Не)равенство в чем. Среди кого. Каким образом.

Вряд ли существовали времена, когда равенство среди непривилегированных слоев населения считалось самим собой разумеющимся благом. Сторонникам эгалитаризма приходилось доказывать свою позицию перед лицом индивидуальных и культурных различий, а также конкурирующих доктрин индивидуализма, различия, плюрализма, мультикультурализма и возвращения к теориям генетической предрасположенности (geneticism). Было бы неуместным здесь полностью перечислять все этические аргументы в защиту эгалитаризма, и я просто буду исходить из моральной аксиомы о безусловно равной ценности каждого человеческого существа по сравнению с другими человеческими существами. Однако, принимая во внимание эту этическую предпосылку о равной человеческой ценности и одновременно с ней эмпирический факт огромного человеческого разнообразия, какие виды неравенства будут для нас социально и морально важными?

Лучшие ответы на этот вопрос, как я полагаю, исходят из человеческих способностей, из работы и деяний и из возможностей социального проектирования (designability). Первый из этих критериев подробно осмыслил в своей работе Амартья Сен (Amartya Sen 1992, 2000) в качестве индивидуалистической эгалитарной альтернативы утилитаризму, и он относится к неравенству в качестве жизни, выражающемуся в несоответствии тому уровню, которого человек мог бы достичь согласно своим способностям. Последний же еще не был в явной форме теоретически осмыслен, но он относится к несводимой к генетическим факторам культурной

способности людей создавать широкое разнообразие жизнеспособных обществ*.

Важно обратить здесь внимание на то, что из нового подхода, базирующегося на центральной роли способностей человека, с неизбежностью следует вывод о многомерности базового неравенства. Так же как глобализация несводима к мировой торговле и потокам капитала, так и глобальные процессы рассматриваемого нами (не)равенства несводимы к распределению национального ВВП на душу населения или к доходу индивидуума или домохозяйства, как бы они ни были сами по себе важны. Из общей аргументации Сена можно вывести ряд конкретных специализированных индикаторов, подобных тем, которые используются в Докладах ООН о человеческом развитии (UN Human Development Reports') и применяемом там Индексе человеческого развития (Human Development Index)**, или составить «списки базовых возможностей» («lists of central capabilities»)***, или же «компонентов уровня жизни» («level of living components»)****.

* В структурном марксизме в центре отношений неравенства всегда была классовая структура и связанная с ней базовая эксплуатация, и они четко отделялись от индивидуальных шансов социальной мобильности в рамках данной иерархии позиций. «Способность к социальному проектированию» («designability») — более политически ориентированная формулировка той же самой идеи, связанная с наиболее значительными из последних работ, затрагивающих тему показателей социальной структурации неравенства (Fischer et al. 1996).

** Индекс человеческого развития состоит из показателей продолжительности жизни, уровня образования (грамотность плюс численность обучающихся на второй и третьей ступенях образования) и (приведенной стоимости) ВВП на душу населения (сравнительная покупательная способность). *** Список Нуссбаума включает в себя следующие элементы:

— нормальную длину жизни;

— физическое здоровье;

— неприкосновенность личности по отношению к физическому насилию и половой или репродуктивной дискриминации;

— чувства, воображение и мысли, то есть иметь возможность использовать все это «истинно человеческим образом» («truly human way»);

— эмоции, быть свободным в выборе привязанностей, а также свободным от всепоглощающего страха и травм;

— практический разум, то есть иметь свободу формировать собственные концепции блага;

Но мы можем на какое-то время спуститься и на более низкий уровень абстракции, продолжая придерживаться оснований общей аналитической теории, поставив своей целью получить более общие и/или более реальные результаты, чем набор индикаторов или длинный список элементов. Неравенство возможностей, или, если использовать классический концепт, жизненных шансов, мы можем представить в виде суммы ресурсов и обстоятельств внешней среды. И ресурсы, и внешняя среда имеют отношение к способности достичь того состояния и совершить те деяния, которые обладают для человека ценностью. Но в то время как ресурсы могут распределяться индивидуально, окружающая среда определяет отсутствие или присутствие условий доступа и возможностей выбора. Соответствующие внешние обстоятельства мы, в свою очередь, можем разделить на жизненные в биологическом смысле (vital) и экзистенциальные, первые из которых будут относиться к человеческим организмам, а вторые — к социальной среде человеческого существования.

