Глава V. Поход мустангримцев

Мерри лежал на земле, закутавшись в одеяло, и удивлялся, как этосокрытые мраком деревья шелестят в безветренной духоте. Потом он поднялголову и снова услыхал отдаленный рокот барабанов на лесистых холмах игорных уступах. Барабаны внезапно стихали и опять рокотали то дальше, тоближе. Неужели часовые их не слышат? Было темно, хоть глаз выколи, но он знал, что кругом полным-полноконников. Пахло конским потом, лошади переступали с ноги на ногу и ударяликопытом в хвойную подстилку. Войско заночевало в сосняке близ Эйленаха,высокой горы посреди Друаданского леса, через который проходил главный трактвосточного Анориэна. Хоть Мерри и устал, но ему не спалось. Они ехали уже целых четверосуток, и густевшие потемки все больше угнетали его. Он уж и сам не понимал, чего он так рвался ехать, когда ему не то чтоможно, а даже велено было остаться. Не хватало еще, чтобы старый конунгузнал об ослушанье и разгневался. Но это вряд ли. Дернхельм, похоже,договорился с сенешалем Эльфхельмом, начальником эореда. Ни сенешаль, нивоины его Мерри в упор не видели и не отвечали, если он заговаривал с ними.Дескать, навьючил Дернхельм зряшную поклажу - ну и ладно. А Дернхельм за всевремя ни с кем ни словом не перемолвился. Мерри чувствовал себя никчемноймелюзгой, и было ему очень тоскливо. А вдобавок и тревожно: войско оказалосьв тупике. Дальняя крепь Минас-Тирита была от них за день езды. Выслалидозорных: одни не вернулись, другие примчались и сообщили, что дорога занятаврагами, большая рать стала лагерем в трех милях к западу от маячной горыАмон-Дин, отряды идут по тракту, до передовых лиги три. Орки рыщут попридорожным холмам. Конунг с Эомером держали ночной совет. Мерри жаждал с кем-нибудь поговорить; он вспомнил о Пине и еще пущеогорчился. Бедняга Пин, один-одинешенек в осажденном каменном городе: ужас,да и только. Мерри захотелось стать рослым витязем вроде Эомера, затрубить вкакой-нибудь, что ли, рог и галопом помчаться на выручку Пину. Он сел иснова прислушался к рокоту барабанов, теперь уж совсем поблизости. Вскорестали слышны негромкие голоса, мелькнули между деревьями полуприкрытыефонари. Конники зашевелились во мраке. Высокий человек споткнулся об него и обругал проклятые сосновые корни.Мерри узнал по голосу сенешаля Эльфхельма. - Я не сосновый корень, господин, - сказал он, - и даже не вьюк споклажей, а всего-навсего ушибленный хоббит. Извиняться не надо, лучше скажимне, что там такое стряслось. - Пока ничего такого, спасибо растреклятому мороку, - отвечалЭльфхельм. - Но государь приказал всем нам быть наготове: тронемся водночасье. - Значит, враги наступают? - испуганно спросил Мерри. - Это ихбарабаны? Я уж подумал, мне мерещится, а то никто будто и не слышит. - Да нет, нет, - сказал Эльфхельм, - враги на дороге, а не в горах. Тыслышишь барабаны лешаков, лесных дикарей: так они переговариваются издали.Живут они в Друаданском лесу, вроде бы с древних времен, немного осталосьих, и таятся они хитро, точно дикие звери. Обычно-то им дела нет до войнГондора или Ристании, но сейчас их встревожила темень и нашествие орков:испугались, что вернутся Темные Века - оно ведь и похоже на то. Хорошо хотьнам они не враги: стрелы у них отравленные и в лесу с ними не потягаешься.Предлагают помочь Теодену: как раз их вождя повели к нему. Вот с фонарями-тошли. Ну и будет с тебя - я и сам больше ничего не знаю. Все, я пошелвыполнять приказ. А ты, вьюк не вьюк, а давай-ка вьючься! И он исчез в темноте. Мерри очень не понравились хитрые дикари иотравленные стрелы: он и так-то не знал, куда деваться от страха. Дожидатьсябыло совсем невтерпеж, лучше уж точно знать, что тебя ждет. Он вскочил наноги и крадучись пустился вдогонку за последним фонарем. Конунгу разбили палатку на поляне, под раскидистым деревом. Большой,прикрытый сверху фонарь висел на ветке, и в тусклом свете его видны былиТеоден