный организм.

Таким чудовищем персидская империя была с самого начала, но после смерти Кира это стало еще очевидней. Столь непохожий на отца сын жаждал все новых и новых завоеваний, словно безумный, ринулся он на Египет и Эфиопию, так что с трудом голод пустынь изгнал его из этих мест. Что было пользы от таких походов ему и его царству? Что принес он завоеванным землям? Он разорил Египет, он разрушил самые великолепные фиванские памятники и храмы,— бессмысленное разорение! На смену поколениям убитых пришли новые роды, но разрушенные творения не возместить ничем. И теперь еще лежат они в развалинах, неразыскан-ные и непонятые; странник проклинает опьяненного безумца, похитившего у нас сокровища Древнего мира, отнявшего их у нас без причины и без цели.

Но едва наказан был Камбиз собственной яростью, как Дарий, куда более мудрый, начал с того, чем кончил он. Он пошел войной на скифов и индийцев, он ограбил фракийцев и македонцев и не добыл ничего, а просто посеял в Македонии ту искру, которой суждено было разгореться пламенем над головой последнего персидского царя из этого

324

рода. Неудачным был поход на Грецию, и еще большим неудачником был наследник Дария Ксеркс; а если читать списки народов и кораблей, которые обязан был поставлять весь персидский мир, чтобы обезумевший завоеватель мог совершать свои деспотические походы, если поразмыслить над тем, какая резня учинялась всякий раз, когда возмущались против монарха народы на Евфрате, Ниле, Инде, Араксе, Галисе, как заливались кровавыми потоками страны только ради того, чтобы все присвоенное персами и впредь принадлежало им,— то не женскими слезами, что проливал Ксеркс при виде невинных жертв сражений, а кровавыми слезами негодования заплачем мы оттого, что такое отвратительное, противное народам царство носит имя Кира на своем челе. Опустошавший мир перс — заложил ли он такие царства, построил ли такие города и здания, как те, которые разрушал или желал разрушить,— Вавилон, Фивы, Сидон, Грецию, Афины? Мог ли он основать их?

Закон судьбы жесток, но благодатен: всякое зло, а потому и всякая чрезмерная власть должны пожрать сами себя. Падение Персии началось со смерти Кира, и, хотя внешне империя еще сохраняла прежний блеск, особенно благодаря принятым Дарием мерам,— изнутри ее подтачивал червь, который подтачивает вообще все деспотические государства. Власть свою Кир разделил между наместниками, и его авторитета было еще достаточно, чтобы держать их в узде, поскольку Кир установил быструю связь между провинциями и неусыпно следил за порядком. Дарий еще точнее разделил империю и распределил свой придворный штат, и сам предстоял всему как правитель, справедливый и деятельный. Но вскоре могущественные цари, рожденные занять деспотический трон Персии, сделались сластолюбивыми тиранами. Ксеркс во время своего позорного бегства из Греции, в пору, когда ему пристало думать совсем о другом, уже в Сардах предавался постыдной любви. Большинство его преемников шло тем же путем, и бунты, подкупы, предательства, убийства, безуспешные начинания — вот и все замечательное, что несет с собой позднейшая история Персии. Дух благородных подвергся порче, а вместе с ними поддались порче неблагородные, и, наконец, ни один государь не был уже спокоен за свою жизнь, трон колебался и при добрых правителях, и вот пришел в Азию Александр, одержал несколько побед и принес ужасный конец шаткой империи персов. К несчастью, такая судьба выпала на долю царя9, который заслуживал лучшей участи, безвинно искупил он прегрешения своих предков и был убит, будучи низменно предан. И вот урок персидской истории, написанный крупными буквами: необузданность губит сама себя, безграничная власть, не признающая над собою закона.— самая ужасная слабость, мягкое правление сатрапов — неизлечимый яд для народа и для царей; об этом никакая история не говорит так ясно, как история персидская.

А потому персидская империя и не оказала благотворного влияния ни на одну нацию, ибо она разрушала, но не строила, она заставляла платить позорную дань—на пояс царицы, на волосы ее и на ожерелья, но не соединяла провинции более совершенным законодательством и уста-

325

новлением. Теперь весь блеск, вся божественная роскошь и весь страх божий этих монархов — дела далекого прошлого, сатрапы и фавориты стали тленом, как и сами цари, а награбленные ими таланты тоже зарыты где-нибудь в землю. И сама история стала мифом, причем миф восточных народов и миф, рассказанный нам греками, почти ни в чем не согласны между собой. И древние языки Персии вымерли, и необъяснимыми поныне загадками стоят развалины Персеполиса с их красивыми начертаниями и ужасными изображениями. Судьба отомстила султанам: словно тлетворный самум снес их с лица земли, а если кто-то помнит еще о них, как помнят греки, то память эта — позор, это — почва, на которой поднимется иное, славное, прекрасное величие.

