Исторические предпосылки формирования и феномен советской историографии. Принципы и функции советской исторической науки.

Согласно одному из подходов к анализу и оценкам советской историографической традиции советская историография на протяжении семидесяти лет развивалась по восходящей. Опираясь на марксистские идеи, она смогла якобы успешно избежать кризиса, в котором оказалась мировая историческая мысль на рубеже ХIХ-ХХ вв., самоутвердилась как наиболее передовое научное направление и последовательно решала крупнейшие теоретические, методологические и конкретно-исторические проблемы. Опыт и достижения отечественной историографии получили признание и поддержку у многих передовых представителей зарубежных исторических школ. Правда, сторонники данной точки зрения допускают, что поступательный процесс развития не был избавлен на отдельных этапах и от недостатков. Наиболее существенными из них были следующие: сталинская версия интерпретации марксизма-ленинизма привела к определенному снижению уровня исследований, к теоретической дезориентации целого ряда исследователей; издержки партийного руководства наукой выразились в многочисленных запретах, ограничениях на работу с архивными материалами, в жесткой регламентации контактов с представителями зарубежной историографии; исторические труды нередко оказывались идеологизированными, зависели от политической конъюнктуры. Но даже эти недостатки не исключают подлинной научной значимости всего того, что было достигнуто на предшествующих этапах развития историографии. Для приверженцев данной версии является характерным резкое противоположение ленинского (20-е гг.) и сталинского периодов в развитии науки, подчеркивание особого значения решений XX съезда КПСС и сожаление, что критика воздействия культа личности на историческую науку не была максимально последовательной.

Для другого подхода характерно признание необходимости дифференцированного отношения к советской историографии. Сложились и определенные варианты подобной дифференциации. Например, негативные проявления в разной степени затронули различные отрасли исторической науки, в частности отмечается, что многие беды исторической науки советского периода проистекали из прежнего засилья историков партии и их привилегированного положения, в то время как другие направления, особенно связанные с изучением проблематики дооктябрьского периода, развивались достаточно эффективно и плодотворно. Кроме того, в каждом конкретном случае надо учитывать, что в исторических исследованиях искажено, деформировано, а что и по сей день отвечает строгим критериям научности. На деле же часто все сводится к оценкам историографической практики по принципу «с одной стороны — с другой стороны».

До драматических событий 1917 г. российская историческая мысль развивалась в едином европейском историографическом пространстве. Сохраняя свое собственное лицо, она говорила на одном с европейской исторической наукой языке. Более того, российские исторические школы в ряде случаев заметно влияли на развитие мировой исторической мысли. Глобальные социальные потрясения начала XX в. оказали воздействие на историческое знание, прежде всего тем, что выдвинули в центр научных поисков новые проблемы характера, глубины, масштабов этих потрясений. Не случайно стали интенсивно развиваться такие новые научные направления, как социальная и историческая психология, историческая демография, социальная и экономическая история, духовная жизнь общества. Одновременно в числе приоритетных и наиболее актуальных проблем оформлялся такие как человек и общество, власть и массы, война и революция, общество и государство. Их масштабность повлияла и на разработку новых тем, и на формирование новых научных направлений, школ, и на развитие теоретических основ исторических исследований, и на складывание нового языка исторической науки, в которой ключевыми становятся понятия «компромисс», «реформизм». Если же учесть, что все эти перемены происходили в тесной связи с кардинальными изменениями в представлениях о природе, о принципах взаимодействия общества и природы, Земли и Космоса, то станет ясно — речь шла о едином процессе выработки языка науки XX столетия и формирования основ новых гуманитарных дисциплин. В стране же «победившей социалистической революции», «успешно осуществляющей строительство социализма», проблема понимания происходящего никогда не стояла в числе первоочередных. Ее официальными политическими лидерами (они же основоположники, ведущие теоретики) смысл происшедшего и происходящего был понят изначально и не вызывал сомнений: в стране свершилась социалистическая революция в соответствии с теми законами общественно-исторического развития, которые были открыты Марксом и Энгельсом, представления о которых затем были развиты Лениным, Сталиным, Коммунистической партией. И вся задача науки сводилась теперь к доказательству того, что давно уже было очевидным для основоположников.