с Эомером, а перед ними сидел на корточках человечина, шишковатый,как старый пень, и, точно чахлый мох, свисал с его мясистого подбородкареденький клок волос. Коренастый, пузатый, толсторукий и коротконогий, втравяной юбочке. Мерри показалось, что он где-то его уже видел, и вдруг емуприпомнились Пукколы в Дунхерге. Ну да, то ли один из тамошних болванчиковожил, то ли явился дальний-предальний потомок тех людей, которых изобразилизабытые умельцы давних веков. Мерри подобрался поближе, но пока что все молчали, и наконец заговорилдикарь: должно быть, его о чем-то спросили, и он раздумывал. Голос его былнизкий, гортанный, но, к удивлению Мерри, говорил он на всеобщем языке, хотяпоначалу запинался и примешивал к речи диковинные слова. - Нет, отец коневодов, - сказал он, - мы не воины, мы охотники. Мыстреляем горгуны в лесу, орколюды мы очень не любим. И тебе горгуны враги.Потому будем тебе помогать. Дикий народ далеко слышит, далеко видит, знаетвсе тропы. Дикий народ давно-давно здесь живет, раньше, чем сделалиськамень-дома, раньше, чем из воды вылезали высокие люди. - Да нам-то в помощь нужны воины, - сказал Эомер. - А от тебя и троихкакая же помощь? - Помощь узнавать, - отвечал дикарь. - Мы глядим и все видим, смотрим свысоких гор. Камень-город трудно стоит, хода-выхода нет. Кругом огонь горит,теперь внутри горит пожар. Ты хочешь туда? Тебе надо быстро скочить. Большойлошадиной дорогой скочить нельзя, там горгуны и дальние люди оттуда. - Онмахнул на восток узловатой короткой рукой. - Много-много, ваших много нестолько. - Откуда ты знаешь, что их больше? - недоверчиво спросил Эомер. Ничего не выразилось ни на плоском лице, ни в темных глазах дикаря, ноголос его зазвучал угрюмо. - Мы - дикари, дикий, вольный народ, мы не глупый ребенок, - с обидойсказал он. - Я великий вождь Ган-бури-Ган. Я считаю звезды на небе, листьяна ветках, людей в темноте. Ваших воинов десять раз и еще пять раз по сорокдесятков. Их воинов больше. Будете биться долго, и кто кого одолеет? Авокруг камень-города много-много еще. - Увы! Все это верно, - сказал Теоден. - И наши разведчики доносят, чтодорогу преградили рвами и понатыкали кольев. С налету их смять не удастся. - Все равно медлить нельзя, - сказал Эомер. - Мундбург в огне! - Дайте молвить слово Ган-бури-Гану! - сказал дикарь. - Он знает другиедороги и поведет вас там, где нет рвов, где не ходят горгуны, только нашнарод и дикие звери. Люди из камень-домов давно, когда были сильные, сделалимного дорог. Они резали горы, как охотники дичину. Народ говорит, наверно,они кушали камни. Через Друадан к Мин-Риммону ездили большие повозки.Давно-давно не ездят и дорогу забыли. Мы одни помним: вон там она идет нагору, за горой прячется в траве, деревья ее прячут, а она обходит Риммой имимо Дина ведет вниз, к большой лошадиной дороге. Мы вас проведем туда, а выперебейте всех горгунов и прогоните дурную темноту ярким железом, и дикийнарод будет тихо жить дальше в своих диких лесах. Эомер переговорил с конунгом на ристанийском языке, и наконец Теоденобратился к дикарю. - Ладно, пойдем в обход, - сказал он. - Оставляем большое войско у себяв тылу, но что из этого? Если каменный город падет, мы не вернемся. Авыстоит, победим - худо придется оркам, отрезанным от своих. Тебя же,Ган-бури-Ган, мы щедро одарим и станем твоими верными друзьями. - Мертвые не одаряют живых и в друзья им не годятся, - ответствовалдикарь. - Если темнота вас не съест, тогда после не мешайте диким людямбродить, где хотят, по лесам и не гоняйте их, как диких зверей. Не бойтесь,Ган-бури-Ган в ловушку не заведет. Он пойдет рядом с отцом коневодов,обманет - убейте. - Да будет так! - скрепил Теоден. - А когда мы выйдем на большую дорогу? - спросил Эомер. - Раз выповедете нас, придется ехать шагом, и путь, наверно, узкий. - Дикий народ ходит быстрым шагом, - сказал Ган. - По Каменоломнойдолине, - он махнул рукою на юг, - можно ехать четыре лошади в ряд; в концеи в начале путь узкий. Нашего ходу отсюда до Амон-Дина как от рассвета дополудня. - Стало быть, передовые доедут за семь часов, - сказал Эомер, - азадние, пожалуй, часов за десять. Мало ли что может нас задержать, да ивойско сильно растянется; потом, на дороге, всех не сразу построишь.