Глава IV. Нашествие на гондор

Пина разбудил Гэндальф. Теплились зажженные свечи, окна застила тусклаямуть, и было душно, как перед грозой, - вот-вот громыхнет. - Сколько времени-то? - зевая, спросил Пин. - Третий час, - отвечал Гэндальф. - Пора вставать, теперь твое делослуживое. Градоправитель вызывает тебя - верно, распорядиться хочет. - И завтраком накормит? - Нет! Вот твой завтрак, и до полудня больше ничего не жди. Кормитьбудут впроголодь, привыкай. Пин уныло поглядел на ломоть хлеба и совсем уж какой-то маленькийкусочек масла, на чашку с жидким молоком. - И зачем ты меня сюда привез? - вздохнул он. - Прекрасно знаешь зачем, - отрезал Гэндальф - Чтоб ты больше ничего ненатворил, коли здесь тебе не нравится, не взыщи: сам виноват. Пин прикусил язык. И вот он уже шагал рядом с Гэндальфом по длинному холодному залу кдверям Башенного чертога. Денэтор сидел так неподвижно, словно затаился всером сумраке. "Ну, точь-в-точь старый паук, - подумал Пин, - похоже, он ине шелохнулся со вчерашнего. Гэндальфу был подан знак садиться, а Пиностался стоять - его даже взглядом не удостоили. Но вскоре он услышалобращенные к нему слова: - Ну как, господин Перегрин, надеюсь, вчера ты успел порезвиться иоглядеться? Боюсь только, стол у нас нынче скудный, ты не к такому привык. Пину показалось, будто, что ни скажи, что ни сделай, об этом немедляузнает Градоправитель, для которого и мысли чужие тоже не тайна. И онпромолчал. - К чему же мне тебя приставить? - Я думал, государь, об этом ты сам мне скажешь. - Скажу, когда узнаю, на что ты годен, - обещал Денэтор. - И наверно,узнаю скорее, если ты будешь при мне. Служитель моих покоев отпросился впередовую дружину, и ты его покуда заменишь. Будешь мне прислуживать, будешьмоим нарочным, будешь занимать меня беседой между делами войны и совета. Тыпеть умеешь? - Умею, - сказал Пин. - Ну, то есть умею, судя по-нашему. Только ведьнаши песенки не годятся для здешних высоких чертогов, и не идут они кнынешним временам, государь. У нас ведь что самое страшное? Ливень да буран.И поем-то мы обычно о чем-нибудь смешном, песни у нас застольные. - А почему ж ты думаешь, что такие ваши песни не к месту и не ковремени? Разве нам, обуянным чудовищной Тенью, не отрадно услышать отзвукивеселья с дальней и светлой стороны? Недаром, стало быть, охраняли мы ваши,да и все другие края, не уповая ни на чью благодарность. Пин очень огорчился. Вот только этого не хватало - распевай передвластителем Минас-Тирита хоббитские куплеты, тем более смешные, в которых ужкто-кто, а он-то знал толк. Но покамест обошлось. Не было ему велено распевать куплеты. Денэторобратился к Гэндальфу, расспрашивал его про Мустангрим, про тамошниедержавные дела и про Эомера, племянника конунга. А Пин знай себе дивился:откуда это здешнему государю столько известно про дальние страны - сам-тонебось давным-давно не бывал дальше границы. Наконец Денэтор махнул Пину рукой - иди, мол, пока что не нужен. - Ступай в оружейную, - сказал он. - И оденься, как подобает башенномустражу. Там все для тебя готово, вчера я распорядился. И точно, все было готово: Пин облачился в причудливый черно-серебряныйнаряд. Сыскали ему и кольчугу - наверно, из вороненой стали, а с виду вродегагатовую; шлем с высоким венцом украшен был по бокам черными крылышками, апосредине - серебряной звездочкой. Поверх кольчуги полагалась чернаянакидка, на которой серебром было выткано Древо. Прежние его одежды свернулии унесли; серый лориэнский плащ, правда, оставили, однако носить его наслужбе не велели. И стал он теперь, на чужой взгляд, сущимЭрнил-и-Ферианнатом, невысоклицким князем, как его именовали гондорцы; ибыло ему очень не по себе. Да и сумрак нагнетал уныние. Тянулся беспросветный день. От бессолнечного утра до вечера чадныепотемки над Гондором еще отяготели, дышалось трудно, теснило грудь. Высоко внебесах ползла на запад огромная тяжкая туча: она пожирала свет, ее гналветер войны; а внизу стояло удушье, будто вся долина Андуина ожидаланеистовой бури. В одиннадцатом часу его наконец ненадолго отпустили; Пин вышел из башнии отправился поесть-попить, авось дадут, а заодно встряхнуться - не по нутруему пришлась нудная дворцовая служба. В столовой он встретил Берегонда - тоткак раз вернулся из-за пеленнорских рубежей, от сторожевых башен. Пин позвалего прогуляться к парапету: измаяли его каменные мешки и даже высокие сводыцитадели давили нестерпимо. Они уселись рядом возле бойницы, глядевшей навосток, - той самой, где они угощались и беседовали накануне. Был закатный час, но неоглядная пелена уже простерлась далеко на запад,и, лишь уходя за Море, солнце едва успело пронизать ее прощальными лучами;они-то, на радость Фродо, и озарили у развилки голову поверженного государя.