Из этих общих установок проистекала соответствующая историографическая проблематика, новый язык советской исторической науки. Формация, процесс, класс, партия, революция, закон, марксизм, пролетариат — вот основы нового исторического словаря. Но, пожалуй, самым популярным и наиболее распространенным термином в советской историографии, начиная с первых самостоятельных произведений советских историков и до конца 80-х гг., станет слово «борьба». Отсюда же и формирование магистральных тем исторических исследований: история революционного движения в России, история российских революций, история борьбы классов и партий, история партии большевиков; и две супертемы на протяжении всего периода развития советской историографии: историческая лениниана и история Великой Октябрьской социалистической революции.

Прежде всего, надо было выработать и реализовать новые принципы взаимодействия науки и государства. Естественно, что ранее существовавший принцип относительной автономии научных учреждений и университетов теперь оказывался неприемлемым.

Эту задачу большевики взялись решать не только с революционным жаром, но и с житейской хитростью. Поскольку среди действующих академиков обнаружилось совсем немного сторонников марксизма и самой новой власти, вначале принимается решение о создании параллельных с академическими научных марксистских центров. В июне 1918 г. издается декрет об учреждении Социалистической академии, в августе ВЦИК утверждает список действительных членов академии, а 1 октября она открывается. В августе 1920 г. организуется Комиссия по истории партии (Истпарт), которая быстро монополизирует все дело сохранения, обработки, издания документов и изучения истории Октябрьской революции и партии большевиков - не случайно очень скоро ее переводят из ведения Наркомпроса в ведение ЦК РКП (б). В 1921 г. создается Институт Маркса и Энгельса, в 1923 г. — Институт Ленина; в 1921 г. — Институт красной профессуры, в 1923 г. — Российская ассоциация научно-исследовательских институтов общественных наук. И уже к 1925 г. новая власть оказывается вполне в силах существенно реорганизовать Академию наук (как раз в год празднования ее 200-летия), внедрив в ее состав чисто марксистские структуры. В 1936 г. в систему Академии наук включается Коммунистическая академия (бывш. Социалистическая). С традициями «буржуазной» организации науки было покончено.

Партия не только формировала организационные структуры науки, она определяла и ее кадровый состав, оценивала содержание решаемых задач. С начала 20-х гг. в научную жизнь вошла практика издания Тезисов Агитпропа ЦК (затем тезисов и постановлений ЦК КПСС), в которых содержались обязательные для научной общественности выводы, оценки узловых событий, фактов, явлений и процессов. За десятилетия всестороннего, по существу, тотального, воздействия партии на историческую науку в ходе «партийного руководства» ею сформировался вполне определенный тип историка, научившегося воспринимать это руководство как нечто естественное и само собой разумеющееся. Более того, сложился тип активного историка-партийца, жаждущего данного руководства и чувствовавшего себя крайне дискомфортно без него. За годы советской власти воспитывался и был воспитан определенный тип историка-профессионала, искренне убежденного в необходимости самоотверженного служения «интересам партии». Зарождение сомнения на сей счет нередко сопровождалось глубокими личными трагедиями. Неудивительно поэтому, что сохранить высокий профессионализм удавалось немногим. И расплачиваться приходилось либо почти полным отлучением от активной научной деятельности, как это случилось с И.И. Зильберфарбом, либо выдерживать десятилетия непрекращающейся критики и постоянных нападок, что пришлось пережить Л.М. Баткину, А.Х. Бурганову, А.Я. Гуревичу, А.А. Зимину и многим другим. Такая обстановка приводила к истреблению самой возможности раскрепощенной, творческой мысли.

Но главная «вина» историков, как и других обществоведов всех времен, была в том, что на каждом новом этапе политической борьбы или при каждом политическом повороте выяснялось: они не так, как следовало, понимали и интерпретировали ленинское теоретическое наследие.

Уже к 30-м гг. историки усвоили, что им «необходимо ленинизировать историческую науку».

