Часть пятая. «помажь глаза твои, чтобы видеть» 


Мы поможем в написании ваших работ!



ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?

Часть пятая. «помажь глаза твои, чтобы видеть»



 

— А теперь давай решим, кому же все это приснилось, — сказала Алиса черному котенку. — Ты со мной согласен? И нечего все время лизать лапку с таким видом, как будто ты сегодня не умывался. Понимаешь, все это могло присниться или мне, или Черному Королю Конечно, он был частью моего сна… Но ведь и я была частью его сна! Неужели все это приснилось Черному Королю?

Л.Кэрролл, «Алиса в Зазеркалье».

 

НИЧЕГО НЕ БУДЕТ НЕВОЗМОЖНОГО ДЛЯ ВАС»

 

«Я не буду литератором, если буду излагать только свои неизменные идеи, — писал „дисковец“ А.Платонов своей жене. — Меня не станут читать. Я должен опошлять и варьировать свои мысли, чтобы получились приемлемые произведения». И далее: «Истинного себя я еще никогда никому не показывал, и едва ли когда покажу».

Но скрыть истинного Платонова так же трудно, как истинного Булгакова, Грина или Леонова. В его «Лунной бомбе», например, слово «диск» повторяется двадцать раз, а Луна названа «сплошным и чудовищным мозгом». Она заставляет человека вспоминать его прошлые жизни: «Я думаю постоянно о незнакомом мне, я вспоминаю события, разрывы туч, лопающиеся солнца, — все я вспоминаю как бывшее и верное, но ничего этого не было со мной».

«Лунная бомба» появилась в 1926 году, когда идея космической ракеты прочно утвердилась в умах. Но для полета на Луну инженер Крейцкопф (в переводе с немецкого — «крестная голова». Голгофа?) строит «кидающий диск» — грандиозную электрическую пращу. Почему? Известно, что Платонов отлично знал физику и должен был понимать, что перегрузка превратит пилота в суспензию. Праща — оружие Давида.

В чем же состоит «неизменная идея» «Лунной бомбы» — «опошленная и варьированная» в «приемлемом произведении»? Ключ к шифру Платонова мы нашли в его эссе «О любви»: «Скажу все до конца. До сих пор человечество только и хотело ясного понимания, горячего ощущения той вольной, пламенной силы, которая творит и разрушает вселенные. Человек — соучастник этой силы, и его душа есть тот же огонь, каким зажжено солнце, и в душе человека такие же и еще большие пространства, какие лежат в межзвездных пустынях». Вселенная — часть человека?

На обороте своего завещания Бартини торопливо написал:

«Фундаментальная проблема одна. Это синтез онтологии и гносеологии. Фундаментальное образование одно-единственное. Оно внутренним отображением в себя является 6-мерным. Различные ориентации в 6-мерном фоне. Единственный экземпляр „одновременно“ в разных местах. 6-мерная физическая линия Менгера. Метрика инверсии. Квант протяженности есть наименьшее, а также наибольшее (запрет двух квантовых чисел одного индекса быть равными). XiXi неотличим отХi. Ломаная (ортогонально) линия Xil Xi2 Xi3 Xi4 Xi5 Xi6. Лиувилль-Пуанкаре возврат (замкнутость). Существует одна-единственная фундаментальная частица, в разных ориентациях „одновременно“ во всех местах — она есть весь Мир. Квазистабнльная ориентация подмножества экземпляров: экран. Групповая траектория экрана. Отображение в экран множества образов единственного экземпляра. Тождество „объективного“ и „субъективного“». Проще говоря, реальность существует только в сознании тех. кто ее населяет. Мы делаем мир максимально правдоподобным, — но именно поэтому нельзя быть уверенным в том, что все окружающее нам не снится. Бартини говорил: «Мир — ясный сон дремлющего Бытия». Значит, «отражение в экран множества образов единственного экземпляра», — сон Бога, сотканный из бесконечного множества отдельных снов («образов»). каждый из которых — чья-то жизнь. Число сновидцев — мировая константа. Таким образом, простой человеческий сон — не что иное, как сон во сне. То же самое можно сказать об искусстве: эго «прелесть» второго порядка, слабая копия.

