Художественная - публицистика в журналистской практике

Шостак М.И.

ЖАНРЫ ПУБЛИЦИСТИКИ

Основные положения лекций

ХУДОЖЕСТВЕННАЯ - ПУБЛИЦИСТИКА В ЖУРНАЛИСТСКОЙ ПРАКТИКЕ

Жанры художественной публицистики – это подчеркнуто авторские материалы, удовлетворяющие интерес аудитории к обыгрыванию, творческому преображению фактов. Речь идет об интересе, связанном с так называемой «гуманизированной» продукцией прессы, воплощенной в очерках, в авторских колонках, в журналистской эссеистике, в сатирических и ироничных выступлениях журналистов. В этих жанрах эмоциональный накал аргументов не только допустим, но и крайне желателен. Наряду с опорой на документальные факты и теоретические выводы правомерна также опора на индивидуальные мнения и свидетельства, ценностные доводы, эстетически означенные положения.

ЭССЕ В СОВРЕМЕННОЙ ПРЕССЕ

Публицистическое эссе, ­ признанный «писательский жанр», давно востребованный прессой, ею освоенный и преображенный. Тут особый объект изображения и особый стиль рассуждений.

Объектом изображения, по определению одного из исследователей английской публицистической газетной эссеистики Дж. Ресли, являются «незаметные пустячки, вспыхивающие на фоне вечных истин»; фрагменты происшествий, поступков внешне неприметные, не выделяющиеся безусловной!самоочевидностью. значительностью, претворяются творческой энергией автора в знаки и символы вещей очень важных, ценностных.

Эссе не просто украшают периодику как литературные вкрапления; они не менее функциональны, чем другие журналистские произведения и тоже знакомят читателя с жизненными реалиями, показательными для текущего дня. Однако выбирают объекты, недоступные для изображения иными, более «журналистскими» средствами. Если, скажем, репортажи, оперативные портреты современников расставляют акценты в череде наблюдений, выделяя фрагменты, наиболее сильные, потрясшие автора как очевидца событий и встреч, публицистические эссе выделяют некоторые результаты наблюдений автора за жизнью собственной души, за ее реакциями на толчки извне; ситуация отклика, отзыва на окружающее в данном случае ­ и основа, и сама журналистская «новость»: примечательный и полезный для аудитории материал на злобу дня.

Публицистические эссе - тоже «картинки» жизни. Только в их основе - наблюдения, преимущественно, за жизнью потаенной, внутренней

Поэтому своеобразный стиль «размышление эссеиста»» весьма отличается от размышлений аналитика в статье, в обозрении, направленных «вовне», на исследование внешней по отношению к автору действительности. Такой стиль предлагает поток мысли, обогащенный и образно проясненный ассоциациями. Философический план тут оттесняет чисто «явленческий», ситуативный.

В эссе происходит переключение внимания с объекта рассуждения на субъект, воссоздаются фрагменты «жизни души». И эти «картинки» оказываются очень сильны в публицистическом смысле, возникает своеобразная исповедь современника, наглядно передающая состояние, характерное для сегодняшнего дня.

В эссеистском повествовании автор, прислушиваясь к самому себе, может фиксировать мысли; как только «возникающие», как «перебивающие» друг- друга (так, как это, обычно, поначалу и бывает); пытается воспроизвести не просто ход рассуждений, но причудливость перетекания одной мысли в другую. (Их «переливы» по выражению Ал. Герцена). Основной путь постижения неясного в данном случае – ассоциативный путь, путь художника, а не логика. В результате, в тексте есть окончательность художественного решения, но нет гладкописи статьи, наглядной шлифовки аргументированного, как можно более доказательного рассуждения.

Эссе насыщается примерами; но эти примеры не занимают точного места в иерархии аргументов как, скажем, это необходимо в статьях; иногда для их появления в тексте достаточно того, что они «почему-то вспомнились»; то есть, ввод примеров (как правило, - в виде эпизодов, сценок, «живых картин»), как и весь ход рассуждений, строится по законам ассоциаций. Результат – «расцветающая мысль».

В журналистском эссе, в отличие от литературного, очевидна направляющая роль информационного повода. Однако, по сравнению с авторской комментаторской колонкой оперативного отклика, эссе гораздо шире по охвату жизненного материала, его цель масштабнее, оно не сосредоточено на конкретике сиюминутного происшествия.