Но на Пеленнорские пажити в тени Миндоллуина не пал ни единый отблеск; тамзастоялась бурая мгла. Пину казалось, что сидел он здесь много-много лет назад, в какие-тополузабытые времена, когда был еще хоббитом, беспечным странником, которомувсе невзгоды нипочем. Нынче он стал маленьким воином, защитникомбелокаменного града от великой беды, в мрачном и чинном убранстве башенногостража. В другое время и в другом месте Пин, может, и возгордился бы такимубранством, но сейчас он понимал, что дело его нешуточное, что в жизни его исмерти волен суровый властитель, а гибель висит над головой. Кольчугаобременяла его, шлем сдавливал виски. Накидку он снял и бросил на скамью.Усталыми глазами окинул он темневшие внизу поля, зевнул и горько вздохнул. - Что, устал за день? - спросил Берегонд. - Еще бы не устал, - сказал Пин, - с ног падаю от безделья. Час зачасом околачивался у дверей своего господина, пока он принимал Гэндальфа,князя Имраиля и прочих важных особ. А ведь я, знаешь ли, Берегонд, совсем непривык прислуживать за столом, щелкая зубами от голода. Хоббиты этому необучены. Ты, конечно, скажешь, зато, мол, честь какая! Да проку-то что вэтой чести? Да если на то пошло, что проку даже есть-пить в этих ползучихпотемках! А тебе не темновато? Смотри, не воздух, а какое-то бурое месиво! Ичасто у вас ветер с востока нагоняет такие туманы? - Да нет, - сказал Берегонд, - погода тут ни при чем. Это вражьи козни:не иначе как из недр Огненной горы валит этот гнусный чад - он и душу мутит,и рассудок туманит, а Врагу того и надо. Скорее бы Фарамир воротился! Тольковот вернется ли он из-за Реки, из тамошней кромешной тьмы? - Н-да, - сказал Пин. - Гэндальф тоже за него тревожится. Он, по-моему,сильно огорчился, что Фарамира нет в городе. Сам-то он, кстати, кудаподевался? Ушел с совета еще до полуденной трапезы, хмурый-прехмурый: видно,ничего доброго не ожидал. Внезапно оба онемели на полуслове, беспомощно цепенея. Пин съежился,прижав ладони к ушам, Берегонд, который, говоря о Фарамире, стоял у бойницы,там и застыл, всматриваясь в темень глазами, полными ужаса. Пин знал этотнадрывный вопль, он слышал его когда-то в Хоббитании, на Болотище; но здесьон звучал куда громче и яростнее, отравляя сердце безысходным отчаянием.Наконец Берегонд с усилием заговорил. - Явились! - сказал он. - Наберись мужества и посмотри! Вон они, этилютые твари. Пин нехотя влез на скамью и глянул между зубцами. Покрытый мглою лежалПеленнор, и едва угадывалась вдали Великая Река. А над землею, вполвысотыстен, кружили, точно жуткие ночные тени, пять подобий птиц, мерзкие, какстервятники, но больше всякого орла, и смерть витала с ними. Они проносилисьпоблизости, почти на выстрел от стен, улетали к реке и возвращались. - Черные Всадники! - проговорил Пин. - Черные Всадники в небесах!Погоди-ка, Берегонд! - вдруг воскликнул он. - Они же явно что-товысматривают! Гляди, как они кружат, потом кидаются вниз, и все вон там! Авидишь, там по земле что-то движется? Маленькие темные фигурки... ну да,верховые - четверо или пятеро. Ой, опять! Гэндальф! Гэндальф, спаси нас! Разнесся, нарастая, новый пронзительный вопль, и он отпрянул от стены,задыхаясь, как затравленный зверек. Но потом далеко внизу прерывисто, едваслышно запела труба, и звук ее стих на высокой протяжной ноте. - Фарамир! Это Фарамир! Это его сигнал! - воскликнул Берегонд. - Вотсмельчак! Но как же он доскачет до ворот, если эти летучие гады умеют нетолько пугать? Смотри ты, скачут, уже не так и далеко! Эх, лошадишарахнулись! Сбросили седоков... те поднялись... бегут! Нет, один еще вседле, возвращается к своим. Наверняка это он, Фарамир, - ему и люди, и конипокорны. Ах ты, гнусная тварь, налетела, кидается! Да на подмогу же, наподмогу! Чего они там? Фарамир! Берегонд одним прыжком исчез во мраке. А Пин устыдился: что ж он туткорчится от страха, когда Берегонд без оглядки поспешил выручать вождя? Онснова заглянул в бойницу - и увидел, как вспыхнула на севере серебряно-белаязвездочка, вспыхнула и покатилась на сумрачные поля. Да нет, не покатилась,она мчалась быстрее стрелы, разгораясь все ярче и нагоняя четверых воинов,бегущих к Вратам. Пину почудилось, будто ее бледный свет разгоняет вязкиетени, все ближе была она, и загудело в крепостных стенах эхо могучеговозгласа. - Гэндальф! - отозвался Пин. - Гэндальф! Когда уж надеяться не на что,он тут как тут! Вперед! Вперед, Белый Всадник! Гэндальф, Гэндальф! - кричалон во всю мочь, невесть зачем и кому, как зритель на скачках. Но и кружащие черные тени заметили нового всадника, и одна из нихринулась к нему, а всадник, видимо, поднял руку - и полыхнула белая молния.