В поэме булгаковского Ивана Иисус получился всего лишь «как живой». Но, отправляя на отдых мастера, Воланд предупреждает его о новом этапе работы: «Неужели вы не хотите, подобно Фаусту, сидеть над ретортой в надежде, что вам удастся вылепить нового гомункула?» То есть — нового Адама?..

Догадайтесь: кого «лепит» булгаковский евангелист Левий Матвей — «выпачканный в глине мрачный человек»? Вот подсказка: место, где он появляется перед Воландом — Дом Пашкова, в ту пору — отдел рукописей Румяпцсвской библиотеки. Именно отсюда Демиург наблюдает горящий дом писателей: написанное — вечно. Воланд сидит на террасе (терра — земля!), на рукописях, которые не горят — аллегорически это и есть его земной трон. Шут Бегемот, как полагается, передразнивает своего повелителя, и нам непременно нужно понять эту молчаливую шутку: «Кот моментально вскочил со стула, и все увидели, что он сидел на толстой пачке рукописей».

Живой глобус Воланда, то есть он сам — символически! — «на тяжелом постаменте». В «тяжелом каменном кресле» сидит спящий столетия напролет прокуратор — это еще одна подсказка. Не только книги — все, что остается после нас, идет на строительство этого незримого грона. Все забытое, умершее, сгоревшее, снесенное, утонувшее, съеденное ржавчиной — созданное и поглощенное Временем… «Вылепленное» — вечно.

«Рукописи не горят» — умирают лишь исписанная бумага и человеческие тела — библейские «одежды кожаные». Неспроста в тексте промелькнул «гражданин, сдирающий с себя летнее пальто», и телохранитель Азазелло вспоминает про «женщин с содранной кожей» — перед тем, как «умертвить» влюбленных. В «Торгсине» с рыбы снимают шкуру, а рыба из сгоревшего писательского ресторана — «в шкуре и с хвостом»! Рыба — символ Иисуса. «Казни не было», — втолковывает Иешуа освобожденному прокуратору. Есть только вечное обновление.

Обгоревший труп Майгеля и возрожденная из пепла тетрадь мастера — ключи к этой шараде: вылепленное требует отжига смертью. И настал «час небывало жаркого заката», когда в Москве появляется Воланд — «Великий Гончар» человечества. Но и сам «Гончар» вылеплен и отожжен: «Кожу на лице Воланда как будто бы навеки сжег загар». Кто же «скульптор» Воланда? Образ богов лепят люди. Потому и Левий Матвей — «выпачканный в глине мрачный человек». И, конечно, Воланд недоволен «нижним» творцом, не узнавшим свое творение.

Нельзя ни на минуту забывать, что «Мастер и Маргарита» — книга особого происхождения и загадочной судьбы. Читать ее нужно медленно. Рассчитывая на особую дотошность читателей, Булгаков очень точно приурочил момент первого появления Воланда: «…как раз в то время, когда Михаил Александрович рассказывал поэту о том, как ацтеки лепили из теста фигурку Вицлипуцли…».

Лепили — «грозного бога Вицлипуцли»!..

«Иисус в его изображении получился ну совершенно как живой». Боги лепят людей, люди лепят богов — по образу и подобию. «Поэзия есть Бог в святых мечтах земли», — не случайно эта строчка была высечена на цоколе бюста Жуковского в «Двенадцати стульях». Она дает ответ на вопрос, который мучил Алису, побывавшую в Зазеркалье: она снилась Черному Королю или он ей? Ведь обещанием новой «лепки гомункула» Воланд напутствует не мага, а писателя — смертельно уставшего человека с «изобразительной силой таланта», способного населить воображаемый мир героями и наполнить событиями.

Все ученые мистики одинаково описывают этот процесс: качественно вообразить — значит, поверить, что все будет по-твоему. Когда ментальный костяк желаемого события построен сила подобия притягивает к нему идеи помельче. Появляются единомышленники и люди с обостренным чутьем на грядущую выгоду, — они заполняют незримую «арматуру» веществом.

В XX веке это открыли заново: вообразить и поверить — все, что требуется для материализации идеи. В 1920 году русский философ Лев Шестов с изумлением писал: «Как ни странно, но большевики, фанатически исповедующие материализм, являются самыми наивными идеалистами. Для них реальные условия человеческой жизни не существуют. Они убеждены, что слово имеет сверхъестественную силу. По слову все сделается — нужно только безбоязненно и смело ввериться слову». Но именно об этом говорил ученикам Иисус: «Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: „перейди отсюда туда“, и она перейдет, и ничего не будет невозможного для вас».