ПОРТРЕТ СОВРЕМЕННИКА

ПРОБЛЕМНЫЙ ОЧЕРК

 

Задача проблемного очерка - наглядно показать столкновения людей, мнений, имеющие общественный резонанс, и тем самым создать образ проблемы. В центре повествования - социально-психологический, морально - этический конфликты, в которых отражаются общественные неустройства, недоразумения, ситуации критических минут, грозящих серьезными осложнениями и пр. В этих конфликтах проявляются и характеры людей, наглядно видны разные жизненные позиций.

В поведении людей автор усматривает то или иное проявление проблемы, добивается, чтобы читатель занял верную позицию по отношению к показанным противоречиям. Как и в публицистической статье, авторская мысль предстает перед читателем довольно сложной, не упрощенной, постепенно постигающей истину. Течение этой мысли в очерке менее плавное, рассуждения прерываются наглядными "сценками", эпизодами, однако, авторская мысль пронизывает описание, организует композицию очерка. “Факты, сопоставляясь и обогащаясь, проясняются сопряжением идей далековатых”, - писал один из лучших очеркистов 30-х годов XX века, автор журнала “Наши достижения” Сергей Третьяков. “Действуйте как угодно, лишь бы доказать вашу идею, ставящую в принципиальный ряд тот отдельный эпизод жизни, который вы заметили... Самое необходимое - это какая-то основная мысль, которая просвечивает сквозь весь текст”, - обращался к молодым коллегам другой яркий публицист, автор проблемных выступлений на научные темы Борис Агапов. “Работа наша в том и состоит, чтобы из фактов выжимать смысл” - утверждал признанный лидер жанра в 80-х годах Ан. Аграновский.

Обобщение тут - объемнее, нежели в других жанрах, анализирующих жизненные проблемы, оно не замкнуто на конкретном явлении, но исследует перспективу, и, кроме того, дает то, чего нет ни в статьях, ни в обозрениях, так называемый “философический фон”. Знаменитый афоризм звучит так:

ПУТЕВОЙ ОЧЕРК

Незнакомая страна, обычаи, нравы, экзотические детали чужого быта - все это издавна привлекало читателей к рассказам путешественников. Современный путевой очерк как публицистическое произведение демонстрирует и большие возможности обобщений, поскольку, как было замечено еще критикой ХIХ века, этот жанр “совмещает в самой легкой форме самое богатое и заманчивое содержание”.

Во множестве экзотических, разрозненных примет быта, которые останавливают снимание приезжего, в их пестроте и кажущейся противоречивости чужого быта можно обнаружить закономерности. Стимулируемый познавательным интересом читателя (“я там не был!”) жанр публицистических путевых заметок подчиняет этот интерес задаче исследования. Заметки становятся художественно-публицистическим произведением, и задача такого произведения ”прежде всего познавательная, но и назидательная тоже” (как отозвался Я. Голованов на сборник очерков об Америке своих коллег - журналистов Б. Стрельникова и В. Пескова).

Перед публицистом стоит цель - рассказать о поездке, привлечь внимание к незнакомым фактам для того, чтобы провести публицистическую мысль, воздействуя и на воображение, и на сознание читателя. Очень часто тут мешает предвзятость - недобросовестное отношение к фактам, неверно понятая тенденциозность. Односторонность взгляда, обычно, означает, что у автора нет таланта исследователя, его мышление недостаточно критично. Наблюдая - исследовать, сопоставлять, размышлять: перед публицистом стоит именно эта задача. “Не столько путешествуешь, сколько следишь за раздумьями, возникшими во время поездки” - писал крупный писатель и публицист середины ХХ века Илья Эренбург, точно определив особенности работы над этим жанром.

Путевые заметки могут строиться вокруг одной “идеи” -проиллюстрированной наглядным проявлением проблемы (как в проблемном очерке). Могут и опираться на факт существования яркого характера (как в очерковом портрете). Однако, эти опорные факты выдвигаются из мозаики других, именно их пестрота - характерная примета путевых заметок. В них, очевидно, много случайного, неожиданного (“что там, за поворотом?”), много фактов, “лежащих на поверхности”, экзотических, “туристских”. Акцент, однако, на такие, которые могут выступить в обрамлении рассуждений, выстроить перспективу повествования.