Теперь-то который час? - Кто его знает, - сказал Теоден. - Темень стоит беспросветная. - Темень стоит, ночь проходит, - сказал Ган. - Когда солнце глаза невидят, кожа его чует. Уже оно выше Восточных гор. В небесных полях совсемсветло. - Тогда надо поскорее выступать, - сказал Эомер. - Сегодня-то никак непоспеем, но хоть к завтрему. Мерри не стал дослушивать, тишком улизнул и побежал собираться. Ну вот,завтра уже и битва, в которой, похоже, немногим суждено уцелеть. Но он сноваподумал о Пине, о пожаре в Минас-Тирите - и кое-как совладал со страхом. День прошел спокойно: ни засад, ни дозоров на пути не обнаружилось.Обок охраняли войско дикари-охотники, и мимо них мышь бы не прошмыгнула, нето что вражеские лазутчики. Чем ближе к осажденному городу, тем сумрачнейсгущалась мгла, и вереницею смутных теней казались люди и кони. У каждойколонны был провожатый, а старый вождь шел рядом с конунгом. Поначалудвигались медленно: нелегко было всадникам с лошадьми в поводу спускаться позаросшим косогорам в Каменоломную долину. Уже под вечер передовые углубилисьв серую чащобу близ восточного склона Амон-Дина, в огромное ущелье, закоторым расходились кряжи на запад и на восток. Сквозь это ущелье когда-тобыла проложена широкая дорога, выводившая на главный анориэнский тракт, нолюди уже много веков здесь не ездили; деревья хозяйничали по-своему, идорога заросла, исчезла под грудами лежалой листвы и валежника. Однако жечащоба эта была последним укрытием ристанийского войска: впередипростиралась ровная долина, а на юго-востоке высились скалистые хребты и,будто опираясь на них, воздвигся гигант Миндоллуин во всей своей каменноймощи. Первая колонна остановилась, и, когда задние подтянулись и вышлиущельем из Каменоломной долины, в глубине серой чащобы разбили лагерь.Конунг призвал воевод на совет. Эомер хотел было выслать дозорных, но старыйвождь Ган покачал головой. - Не посылай своих коневодов, не надо, - сказал он. - В дурной темнотевидно мало, лешаки уже все увидели. Скоро придут и мне расскажут. Воеводы явились; потом, откуда ни возьмись, вынырнули Пукколы,точь-в-точь похожие на старого Гана: они, один за другим, говорили с ним начудном, гортанном наречии. Ган выслушал их и обратился к конунгу: - Лешаки рассказали. Говорят: позади опасно, стерегись! За час ходу, заДином, - он указал на запад, на черневший маяк, - стоят чужелюды, большоевойско. А впереди никого нет, пустая дорога до каменного вала. Там опятьмного. Горгуны ломают новый каменный вал огненным громом и железными чернымидубинками. Не боятся и кругом не смотрят. Думают, заняли все-все дороги! - Иу старого Гана заклокотало в горле: верно, он так смеялся. - Добрые вести! - сказал Эомер. - Это просвет во мраке. Порой лиходеясвоя же злоба слепит. Напустили темень - будь она неладна! - и помогли намукрыться. Теперь громят Гондор, чтоб не оставить камня на камне, - исокрушили преграду, которой я больше всего опасался. Нас бы надолгозадержали у дальней крепи. А теперь мы ее с ходу одолеем, дотуда быдобраться! - И еще раз спасибо тебе, Ган-бури-Ган, лесной человек, - молвилТеоден. - Спасибо на доброй вести и на доброй службе. Доброй вам охоты! - Вы знай убивать горгуны! Бейте орколюды! Слова не надо лесномународу! - отвечал Ган. - Прогоните ярким железом дурную, вонючую темноту! - Затем и явились мы в здешние края, - сказал конунг. - Поглядимзавтра, чья возьмет. Ган-бури-Ган присел и коснулся земли шишковатым лбом в знак прощания.