 

НИЖНИЙ ГОРОД»

 

Булгаковский мастер «остолбенел», посетители филиала — «оцепенели», а Рюхин — «застрял в колонне». Маг, следящий за путешествием, должен вовремя вытащить «филиуса», потерявшего память — и момент возвращения покажется ученику смертью. «Он видит неестественного безносого палача, который подпрыгнув и как-то ухнув голосом, колет копьем в сердце привязанного к столбу и потерявшего разум Гестаса». («Привязанный к столбу» — «застрявший в колонне»?)

«Казни не было!» — убеждает спящего прокуратора Иешуа. Его смерть на столбе лишь снится Ивану — как продолжение сна на Патриарших: «…Ему стало сниться, что солнце уже снижалось над Лысой Горой…». А в эпилоге мы видим, как мучительно, год за годом извлекают «уснувшего» Ивана: «Будит ученого и доводит его до жалкого крика в ночь полнолуния одно и то же».

«Ничего не бойтесь», — говорят Маргарите. По-видимому, это и есть главное условие пробуждения, выхода из вселенского подвала. Не случайно в имени метрдотеля — Арчибальд — соединились два древнегерманских корня — «свободный» и «смелый». Но в чем смысл удвоения имени? В «Мастере…» — Арчибальд Арчибальдович, в «Собачьем сердце» — Филипп Филиппович и Полиграф Полиграфович… Уже после смерти Булгакова нашли наметки нового романа, где главного героя зовут Ричард Ричардович. (Ср.: инженер Гарин — Петр Петрович). «Дважды рожденными» именовали тех, кто прошел испытание и удостоился высшей степени посвящения в некоторых мистериях.

«Трусость — это самый страшный порок!» — понял во сне Пилат. Ученик должен помнить, «что все это происходит с тобой не наяву» и ничего не бояться. На языке древнеиндийских магов — Майя: не потому ли иллюзорный булгаковский роман начинается «странным майским вечером»? А в эпилоге «нового Ивана» учат не бояться смерти — «неестественного безносого палача». Ведь все происходящее в романе — «молчаливая галлюцинация», и «реальный» магазин Торгсин может исчезнуть столь же внезапно, как колдовской магазин в Варьете.

О том же пишет в «Тайной доктрине» Е.П.Блаватская: «На каком бы плане наше сознание ни действовало, мы и предметы, принадлежащие этому плану, являемся на это время единственными нашими реальностями. Но по мере нашего продвижения в развитии мы постигаем, что в стадиях, через которые мы прошли, мы приняли тени за реальности и что восходящий процесс Эго состоит из целого ряда прогрессивных заблуждений, и каждое продвижение приносит с собой убеждение, что, наконец, теперь мы достигли „реальности“. Но только, когда мы достигнем абсолютного Сознания и сольем с ним наше сознание, только тогда будем мы освобождены от заблуждений, порожденных Майей».

Воланд назван «повелителем теней»: управлять можно лишь своей тенью. Он оказывается единственно живым в этом странном мире, где все появляется, чтобы тотчас же измениться или бесследно исчезнуть в круговороте снов. Булгаковские аллюзии понятны: мы, люди — «нижние жильцы», «народонаселение». Они — «гости», «иностранные туристы», которым пора возвращаться домой. Тени «первой свежести». «Разве для того, чтобы считать себя живым, нужно непременно сидеть в подвале?..»

Мастер и его возлюбленная «заслужили покой». «Покоем», то есть буквой П («покой» — название буквы в старом алфавите) выстроено здание, где происходил бал — в квартире покойного Берлиоза. И гости Воланда — покойники: древний эвфемизм этого слова — «гость». Летающая машина с Маргаритой приземлилась на Дорогомиловском кладбище, а зрелищный филиал с колоннами расположен в Ваганьковском переулке — намек на одноименное кладбище. С крыши «Дома Пашкова», стоящего на Ваганьковском холме, Воланд обозревает столицу — «нижний город».