Полная включенность истории в советский режим обеспечивалась и органами государственной безопасности. За семьдесят лет сформировался своеобразный треугольник: РКП(б) (ВКП(б), КПСС) - ЧК (ГПУ, НКВД, КГБ) - Академия наук и ее институты. Поскольку не только каждое высказанное слово, но даже и каждая мысль рассматривалась как свершенное деяние, в такой связке не было ничего необычного, а напротив, она оказывалась весьма разнообразной и устойчивой.

Таким образом, советскую историографию как своеобразный феномен характеризуют сращивание с политикой и идеологией и превращение в органическую составную часть тоталитарной системы. Ее историософские основания базировались на нескольких принципиально важных положениях: на признании линейного восхождения общества от капитализма к коммунизму; постулировании необходимости руководства сверху всеми областями и сферами общественной жизни и признания за этим руководством чрезвычайных возможностей; абсолютизации собственного опыта как опыта сверхценного, имеющего общечеловеческий характер и значение; вере в наличие абсолютных истин; отношении к окружающему миру как к чему-то враждебному, таящему потенциальную угрозу и опасность. Каждое из этих оснований было разработано и подкреплено аргументами и фактами. Но доказательность никогда не была особой задачей советского типа мировосприятия, поскольку в системе ценностей реально существующий факт значил гораздо меньше, чем положение, содержащееся в классических текстах или высказываниях политического лидера.

Несвобода исторической науки, как и науки вообще, предопределила и сформировала весь исследовательский процесс, придав ему своеобразие, как бы изнутри раскрывающее феномен советской историографии. Для собственно исследовательского процесса и для историографического поля, на котором он разворачивался, можно выделить следующие характерные элементы.

Прежде всего, ориентация на одну универсальную теорию, которая, будучи единственно научной, в силу этого и выступает в качестве всеобъемлющей методологии научного поиска в области истории. Количество вариаций в отношении марксизма как общей и единственной методологии было чрезвычайно ограничено. Фактически в трудах по истории речь могла идти только о том, что значит решать ту или иную проблему по-марксистски.

Что касается принципов исторических исследований, то в их основу легли все те же ленинские идеи из его «Философских тетрадей». Обсуждения велись прежде всего вокруг одного аспекта проблемы — сколько принципов необходимо активизировать для того, чтобы претендовать на истинно марксистское исследование; указывалось самое различное количество вариантов - от трех до семнадцати, — но наиболее значимыми признавались принципы историзма, партийности, объективности. Ставился вопрос и о том, как соотносить принципы партийности и объективности, если речь идет о марксистско-ленинской исторической науке. В силу высокой степени политизации исторической науки перечень тех вопросов, с которыми советские историки обращались к прошлому, опять-таки строго определялся и регламентировался партийными документами и решениями. Достаточно обратиться хотя бы к нескольким темам, которые наиболее активно исследовались, например, история первой русской революции. В своей основе содержание этого вопросника было определено еще ленинскими работами 1906 г.: в чем проявилась гегемония пролетариата в революции? почему без руководства большевиков невозможно развитие революции по нарастающей? почему все остальные партии, кроме большевиков, вели себя непоследовательно и предательски? почему декабрьские восстания стали высшей точкой революции? Не более оригинальным получился круг вопросов и по истории Великого Октября: почему не было альтернативы в решении общественно назревших проблем, кроме Октябрьской революции? в чем проявилась гегемония пролетариата и руководящая роль большевиков? почему противники большевиков смогли развязать гражданскую войну? почему закономерной оказалась победа Советской власти?

В итоге историческое творчество перестало быть творчеством, книги историков не таили в себе загадок и походили друг на друга как братья-близнецы, лишь изредка различаясь набором конкретных фактов и некоторых рассуждений.

Теоретическая и методологическая скудость историографии стала причиной того, что в исторических исследованиях не допускались относительность, вариативность, вероятность. Такие вполне естественные элементы любого научного процесса рассматривались как недостатки и, больше того, как следствие политических ошибок в результате отступления от марксизма-ленинизма и проведения чуждой, буржуазной точки зрения.

Монологизм и монополизм в отношении к исторической истине дополняла крайняя степень политизированности самих представлений об истинном и ложном в исторической науке. Это со всей очевидностью вело к сужению и деформации историографического поля.

При анализе проблем всеобщей истории и истории Отечества до Октября 1917 г. допускалось хотя бы рассмотрение случаев несовпадения замыслов, практики и результатов, а при изучении советской проблематики подобное исключалось вовсе.