* * *

Единственное, что остается у нас от памятников персидского духа,— это книги Зороастра8*, но подлинность их еще предстоит доказать. Однако книги эти находятся в таком противоречии с другими известиями о религии персов, так много в них признаков, позволяющих говорить о смешении персидской веры с более поздними взглядами брахманов и христиан, что подлинным можно счесть лишь самый фундамент этого учения и только основу его можно, но тогда уже без всякого труда, связать с определенным временем и местом его возникновения. Дело в том, что древние персы, как и все варварские и особенно горные народы, почитали живые стихии мира, а поскольку персы не остановились на своем первоначальном варварстве, но благодаря победам достигли, можно сказать, самой вершины богатства и роскоши, то, по азиатскому обыкновению, они должны были усвоить более продуманную систему, или ритуал, своей веры, и такую систему дал им Зороастр, или Зердушт, при поддержке царя Дария Гистаспа. Очевидно, в основу этой системы был положен персидский церемониал: как семь князей окружают трон царя, так и семь духов стоят перед богом и исполняют его повеления во всех концах света. Ор-музд, благой дух огня, непрерывно борется с духом мрака Ахриманом, и в этой борьбе помогает ему все доброе, при этом ярко выступает само понятие государства, отчасти и благодаря тому, что враги персов постоянно персонифицируются в «Зенд-Авесте» в облике злых духов, слуг Ах-римана. И нравственные заповеди религии носят всецело государственный характер, они касаются чистоты души и тела, согласия в семейной жизни, они рекомендуют возделывать землю и выращивать плодовые растения, уничтожать насекомых, это воинство злых демонов в телесном облике, они должны стремиться к благополучию, рано жениться, рождать и воспитывать детей, почитать царя и слуг его, любить государство—все по-персидски Короче, самая основа системы вырисовывается как политическая религия,

8* Zend-Avesta, ouvrage de Zoroastre, p. Anquetil du Perron. Paris, 1771,

326

которую и могли придумать и ввести лишь в империи персов и лишь во времена Дария. В основе не могли не лежать древние народные представления и верования, включая суеверия и предрассудки. К числу таких относится культ огня, древний культ, распространенный тогда близ нефтяных источников Каспийского моря, хотя сооружение храмов огня по указаниям Зороастра происходило во многих местах в более позднее время. К числу таких же предрассудков относится и непереносимый страх перед демонами, лежащий в основе всех молитв, просьб и священных формул парсов, произносимых почти по всякому конкретному поводу. Это показывает нам, что в те далекие времена народ стоял еще на очень низкой ступени духовного развития, и именно в угоду народу и была придумана эта религия, и это вновь отнюдь не противоречит нашим представлениям о древних персах. И, наконец, небольшая часть системы, касающаяся всеобщих понятий о природе, целиком и полностью почерпнута из учения магов, только очищенного и облагороженного. Эта часть системы подчиняет бесконечно высокому существу, называемому тут беспредельным временем, оба начала творения, свет и мрак; зло и здесь побеждается добром, и, наконец, зло исчезает, и все завершается утверждением блаженного царства света. С этой стороны государственная религия Зороастра — своего рода философская теодицея, какая возможна была в те времена в связи с господствовавшими тогда понятиями и представлениями.

Такое происхождение религии объясняет нам причину, почему она не достигла прочности и твердости брахманских и ламаистских установлений. Деспотия была учреждена задолго до появления этой религии парсов, а потому она могла стать только чем-то вроде монашеской религии, приспособившей свое учение к форме существующих государственных учреждений. И хотя Дарий подавлял магов, целое сословие персов, и, напротив, охотно вводил новую религию, которая, казалось бы, только налагала на царя узы духовного принуждения, эта религия тем не менее не могла стать чем-то большим, нежели секта, если даже и господствовала она в течение целого столетия. Итак, культ огня широко распространился: влево — за Мидию вплоть до Каппадокии, где еще во времена Страбона стояли капища огня, а вправо — до Инда. Но поскольку персидская империя, расшатанная изнутри, совсем пала, в то время как Александр одерживал одну победу за другой, то пришел конец и государственной религии. И уже не служили царю семь амшаспандов, и на персидском троне уже не восседало некое подобие Ормузда. Так вера эта отжила свой век и превратилась в тень — вроде иудейской религии за пределами самой Иудеи. Греки ее терпели, магометане преследовали с несказанной жестокостью, и жалкие остатки верующих скрылись в укромном уголке Индии, где, словно осколки доисторического мира, беспричинно и бесцельно, хранят они свою — предназначавшуюся только для персидской империи — веру и суеверие, не замечая, по-видимому, и того, что вера их обогатилась воззрениями тех народов, к которым забросила их судьба. Такого рода расширение религии отвечает существу дела и природе времен, ибо оторванная от своей первоначальной почвы, от своего круга религия не может не воспринимать жи-

327

вых влияний мира, в котором она живет. Вообще же горстка парсов в Индии — народ спокойный, согласный, прилежный; эта религиозная община оставит далеко позади не одну религию. Парсы усердно помогают бедным, а людей злонравных и неисправимых изгоняют из своего общества9*.