Назгул с исступленным воем метнулся прочь; за ним свернули четыре остальных- и витками умчались на восток, скрывшись в нависшей туче; и Пеленнорскиепажити, казалось, чуть-чуть посветлели. Пин следил, как верховой и Белый Всадник съехались и ожидали пеших.Подоспели ратники из города, и вскоре толпу не стало видно со стены -наверно, зашли во Врата. Пин рассудил, что они немедля поднимутся в Башню, кнаместнику, и скорее побежал встречать их у входа в цитадель. Там ужесобралось много народу - из тех, кто наблюдал со стен погоню и нечаянноеспасение. Ждать пришлось недолго: с ближних улиц послышался многоголосыйприветственный гул, возглашали имена Фарамира и Митрандира. Пин увиделфакелы и двух всадников, продвигавшихся в окруженье толпы: один был в белом,но потускнел, сияние его угасло или сокрылось; второй, темный, ехал опустивголову. Они спешились, препоручив конюхам Светозара и другого коня, иподошли к часовому у ворот: Гэндальф твердым шагом, серая хламида заплечами, с грозным отсветом в глазах; спутник его, в зеленом, медленно инемного пошатываясь, как смертельно усталый или раненый. Пин протеснилсявперед, когда они подходили к фонарю под аркой, и, увидев бледное лицоФарамира, затаил дыхание. Видно было, что он перенес смертный ужас и муку -перенес, преодолел и остался самим собой. Он задержался перемолвиться словомс часовым, спокойный и властный, а Пин глядел на него и думал, как он похожна своего брата Боромира, который Пину сразу же, еще в Раздоле, оченьпонравился и величавой осанкой, и ласковым обращением. Но Фарамир совсеминаче тронул его сердце - такого чувства он еще не испытывал. В нем быловысокое благородство, напоминавшее Арагорна, ну, может, менее высокое, затоближе и понятнее: властитель иного склада, других времен, он все женаследовал и древнюю мудрость, и древнюю скорбь. Недаром так любовно говорило нем Берегонд. За таким хоть в огонь - и пойдут, и Пин пошел бы за ним дажев гибельную тень черных крыл. - Фарамир! - звонко выкрикнул он. - Фарамир! - И Фарамир, расслышавстранный голосок средь общих кликов, обернулся, увидел его и замер отизумления. - Откуда ты взялся? - проговорил он. - Невысоклик, в наряде башенногостража! Откуда?.. На это ответил, шагнув к ним, Гэндальф. - Со своей родины, из невысоклицкого края, - сказал он. - А привез егоя. Пошли, пошли: дел впереди много, речей тоже, а ты еле живой. Он пойдет снами. Да ему и надо с нами - совсем я забыл, и он, видно, тоже: хорош гусь,давно уж должен бы стоять возле своего повелителя. Идем, Пин, не отставай! И они пришли в отдаленный дворцовый покой. Там близ жаровни с угольямирасставлены были сиденья, принесли вино. Пин как бы невидимкой оказался заспиною Денэтора и забыл о своей усталости, жадно ловя каждое слово. Фарамир преломил белый хлеб, пригубил вино и сел по левую руку отца;справа, поодаль сидел Гэндальф в высоком резном кресле и сначала едва ли недремал. Потому что Фарамир сначала поведал о том, как исполнено поручениедесятидневной давности: рассказывал, что творится в Итилии, о передвиженьяхвойск Врага и его пособников, о придорожной битве, в которой истреблен былотряд хородримцев с громадным боевым зверем, - словом, вернулся с рубежавоеначальник и, как водится, доносит государю про пограничные стычки, прозаботы и тревоги, вчера еще насущные, а нынче ничтожные. Затем Фарамир вдруг посмотрел на Пина. - А теперь о делах диковинных, - сказал он. - Из северных сказаний кнам на юг явился не один лишь этот невысоклик. Тут Гэндальф выпрямился, стиснув поручни кресла, но ни слова непромолвил и осадил взглядом Пина - в самую пору, тот едва не вскрикнул.Денэтор покосился на них и медленно кивнул - дескать, ему и так все понятно.Слушали молча, недвижно, и неторопливо рассказывал Фарамир, большей частьюобращаясь к Гэндальфу и порою переводя глаза на Пина: припоминал, должнобыть, тех двоих. Фарамир рассказывал, как ему подвернулся Фродо со слугою, как тепереночевали в Хеннет-Аннуне, и Пин заметил, что руки Гэндальфа дрожат,сжимая резные подлокотники. Руки были мучнисто-белые и очень дряхлые; Пинглядел на них и с ужасом понимал, что Гэндальф, сам Гэндальф не тольковстревожен, а прямо-таки испугался. Стояла затхлая духота. Фарамир закончилрассказ о проводах путников, которые решились идти к Кирит-Унголу; он смолк,покачал головой и вздохнул. Гэндальф вскочил на ноги. - К Кирит-Унголу? Через Моргульскую долину? - повторил он. - Когда этобыло, когда? Когда ты с ними расстался? Сколько