Четко разделен и дом Грибоедова: в верхнем этаже решались судьбы отечественной литературы, а в нижнем ели и пили. «И было видение в аду», — сказано о ресторане. Земля — «Нижний Город», некрополь. Те, кто на время спускается сюда — «гости»… На двух уровнях разыгрывается и бал Воланда: Маргарита «летала над стеклянным полом с горящими под ним адскими топками и мечущимися под ними дьявольскими белыми поварами», а затем «видела темные подвалы, где горели какие-то светильники, где девушки подавали шипящее на раскаленных углях мясо, где пили из больших кружек за ее здоровье».

 

3. «ИСТИНА БУДЕТ ОТКРЫТА ЛИШЬ ТЕМ, КТО…»

 

После бала Маргарита с удивлением замечает, что луна остановилась. Все объясняется, если сравнить два отрывка, между которыми уместилось описание бала Воланда:

«…Маргарита увидела лежащую на полу перед нею полоску света под какой-то темной дверью».

«Колонны распались, угасли огни, все съежилось, и не стало никаких фонтанов, тюльпанов и камелий. А просто было, что было — скромная гостиная ювелирши, и из приоткрытой двери выпадала полоска света. И в эту приоткрытую дверь вошла Маргарита».

Луна не успела двинуться с места! Значит, не было никакого бала — только дверь и полоска света. Все остальное героине приснилось — в те несколько мгновений, пока она стояла перед «темной дверью». Но и это было сном: в предпоследней главе проснувшаяся Маргарита умирает от сердечного приступа. А вот чем заканчивается «Гиперболоид инженера Гарина»: «Наевшись, Зоя садится перелистывать книгу с дивными проектами дворцов, где среди мраморных колоннад и цветов возвышается ее прекрасная статуя из мрамора…». Зоя грезит. Тем же занят диктатор мира: Гарин «похрапывает, должно быть тоже переживая во сне разные занимательные истории». «Золотой остров — это сон, приснившийся мне однажды в Средиземном море, — говорит Зоя, — я задремала на палубе и увидела выходящие из моря лестницы и дворцы…».

Женщина, имя которой в переводе с греческого означает «жизнь», сидит рядом со спящим Гариным и листает ею же придуманную книгу страницу за страницей — жизнь за жизнью. «Беречь твой сон буду я!» — подтверждает булгаковская Маргарита. Две героини — разные имена неумолимой силы, которая снова и снова возвращает Игрока в бесконечную цепь иллюзорных воплощений. «Да, действительно, объяснилось все: и страннейший завтрак у покойного философа Канта…» — пишет Булгаков. Именно Кант учил, что время и пространство — лишь совокупность наших ощущений.

«В начале было Слово…». Божественное Слово материализовало мир и Само облеклось в Свое создание — как сказочный Гарун-аль-Рашид, надевший поверх золотой парчи одежду простого торговца. Христианские гностики Александрии учили, что таким образом Логос обрел форму (О.Бендер: «логическая шахматная форма»). Но однажды Он должен вернуться — снять одну за другой свои оболочки. Разоблачиться…

Глава «Сеанс черной магии и ее разоблачение» — символическая модель Его возвращения: женщины скидывают старую одежду и получают другую, которая тоже исчезает, оставляя их в одном белье. А на балу Воланда гостьи совершенно нагие: возвращение к истоку. И катаевский Ваня Солнцев дважды меняет одежды, поднимаясь из темной и сырой ямы к алмазной звезде.

Слово стало миром — мир станет Словом?

По одному из апокрифов Бог заставил ангелов поклониться Адаму — только за то, что он дал имена всему сотворенному. Таким образом, Слово воплощается в мир не единожды, а постоянно: материальную Вселенную нужно непрерывно описывать. Александрийский алхимик и философ Зосима (III в.) указывал на истинное назначение бессмертного Адама — земного человечества:

«Он является толкователем всех вещей, которые суть, и дал имена всем телесным вещам. Халдеи, персы, индийцы и евреи назвали его Адамом, что переводится, как девственная земля, кроваво-красная земля, огненная или телесная земля. Это следует искать в библиотеках Птолемеев. Они хранили это в каждом святилище, особенно в Серапиуме…».

(Библиотека Птолемеев — Александрийская!)

Посвященный должен увидеть жертвенное схождение Бога-Слова в человечество и шаг за шагом уподобиться Ему — вернуться в первоначальное состояние. Иначе говоря — стать Адамом… В сущности, «человеком описывающим» является каждый из нас — просто потому, что мы пользуемся языком, мысленно или вслух называем существа, вещи и понятия. Но очень немногие способны делать это сознательно.

