Генеалогические древа растут ввысь и вширь»

 

Среди документов «Общины» особое внимание привлекают списки Великих Магистров. Стало известно, что в девятнадцатом веке и в начале двадцатого «Сионскую Общину» поочередно возглавляли Шарль Нодье, Виктор Гюго и Клод Дебюсси. С последним встречался аббат Соньер.

С 1918 года «Навигатором» становится Жан Кокто — парижский литератор, кинодраматург и художник. В списке Навигаторов он был двадцать третьим Иоанном (Жан — Иоанн) и умер в том же году, когда скончался папа Иоанн XXIII. За три года до смерти папа опубликовал странную энциклику на тему «драгоценной крови Христовой». Как поговаривали ортодоксы, это пастырское послание исказило основы христианской веры. Там утверждалось, в частности, что искупление человечества совершилось кровью Иисуса, — при вопиющем пренебрежении остальными подробностями, весьма важными для католического канона. Консервативное крыло Ватикана не одобряло и восточную политику Иоанна XXIII. Он был первым папой, протянувшим руку «безбожной» Москве. Через несколько лет после неожиданной смерти понтифика были напечатаны «Пророчества папы Иоанна XXIII» — темные и бессвязные. В анонимном предисловии говорится, что автор являлся членом общества. наследующего древним розенкрейцерам.

Но самое удивительное совпадение мы обнаружили в пророчествах ирландского монаха-визионера Малахии, жившего и XII веке. Он перечислил 52 будущих папы, дав каждому условное имя и предельно лаконичную характеристику. Иоанн XXIII — «Пастор и Навигатор». Может быть, пророк имел в виду двух разных людей, связанных между собой каким-то не совсем очевидным образом?

(Если верить Малахии, нынешний местоблюститель трона Св. Петра Иоанн Павел II — предпоследний, а последним будет «Flos florum». «Цветок цветков». С пророчеством о пятьдесят втором папе связывали самые загадочные строки «Божественной комедии» — про грядущего обновителя церкви по имени «Пятьсот Пятнадцать». DXV. Все комментаторы Данте сходились на том, что вторую и третью цифры следует поменять местами: латинское слово DVX — «вождь». Самые смелые толкователи писали о новом воплощении Св. Петра или даже Моисея).

Как и следовало ожидать, Кокто нигде не пересекался с Анджело Ронкалли — будущим папой. Но в I960 году «Навигатор» участвовал в реставрации лондонской церкви Богоматери Французской, пострадавшей от бомбежек. Он написал странное распятие, изобразив только нижнюю часть креста и ноги до колен — неизвестно чьи. Зато другие детали нам уже знакомы: под ступнями жертвы цветет гигантская роза — «цветок цветков», — а в небе зияет круглая черная дыра. Среди плачущих женщин и римских воинов стоит сам Кокто, а в стороне от людей за происходящим наблюдает большая птица, отчетливо стилизованная под египетского Гора — сына Ра. Дешифровщик должен сообразить, что птица — аллегория какого-то человека, имеющего прямое отношение к тому, что происходило на Голгофе. Возможно, он являлся современником Кокто. Чтобы до конца разгадать живописную шараду, нужно вспомнить другой символ соколиноголового Гора — Атон, крылатый солнечный диск.

Может быть, истинный «Навигатор» — Роберто Бартини? Именно на эту «должность» могут указывать многочисленные астронавигаторы из «Туманности Андромеды» и «Часа Быка», гриновский мальчик Санди, ставший штурманом и даже эпизодический персонаж Стругацких — прогрессор, носящий имя-перевертыш Шуштулетидоводус. В текстах «Атона» нетрудно увидеть и другие пересечения с «Сионской Общиной». По древнему уставу это сообщество должно состоять из 121 человека: «Сто двадцать одну Маргариту обнаружили мы в Москве…». Степеней посвящения — пять, причем третья сверху напоминает о Бендере — «Командор». У деревни Сиони Бендер «скакал и плясал», словно Давид перед Ковчегом. А какую песню запел собесовский огнетушитель, приведенный в действие Остапом? «Коль славен наш Господь в Сионе»! Командором именует Маяковского В.Катаев, а в записной книжке пролетарского поэта есть парижский адрес и телефон Жана Кокто. Булгаковский поэт Рюхин (списанный с Маяковского) привозит связанного Ивана в клинику Стравинского. Услышав фамилию Берлиоза, дежурный врач спрашивает: «Это… композитор?». Иван отвечает, что «композитор — это однофамилец Миши Берлиоза». Но был и другой однофамилец — известный композитор Стравинский, — русский парижанин, один из ближайших друзей Жана Кокто. Именно Стравинский переводил беседу Кокто и Маяковского в 1926 году. Об этой встрече Кокто упоминает единственный раз — в маленьком эссе «Стравинский». А годом раньше появляется «Собачье сердце» — повесть о том, как московский хирург Филипп Филиппович Преображенский сотворил человека. О профессоре сказано: «маг и чародей», «высшее существо», «волшебник», «умственного труда господин, с французской остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей». А далее следует прямой намек на Меровингов — «королей-волшебников»: «Филипп Филиппович горделиво поднял плечи и сделался похож па французского древнего короля».