им ходу до этой гиблойдолины? - Расстался я с ними третьего дня утром, - отвечал Фарамир. - Идти имдо Моргулдуина было пятнадцать лиг - это если прямиком на юг; а оттуда пятьс лишком лиг на восток до проклятой башни. Раньше, чем сегодня, они дойтиникак не могли, а может, и сейчас еще в пути. Я понял твои спасенья: нет, неиз-за них нахлынула темень. Она поползла вчера вечером и за ночь окутала всюИтилию. У Врага все давным-давно расчислено, и он начал наступление день вдень, час в час; наши путники тут ни при чем. Гэндальф мерил пол шагами. - Позавчера утром, почти три дня назад! А где вы распрощались, далекоотсюда? - Птичьего полета лиг двадцать пять, - отозвался Фарамир. - Но я не могвернуться скорее. Еще ввечеру мы стояли дозором на Каир-Андросе, это такойдлинный речной островок, там у нас северная застава, а кони были на этомберегу, четыре коня. Когда надвинулась темь, я понял, что мешкать не след,взял с собою троих дружинников, а прочих послал укрепить отряд наосгилиатской переправе. Надеюсь, я верно распорядился? - Он посмотрел наотца. - Верно ли? - воскликнул Денэтор, и глаза его засверкали. - Зачем тыменя об этом спрашиваешь? Люди были у тебя под началом. Разве ты привыксоветоваться со мной? Держишься ты почтительно, однако поступаешь всегдапо-своему, не спрашивая моего совета. Вот и сейчас стелил мягко, но я-товидел, что ты глаз не сводишь с Митрандира - мол, не проговорился ли о чемневзначай? Давно уж он прибрал тебя к рукам. Сын мой, твой отец стар, но из ума еще не выжил. Я, как прежде, слышу ивижу все - и легко разгадываю твои недомолвки и умолчания. Мало что можно отменя утаить. Ах, был бы жив Боромир! - Видно, ты недоволен мною, отец, - спокойно сказал Фарамир, - и мнежаль, что, не ведая, как бы ты рассудил, я должен был сам принять стольважное решение. - А то бы решил иначе? - насмешливо спросил Денэтор. - Навернякапоступил бы так же, я тебя знаю. Ты взял за образец властителей древности истараешься выглядеть, как они, - величественным и благородным, милостивым ивеликодушным. Что ж, так и подобает потомку высокого рода, доколе он правитс миром. Но в роковую годину за великодушие можно поплатиться жизнью. - Да будет так, - сказал Фарамир. - Так и будет! - вскричал Денэтор. - И не только своей жизнью, любезныймой Фарамир: погибнет и твой отец, и твой народ, за который ты в ответе -теперь, когда нет Боромира. - Ты хотел бы, - спросил Фарамир, - чтобы он был на моем месте? - Конечно, хотел бы, - сказал Денэтор. - Боромир был предан мне, а незаезжему чародею. Уж он бы не забыл об отце, не отшвырнул бы подарок судьбы!Он принес бы мне этот великий дар. - Прошу тебя, отец, - наконец не сдержался Фарамир, - прошу тебя,припомни, отчего в Итилии нынче вместо него оказался я. В свое время, и нетак уж давно это было, решение принял ты: волею Градоправителя отправился впуть Боромир. - Не подбавляй горечи в мою и без того горькую чашу, - сказал Денэтор.- Много бессонных ночей я вкушаю из нее отраву - и думаю: неужто осадокбудет еще горше? Вот он и осадок. Что ж ты наделал! Ах, если бы онодосталось мне! - Утешься! - сказал Гэндальф. - Не досталось бы оно тебе, Боромир неотдал бы его. Он умер смертью храбрых, мир его праху! Но ты обманываешься:он взял бы то, о чем ты говоришь, на погибель себе. Он стал бы еговладельцем, и, если б вернулся, ты не узнал бы сына. Твердо и холодно поглядел на него Денэтор. - Должно быть, с тем было не так легко управиться? - тихо сказал он. -Я отец Боромира, и я ручаюсь, что он бы принес его мне. Ты, Митрандир,может, и мудр, но не перемудрил ли ты сам себя? Есть ведь иная мудрость,превыше чародейских ков и опрометчивых решений. И я сопричастен ей больше,нежели ты думаешь. - В чем же твоя мудрость? - спросил Гэндальф. - Хотя бы в том, что я вижу, чего делать нельзя. Нельзя егоиспользовать - это опасно. Но в нынешний грозный час отдать его безмозгломуневысоклику и отправить в руки к Врагу, как сделал ты и следом за тобою моймладший сын, - это безумие. - А как поступил бы наместник Денэтор? - По-своему. Но ни за что не отправил бы его наудачу, безрассуднообрекая нас на злейшую гибель, если Враг вернет свое всемогущество. Нет, егонадо было схоронить, упрятать в темной, потаенной глуби. И не трогать,сказал я, не трогать помимо крайней нужды. Чтоб Тот не мог до негодобраться, не перебив нас всех - а тогда пусть торжествует над мертвецами. - Ты, государь, как обычно, помышляешь об одном Гондоре, - сказалГэндальф. - Есть ведь другие края и другие народы, да и времени твоя смертьне остановит. А мне... мне жаль даже его послушных рабов. - Кто поможет другим народам, если Гондор падет? - возразил Денэтор. -Будь оно сейчас укрыто в подземельях моей цитадели, мы не трепетали бы впотемках, ожидая неведомых ужасов, и был бы у нас совет, а не перебранка.