Теперь я хочу привести краткие доказательства того, что для людей наиболее важны три вида неравенства.

Биологическое, или витальное, неравенство в первую очередь выражается в разной продолжительности жизни и разном здоровье, но может также относиться к другим жизненно важным внешним обстоятельствам и к их распределению.

— включенность в общество (affiliation), включая социальные основания для самоуважения и отсутствия чувства униженности;

— другие живые существа, иметь возможность соприкасаться с природой;

— игры, иметь возможность смеяться, играть и восстанавливать свои силы;

— контроль над своим окружением, политическим и материальным.

**** Для шведских и вообще скандинавских исследований уровня жизни релевантный и удобный с эмпирической точки зрения список показателей (не)равенства мог бы включать в себя десять компонентов: питание, здоровье и доступ к здравоохранению, занятость и условия труда, экономические ресурсы, знания и доступ к образованию, семья и социальные отношения, жилье и услуги по месту жительства, развлечения и культура, безопасность жизни и имущества, политические ресурсы.

Экзистенциальное неравенство важно в социальном, моральном и политическом отношении — и оно не сводится к экзистенциальным различиям между человеческими индивидами, поскольку оно категоризовано и институционализировано. Расизм, сексизм, социальные иерархии на основании принадлежности к касте или классу являются красноречивыми его примерами.

Неравенство ресурсов относится к распределению имеющих ценность в данной социальной системе ресурсов, будь это земля, верблюды, образование или деньги. Можно включить сюда также право на получение социального кредита, вне зависимости от того, является ли такое право следствием родственных обязательств или пособием, выделяемым «государством всеобщего благосостояния» (welfare state).

В литературе, посвященной распределению доходов в глобальном масштабе, происходят постоянные дебаты о том, следует ли его измерять в соответствии с текущими курсами обмена валют или в соответствии с внутренней покупательной способностью, измеряемой таким показателем, как так называемая «сравнительная покупательная способность» (СПС) (puchsing power parities — PPS). Это более чем просто технический вопрос, поскольку две эти системы измерения дают очень разные картины неравенства мировых доходов. Если брать обменные курсы, то разрыв между богатыми и бедными нациями невероятно увеличился в последние десятилетия XX в.. Если в 1960 году ВВП на душу населения в странах, входящих в богатейшую пятерку мира, в 30 раз превосходил таковой в беднейшей пятерке, то в 1990 году он превышал его уже в 60 раз, а в 1997-м — в 74 раза. Но если посчитать в СПС, то разрыв между богатыми и бедными снизился с 15-кратного в 1965 году до 13-кратного в 1998 году (подсчеты взяты из Melchior et al. 2000, р.45). Для основной задачи сравнения экономических ресурсов домохозяйств внутренняя покупательная способность является лучшим показателем, но его вычисление может быть оспорено с методологической точки зрения, и для некоторых видов анализа, скажем, долгового бремени и условий для международной торговли и путешествий, более подходят текущие валютные курсы.

Неравенство между кем?

Все разговоры по поводу неравенства относятся к неравенству между определенными категориями людей. Стоит это специально отметить, потому что эти категории могут изменяться и в самом деле изменяются во времени и пространстве. Неравенство между людьми различного происхождения, семьями, родами, расами и между более широкими профессиональными слоями, кастами, сословиями, классами давно привлекало внимание. Неравенство между нациями, полами, возрастными группами, регионами и внутри человечества в целом стало предметом общественного интереса значительно позднее. При этом оказалось выделено лишь относительно небольшое число категорий из практически бесконечного перечня возможных. Цвет кожи — да, но вряд ли цвет волос или глаз; этническое происхождение — да, но вряд ли территориальные группы, такие как уроженцы разных провинций или городов. Неравенство между индивидуальными видами деятельности часто бывает важным, но вряд ли таковое возможно между возрастными когортами — скажем, если взять всех родившихся в 1940 году и сравнить их с родившимися в 1946-м; при этом между более широкими возрастными и поколенческими группами — да, но не между, скажем, двадцатидевяти- и тридцатисемилетними. Тем не менее число наиболее часто используемых категорий сравнений уже стало достаточно большим, чтобы конкурировать между собой.