Потом, встав на ноги, он вдруг насторожился, будто что-то унюхал. Глаза егосверкнули. - Свежий ветер задувает! - крикнул он, и все дикари вмиг исчезли вомгле, как нелепое наваждение. Только барабаны опять глухо зарокотали навостоке, теперь, однако, ристанийцам и в голову не приходило опасатьсябрюханов-лешаков. - Дальше обойдемся без провожатых, - сказал Эльфхельм, - в мирное времянаши здесь ездили. Я, к примеру, ездил не раз и не два. Сейчас вот выедем надорогу, она свернет к югу, и семь, не больше, лиг останется до пеленнорскойкрепи. Обочины дороги травянистые: тут, бывало, вестники Гондора мчались вовесь опор. И мы проедем быстро, без лишнего шума. - Нас ждет жестокая сеча, и надо собраться с силами, - сказал Эомер. -Давайте-ка отдохнем здесь и тронемся ночью; у крепи будем к рассвету, ежелирассветет, а нет - ударим на врага по знаку государя, потемки не помеха. Конунг одобрил его совет, и воеводы разошлись. Но Эльфхельм вскоревозвратился. - Мы разведали окрестности, государь, - сказал он. - Кругом и правда нидуши, нашли у дороги двух убитых всадников вместе с конями. - Вот как? - сказал Эомер. - Ну и что же? - Видишь ли, государь, убитые-то эти - посланцы Гондора. Один из нихвроде бы Хиргон - в руке Багряная Стрела, а головы нету. И вот еще что:убили их, по всему судя, когда они скакали на запад. Должно быть, увидели,что враги уже осадили крепь, и повернули коней. Было это два дня назад: конинебось свежие, с подстав, как у них водится. Доехать до города и вернутьсяони бы не успели. - Нет, никак бы не успели! - сказал Теоден. - Значит, Денэтор про насничего не знает и вряд ли нас ждет. - Хоть поздно, да годно, и лучше поздно, чем никогда, - молвил Эомер. -Может быть, на этот раз старинные присловья окажутся вернее верного. Глубокой ночью ристанийское войско в молчанье двигалось по обочинамдороги, огибавшей подножия Миндоллуина. Далеко впереди, на краю темногонебосклона, багровело зарево, и черными громадами выступали из сумракаутесистые склоны великой горы. До Пеленнора было уже недалеко, и близилсяпредрассветный час. Конунг ехал в первой колонне, окруженный своей дружиной.За ними следовал эоред Эльфхельма, но Мерри заметил, что Дернхельм стараетсянезаметно пробраться в темноте поближе к передовым, и наконец они примкнулик страже Теодена. Конники приостановились, Мерри услышал негромкие голоса.Воротились дозорные: они доскакали почти до самой стены. - Везде пылает огонь, государь, - доложил один из них конунгу. - Игород горит, и Пажити; войско, похоже, огромное. Но почти всех увели кстенам, на приступ. А какие остались здесь, рушат крепь и по сторонам несмотрят. - Ты помнишь, что сказал тот лешак, государь? - спросил другой ратник.- Меня зовут Видфара, в мирные дни я жил на равнине и тоже чутьем необделен, привык чуять ветер. А ветер меняется: повеяло с юга, чуть-чутьприпахивает морем. Словом, утро сулит рассвет, и, когда мы минуем крепь,чадная темень рассеется! - Если правдива твоя весть, Видфара, то да сбережет тебя судьба нынче ина многие годы! - сказал Теоден. Он обратился к ближним дружинникам и молвилтак звучно, что его услышали воины первого эореда: - Конники Ристании, сыныЭорла, настает роковой час! Перед вами море огня и вражеское войско, а домаваши остались далеко позади. Но хоть и суждено вам сражаться в чужом краю,добытая в бою слава будет вашей вовеки. Исполните клятву верности государю иродине, исполните обет нерушимой дружбы! Ратники ударили копьями о шиты. - Эомер, сын мой! Ты поведешь первый эоред следом за дружиной ихоругвью конунга, - сказал Теоден. - Эльфхельм, за крепью отойдешь направо,а ты, Гримблад, - налево. Остальные полки пусть держатся за этими тремясогласно боевому разуменью. Громите скопища врага. Больше пока ничего непридумаешь: мы ведь не знаем, что творится на Пажитях. Вперед, и да сгинетмрак! И конники помчались вскачь: Видфара хоть и обещал рассвет, но покаместбыло темным-темно. Мерри сидел позади Дернхельма, уцепившись