Шум, поднявшийся через шестьдесят лет после находки деревенского аббата, указывает на тайный смысл этого события. Но был ли он известен Соньеру? В Ренн-ле-Шато аббат построил большую виллу и «Башню Магдалы», отремонтировал церковь и украсил ее странными изображениями. «Далекими от текста Священного Писания». — как осторожно выразились создатели фильма… Перед церковью был установлен древний каменный столб, на котором Соньср приказал вырезать короткую надпись: «Миссия 1891». А над портиком появились слова из Библии: 'Terribilis est locus iste". «Ужасно это место». Кроме того, аббат разместил в церкви несколько новых фигур и даже самолично разрисовал стены. Одна из этих странных и весьма грубых по исполнению фресок изображает маленького ребенка, завернутого в черно-красный шотландский плед. Сюжет другой фрески — положение Христа во гроб. Но пещера, освещенная полной луной, находится в глубине… звездного неба!

Кто же родился? Некоторый свет на эту загадку может пролить дневник аббата Соньера за 1901 год — ветхая тетрадь, куда записывались всякого рода хозяйственные дела. На форзаце наклеены две картинки, вполне приличествующие сану — ангелы, опускающие с небес спеленутого младенца и «Поклонение волхвов». Под первой картинкой рукой Соньера сделана надпись: «Год 1896, уносимый в вечность вместе с плодом, о коем говорится ниже». Но ниже — волхвы, пришедшие к маленькому Иисусу и вторая подпись: «Прими, о Царь, золото, символ царской власти».

Аббат прикоснулся к тайне за десять лет до появления этой тетради: «Миссия 1891». Через пять лет родился младенец, — это точно совпадает с годом рождения Бартини, о котором говорил Казневский. Если мы правильно поняли фреску Соньера и аллегорические картинки на обложке дневника, ребенку суждено было остаться без родителей и пройти таинственное посвящение, похожее на то, что принял в младенчестве Иисус. То и другое может быть связано с «вопросами крови»: за гипотезой о происхождении Меровингов от потомков Иисуса скрывается воплощение Игрока в роде Давидовом.

 

ЗАГАДКА ПУССЕНА

 

Из четырех документов, обнаруженных Соньером под алтарем церкви Марии Магдалины, три содержат генеалогические древа. Четвертый пергамент исписан с обеих сторон отрывками из Нового Завета на латинском языке. На одной стороне слова расположены непоследовательно, без пробелов, в них вставлены лишние буквы, а на обороте строчки оборваны, разбросаны в беспорядке, и некоторые буквы написаны одна над другой. Аббат сложил «лишние» буквы и прочитал по-французски следующее послание:

 

BERGERE PAS DE TENTATION QUE POUSSIN TENIERS GARDENT LA CLEF PAX DCLXXXI PAR LA CROIX ET CE CHEVAL DE DIEU J'ACHEVE CE DAEMON DE GARDIEN A MIDI POMMES BLEUES

A DAGOBERT II ROI ET A SION EST CE TRESOR ET IL EST LA MORT

 

 

Вот дословный перевод:

 

 

"Пастушка нет соблазна что Пуссен и Тенье хранят ключ мир 681 крестом и этой лошадью Бога я добиваю этого демона хранителя в полдень синих яблок

Дагоберту II королю и Сиону принадлежит это сокровище и оно есть смерть".

 

С благословления своего епископа Соньер отвез пергаменты в Париж, а вернувшись, продолжил реставрацию церкви. Вскоре аббат извлек из земли резную каменную плиту и разбил ее. Затем он уничтожил одно древнее надгробие с местного кладбища, — не зная, что надпись, высеченная на этом камне, уже скопирована и хранится в одном частном архиве. Она была полна орфографических ошибок, но из букв складывалась первая часть шифровки, обнаруженной в пергаментах — про пастушку, синие яблоки и тайну, которую хранят художники Пуссен и Тенье.

«Нет соблазна», — значит, ключ к шифру надежно скрыт в картине с пастушкой?

У отца и сына Тенье ничего похожего не найдено. Но у Николы Пуссена такое полотно есть — «Пастухи Аркадии». Оно хранится в Лувре. Три пастуха и пастушка разглядывают большое каменное надгробие, похожее на сундук с четырехскатной крышей. Оно помещено в центре композиции, — фигуры людей лишь обрамляют этот предмет. Младший из пастухов положил руку на «крышку», средний указывает на само надгробие, а старший водит пальцем по надписи «Et in Arcadia ego». «И вот я в Аркадии». Женщина стоит с задумчивым видом, опершись о плечо среднего пастуха. Но их одеяния кажутся более уместными в Афинах, чем в диких горах Аркадии.