Иной раз “экзотика” намеренно подчеркнуто отделена от других фактов; так, к примеру, сделал И. Эренбург в своих "Японских заметках": собрал воедино, перечислив подряд кимоно, палочки для еды, цветущую сакуру, жаровни на улицах..., а в “Индийских впечатлениях” - шумящие базары, храмы десятка религий, цветочные гирлянды на шеях, попугаев и обезьян на улицах и т.д. Он создал сначала “фон”, а по нему уже стал “вышивать” тему главных впечатлений; подчеркнул, что важно оттолкнуться от экзотики, пригласить читателя к более вдумчивому взгляду: В беспорядке перечислил я разрозненные черты быта, которые останавливают внимание приезжего. Теперь мне хочется их осмыслить, понять связь между тем, что в первые дни казалось мне бессвязным.

Упомянутый прием указывает, как на определенную задачу, - раскрыть суть непонятного - увлекательного, углубить сложившееся стереотипное представление, для начала бегло его очертив. Вернуть привкус эмоционального открытия, новизны, рассказу о стране, о которой “все и так все знают”... с чужих слов, видят ее в ракурсе заезженных образов.

Побывать в Японии - все равно, что оказаться на Луне. А загадочный народ, населяющий эту страну, даже после длительного общения с ним все равно представляется инопланетным сообществом...

Удивление вызывало многое. Например, их замысловатые имена. Мужчину звали Вход в Долину, а девушку - Счастливая Сосна. Он был водителем автобуса, а она - гидом...

Путешественника по Греции тоже поразило имя, прозвучавшее в одном из отелей: служанка Терпсихора...

Спору нет, в рассказе о незнакомой стране должны быть яркие приметы невиданных диковин.

Джунгли! Этот переполненный соками жизни мир со сладким стоном купается в лучах экваториального солнца и в воде тропического океана..

Самолет никак не приземлится... потому, что на посадочной полосе, на теплом бетоне грелись на солнышке два громадных питона, охраняемых в этой стране законом...

Аэродром, его строения, его ангары и заправочные резервуары залиты волной запаха магнолий.

Приведенные фрагменты из путевых очерков Г. Бочарова - наглядная иллюстрация к размышлениям этого журналиста о своей профессии: “Твоя удача в том, что ты можешь стать свидетелем неповторимого момента...Это останется с тобой и с теми, с кем ты делишься главным богатством своей жизни -впечатлениями”.

Автор, “кинув приманку экзотики”, медленно поворачивает медаль другой стороной: дескать, посмотрим, что за всем этим, какова реальная жизнь реальных людей. Экзотика впечатлений, репортажные фрагменты в путевом очерке совершенно необходимы. Однако, желательно, чтобы наиболее яркие моменты впечатлений были “доказательны” в публицистическом плане, приобщая читателя к той мысли, идее, ради которой воспроизводится все путешествие. Для путешественников, пишущих с публицистической целью о стране, постоянно “кроме географии существует политика”. Скажем, в путевых заметках об Африке возникают такие детали, как стволы пальм, расписанные сверху донизу лозунгами, среди которых, вперемешку, и “Салют свободе!” и нацистские призывы. В Экваториальной Гвинее, среди экзотики, - такой эпизод -и экзотичный, и публицистически значимый:

...В районе посольских особняков стоял единственный в столице полицейский регулировщик. Он притормозил движением руки идущую впереди нас машину, мы тоже сбавили скорость; через дорогу прошла, смеясь, беременная молодая африканка, потом проехали мы, и регулировщик улыбнулся нам, и тронул носком ботинка большой фиолетовый цветок на асфальте, которыми всегда усыпана дорога, если с утра на остров налетает ветер…

(Г. Бочаров. Четыре прикосновения к Африке)

Предполагается, что жизнь другой страны должна занимать журналистов, преимущественно, не тем, насколько она непохожа на быт страны родной, но своим собственным содержанием. Путевой очерк, как и очерк вообще, отражает в наглядной форме реальные конфликты. И познавательный план сплетается с планом проблемным.

Автор очерков о современной Японии удивляется: “ Их благодарность не знает границ!”;

предостерегает: Оказавшись в Японии, приготовьтесь к бесконечным поклонам в магазинах, офисах, отелях и прочих общественных местах. Кланяются не только при встречах-расставаниях, но и во всех остальных случаях;

весело вспоминает: Приятно в этой стране чувствовать себя потребителем... Ведь покупателю тут позволено все...В ответ на мою покупку в детском отделе центрального универмага Токио продавщицы подняли такой благодарный шум, что я даже испугался - не сделал ли чего-нибудь недозволенного...