III. Евреи

Если сразу после персов рассматривать евреев, то они покажутся народцем малозначительным, страна тесная, роль народа на мировой арене— жалкая; завоевателями евреи почти никогда не были. Меж тем, во-лею судеб, по целому ряду вполне понятных причин, народ этот оказал на другие нации воздействие куда более сильное, чем любой азиатский народ; в известном смысле евреи послужили основой для просвещения целого мира — и через посредство христианства и через посредство магометанства.

Исключительная черта евреев — у них есть летописи событий, относящиеся к такому времени, когда большинство просвещенных наций наших дней еще не умело писать, и они осмеливаются даже доводить свою хронику до самого начала мира. Еще одно большое преимущество есть у этих древних записей — они основаны не на иероглифическом письме и не затуманены такими знаками, а почерпнуты из генеалогических списков и слиты с историческими сказаниями и песнями, так что простота их формы увеличивает их историческую ценность. Наконец, некая замечательная весомость присуща этим рассказам еще и оттого, что они в течение целых тысячелетий, словно некое дарованное богом слово, с суеверной добросовестностью сохранялись еврейской нацией и благодаря христианству оказались в руках у народов, которые не по-иудейски, а свободно стали изучать, исследовать, объяснять и с пользой читать эти древние сочинения. Конечно, очень странно, что сообщения других наций о еврейском народе, а прежде всего свидетельства египтянина Манефона10, столь категорически расходятся с собственными историческими рассказами евреев; однако если непредвзято смотреть на их историю и уметь объяснить себе весь дух этого повествования, то оно, несомненно, заслуживает большего доверия, чем клеветнические измышления враждебно настроенных чужестранцев. Вот почему я не стыжусь брать за основу историю евреев именно в том виде, в каком она рассказана ими самими, но при этом я все же хотел бы, чтобы и к словам их недругов относились не просто с презрением, но и пользовались ими должным образом.

Итак, согласно наиболее древним сказаниям еврейского народа, родоначальник племени, шейх кочевников11, перешел Евфрат и в конце концов переселился в Палестину. Здесь ему понравилось, ничто не мешало вести

9* «Путешествие» Нибура, с. 48 ел.

328

привычный образ жизни предков-пастухов и служить богу отцов согласно обычаям племени. Потомки этого шейха благодаря неслыханному счастью, которого один человек из рода их12 удостоился в Египте, переселились, в третьем поколении, в эту страну, и здесь, не смешиваясь с местным населением, продолжали вести образ жизни пастухов, пока, наконец, будущий их законодатель13 (неведомо уже, в каком поколении) не спас их от того презрения и угнетения, которому подвергались они в Египте уже просто как скотоводы, и пока все они не спаслись бегством в Аравию. Здесь и исполнил свой труд муж великий, самый великий, какой был у этого народа, и даровал народу закон, основанный, правда, на религии и жизненном укладе племени, но весь пронизанный государственной мудростью Египта, так что, с одной стороны, племя кочевников должно было подняться до уровня культурной нации, а с другой стороны, еврейский народ должен был быть всецело отвлечен от Египта, чтобы никогда впредь не почувствовал он искушения вступить на «черную землю» этой страны. Удивительно продуманы все законы Моисея, все охватывают они — и самое великое, и самое малое, ибо цель их — овладеть духом нации совершенно во всем, во всех жизненных обстоятельствах, цель их — стать законом вечным; об этом не раз говорит сам Моисей. И это столь продуманное законодательство не было творением одного мгновения; сам законодатель, смотря по обстоятельствам, делал добавления и еще незадолго перед своей кончиной велел всему народу присягнуть на верность будущему закону страны. В течение сорока лет он строго настаивал на соблюдении всех заповедей, и, может быть, именно потому так долго вынужден был оставаться народ в Аравийской пустыне, чтобы после того, как вымрет первое, самое упрямое и закоснелое поколение, новый, воспитанный в иных обычаях народ мог поселиться на земле своих отцов, во всем послушный закону Моисея. Увы! Желание этого патриотически настроенного мужа не было исполнено! Престарелый Моисей умер близ границ земли, какую искал14, а когда преемник его вступил на эту землю15, то недоставало ему ни авторитета, ни решимости, чтобы во всем следовать замыслу законодателя. Завоевано было меньше земель, чем следовало завоевать: завоеванное разделили и слишком рано почили от дел. Самые сильные колена забрали себе самый большой удел, так что для более слабых собратий едва нашлось место, и одно колено16 даже пришлось переделить между другими10*. Кроме того, много мелких народностей оставалось в самой стране, и, таким образом, Израиль сохранил на своей земле заклятых своих врагов, а изнутри и извне страна лишена была твердости и закругленности, которую могли придать ему лишь те границы, что намечались первоначально. Что же могло воспоследовать из такого несовершенного воплощения замысла, если не беспокойные времена, не дававшие передышки поселившемуся на этих землях народу? Полководцев творила у евреев нужда, и если они одерживали победы, то только совер-

10* Сыны Дана получили землю в левом верхнем углу страны17. См. «Дух еврейской поэзии», т. II18.

329



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-07-16; просмотров: 284; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.234.146.26 (0.039 с.)