«Tenet confidentiam» («хранит тайну») — эти слова Пуссен вырезал на своей личной печати. В 60-е годы в одном из французских архивов было обнаружено любопытное письмо аббата Луи Фуке, навещавшего художника в Риме. Сразу после этого визита он писал своему брату — суперинтенданту Людовика XIV: «Вместе с господином Пуссеном мы задумали одно дело, которое может стать для Вас выгодным, если только Вы этим не пренебрежете; короли с большим трудом смогли бы вытянуть это у него, и после него впоследствии, быть может, никто в мире этого не возвратит. К тому же это не потребует больших расходов, а может обернуться выгодой, и это сейчас разыскивается многими, и кто бы они не были, но равного или лучшего достояния сейчас на земле нет ни у кого».

Ответ на это письмо не найден. Но шесть лет спустя суперинтендант был арестован и приговорен к пожизненному заключению, Пуссен умер, а картина «Пастухи Аркадии» оказалась в королевских апартаментах. На полотно обратили внимание все авторы, писавшие о загадке Ренн-ле-Шато. Но тайна осталась неразгаданной. Между тем, в британском музее Чатсуорт хранится вариант этой картины, написанный двадцатью годами ранее — более динамичный, но приземленный. Черно-белую репродукцию можно увидеть в 21-м томе БСЭ — на вклейке, указанной в статье «Пуссен». Фигурам приданы живые позы, одеты они куда правдоподобнее, а каменный «ящик» имеет другую форму. Еще одна похожая картина появилась между двумя вариантами «Пастухов…»: на переднем плане — задумчивое существо, похожее на водяного, а за ним виднеется надгробие с той же надписью. Что же не удовлетворяло художника? Может быть, ему не удавалось выразить какую-то важную мысль?

Три пастуха и пастушка различаются не только цветом одежд. Самый младший — в неокрашенном гиматии — равнодушно опирается на камень. Пастух в красном, указывающий на надгробие, противопоставлен младшему не только композиционно, — вид у него чрезвычайно заинтересованный. Должно быть, это связано с «вопросами крови»: во времена Пуссена красный цвет считался царским. Вторая пара фигур напоминает про «полдень синих яблок», — это бородатый мужчина в синем гиматии и женщина в синем хитоне и желтой гиматии-хламидионе. Палец «синего» пастуха — второго слева — указывает на вторую букву в слове «Arcadia». He соответствуют ли четыре фигуры первым четырем буквам? Одно из значений латинского слова «arca» — «ковчег». «Arca foederis» — «Ковчег Завета». Хорошо объясняется и демонстративная парность синего цвета в сочетании с желтым (золото): в Исходе сказано, что при перевозке золотой Ковчег укрывали синими кожами.

«Пусть построят ковчег из дерева ситтим, длина его два с половиной локтя, ширина его полтора локтя и высота его полтора локтя, и пусть обложат его чистым золотом изнутри и снаружи, и пусть отольют четыре кольца золотые и утвердят их на четырех нижних углах, два кольца с одной стороны и два с другой стороны, и пусть сделают четыре шеста из дерева ситтим и обложат их золотом. И пусть вложат шесты в кольца по обе стороны ковчега, чтобы носить его. И пусть шесты остаются в кольцах и никогда не вынимаются оттуда. В ковчег же пусть положат откровение, которое я дал вам. И пусть сделают крышку из чистого золота, длина ее два с половиной локтя и ширина ее полтора локтя. И пусть сделают двух золотых херувимов чистой работы, на обоих краях крышки. Пусть будет один херувим на одном краю крышки, а другой пусть будет на другом краю крышки. И пусть херувимы широко распростертыми крыльями осеняют крышку, и пусть они обратятся лицом друг к другу, лицом к крышке. И этой крышкой пусть закроют ковчег, а в ковчег пусть положат откровение, которое я вам дам. Оттуда, с крышки ковчега Завета, я буду говорить с тобой обо всем, что будет заповедано народу Израиля».

Эти слова услышал Моисей — пастух, ставший вождем израильтян. Он поднялся на гору, вошел в таинственную тучу и беседовал с Богом сорок дней и ночей. Но народ зароптал. Вернувшись из тучи, Моисей в гневе разбил первые скрижали — каменные таблички Завета. Затем он снова взошел на гору и принес новые скрижали — с десятью заповедями. По его приказанию из древесины акации («дерево ситтим») был изготовлен большой сундук, обложенный золотом, а также специальный шатер — скиния, — прообраз будущего Иерусалимского храма. По другой версии (Второзаконие) Ковчег изготовил сам Моисей. Заповеданное сбылось: следуя указаниям, раздававшимся с крышки Ковчега, богоизбранный народ вернулся в Ханаанскую землю и отвоевал ее у пришлых племен. Но при Соломоне или сразу после него Ковчег исчез. С этого момента Израиль вступил в полосу фатальных неудач, завершившуюся рассеянием евреев по всей Земле и холокостом.