«Получить можно лишь то, что имеешь», — говорят маги. Бартиниевские ученики «вспоминали» знания и облекали их в обманчивые, как сам мир, одежды «научной фантастики», в «сказки» и «сатирические романы». Или — в «Рабочего и колхозницу», в проект колоссального золотого шара Дворца Ленинизма, в первый спутник — памятный всем блестящий шарик с усами антенн… Пользуясь доступными ему средствами, ученик должен воспроизвести матрицу, по которой создавался мир. А мы весело смеемся над Балагановым и Паниковским: в кромешной тьме они пилят железные гири, чтобы извлечь золото. Истинное золото алхимиков, называемое «Славой Света»…

«Божественный Свет обитает в середине смертной Тьмы и невежество не может разделить их. Союз Слова и Ума приводит к мистерии, называемой Жизнь. Как тьма вне тебя разделена сама, так и Тьма внутри тебя разделена подобным же образом. Божественный человек, который восходит по пути Слова, есть Свет и Огонь, а кто не может взойти, тот смертный человек, который не может приобщиться к бессмертию».

Это — «Поймандр» Гермеса Трисмегиста, древнейший учебник европейских мистиков. Учитель, принявший облик «Огненного Дракона», объявляет ученику, что пришло время измениться. Он говорит, что истинной мистерией является сама жизнь. Ученик должен встать «на путь Слова» и осознать свою раздвоенность на «Огонь и Свет», внешнее и внутреннее, тело и душу — то, что в алхимической символике именуется «железом и золотом». Вспомните булгаковское «Раздвоение Ивана» и раздвоение «пастушка» Вани Солнцева: душа, отделившаяся от тела, поднимается по лестнице. «А кто не может взойти, тог смертный человек…»

«Истина будет открыта лишь тем, кто не только слышал и видел ее, но и сможет ее изречь», — предупреждали розенкрейцеры четыре века назад. «Восхождение путем Слова» — это бесконечная запись истории мира. той шахматной партии, которую от века ведут всесильные боги. «Надо же что-нибудь описывать». — говорит Адам-Воланд, глобальный «историк» и «шахматист». Ему ведь ничего и не нужно было, кроме романа мастера. И «математик» Вечеровский — обладатель «нечеловеческого мозга» — требует, чтобы ученик в своем объяснении Вселенной обходился без формул: «Словами, пожалуйста!» Именно эту «кровь» пьют боги: «Малянов понял, что это стихи, только потому, что Вечеровский, закончив, разразился глуховатым уханьем, которое обозначало у него довольный смех. Наверное, так же ухали уэллсовские марсиане, упиваясь человеческой кровью, а Вечеровский так ухал, когда ему нравились стихи, которые он читал. Можно было подумать, что удовольствие, которое он испытывал от хороших стихов, было чисто физиологическим».

Слово — это очень важно. Бегемот и левиафан, две трубы, реки, текущие навстречу друг другу, кровообращение — все это жалкие попытки описать нечто, связывающее верх и низ. («Я буду солнце лить свое, а ты свое — стихами»). Вспомните дубненскую лекцию Бартини: тяжелые психочастицы опускаются на «дно» — в мир солнц и планет. — а легкие дрейфуют по направлению к «источнику их зарождения». Это похоже на драгу: «ковши» душ опускаются один за другим, сбрасывают новейшие идеи и зачерпывают «наваждения Земли». Мир создается Словом и в Него возвращается.

А может, это тоже — Школа? Сыны Божьи строят и разрушают свои песочные замки на берегу великой Реки Времени — воплощаются, играют, творят, реализуют себя, — отлично зная. что в них самих воплощены еще более высокие существа. Все живое — единая цепь, которая удерживает Вселенную от бесформенности и хаоса.

 

4. «ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС, ГРАЖДАНИН, СОВРАМШИ!»