Российского журналиста удивило многое, в том числе и “ миллионеры в промасленных “трениках”: Среди кучки людей, раскладывавших морские водоросли для сушки, мы не сразу обратили внимание на ничем не отличающегося от остальных рабочего в пузырящихся на коленях “трениках” и затрапезной майке. Он трудился вместе со всеми. Местный Корейко поведал нам о том, что он лично ныряет под воду за морскими ежами, сам их обрабатывает...

Не отстраненность любопытствующего наблюдателя, а активность публициста лежит в основе путевых заметок публициста. Желательна активная, по мере возможности, включенность автора в дела, проблемы тех людей, о которых ведется рассказ.

Очеркист, относясь с пониманием и интересом к тому, о чем пишет, к тем, о ком вспоминает, не спешит с выводами, не подменяет наглядное исследование, на которое ориентирован очерк, быстрыми суждениями. Страсть к обличительству, высокий пафос путевым заметкам не свойственны. - все это мешает работать воссозданными картинами, сценками, отражающими внимательное и заинтересованное наблюдение. “Они не торопятся осуждать” - это замечание Я. Голованова относительно авторов очерков “Страна за океаном” очень примечательно; путевой очерк не сглаживает проблемы, на которые автор натолкнулся, но подает их по-иному, действует своими методами. Не дело очерка - доказывать чисто логически абсолютную неприемлемость для отечественной практики некоторых иноземных вариантов политики, обычаев... - в этом нет нужды, все это предстает наглядно.

“Четыре японских острова Курильской гряды, которые в сорок пятом году отошли под юрисдикцию СССР, сегодня являются камнем преткновения в японо-российских отношениях ”- так утверждают члены движения за возвращение пресловутых островов. Штаб этой общественной организации ведет достаточно активную деятельность. Проводятся даже специальные марафонские забеги, посвященные борьбе за “северные территории”. В дружелюбной обстановке прошла наша журналистская встреча с местным вице-мэром. В память о ней н ам подарили заколки для галстуков с надписью: “Отдайте наши острова!”

(В. Полупанов “Надевал я кимоно, но японцем не стал”, АИФ)

Цель путевых заметок - “отражение политики в быте и нравах”; нужно подмечать такие детали, такие сценки, разговорные реплики, приметы быта, которые с достаточно очевидностью перед картину социальной жизни, политическую расстановку сил, общую ситуацию в стране, ее экономический и культурный уровень.

Как же все-таки сквозь “картинки быта” пробивается суждение?

В путевом очерке особенно возрастает роль автора -публицистического героя. Именно автор - связующее звено в повествовании о прошлом и настоящем, именно он- посредник, знакомящий нас с чужим бытом и непривычными поступками. Очень важен его свежий взгляд. “Ты отправляешься в путь, надеясь увидеть то, что до тебя видели другие. Но это не может быть твоей главной целью. Ты рассчитываешь на большее - увидеть и узнать то, чего не увидел и не узнал никто до тебя, а если увидел и узнал, то в иное время и в ином свете”. (Г. Бочаров).

Иногда публицист как бы ведет спор с позиций своей страны, своих привычных взглядов и ценностей. Повторим, - главные аргументы в этом споре - не декларативны, в роли аргументов выступают воссозданные впечатления, сценки, беседы, фрагменты портретов. Отражением характерных примет жизни социальной выступают, нередко, такие штрихи быта, культуры, которые на первый взгляд весьма далеки от “политики”. В одном из очерков, применяя прием “спор с воображаемым оппонентом”, И. Эренбург писал: “Вы говорите об искусстве составления букетов..., по-вашему, эти люди только и делают, что сочиняют стихи, но вот передо мною статистика...” (отражающая социальные конфликты). В том-то и трудности, и особенности жанра очерка, - произведения многопланового: предполагается рассказ о социальных проблемах, однако, не упускающий из виду бытовую сторону “просто жизни”, представляющий ее во всей красочной полноте. Убеждение идет через “видимое”, логическая доказательность авторских рассуждений подкрепляется “услышанным” - подлинным. (Прямое рассуждение - область других жанров).

Что-то из увиденного публицист внутренне отвергает, другое -воспринимает как близкое. понятное. Вырабатывается собственная интонация, очень ценная для очерка. Среди “соблазнов, специально подстерегающих путешественников”, Я. Голованов называет как самый распространенный - “отказ от собственной интонации. Это очень трудно: рассказать о Ниагаре и Большом Каньоне, о секвойях и Диснейленде, и не сойти с рельсов выбранной интонации, не позволить величию чудес и диковинок прикрыть второстепенные, но важные детали”.