за него левойрукой, а правой пытаясь проверить, легко ли ходит меч в ножнах. Теперь-то онпонимал, до чего был прав старый конунг, когда говорил ему: "Что тебе делатьв таком бою, сударь мой Мериадок?" "Разве что мешать всаднику, - подумал он,- и как-нибудь усидеть верхом, а то ведь стопчут - не заметят!" Проскакать оставалось всего-навсего лигу, и проскакали ее, по разумениюМерри, чересчур уж быстро. Послышались дикие вопли, лязг оружия, и снова всестихло. Орков на стене и правда было немного: застали их врасплох и мигомперебили. Перед развалинами северных ворот Раммас-Экора конунг остановилконя. Первый эоред подтянулся. Мерри с Дернхельмом подъехали еще ближе кконунгу, хотя их полк отошел далеко вправо. Слева, на востоке, конникиГримблада стали у широкого пролома в стене. Мерри выглянул из-за спины Дернхельма. Миль за десять от них бушевалпожар в стенах Минас-Тирита, и огромным огневым серпом отрезали город отПажитей пылающие рвы. Равнину покрывала душная мгла - ни просвета, ниветерка. Молчаливая рать Мустангрима выдвинулась за крепь - медленно инеодолимо, как проникает прилив сквозь рассевшуюся плотину, будто бы стольнадежную. Но Черный Предводитель безоглядно сокрушал твердыню Гондора, итревожные вести с тыла еще не дошли до него. Конунг повел свою рать на восток, в обход огненных рвов и вражескихвойск. Обошли удачно и скрытно, однако же Теоден медлил. Наконец он сноваостановился. Город стал виден вблизи. Тянуло гарью и трупным смрадом. Лошадифыркали и прядали ушами. Но конунг недвижно сидел на своем Белогриве ивзирал на гибнущий Минас-Тирит; казалось, он был охвачен смятеньем и ужасом- и дряхло понурился под бременем лет. Мучительный страх и сомнения точнопередались Мерри. Сердце его стеснилось. Время как будто замерло. Онизапоздали, а поздно - хуже, чем никогда! Вот-вот Теоден попятится, склонивседую голову, повернет коня, поведет войско прятаться в горах. Внезапно Мерри почуял: что-то переменилось. Ветер дунул ему в лицо! Изабрезжил рассвет. Далеко-далеко на юге посерели, заклубились, раздвинулисьтучи: за ними вставало утро. Но тут полыхнуло так, будто молния вырваласьиз-под земли и расколола город. Слепящая вспышка на миг озарила черно-белуюкрепость, серебряным клинком в высоте сверкнула башня. Потом теменьсомкнулась и земля вздрогнула от тяжкого сокрушительного грохота. Но, заслышав его, согбенный конунг вдруг распрямился и снова сталвысоким, статным всадником. Он поднялся в стременах и ясным, неслыханнозвонким голосом воскликнул: Оружие к бою, конники Теодена! Вперед, в лютую сечу, в свирепый огонь! Копья наперевес и под удар щиты! Мечами добудем день, на клинках принесем рассвет! На бой, на смертный бой, на битву за Гондор! Затем он выхватил большой рог у знаменосца Гутлафа и протрубил такзычно, что рог раскололся надвое. Отозвались рога во всем ристанийскомвойске, будто гром прокатился по равнине и загрохотал в горах. На бой, на смертный бой, на битву за Гондор! Конунг что-то крикнул Белогриву, тот сорвался с места и опередилплеснувшую по ветру хоругвь с Белым Конем на зеленом поле. За ним понеслисьдружинники, немного поотстав. Следом скакал Эомер с белым конским хвостом нашлеме. Его эоред мчался, точно пенный бурун, но Белогрив летел далековпереди. Грозно сиял лик Теодена: видно, в нем возгорелась неистовая отвагапредков, и на белом своем коне он был подобен древнему небожителю, великомуОроме, в битве Валаров с Морготом, на ранней заре Средиземья. Его золотой шит засверкал, словно солнце, и ярким зеленым пламенемзанялась трава у белых ног скакуна. Ибо настало утро, и дул ветер с Моря,разгоняя черную мглу, и полчища Мордора дрогнули, объятые ужасом; оркибросались врассыпную и гибли на копьях и под копытами разъяренных коней. Авоины Ристании в один голос запели; они пели, разя врага в упоении битвы, ипеснь их, страшная и прекрасная, ласкала слух осажденных.