Думаешь, такое искушение мне не по силам? Плохо ты меня знаешь. - И все же думаю, что не по силам, - сказал Гэндальф. - Если б я так недумал, я просто прислал бы его сюда тебе на хранение, и дело с концом. Апослушав тебя, скажу: Боромир и тот внушал мне больше доверия. Погоди, негневись! Себе я тоже ничуть не доверяю, я отказался принять его в дар. Тысилен духом, Денэтор, и пока еще властен над собой, хоть и не во всем, нооно сильнее тебя. Схорони ты его в горной глуби под Миндоллуином, оно иоттуда испепелило бы твой рассудок, ибо велика его мощь в наступающей тьме,велика и еще растет с приближением тех, кто чернее тьмы. Горящие глаза Денэтора были устремлены на Гэндальфа, и Пин вновьощутил, как скрестились их взгляды, на этот раз сущие клинки - казалось,даже искры вспыхивали. Ему стало страшно: чего доброго, гром грянет. НоДенэтор вдруг откинулся в кресле, и взор его потух. Он пожал плечами. - Если бы я! Если бы ты! - сказал он. - Пустые речи начинаются с"если". Оно исчезло во тьме, со временем узнаем, что сталось с ним и чтоожидает нас. Очень скоро узнаем... А пока что будем воевать с Врагом кто какумеет, доколе хватит надежды; потом хватило бы мужества умереть свободными.- Он обернулся к Фарамиру. - Крепка ли рать в Осгилиате? - Мала, - сказал Фарамир. - Я, как ты помнишь, выслал им на подмогусвою итилийскую дружину. - Еще надо послать людей, - сказал Денэтор. - Туда обрушится первыйудар. Им бы нужен воевода понадежнее. - Не только им, везде нужен, - сказал Фарамир и вздохнул. - Как тяжкодумать о брате, которого я тоже любил! - Он поднялся. - Позволь мне идти,отец? - и, шатнувшись, оперся на отцовское кресло. - Я вижу, ты устал, - сказал Денэтор. - Мне говорили, что ты примчалсяиздалека и лютые призраки кружили над тобой. - Не будем вспоминать об этом! - сказал Фарамир. - Так не будем же, - подтвердил Денэтор. - Иди отдыхай, сколько времяпозволит. Завтра придется еще труднее. Все трое удалились из покоя Градоправителя - и то сказать, времени наотдых оставалось немного. В беззвездной темноте Гэндальф с Пином, которыйнес маленький фонарь, брели к своему жилищу. По дороге ни тот, ни другой непромолвил ни слова, и, лишь притворив дверь, Пин робко тронул рукуГэндальфа. - Скажи мне, - попросил он, - хоть какая-то надежда есть? Я про Фродо,ну, и про нас тоже, но сперва про него. Гэндальф положил руку на голову Пина. - Особой надежды никогда не было, - ответил он. - Только безрассудная,это Денэтор верно сказал. И когда я услышал про Кирит-Унгол... - Он осекся иподошел к окну, будто хотел проникнуть взглядом сквозь мрак на востоке. -Кирит-Унгол! - пробормотал он. - Зачем они туда пошли, хотел бы я знать? -Он обернулся. - При этих словах, Пин, у меня дыханье перехватило. А вотподумавши, сдается мне, что вести Фарамира не так уж безнадежны. Сомненьянет: когда Враг начал войну, как наметил, Фродо ему еще не попался. Сталобыть, теперь он день за днем будет шарить Багровым Оком по сторонам, запределами Мордора. Но знаешь ли, Пин, я издали чую, что он поспешил и даже,как ни странно, испугался. Что-то все же случилось, что-то еговстревожило... Гэндальф задумался. - Может быть, - проговорил он. - Может быть, дружок, и твоя дуростьпригодилась. Погоди-ка: пять, кажется, дней назад он узнал, что мыразделались с Саруманом и завладели палантиром. Ну и что? Толку от негоникакого, да тайком от Врага в Камень и не поглядишь. Ага! УЖ не Арагорн ли?Время его приспело. А сила в нем, Пин, непомерная, и он тверже алмаза -отважный и решительный, хладнокровный и дерзновенный. Да, наверно, он.Должно быть, он поглядел в Камень, предстал перед Врагом и назвался - затеми назвался, чтоб Тот... Видимо, так. Но мы не узнаем, так или нет, пока неприскачут ристанийские конники - лишь бы не опоздали. Да, страшные ждут насдни. Скорее на боковую! - Только... - замялся Пин. - Что "только"? - строго спросил Гэндальф. - Вот "только" этот вопрос -и все. - Горлум-то при чем? - сказал Пин. - Как это могло случиться, что ониидут с ним, что он у них провожатый? И Фарамиру это место, куда он их повел,нравится не больше твоего. В чем же дело? - Чего не знаю, того не знаю, - отозвался Гэндальф. - Сердце мнеподсказывало, что Фродо с Горлумом непременно встретятся: к добру ли, к худули - как обернется. Про Кирит-Унгол нынче больше ни слова. Предательства ябоюсь, предательства: предаст их эта жалкая тварь. Но будь что будет. Можетстаться, предатель проведет самого себя и невольно совершит благое дело.