В свое время, отводя от А. Герцена упреки в простом повторении фактов, известных из газет, В. Белинский подчеркивал, что главный интерес путевых очерков - “в том, как отразился факт в личности автора”. Это суждение справедливо и сегодня.

Современные тенденции жанра таковы, что обострен интерес к публицисту как к личности мыслящей; самовыражение автора очень ценно. Реальный человек, совершивший реальное путешествие, в “очерковой жизни” он совершает путешествие заново, и показывает читателю, “как сознание проделало путешествие”, по словам И. Эренбурга, - путешествие по незнакомой стране и “по собственной жизни” (поскольку общение с людьми, новые впечатления как-то отразились, не могли не отразиться на самом авторе).

Незначительные события, случайные встречи становятся значительными, важными, интересными, поскольку они расцвечены авторским живым участием, авторской иронией, авторским негодованием, сопоставлениями с его биографией и фактами жизни хорошо знакомых ему людей. Действенная роль публициста - гражданина своей страны - позволяет все время и очень естественно проводить параллели, сравнения с жизнью и нравами страны родной. Еще в XIX веке авторитетные литературные критики, отзываясь на путевые очерки современников, обращали внимание, что наиболее интересны те, в которых “разговор о Европе становился разговором о России”.

В путевых заметках очеркиста постижение незнакомого образа жизни все время идет через сопоставление с привычным, знакомым.

Конечно, сопоставления не должны быть навязчивыми, тенденциозными. Особенно неприемлемы неуклюже - демонстративные противопоставления (“у нас” -и “у них”); критик Н. Погодин более сотни лет назад высмеивал российских “путешественников”, чей неумеренный патриотизм заставлял их друг за другом вдохновенно утверждать в путевых впечатлениях “что Европа гниет, что железные дороги ведут в ад, и тому подобные странности...”

Для советской прессы, особенно 40-х- 50х годов ХХ века, было очень характерно деление на “черное” и “белое”, цензура строго следила за “идеологической выдержанностью” путевых очерков из “враждебных, капиталистических” стран. И когда В. Некрасов опубликовал в начале 60-х годов свои знаменитые очерки об Америке, в которых было много доброжелательного любопытства, остроумных параллелей, и ни слова о “загнивающем капитализме”, ему этого не простила официальная пропаганда (как известно, результатом начавшейся травли, обвинений в антипатриотизме и диссидентстве стал вынужденный отъезд писателя за границу, где он и умер).

Прошло еще двадцать лет, времена изменились, и вот уже в рецензии на новую книгу очерков об Америке (уже упоминавшуюся выше, написанную Б. Стрельниковым и В. Песковым) как важное достоинство отмечено следующее: “В книге нет границ черного и белого. Если авторы пишут, к примеру, что в США хорошие дороги, это не обязывает их абзацем ниже писать о грязи негритянских кварталов. Честные, разумные люди, знающие и любящие свою страну, они столь же честно и разумно разглядывают жизнь страны чужой, сопоставляют, прикидывают, вернее, нас с вами заставляют прикидывать”.

Нет необходимости выносить приговоры там, где оценка очевидна, где она естественно вытекает из эмоционального содержания сцен и эпизодов, из авторского сопоставления привычного и незнакомого. И "художественное" – авторские ассоциации читатель тоже должен воспринимать как естественные, принимать, как должное, сопутствующие им размышления. Процитируем еще раз И. Эренбурга: Я дорожу национальными чертами в народе, как и в человеке - дороги его особенности, его неповторимые черты. Важны, увлекательны, милы особенности быта, мышления, искусства. Но есть и другое, не менее существенное- то, что сближает людей. Путешествуя, конечно, дивился неизвестному, жадно вглядывался в чужое и радовался, находя в неизвестном - знакомое, в непонятном - близкое... Радовался, когда понимал: их волнует то же, что и меня... Нет меж нами тех океанов и гор, которые я пролетал... Мир огромен и очень мал. Все удивительно понятно.

Как иллюстрация- пример из “Голландских писем” М. Шагинян:

В этой странной земле, лежащей ниже уровня моря и отвоеванной у воды... началом всего был человек, его рука и лопата. А рука голландца - не простая. Мне рассказывали мои новые друзья, что когда родится ребенок в голландской семье, от самой бедной до самой богатой, мать берет его ладошки - чуть только он начинает понимать - и показывает ему на них две извилинки (они всегда есть на ладошках): знак M, а если перевернуть, будет W (посмотрите у себя, вы их найдете!) и говорит своему ребенку: M -это “человек” (mens по-голландски), а W -это “работа” (werk). Человеку надо работать, человек родится, чтобы работать...