Самая ранняя попытка объяснить значение Ковчега связана с именем Филона Александрийского, родившегося за двадцать лет до Иисуса. Филон назвал Ковчег «обиталищем Божьим», а его части — «ключами к тайне Творения».

«Мы должны рассмотреть все это последовательно, чтобы разгадать заключенную в этих явлениях символику. Есть сундук, есть хранящийся в нем завет, прикрытый крышкой ковчега. Над крышкой простирают крылья два херувима, а между ними и над ними был слышен голос, Слово; над ним же господствует Единосущее, от которого исходит это слово. И если бы кто-то мог вполне постичь суть этих явлений, то ему открылась бы прекрасная сущность Божества, так как ему уже не потребовалось бы ничего иного».

…"Равного или лучшего достояния сейчас на земле нет ни у кого", — писал аббат Фуке после разговора с Пуссеном. Вряд ли это простое совпадение: между первым и вторым вариантом «Пастухов…» Пуссен создал картину «Нахождение Моисея».

 

СЛЕД КОВЧЕГА

 

Бэконовский кедровый ларец, называемый также ковчежцем, живо напоминает о Ковчеге Завета. Неудивительно, что чиновник, встречавший путешественников, одет в синий кафтан, а в руке у него — деревянный жезл с концами синего цвета. Он подплывает к кораблю на деревянной лодке, украшенной позолотой. Мы видим также одного из высших сановников острова, восседающего под синим балдахином; по сторонам стоят мальчики в белом. Белое, золотое, синее… А вот еще одна интересная деталь: ларец приплыл через двадцать лет после воскрешения Христа. XX век?

В 1944 году журнал «Краснофлотец» опубликовал ефремовский рассказ «Бухта Радужных Струй». Сюжет весьма любопытен: советский самолет-амфибия летит в США с неким «ценным грузом», от которого «зависело многое в сложных судьбах войны». Экипаж сбился с курса и сел во Флориде — в маленькой бухте сердцевидной формы. Пилот обнаружил там необычные деревья — белые, но с «бурой сердцевиной». Они растут прямо из воды и придают ей свойства Эликсира Жизни. Несколько деревьев самолет срубил при посадке: летчик привез куски древесины в Москву и передал профессору, который долго и безуспешно искал подобное растение. Оказалось, что оно описано у знаменитого алхимика Атаназиуса Кирхеруса под названием эйзенгартия. Секретом белого дерева владели иезуиты: они дарили королям чаши, сделанные из сердцевины ствола.

Шифр здесь простой: иезуиты — члены «Общества Иисуса». «Ценный груз», — это, несомненно, Грааль: не случайно летчик посещает лабораторию профессора и пьет «волшебный напиток». Все как у Булгакова! Скрытый сюжет рассказа как нельзя лучше подтверждает нашу гипотезу о временном перемещении Чащи в США. Но как объяснить «деревянную» тему? Очевидно, с Граалем связан еще один артефакт — самый таинственный и могущественный. Очевидно, этот предмет находится в России: перед полетом пилот видит свежесрубленные пни (вспомните белые чудо-деревья, срубленные самолетом!), а на бетонке — «радужные кольца масляных пятен». Чтобы читатель не упустил эти знаки, автор заставляет героев прослушать несуществующее произведение Чайковского — «Березку». В голосе скрипки им чудятся русские леса.

Имя хранителя Ефремов зашифровал с особой тщательностью. Во-первых, этот человек имеет отношение к морской авиации и к полету в США. Во-вторых, он алхимический Адепт: гидросамолет несколько раз именуется птицей — белой и серебряной, — а также альбатросом (от лат. albus — светлый). В-третьих: самолет приземлился в сердцевидной бухте, а название чудесного дерева происходит от немного искаженного немецкого слова, которое переводится как «железное сердце». Таинственный груз, белый цвет дерева и самолета, а также «железное сердце» напоминает о знаменитом походе шотландского отряда, который вез в Святую Землю сердце умершего короли. Оно хранилось в сердцевидном железном ящичке. Когда шотландцев атаковали сарацины и начали теснить, предводитель отряда бросил в них «железное сердце». Тем самым он изменил «судьбы войны» (как и «ценный груз», доставленный в США): нападавшие в ужасе разбежались. Эти события описаны в романе А.Конан-Дойля «Белый отряд». Имя короля — Роберт. Этим же ключом открывается тайна второго «ценного груза»: ящик из белого дерева ситтим — Ковчег Завета. Понятно также, почему ефремовское дерево окрашивает воду в синий цвет с золотым отливом: деревянный сундук, обложенный золотом, укрывали синей кожей.