 

«Прошу заметить», — без конца повторяет Булгаков. И — «если строго вдуматься»… Разве не слышится в этом призыв к внимательному чтению? Заметьте: Воланд озабочен качеством провизии. Эпизод с буфетчиком показывает, что пища богов — «первой свежести», а ниже происходит деградация идеи: пирог с гусиной печенкой, третьедневочные щи, брюквенная баланда… Неспроста Булгаков показывает на балу два джаза — человеческий и обезьяний: «Человек — обезьяна бога». Еще более откровенен И. Ефремов в «Часе Быка»:

«Каждое действие, хотя бы внешне гуманное, оборачивается бедствием для отдельных людей, целых групп и всего человечества. Идея, провозглашающая добро, имеет тенденцию но мере исполнения нести с собой все больше плохого, становиться вредоносной…».

Идея — луч, брошенный в человечество. Вернее — просочившийся в него, как просачиваются в захолустье столичные сплетни. Он обезображивается до неузнаваемости: «Мысль изреченная есть ложь». Искажение информации — закон нашего мира. Именно по этой причине свет рассеивается даже в вакууме, а слово, прожив многие сотни лет, выворачивается наизнанку. Взять, к примеру, слово «урод»: в языке древних славян — «красавец»!

А разве сама жизнь не является результатом нескончаемой цепочки ошибок в генетическом коде? Абсолютное большинство мутантов гибнет, но единицы получают преимущество, размножаются и вытесняют прежний вид.

Своей непреложностью и всеобщностью всемирный закон искажения превосходит все известные физические закономерности: мысль и материя одинаково деформируются в потоке Времени. Кривая, по которой год от года ускоряется реализация задуманного — это одновременно и график стремительного превращения в свою противоположность. Никто не знает, сколько столетий разделяют миф об Икаре и самолет, но способы борьбы с летанием были реализованы через несколько лет после первых стартов братьев Райт: истребитель, зенитное орудие, аэростат заграждения… Подобным примерам нет числа. Нам пора догадаться, что мир создан для максимального искажения информации. Об этом знал и Льюис Кэрролл, придумавший детскую игру в «испорченный телефон».

Так говорил Бартини на междисциплинарном семинаре в Дубне. Идея сходит в ад физического мира через человека творческого. Он «слышит» сигнал и преобразует поступившую информацию во что-то другое — в художественный текст, на холст или в чертеж, — внося необходимые погрешности посильно, в меру таланта. Народные массы — «усилитель». Они подхватывают все новое и самоотверженно воплощают, искажая идею окончательно — строят ракету или рушат прогнившее государство. Засылаем, к примеру, в «мыслеприемник» по имени Ф.Ницше трижды романтическую грезу о свободном человеке. А что на выходе? Костры из книг, «ФАУ-2» и гора детской обуви перед газовой камерой…

«Царства, секты и религии претерпят столь полное изменение, что воистину станут своей противоположностью», — предупреждал Нострадамус. Не потому ли, что Вселенная — «испорченный телефон» Бога, королевство кривых зеркал? Воланд подсказывает: мир — «вранье от первого до последнего слова». И доктор Стравинский не зря говорит: «Мало ли чего можно рассказать. Не всему же надо верить».

«В начале было Слово…».

И — «вранье от первого до последнего слова»…

Неспроста в романе все перекошенные, косятся, косоглазые или косые, ударяются о косяки и даже обзаводятся косами. Ночной гость Ивана что-то бормотал про косой дождь. Разгадка скрыта в разговоре поэта с мастером: «девица со скошенными к носу от постоянного вранья глазами». И про «испорченный телефон» у Булгакова есть, — он испортился в Варьете, перед сеансом Воланда. «И остальные аппараты в здании испортились», — повторяет автор. «Врать не надо по телефону!» — говорят Варенухе после бала. Этот «телефон» и сам прекрасно «соврет» — онтологически, по изначальной сути!

Допустим, что человечество является конечным участком грандиозной логической цепи, выворачивающим все наизнанку. Чтобы отделить «филиусов» от людей и указать им путь к Луне, Спаситель призвал двенадцать Апостолов и вернулся к Небесному Отцу. Через две тысячи лет двенадцать человек побывали на Луне и вернулись. Тринадцатый должен быть мертв изначально, — как антитеза вечно живого Христа. Закон есть закон: в последний июльский день 1999 года американская автоматическая станция выполнила программу и упала на Луну. На борту была урна с прахом знаменитого астронома Ойджена Шумейкера.

 



Поделиться:


Последнее изменение этой страницы: 2016-06-26; просмотров: 219; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы!

infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 54.172.162.78 (0.038 с.)