Каждый эпизод “путешествия по собственной жизни” может быть проблематичным. Очерки - “книга с двумя героями: страна и человек, который, постигая ее, ведет повествование. Это всегда внутренний диалог. И чем острее противоречия в этом диалоге, тем рельефнее вырисовывается страна, тем интереснее повествование” (Я. Голованов).

Человек постигающий - еще один тематический план путевого очерка (помимо “экзотики”, “проявления политики в быте и нравах”). Исповедальный характер очерковой прозы, издавна ей свойственный, ощутим и в современных путевых заметках. “Суть дороги - в движении духа, развитии характера, в той разности конечного и начального потенциалов, за которыми интересно следить читателю”, - пишет В. Конецкий, признанный автор этого жанра. “Албена что-то сместила у меня в голове”, - шутливо жаловался А. Левиков, автор путевых очерков о Болгарии... В процессе узнавания и постижения незнакомого меняется автор; его представления становятся четче, мысли - точнее. Обычно, ведущим методом организации материала в путевых заметках выступает метод ассоциативный. Обнаруживается внутренняя связь фактов и явлений, их чередование в повествовании не временное, но смысловое.

В отличие от эссе, тут четче формулируется публицистическая мысль, ассоциации сплетаются теснее с “картинками” реальных происшествий. (Факты экзотические, “туристские” перемежаются с портретными зарисовками, сценками и “фактами со стороны”, о которых вспомнил путешественник). Очеркисты часто используют в путевом очерке приемы репортажа, например, прием постепенного приближения к объекту, все более пристального и конкретного знакомства (“наезжающая камера”).

Само путешествие, его временная канва может быть воссоздана, как основа повествования (как в репортаже). Так построены были, к примеру, очерки М. Шагинян, Б. Стрельникова и В. Пескова. Другие предпочитают не воссоздание путешествия, а перетасовку фактов и событий, подчиняя их композиции: “размышление о путешествии” (В. Некрасов, И. Эренбург, В. Кобыш, В. Полупанов),- “Не столько путешествуешь, сколько следишь за размышлениями, возникшими в результате поездки”.

Сюжетную линию очерка, как уже говорилось, ведут противоречия. Для путевого очерка специфичны противоречия между тем, что ожидал увидеть, и что увидел автор; между расхожим представлением о стране и непосредственным впечатлением; между “рекламным путеводителем” и подлинной жизнью. Не случайно “отбрасывание предвзятости” - прием, на который указывали еще в XIX веке как на ведущий прием путевых заметок, и сегодня продолжает служить журналистам - “путешественникам”: их очерки целиком, или отдельные, наиболее важные фрагменты, построены на противопоставлении предвзятого мнения “путевым открытиям”, на опровержении.

Разные профессиональные приемы преследуют, однако, все ту же цель: через воссозданное восприятие автора, через его литературно повторенную поездку, через постепенное знакомство читателя с незнакомой жизнью сформировать определенное отношение к тому, что было воссоздано, прочувствовано, осмыслено. Знакомясь - размышлять, постигая - оценивать, общаясь - спорить: вот что необходимо для приобщения читателя к публицистической мысли.

 

Ироничный журналист

Отражая и комментируя то, что происходит вокруг, журналистика варьирует не только масштаб рассмотрения проблем и событий, ракурсы, аргументацию, но и разные стили, в том числе и ироничный. Среди авторских материалов журналиста, связанных с интересом аудитории к творческому преображению факта, особо популярны «фельетонные» формы.

Эффект удовольствия от общения с хорошо написанным или метко сказанным вправе предвкушать и читатель, и слушатель, и зритель. И в этом смысле ироничный журналист всегда в центре внимания. Правда, формы, в которых он работает, снижают “серьезность” его намерений (как это кажется со стороны), однако, не снимают публицистической ответственности за сказанное и показанное. О цирковом клоуне однажды написали: “Как-то остается незамеченным, что и он тоже прыгнул через сорок лошадей..” Фантастический “антимир” сатиры, ее “ракурс вверх - тормашками”, это самое острие публицистики, нацеленное весьма точно.