(Для сравнения можно вспомнить другой ефремовский рассказ, датированный 1944 годом — «Эллинский секрет». Герой видит синюю чашу и медную «скрижаль»).

Два цвета — это еще не радуга. Почему же рассказ называется «Бухта Радужных Струй»?

«И сказал Господь Бог: вот знамение завета, который Я поставлю между Мною и между вами и между всякою душою живою, которая с вами в роды навсегда: Я полагаю радугу Мою в облаке, чтобы она была знамением завета между Мною и между землею». Бытие, глава девятая.

…21 февраля 1965 года газета «Правда» опубликовала директивную статью, призывающую к «более широкому знакомству советских читателей с лучшими образцами прогрессивной зарубежной литературы». Новые веяния не стали неожиданностью для издательства «Молодая гвардия»: уже в апреле был подписан в печать первый том знаменитой «Библиотеки современной фантастики». Кто же отбирал «лучшие образцы»? Вот список редколлегии: литературовед Кирилл Андреев, писатели Ариадна Громова, Сергей Жемайтис, Иван Ефремов, Аркадий Стругацкий и Еремей Парнов. А семь лет спустя Парнов получил от Ефремова необыкновенный подарок. Он сам пишет об этом в «Богах лотоса» (1980): «Однажды писатель Иван Антонович Ефремов подарил мне зеленый от древней патины обломок буддийской статуи. Это была изящная бронзовая рука, пальцы которой соединялись в фигуру, известную как „колесо учения“. Он нашел руку неведомого бодхисаттвы в гобийской пустыне, у подножия холма…».

Перенесемся в жаркое лето семьдесят второго года. Почти одновременно со статьей о «невидимом самолете» был напечатан приключенческий роман Еремея Парнова «Ларец Марии Медичи» — тогдашний бестселлер. Из этой книги советские люди впервые узнали об альбигойцах, тамплиерах и розенкрейцерах — хранителях древних свитков, чаши Грааля и Философского Камня («алмаз винно-красного цвета», «кристалл, вобравший в себя таинственную энергию звезд»). Особенно запомнились сцены падения Монсегюра, остроконечные колпаки альбигойских священников, а также их символы, знакомые каждому советскому человеку — голубь и пятиугольник («Знак качества», значок «Летчик-космонавт СССР», орден Октябрьской революции, лунные вымпелы). Неудивительно, что ключ к древнему ларцу, давшему название всему роману, был выполнен в форме креста с розой. Но Парнов пишет о том, что все без исключения тайные общества — алхимические, масонские, розенкрейцеровские и прочие — до неузнаваемости исказили крохи тайного знания, унаследованные от посвященных древности. Эта мысль звучит рефреном.

Отдельные моменты, предметы и персонажи романа остались неразъясненными. Герцоги Лотарингские, например, — какое отношение они имели к Граалю? Непонятна и роль кинжала — одного из семи «слуг» таинственного ларца. «Много превратностей пережил мир из-за этого кинжала», — говорит глава альбигойцев и требует сохранить его любой ценой. Но самым загадочным видится эпизод, в котором альбигойские священники, унесшие из обреченного замка Грааль и семь тайных книг, становятся всемогущими невидимками: «Мертвая материя и грубая живая плоть стали подвластны Совершенным, пространство покорилось им, и даже необоримое время избавило их от своего извечного гнета. Навсегда молодыми и бессмертными ушли четверо совершенных в неведомые земли, и сокровенная сила их ушла с ними. Один только Мирпуа узрел вдруг, как мелькнули в дрожащем над отгоревшим пепелищем воздухе четыре стеклистые тени…». И далее: «Говорили, что были они невидимы и жили на земле вот уже много веков, следя с высот своей мудрости за ничтожными страстями и великими муками людскими».

Из Южной Франции ниточка тянется в парижский Тампль, оттуда — к розенкрейцерам, масонам и мальтийским рыцарям, затем в Санкт-Петербург, в Тверскую губернию (Дубна?) и, наконец, — в Москву, на Патриаршие пруды (!). В дело вступает следователь МУРа, обладающий экстрасенсорными способностями — бывший штурман рыболовного флота, тоскующий по своему траулеру. Московский «ловец человеков» кушает ветчину, рассматривает статуэтку Будды с кабаньей головой, а затем ищет пропавшего интуриста с русской фамилией Свиньин — сына тверского губернатора. Но, сам того не понимая, московский следователь служит Граалю.