Иной раз бывает и так. Доброй ночи! Утро потонуло в бурых сумерках, и гондорцы, накануне обнадеженныепоявлением Фарамира, снова пали духом. Крылатые призраки не показывались, новысоко над городом то и дело разносился отдаленный вопль; заслышав его, однина миг цепенели, другие, послабее, плакали от ужаса. А Фарамир опять уехал. - Передохнул бы хоть немного, - ворчали ратники. - Государь не жалеетсвоего сына: он воюет за двоих - за себя и за того, который не вернется. И многие, глядя на север, вопрошали: - Где же все-таки ристанийские конники? Уехал Фарамир не по своей воле. Военный совет возглавлялГрадоправитель, и был он в этот день неуступчив. Совет собрался рано утром.Общий глас присудил, что из-за угрозы с юга войска у них мало и отразитьнашествие не удастся, разве что подойдут ристанийцы. Пока их нет, надо всехратников собрать в городе и разместить по стенам. - Однако, - возразил Денэтор, - нельзя же без боя покидать Раммас-Экор,великую крепь, раз уж мы ее такими трудами отстроили. И нельзя позволять импереправиться без урона. Войско для осады им нужно огромное, не смогут онипереправить его ни к северу от Каир-Андроса - там болота, ни на юге - тамАндуин широк, у них лодок не хватит. Стало быть, они пойдут на Осгилиат -как и прежде, когда Боромир их отразил. - Тогда это был просто-напросто набег, - заметил Фарамир. - А нынче,если даже мы их положим десятерых на одного нашего - что им этот урон! Силыуж очень неравные: для них и тысяча не в счет, а для нас и сотня - огромнаяпотеря. Да при отступлении к городу от крепи нам и вовсе несдобровать -могут отрезать и тогда перебьют всех до единого. - А Каир-Андрос? - добавил князь Имраиль. - Оборонять Осгилиат - значитудерживать и этот островок, но слева-то он не прикрыт! Мустангримцы, может,подоспеют, а может, и нет. Фарамир говорит, за Черными Воротами собралосьбесчисленное воинство. Они могут выставить не одну рать и ударить с разныхсторон. - Волков бояться - в лес не ходить, - сказал Денэтор. - Есть дружина наКаир-Андросе - вот пусть и удерживают остров. Повторяю: нельзя сдаватьпеленнорскую крепь и переправу без боя, и хорошо бы нашелся воевода, укоторого хватит отваги исполнить приказ государя. Воеводы молчали. Наконец Фарамир сказал: - Не мне перечить тебе, государь. И кому, как не мне, попытатьсязаменить Боромира. Итак, ты велишь мне отстаивать переправу и крепь? - Да, велю, - подтвердил Денэтор. - Тогда прощай! - сказал Фарамир. - Но ежели я вернусь, смени гнев намилость! - Смотря с чем ты вернешься, - отозвался Денэтор. Фарамира провожалГэндальф и сказал ему на прощанье: - Ты все-таки побереги себя, не кидайся в сечу на верную смерть. Войнавойной, а здесь, в городе, без тебя не обойтись. И отец твой любит тебя,Фарамир, он еще вспомнит об этом. Возвращайся же! И вот Фарамир снова уехал, взяв с собой небольшой отряд добровольцев. ВМинас-Тирите со стен вглядывались во мрак, застилавший руины древнейстолицы, и гадали, что там происходит, ибо видно ничего не было. А другиепо-прежнему смотрели на север и высчитывали, далеко ли до них скакатьТеодену Ристанийскому. - Но он ведь придет на подмогу? Не изменит старинному союзу? -спрашивали они. - Придет, - говорил Гэндальф, - даже если запоздает с подмогой. Нопосудите сами: не раньше чем два дня назад вручили ему Багряную Стрелу, а отЭдораса до Минас-Тирита многие десятки миль. Лишь к ночи примчался гонец с переправы; он сказал, что несметная ратьвышла из Минас-Моргула и близится к Осгилиату, а с нею полчища рослых,свирепых хородримцев. - Ведет ее, как встарь, - оповестил гонец, - Черный ПовелительПризраков, и смертный ужас предшествует ему. Эти зловещие слова были последними, какие Пин услышал в свой третийдень в Минас-Тирите. Почти всем было не до сна: мало оставалось надежды, чтоФарамир отобьет или задержит врагов. На следующий день темнота хоть больше и не сгущалась, но еще тяжелейдавила на сердце, и страх не отпускал. Дурные вести не замедлили. Вражескаярать переправилась через Андуин. Сдерживая натиск, Фарамир отступал кпеленнорской крепи, к сторожевым башням, но врагов было десятеро на одного. - Туго нам придется по эту сторону крепи, - сказал гонец. - От них неоторваться, идут по пятам. На переправе их много побили, но куда меньше, чемнадо бы. Они хорошо подготовились: понастроили втайне на восточном берегууймищу плотов и паромов. Воды было не видать - кишмя кишели. Но страшнейвсего Черный Главарь: один слух о нем цепенит самых стойких бойцов. Враги ите страшатся его пуще злой смерти, потому и лезут как очумелые. - Тогда мое