По словам Д. С. Лихачева, - “...смех внешне не стремится к истине. Напротив, нарочито искажает мир. Но в скрытом и глубинном плане смех активно заботится об истине; не разрушает мир, а экспериментирует над миром и тем самым деятельно его исследует”. Нарушение внешней достоверности фактов забавляет читателя как творческая игра, увлекает его, и очень властно концентрирует внимание и эмоции; смеясь отражениям кривого зеркала, мы ощущаем его свойства увеличительного стекла. Иногда осознаем важность самого процесса, ибо “если к абсурду привыкаешь, это становится образом жизни...”.

В современной журналистике, практически, на всех ее путях -представления самоочевидных фактов, их оперативной оценки, интерпретации, освоения личным опытом, возможны и “смеховые варианты”.

Седьмое чувство

Если шестым чувством называют интуицию, для пишущего в “легком” фельетонном жанре необходимо еще и седьмое чувство - чувство юмора. Предрасположенность к тому, чтобы изучать абсурд по- абсурдному: легко “встать на голову”, посмотреть на уму непостижимое, на привычную нелепицу с совершенно непривычной точки зрения. И уметь предложить ее читателю. Как игру. А порой и как “смех сквозь слезы”.

В такой работе, если оглянуться на практику советской журналистики, есть опасность менторства, назидательности “басен”. (Особенно плохо, когда бичуется “отдельное нетипичное”, “дозволенные к отстрелу недостатки”). Примечательно мнение В. Шендеровича о необходимой самокоррекции: “Мой внутренний режиссер часто говорит: “Все, стоп, ты начал лечить, начал проповедовать вечные истины, остановись, это уже не наше дело.” И мы останавливаемся. Ищем другую интонацию....Для здоровья нации полезно, чтобы вырабатывалось ироничное отношение к власти; не тотальный нигилизм, а именно ироничное, спокойное отношение”.

Выбор “сатирической мишени” сегодня - дело сугубо личное, авторское. Есть тяга к “фельетону на обобщенном материале” - монологу, эссе, исчез “конкретный фельетон”, сатирически оформлявший “вопиющий факт”. Оставив старые термины, обратимся к главному: ироничное пересоздание факта - это особая форма доказательного рассуждения. И тут есть два пути: факт реален, но он “пересоздан”, обыгран: или - факт сочинен, но сделано это так, что ситуация узнаваема.

Режиссер Ю. Мамин, отвечая на вопрос, что такое чувство юмора, сказал: “Свежий взгляд. Как правило, люди принимают условия жизни, законы, приказы как нечто само собой разумеющееся. Человек со свежим взглядом замечает, что король голый! И тогда это видят все остальные”.

Автор ироничного выступления передает свое открытие, свой “свежий взгляд”, прежде всего через “свежую”, непривычную интонацию.

...Автор давно обратил внимание на то, что самое простое дело в жизни - сидеть сложа руки. Гораздо труднее строго выполнять, что положено... И уж совсем сложно отвечать на призыв: “Твори, выдумывай, пробуй!..

…“Ну и что?” - затейливо бежала вслед за пером авторская мысль.

Обыгрывание слов, смешные новообразования воспринимаются читателем с удовольствием:

…Мы узнали, что такое свобода, что такое парламент и что такое камамбер...

…Деньгами в ту осень можно было заинтересовать только нумизматов...

…И тут появляется прокуратура в ослепительно белом смокинге...

…Буду делать один маленький фантазия- говаривал знакомый француз, разбавляя советский березовый сок водопроводной водой. Фантазия у месье был, действительно, небольшой. Несмелый...

Фрагменты ироничных интонаций могут быть вплетены:

* В описание ситуации.

...Через час стояния в полной неизвестности в массах стала возникать необходимость в выпивании жидкостей, приеме горячих и холодных закусок, отправлении естественных надобностей и сигаретокурении...

На седьмом часу заключения под охраной в тесном помещении народ приступил к роптаниям... служителям антитеррористического культа было обещано прорвать кольцо обороны и лечь на взлетно-посадочную полосу...

(С. Мостовщиков “Некоторые наблюдения пострадавшего

от минирования самолетов Аэрофлота”, Изестия).

 

* В диалогический стиль (спародированный диалог, шутовской “внутренний голос”, ироничные возражения, попутные замечания в интервью) Например, в ответе собеседника проскользнул тюремный жаргон. Журналист, тут же: - Вы хорошо знакомы с криминальным миром?