По приказу иностранца был украден древний ларец — ковчег Грааля, унесенный альбигойцами из Монсегюра. Но в ларце оказался только кинжал с крестообразной рукояткой, и следователь вспоминает пушкинскую строчку — «зашифрованную» — о «цареубийственном кинжале». Острие, крест и… Царь Иудейский?

Предположим, что под видом кинжала зашифровано Святое Копье. (Вернее — его дубликат, который экспонируется в Хофбурге: парновский кинжал тоже оказался дубликатом — «новоделом» начала XIX века). Что же символизировали «истинные» сокровища альбигойцев — свитки, чаша и «винно-красный» кристалл? Ответ подсказывает эпизод с бараньей кровью, которую собирает в тигле алхимик-профан: кровь Агнца.

В последней главе выясняется, что Философский Камень (он же — Святой Грааль) хранился на маленьком острове Азорского архипелага («А роза упала на лапу Азора») и вместе с ним ушел на дно при недавнем извержении подводного вулкана. Очевидно, Парнов указывает на связь Фулканелли с Рюгеном — островом пушкинского царя Гвидона. Недаром исчезнувший остров называется Гвидо, а Свиньина — владельца кольца с надписью «Гвидо», — утопили в бочке. Соедините этот намек с бараньей кровью, стекающей в бочку и с названием романа, в котором Мария Медичи упоминается, но не играет никакой роли.

«Ты положи игре конец и отыщи жену младую…», — призывает стихотворная инструкция, которой следуют герои. Ларец Марии… Магдалины?! Игра завершится, когда будет открыт Философский Камень («возвышенный смарагд») и седьмая книга укажет местоположение Святого Грааля:

 

Литое сердце пентаграммы

Навеки в сердце унеси.

Премудрость не на небеси —

Незримо воссияют грани,

Когда возвышенный смарагд

Рассеет вековечный мрак,

Стена падет перед глазами!

В седьмой найдешь ты указанье,

Как отыскать в скале Грааль.

На том и кончится игра.

 

О том, что Святой Грааль хранился в ларце, нам уже известно — со слов последнего из потомков Алонсо Кихано, прославленного Сервантесом под именем Дон Кихота. Но речь шла о шкатулке из слоновой кости, а не о деревянном сундуке, с трудом проходящем в дверь. Парновский ларец больше похож на Ковчег Завета. Даже резные украшения — крылатые грифоны — напоминают о херувимах Ковчега.

В романе Парнова большое место занимает не опубликованная Пушкиным десятая глава «Евгения Онегина». С помощью «зашифрованной главы» герои пытаются разгадать тайну кинжала, но это им не удается. Ружье не выстрелило. Для чего же оно понадобилось? Есть такие пестренькие картинки, — если расфокусировать взгляд и долго глядеть на них, возникает отчетливое «стереоскопическое» изображение, которого раньше не было. Подобным образом нужно взглянуть на «Евгения Онегина». Сестры Ларины (ларь — сундук), полюбили двух друзей с «речными» фамилиями (Онега и Лена). Действие происходит в Москве и «на брегах Невы», а также в неуказанном месте, где расположены имения Лариных, Ленского и Онегина. Но Пушкин описывает только поместье, унаследованное Онегиным: «Господский дом уединенный, горой от ветров защищенный, стоял над речкою». Расклад получается весьма любопытный: с одной стороны — много раз упомянутая Нева и «речные» фамилии героев, а с другой — гора и речка. Не связано ли слово «Нева» с какой-нибудь горой? Подтверждение этой странной догадки мы нашли в Ветхом Завете: во второй Книге Маккавеев говорится о том, что Ковчег и жертвенник курения спрятаны на горе… Нево! Здесь же похоронен Моисей, «раб Господа», — так его называет Второзаконие. Не потому ли Ленский посещает могилу Дмитрия Ларина — «Господнего раба и бригадира»? А эти строчки — якобы иронические и посвященные Ленскому — возможно, приоткрывают тайну самого автора:

 

…Что есть избранные судьбами,

Людей священные друзья;

Что их бессмертная семья.

Неотразимыми лучами

Когда-нибудь нас озарит

И мир блаженством одарит.

 

 

6. «Я-МОЗЕС!»

 

Ковчег Завета — первое и единственное в своем роде доказательство бытия Божьего. Таинственный артефакт был посредником между Яхве и людьми: «Оттуда, с крышки ковчега Завета, я буду говорить с тобой обо всем, что будет заповедано народу Израиля». Имелось и военно-прикладное значение: при помощи Ковчега израильтяне форсировали Иордан и разрушили стены Иерихона. Прочие качества остались неизвестными. Не исключено, к примеру, что деревянный сундук был коммутатором миров и времен — чем-то вроде Машины Времени. Не об этом ли писал Уэллс? Чтобы намекнуть на Ковчег, он поместил свою Машину внутрь огромного бронзового ящика, служащего пьедесталом необычному Сфинксу: «крылья его не прилегали к телу, а были распростерты». Сравните: «И пусть херувимы широко распростертыми крыльями осеняют крышку». Уэллсовская Машина Времени изготовлена из никеля, слоновой кости, кварца и горного хрусталя, — про это сказано в момент первого появления Машины. Но в конце романа список материалов меняется: дерево и бронза.