место там, а не здесь, - сказал Гэндальф и немедля умчался,исчезнув в темной дали серебристым промельком. И всю эту ночь Пин одинокостоял на стене и глядел меж зубцов на восток. Едва в сумраке - словно в насмешку - прозвонил утренний колокол, как замутным простором Пеленнора показались огни - где-то там, у крепи. Тревожныевозгласы караульных призвали к оружию всех ратников в городе. Красныевспышки зачастили, и в душной мгле прокатился глухой грохот. - Штурмуют крепь! - слышалось кругом. - Проламывают стены! Сейчаспрорвутся! - Фарамир-то где? - в смятенье воскликнул Берегонд. - Не погиб же он,не может этого быть! Первые вести доставил Гэндальф. Он приехал ближе к полудню с горсткоювсадников, сопровождая повозки, забитые ранеными - не многих удалось вынестииз боя у сторожевых башен. Гэндальф сразу же поднялся к Денэтору.Градоправитель сидел теперь в высокой палате над тронным чертогом БелойБашни, и Пин был при нем; Денэтор переводил взгляд с тусклых северных оконна южные, с южных - на восточные, словно его черные горящие глаза проницализавесы обступившей тьмы. Но чаще всего смотрел он все же на север, а иногдаи прислушивался, точно до ушей его силою некой древней ворожбы мог донестисьтопот копыт с далеких равнин. - Фарамир вернулся? - спросил он. - Нет, - отвечал Гэндальф. - Но когда я его покинул, он был еще цел иневредим. Он остался с тыловым отрядом - прикрывать отступление черезПеленнор, только вряд ли они продержатся. Грозный у них противник - тотсамый, кого я опасался. - Неужели... неужели явился сам Черный Властелин? - в ужасе вскрикнулПин, забыв о дворцовых приличиях. - Нет, господин Перегрин, пока еще не явился! - с горьким смехомответил ему Денэтор. - Он явится торжествовать надо мною, когда все будеткончено. А до поры до времени шлет воевать других. Так, сударь мойневысоклик, делают все великие владыки, не обделенные мудростью. Иначе зачембы сидел я здесь на башне, - наблюдал, размышлял, выжидал и жертвовалсыновьями? Мечом я владеть не разучился. Он встал и распахнул свое длинное темное облачение, и под ним, кизумлению Пина, оказалась кольчуга и длинный двуручный меч вчерно-серебряных ножнах. - УЖ много лет я даже и сплю в доспехе, - молвил он, - чтоб не даватьпоблажки старческому телу. - Словом, для начала владыка Барад-Дура послал на тебя самого могучегоиз подвластных ему царственных мертвецов, и тот уже завладел твоей дальнейкрепью, - сказал Гэндальф. - Тысячу лет назад он был государем Ангмара -чародей, кольценосец, главарь назгулов, Сауроново черное жало ужаса иотчаяния. - Что ж, Митрандир, вот тебе и достойный противник, - сказал Денэтор. -А я и без тебя давно знаю, кто возглавляет воинство Черной Твердыни. Тызатем и вернулся, чтоб мне об этом сказать? Или просто сбежал с поля боя,потому что сражаться с ним тебе не по силам? Пин вздрогнул, испугавшись, что Гэндальф разгневается, но испуг его былнапрасен. - Может быть, и не по силам, - тихо проговорил Гэндальф. - Мы ещесилами не мерились. Если верно древнее прорицанье, ему суждено сгинуть не отруки мужа, но судьба его сокрыта от мудрецов. Да и сам этот ПовелительУжасов, к слову сказать, еще не явился. В полном согласии с мудростью, окоторой ты говорил, он гонит перед собой полчища обезумевших рабов. Нет, я всего лишь охранял раненых, которых еще можно исцелить и вернутьв строй; Раммас-Экор повсюду взрывают и таранят, и скоро моргульское войскохлынет лавиной. С тем я и вернулся, чтобы сказать тебе: вот-вот битвапереметнется на Пажити. Надо собрать на вылазку верховых ратников, на нихвся наша надежда, потому что вражеской конницы мало: еще не подошла. - У нас ее тоже мало. Вот бы подоспели сейчас ристанийцы! - сказалДенэтор. - Прежде сюда пожалуют гости иного разбора, - сказал Гэндальф. -Беглецы с Каир-Андроса уже бьются там, у крепи. Остров захвачен. Второевойско вышло из Черных Врат и надвинулось с северо-запада. - Видно, недаром винят тебя, Митрандир, в пристрастье к дурным вестям,- заметил Денэтор. - Но мне ты новостей не принес: я все это знаю совчерашнего вечера. И о вылазке я уже подумал. Спустимся вниз. Время шло, и вскоре со стен стало видно отступление передовых дружин.Сперва появились разрозненные кучки измученных, израненных людей; иные брелиспотыкаясь, иные бежали сломя голову. На востоке все вспыхивали огоньки иточно ползли по равнине. Загорались дома и амбары. Потом потянулись огненныеручьи, извиваясь в сумраке и сливаясь на широкой дороге от городских ворот кОсгилиату. - Идут, - переговаривались люди. - Заставу взяли. Лезут сквозь проломыкрепи! Похоже, с факелами. А где же наши? Надвигался вечер, потемки густели, и даже самые зоркие воины ничего невидели с крепостных стен: только множились пожары, и длинные огненные ручьитекли все быстрее. Наконец за милю от города показалась толпа, а может,отряд: не бежали, а шли, сохраняя подобие строя. Со стен глядели затаивдыхание. - Наверняка Фарамир, - говорили они. - Ему и люди, и кони покорны.