 

* в комментарийный стиль, что усиливает эффект оценок и прогнозов.

* в стиль психологически - оценочный (философическая ирония: ассоциативные ряды, образы, подвергнутые ироничному переосмыслению)

Что пародирует журналист

Факты из внешней по отношению к автору действительности – жизненные ситуации;

Факты из жизни самого автора (Д олю, меру участия автора в событии). “Я” в предлагаемых обстоятельствах может выступать как объект насмешки. (Например, ирония над преувеличением своей роли как “лица страдательного);.

* Форму, в которой работает автор, ее штампы

К примеру. можно спародировать манеру изложения, манеру вести интервью, манеру разговора с читателем.

Распространены пародии на газетные штампы вообще и на стиль подачи определенных материалов. Напр. на стиль советской прессы в ее официозном варианте (публикации отчетов, сообщений ТАСС, стиль передовых статей, и пр.) Так, “Известия” в 1995 году “в лучших традициях советской прессы» изобразили мнимую победу ГКЧП, создав сатирический миф - реакция победила и празднует юбилей:

Псевдоидеология перестройки с ее приматом общечеловеческих ценностей сдана в архив... Четвертую годовщину победы ГКЧП страна встречает, преисполненная чувства исторического оптимизма и уверенности в окончательном триумфе социалистической демократии, - сказано в заключении в докладе...

(Т. Мамаладзе и А. Головков, «Известия»)

 

 

Шутка публициста, опубликованная в прессе, должна быть своевременной, чтобы ее поняли и оценили как злободневный мини-анекдот.

А/О “МММ”! Купи себе немного “Олби”! – эта шутка сегодня устарела, но в свое время, в конце девяностых, ее бы все поняли (названия «финансовых пирамид»: «МММ» и «Олби» были печально известны повсеместно). Но вот другая шутка публициста-сатирика «Московских новостей»М. Мишина из той же серии “октябрьских призывов и приветов” пока нетленна: Члены Государственной думы! Ну, полный привет!.. В этой связипародийный хвалебный гимн “победе” ГКЧП сегодня отдает черным юмором...

Ирония вчера и сегодня

Узнаваемость героев - главное условие общения автора и читателя в игровом пространстве иронии. О чем и сообщили журналисты обидевшимся банкирам на одной из встреч в гостиной «Общей газеты» в 2002 году: “новый русский” - историческая данность, закрепленная в анекдотах, а не просто сочиненная злопыхателями пародия на отечественных предпринимателей. Значит, со всеми оттенками этой пародии придется мириться.

Очень свежо, злободневно, прозвучала в свое время пародия на составление “резюме”, нужных для приема на работу, рассылаемых в разные конторы. Служба гардеробщика в консерватории - “менеджмент в области учета и хранения материальных ценностей в сфере шоу-бизнеса”, уборщица - “менеджер по освобождению офиса от добровольно отчужденной собственности ” и т.п. (С. Коломийцева, МН).

Ироничное выступление несовместимо с холодной рассудочностью, тяжеловесностью стиля. Нежелательна повторяемость, узнаваемость отдельных слов, словесных штампов (напр. слово орудуют, характерное для памфлетов советской поры, вряд ли уместного сегодня.) Главный эффект “смеховой стихии”- в неожиданности приемов.

Порой звучат нарекания, что публицистика ироничных рубрик, телепрограмм “задает нежелательные интонации общения”, “провоцирует ироническое отношение” к весьма серьезным проблемам, политическим шагам. Видимо, правомернее отметать пасквилянство, злобную клевету, но в целом, полезно приучать читателя к ироничным оценкам. Ежи Лец точно сказал: “Ирония должна восстанавливать то, что разрушил пафос”. Если начинает захлестывать злоба дня, когда мы что-то горячо восхваляем, или ругаем, ирония как раз и помогает увидеть реальные масштабы событий. При одном непременном условии: критикующий должен быть сам нравственен; “негатив - это оскорбленная любовь” (Ф. Искандер).

 

Вспомним несколько примеров подлинной иронии, появлявшейся на газетных страницах нашей страны в конце ХХ века. Известинец Э. Пархомовский был, пожалуй, наиболее ярким автором советского периода газетной сатиры, который, продолжив линию Ильфа и Петрова, исповедовал тонко-ироничную окраску “критических выступлений”. Вот, к примеру, образный ход одного из его фельетонных обозрений по следам читательских писем (о нарушенных обязательствах, бесчестности): «Герой» пытается примерить латы средневе