Влияние глобализации, разумеется, заключается в том, что все больше внимания стало привлекать глобальное неравенство внутри человечества. Только после Второй мировой войны девелопментализм поставил вопрос о неравенстве между нациями. Современная волна глобализации заставляет сравнивать между собой другие глобальные категории: женщин мира, детей мира, домохозяйства на всем земном шаре.

Распределение мирового дохода между нациями, измеряемое, скажем, в ВВП на душу населения, не обязательно совпадет со сравнительным распределением доходов домохозяйств на всем земном шаре. Сравнительные темпы развития между странами и внутри стран могут быть разными. С 1965 по 1992 год

неравенство между странами значительно увеличилось, в то время как неравенство внутри каждой отдельной страны имело тенденцию к уменьшению. Таким образом, самым значительным был именно этот первый вид неравенства. В 1990-е годы главная тенденция приняла противоположную направленность, поскольку наиболее густонаселенные из бедных стран, Китай и Южная Азия, стали потихоньку сокращать разрыв за счет интенсивного роста национального дохода, но там же одновременно усиливалось внутреннее неравенство, что в целом увеличило масштаб неравенства в мире.

Существуют, однако, и другие проблемы. Индивиды и домохозяйства являются частью местных сообществ (communities), определяемых этнической, религиозной, территориальной или какой-либо другой общностью, и равенство между этими сообществами — важная часть представлений многих людей о справедливости, хотя и игнорируется часто в международной академической и политической литературе (Kanbur 2000:825). С другой стороны, усиливается международное внимание к проблеме равенства внутри домохозяйств, в частности, между мальчиками и девочками, мужчинами и женщинами.

Озабоченность вопросом неравенства, в отличие от бедности, означает озабоченность тем, как структурировано общество в целом, а не только судьбой наименее привилегированных его членов*. Поэтому она в большей степени зависит от самоорганизации и мобилизации самих депривированных групп, от социальных конфликтов и от крупно-

* Необходимо подчеркнуть, что увеличивающееся признание международными институтами проблемы бедности не означает само по себе, что в той же мере будет признаваться проблема неравенства и общественного устройства как внешней среды человеческой жизни. Чили при диктатуре Пиночета была в авангарде неолиберализма, и весьма примечательны те меры, которые режим применял для того, чтобы справиться с внутренним экономическим кризисом 1982—1984 гг. Политика правительства была выгодна прежде всего богатейшей части общества, что, конечно, неудивительно. Освобождение ее от долгов составило 5 процентов ВВП. В то же время была оказана помощь в виде пищевых субсидий и беднейшим членам общества. В наихудшем положении оказались безработные и другие люди, не принадлежащие к этим крайним группам (Bourguignon /Morrisson 1992). Если в 1980 г. в Чили значение индекса Гини (Gini), служащего для измерения уровня неравенства, составляло 53, то к 1989 г. оно подскочило уже до 59 (Londoco / Szekely 1997).

масштабных социальных изменений, чем озабоченность бедностью, которая, естественно, имеет более филантропическую ориентацию. Для эгалитарной политики гораздо проще фокусироваться преимущественно на неравенстве богатых как мишени для социальной критики. Однако с морально-эгалитарной точки зрения неравенство бедных гораздо более важно, так как является главной целью изменений, поскольку именно неравенство бедных исключает их из полноценного участия в основной жизни общества.

В той мере, в какой вы готовы разделить последний аргумент, вы можете сделать из него некоторые аналитические выводы. Он означает, что особенно важным показателем неравенства является измерение относительной бедности. На национальном уровне оно часто производится через посредство определения доли населения, у которого уровень дохода меньше половины среднего для данной страны. Иногда также вычисляется отношение среднего дохода к доходу 90% населения. И хотя между неравенством богатых и бедных существует сильная корреляция, они могут значительно отличаться друг от друга. Экстраординарное неравенство в Латинской Америке является прежде всего неравенством беднейших 30% населения, получающих (относительно) меньше, чем аналогичные группы в Африке или где-либо еще, но оно также является и неравенством наиболее привилегированных 10% населения, особенно в некоторых странах, таких как Чили или Мексика.