Все вышеизложенное позволяет определить советскую историографию как особый научно-политический феномен, гармонично вписанный в систему тоталитарного государства и приспособленный к обслуживанию его идейно-политических потребностей.

1ИСГ как специальная историческая дисциплина. Предмет и задачи

Изучение курса необходимо начать с уяснения вопроса, что такое историография. Слово «историография» состоит из двух древнегреческих слов: «исто­рия», т. е. разведывание, исследование прошлого или «повествование о чем-либо» и «графа» -- пишу. Таким обра­зом, буквально историография означает «письменный рассказ о прошедшем». И действительно, историки дол­гое время назывались историографами.

Понятие «историография» не однозначно. Академик Черепнин (Л. В. Черепнин. Русская-историография до XIX века. М., 1957) выделяет три важнейших случая употребления этого понятия. Таким термином часто обозначают историческую литературу по какому-либо во­просу, проблеме, периоду. имеется в виду не простое биб­лиографическое перечисление литературы, а ее анализ и крити­ческий разбор.

К подобному словоупотреблению примыкает использование термина «историография» как синонима исторических произве­дений, исторической литературы вообще. В этом случае понятие используют для обозначения направления или течения в области исторической науки (дворянская историография). Исходя из понимания слова «историография», в смысле исторических произведений, в прошлом веке авторов таких произведений име­новали историографами. Так, официальным историографом госу­дарства Российского был Н. М. Карамзин.

Термин «историография» имеет также значение истории исторических знаний, исторической мысли, исторической науки в целом или в отдельной стране. Главное внимание в курсе историографии, естественно, привлекают тео­ретические проблемы нашей науки, развитие ее методологии и вопросы борьбы мнений по коренным теоретическим и мето­дологическим положениям.

Историография изучает также вопросы постепенного расши­рения и изменения как тематики, которой занимались историки, так и источников, которые при этом привлекались. Далее историография интересуется совершенствованием источниковед­ческих приемов исследования и критики источников. В наше время термин «историография» в смысле «написание истории» почти не употребляется. Под исто­риографией чаще всего понимается совокупность тру­дов, посвященных каким-либо историческим проблемам или отдельным вопросам. Это и понят­но: чтобы определить задачи исследования, необходимо обстоятельно выяснить, что уже сделано в науке по это­му вопросу, определить достоинства и недостатки пред­шествующего изучения. историография не просто показывает, когда и как и какие возникли концепции, но и раскрывает внутренние закономерности развития исторической науки. Поэтому основой историографии отдельных проблем является история исторической науки в целом.

Историография, или история исторической науки, является специальной исторической дисциплиной, которая изучает сложный, многогранный непроти­воречивый процесс развития исторической науки и его зако­номерности.

Главным в процессе развития исторической науки является накопление исторических знаний и создание на их основе теорий и концепций. Историческая концепция -- совокупность или система взглядов историка или группы ученых как на весь ход исторического процесса в целом, так и на его различные проблемы и стороны. Неотъемлемым элементом развития науки является расширение ее источниковой базы--публика­ция документов ивключение в научный оборот новых фактов, совершенствование принципов и методики изучения и ис­пользования источников, которыми занимаются вспомога­тельные исторические дисциплины.

Вместе с тем историограф должен учитывать усло­вия и факторы, которые влияют на развитие исторической на­уки. Историография изучает большое число различных тем и проблем, состав которых определяется задачей познания за­кономерностей процесса развития исторической науки. Главная задача исследований состоит в изучении всего сложного процесса развития науки, в объяснении ее важнейших достижений, в раскрытии роли различных факторов, влияющих на этот процесс. К числу наиболее важных, основополагающих принципов исследования истории исторической науки марксистско-ле­нинская историография относит объективность и историзм. В органическом единстве с принципам партийности нахо­дится другой важнейший принцип-объективность. С принципом объективности непосредственно связан дру­гой важный принцип--историзм, требующий при рассмотрении любого исторического явления соблюдать определенные требования. В. И. Ленин:1) исторически 2) лишь в связи с другими; 3) лишь в связи с конкретным опытом истории».