«…Сияющий столб и крест распались и рассыпались как бы на множество звезд, вскоре также погасших; а на воде остался лишь небольшой ковчежец или ларец кедрового дерева, нимало не подмоченный водой, хотя и плыл по ней». Так описывает Бэкон прибытие на Бенсалем священных книг христианства. Столб света узнали сразу: этот божественный знак привел народ Моисея в землю обетованную. Но никто из комментаторов не обратил внимание на то, что бэконовский «ковчег» приплыл из… будущего! Автор сообщает об этом прямо и недвусмысленно: «Апокалипсис и некоторые другие книги Нового Завета, в ту пору еще не написанные, также тем не менее оказались тут».

Тень Ковчега осеняет книги учеников Бартини. «Нарисуй барашка!» — просит летчика Маленький принц и получает рисунок… ящика! Говорящее полено превращается в деревянного человечка и приводит героев А.Толстого к деревянной дверце нового кукольного театра. Ключ к этой дверце ему подарила черепаха Тортила, которую Дуремар обозвал «старым чемоданом». Неспроста Буратино получает золотые монеты («пусть обложат его чистым золотом»!) и рисует в воображении тарелку с манной кашей: помимо скрижалей, в Ковчеге хранился сосуд с манной небесной.

Гриновский Бам-Гран приезжает в Петроград в закрытых носилках, — это ящик с дверцей, переносимый на двух шестах. («И пусть вложат шесты в кольца по обе стороны ковчега, чтобы носить его»). Он исчезает на льду Невы.

Мы уже отмечали, что при перевозке Ковчег заворачивали в синие кожи. А вот как выглядит предмет, который воздействует на сознание героя и переносит его в дом Бам-Грана: это небольшой конус из белого металла, завернутый в синий платок. Он «включается», если снять платок. Синим сукном накрыт и стол в КУБУ, за которым Бам-Гран демонстрирует чудесные подарки. Чтобы вернее указать на чехол Ковчега, перед синим столом свалены кожаные тюки.

«Блистающий мир»: «Тонкий, неизвестного материала, остов был, как каркас абажура, обтянут великолепным синим шелком…». Так выглядит «летательный аппарат» Крукса.

«Золотая цепь»: «…Я представил человека в синих очках, с бледным, ехидным ртом и большими ушами, сходящего с крутой вершины по сундукам, окованным золотыми скрепами». Таким Санди воображает владельца сокровищ, живущего на мысе Гарденс («Хранитель»). Юнга представляет это, когда лежит в кубрике — в «дощатой норе». Если прочитать слово «нора» наоборот, получится «арон». В переводе с древнееврейского — «ковчег»…

«Это был большой, из массивного золота, саркофаг. Грубые изображения зверей и птиц покрывали его с четырех сторон. Наверху покоилось изображение спящего марсианина». Так выглядит главная святыня марсиан в «Аэлите». Но это, конечно не саркофаг: А.Толстой пишет, что марсианский пророк, которому посвящен этот ящик, был сброшен со скалы в озеро.

В «Гиперболоиде инженера Гарина» Ковчег зашифрован по всем правилам «тарабарской грамоты»: к уже известному нам слову «арон» добавлено три буквы — две в середину слова и одну — в конце. «Аризона». Цвет яхты — белый. Ситтим. Но палуба — «слегка выгнутая, из узких досок, точно замшевая», и над ней натянут большой синий тент, — прозрачный намек на синюю кожу. Алексеи Толстой воспользовался тем, что судно Ноя и сундук, в котором хранились скрижали Завета, в русском языке называются одним и тем же словом. Не случайно яхтой командует капитан Янсен: богатый голландский менонит Петр Янсен прославился тем, что соорудил полномасштабный макет Ноева ковчега и спустил его на воду.

Первый Иерусалимский храм — дом для Ковчега Завета — построил царь Соломон. Во 2-и книге Паралипоменон сказано, что Соломон «сделал серебро и золого в Иерусалиме равноценным простому камню», — то же самое повторил Гарин. Из трех самых знаменитых хранителей Ковчега Завета только Соломон запечатлен на мирских картах. Не потому ли перед отплытием «Аризоны» ходят слухи о том, что яхта отправляется на Соломоновы острова? В эпизоде пиратского нападения на пароход «ковчег» заговорил: «Таинственный корабль остановился и резкий голос оттуда прокричал в мегафон по-английски…». А что уцелело после крушения «Аризоны»? Ящик с книгами!