Дойдут, вот увидите. Дойти оставалось не более четверти мили. Вслед за пешим отрядом изсумрака вынырнули конники тылового прикрытия - их уцелело десятка два. Ониразвернулись и снова ринулись навстречу огненным струям. И вдруг раздалсяяростный, оглушительный рев. Тучей налетели вражеские всадники. Струислились в огневой поток - толпа за толпой валили орки с факелами, озверелыеюжане с красными знаменами; все они дико орали, обгоняя, окружаяотступающих. Но даже их ор заглушили пронзительные вопли из темногоподнебесья: крылатые призраки, назгулы, устремились вниз - убивать. Строй смешался, объятые ужасом люди метались, бросали оружие, кричали,падали наземь. И тогда протрубила труба со стен цитадели: Денэтор наконец-то разрешилвылазку. Этого сигнала дожидались воины, притаившиеся у Врат и под стенами,- все верховые, какие были в городе. Они разом прянули вперед и помчались вовесь опор с боевым кличем, лавой охватывая врага. Ответный клич послышалсясверху, когда оттуда увидели, что впереди всех летят витязи Дол-Амрота и надними реет голубой с серебряным лебедем стяг князя Имраиля. - Амрот на выручку Гондору! - кричали со стен. - Амрот и Фарамир! Они обрушились на врага по обе стороны отступающего отряда, и, опередивих, ураганом пронесся серебряно-белый всадник с воздетой, рукой и лучезарнымсветочем. Назгулы удалились, и стих озлобленный вой; еще не явился их Главарь,гаситель белого огня. Воинство Мордора, хищно накинувшееся на добычу, былозахвачено врасплох - и, точно костер от вихря, разлетелось россыпью искр. Гондорские дружины оборотились и с победным кличем ударили напреследователей. Охотники стали дичью, отступленье - атакой. Поле покрылосьтрупами орков и хородримцев; шипели, гасли и смердели брошенные факелы. Авсадники мчались вперед, рубя и топча. Но Денэтор наступленья не замышлял. Хотя врага остановили и отбросили,с востока по-прежнему надвигались многотысячные полчища. И снова запелатруба, отзывая вылазку. Конница Гондора остановилась. Под ее защитойотступавшие выстроились, мерно зашагали к городу и вступили во Врата с гордоподнятыми головами; и ратники Минас-Тирита приветствовали их, гордясь ипечалясь, ибо многих недоставало. Фарамир потерял больше трети своих воинов.А где же он сам? Он прибыл, когда прошагали дружины и въехала в город конница,последними - витязи под стягом Дол-Амрота; князь Имраиль вез на руках с полябрани тело своего родича, Фарамира, сына Денэтора. - Фарамир! Фарамир! - кричали на улицах, и крики прерывались рыданьями.Но он был недвижим и безмолвен; длинным извилистым путем провезли его вцитадель, к отцу. Шарахнувшись от Белого Всадника, один из назгулов успелметнуть смертоносный дротик, и Фарамир, который бился один на один с коннымвожаком хородримцев, грянулся оземь. Лишь безудержный натиск витязейДол-Амрота спас его от уже занесенных багровых мечей хородримцев. Князь Имраиль внес Фарамира в Белую Башню и молвил: - Твой сын воротился, государь, свершив великие подвиги, - и рассказало том, чему был свидетелем. Но Денэтор не слушал его, он молча поднялся и взглянул сыну в лицо.Затем он велел приготовить постель в чертоге, возложить на нее Фарамира ивсем удалиться. Сам же направился в тайный покой у вершины Башни; и многиевидели этой ночью, как в узких окнах загорелся и мерцал слабый свет,вспыхнул напоследок и угас. И вновь спустился Денэтор, подошел краспростертому Фарамиру и безмолвно сел возле него; серым было лицоПравителя, мертвенней, чем у его сына. Враги осадили город, плотно обложили его со всех сторон, Раммас-Экорбыл разрушен и захвачен весь Пеленнор. Последние вести принесли защитникисеверной заставы - те, кто успел добежать прежде, чем заперли Врата. Это былостаток стражи, охранявшей путь из Анориэна и Ристании. Воинов привелИнгольд, тот самый, что впустил Гэндальфа с Пином неполных пять дней назад,когда в небе еще светило солнце и утро лучилось надеждой. - Про мустангримцев ничего не известно, - сказал он. - Нет, из Ристанииникто не подойдет. А подойдут - тем хуже для них. Их опередили: едва донеслинам, что новое войско из-за реки идет на Каир-Андрос, а войско уж тут кактут. Тьма-тьмущая: многие тысячи здоровенных орков с Оком на щитах и шлемахи еще больше людей, каких мы прежде не видели. Невысокие, угрюмые икряжистые, бо