«Белой акации цветы эмиграции», — эти слова произносит Бендер за минуту до появления Воробьянинова — предводителя дворянства (Моисей — вождь израильтян!) и владельца «ковчега». Стул с сокровищами — хранилище, своеобразный ящик на ножках. Чтобы подчеркнуть это, соавторы помещают в один из стульев маленький «ковчег» — ящичек с медной табличкой. Именно этот стул попадается комиссионерам во время плавания на пароходе, а затем они видят его плывущим по реке. Пароход — «Ноев ковчег»? Ильф и Петров подтверждают: «Население тиражного ковчега уснуло». Но соавторы дают понять, что под видом одного ковчега они говорят о другом: транспарант, изготовленный Бендером, назван «скрижалью», а на бортах пароход нес знаки Божественного обещания — «радужные изображения гигантских облигации».

(Сравните: на выигравшую облигацию были куплены машины для автоклуба, который хотел возглавить Бендер. Булгаковский мастер выиграл по облигации десять тысяч рублей. Слово «облигация» происходит от латинского «obligatio» — «обещание», «обязательство»).

У горного селения Сиони Остап «скакал и плясал»: во 2-й Книге Царств эти слова сказаны про Давида, везущего Ковчег в Иерусалим. А вот как появляется инженер Щукин — человек, усгроивишй потоп в кварчире: «Мужа дома не было. Впрочем, он скоро явился, таща с собой портфель-сундук». Понятно также, почему во втором романе о Бендере говорят: «невский франт». (Про Онегина: «В своей одежде был педант и то, что мы назвали франт»). А вот что говорит Бендер в конце «Золотого теленка»: «Да, — ответил Остап, — я типичный Евгений Онегин…».

К догадке ведег и другая цепочка символов: отец Федор — третий охотник за стульями — смотрит на старинную картинку, «печатанную с медной доски», на которой изображены сыновья Ноя и достает сундучок с книгами и — золотыми монетами. Сундук-Федора — «arca foederis»? He случайно священник-расстрига мечтает о свечном заводике в Самаре, а гробовщик получает фамилию Безенчук — по названию станции на Самарской железной дороге: еврейская секта самаритян верит во второе пришествие Моисея и в новое обретение святыни. К Моисею отсылает и название второго романа: пока вождь израильтян беседовал с Богом, его народ «сотворил себе идола» — изготовил золотого тельца и молился ему, как Господу.

Ильфопетровские романы насыщены цветом. Известно, например, что штиблеты Бендера — апельсиновые, отец Федор надел коричневый картуз, а Клавдия Ивановна умирала в абрикосовом чепце. Когда воробьянинская теща говорила о сокровищах, лицо ее стало купоросного цвета — иначе говоря, синего! Но вот парадокс: даже самый памятливый читатель не назовет цвет обивки стульев! Эта обесцвеченность не случайна: в последней главе сказано, что стул, в котором хранилось сокровище — подразумеваемый ящик — приобрел завклубом по фамилии Красильников. А теперь загляните в первую главу: «Вынув из ящика стола синюю войлочную подушечку, Ипполит Матвеевич положил ее на стул…». И далее: «…он боялся протереть брюки и потому пользовался синим войлоком». Стул с синей подушечкой и ящик. Намек дублируется: в конце рабочего дня «…Ипполит Матвеевич сложил дела, спрятал в ящик войлочную подушечку…». Деревянный ящичек был найден в стуле на пароходе — «тиражном ковчеге». Но самое любопытное совмещение ящика и стула можно увидеть в трудах еврейских раввинов: Ковчег Завета они именуют «престолом Божьим», а также «сиденьем Бога».

Перед Ковчегом первосвященник курил благовония. «Вы знаете, Ласкер дошел до пошлых вещей, с ним стало невозможно играть. Он обкуривает своих противников сигарами. И нарочно курит дешевые, чтобы дым противней был». Эти слова говорит «гроссмейстер» О.Бендер. С подразумеваемым «сиденьем Бога» гроссмейстер-курильщик пересекается в последней главе: портрет Ласкера висит над заветным стулом.

«Вы хотите курить, как я вижу? — спрашивает Воланд у Ивана. — Вы какие предпочитаете?» После слов «Наша марка» (м-арка!) появляется портсигар, набитый этими папиросами — «громадных размеров, червонного золота, и на крышке его сверкнул синим и белым огнем бриллиантовый треугольник». Золотое, синее и белое — цвета Ковчега, а сияющий треугольник — известный символ триединого Бога. Мимоза — цветы «дерева ситтим» — появляются в момент первой встречи мастера и Маргариты: «Она несла в руках отвратительные, тревожные желтые цветы. Черт их знает, как их зовут, но они первые почему-то появляются в Москве».

Ков