Иван никитич болтин (1735—1792 гг. )

Болтин являлся представителем высших слоев дворянства, но в отличие от Щербатова не принадлежал к титулованной знати. Особый интерес он проявлял к русской истории и, несмотря на то, что не готовил себя к написанию систематического труда по этому предмету, стал одним из крупнейших его знатоков.

И. Н. Болтин подготовил два пространных тома «Примечаний на „Историю древния и нынешния России" господина Леклерка». Другой капитальный труд И. Н. Болтина — двухтомные «Критические примечания генерал-майора Болтина на первый и второй тома „Истории" князя Щербатова» (1793— 1794 гг.) — был написан в конце жизни и увидел свет лишь после его смерти.

Поскольку основные произведения И. Н. Болтина представляли собой собрание примечаний на чужие труды, они разделены на сотни разрозненных параграфов, подчиненных структуре критикуемых книг. Но слабо связанные между собой эти параграфы охватывают огромный круг вопросов исторической и современной Болтину жизни и свидетельствуют об осведомленности автора и проблемах истории, политики, а также этнографии и статистики. Из разрозненных замечаний в конце концов выступает совершенно определенная общественная, философская и историческая концепция автора.

В политическом облике Болтина наиболее отчетливо проступают две основные черты: во-первых, патриотическое стремление защитить Россию от наветов иностранных писателей, которые рисовали ее как страну дикую, варварскую, схожую с самыми отсталыми колониальными народами, и совершенно чуждую, особенно в допетровский период, основ европейской цивилизации; во-вторых, консервативное стремление оправдать и представить в выгодном свете крепостничество и самодержавие. Обе эти черты прослеживаются в «Примечаниях».

В политике, уверял Болтин, необходима осторожность, а в проведении реформ — постепенность. Даже просвещение он считал необходимым распространять медленно и с оглядкой. Петровские просветительные меры кажутся ему необдуманными и чрезмерно радикальными. Расхождения Болтина и Щербатова в оценке петровских преобразований и политики Екатерины II свидетельствуют о том, что в рамках единой самодержавно-крепостнической идеологии наблюдались разные идеологические оттенки. В оценке разных форм политического устройства Болтин был близок к Татищеву. лучшей формой правления Болтин, как Татищев, считал монархию. Правда, он не отрицал возможность «деспотичества» в монархиях. Но на всем протяжении истории России находил только один случай «деспотичества». Это было правление Ивана Грозного.

Признавая первенствующую роль климата, Болтин отмечал, что воспитание и формы правления могут содействовать или препятствовать действию климата. Более того, он не отрицал возможного влияния причин, которые делают климат бессильным и недействительным. К числу таких причин Болтин относил и влияние чужих нравов.

Болтин характеризовал правление первых князей как самодержавное. А тщательно изучая источники, он замечал, что участие в управлении в Новгороде и в других местах принимали посадники, тысяцкие и бояре, что важнейшие решения зависели и «от определений всего народа» Болтин. но позволял себе игнорировать факты в угоду концепции, но не отбрасывал и концепцию, противоречащую фактам.

Значительный историографический интерес представляют мысли Болтина о феодализме и прежде всего защищаемый им тезис о распространении феодальных отношений и феодального права как в Западной и Центральной Европе, так и в России. Признавая феодализм характерным для истории всех европейских народов, Болтин все же не считает, что его возникновение знаменовало переход от более низкой к более высокой ступени развития. Он рассматривал его как период, когда человеческий разум ниспадал в глубочайшее невежество. В свою очередь, переход от феодализма к государственному единству тоже рассматривался не как переход к качественно новому этапу истории, а как восстановление дофеодальных, основанных на законах разума порядков. Таким образом, феодализм выступал у Болтина и закономерным явлением в том смысле, что он был обусловлен определенными и притом одинаковыми в России и на Западе причинами, и незакономерным — потому что находился в противоречии с вытекающими из законов разума путями развития. До понимания феодализма как поступательной ступени развития общества Болтин не доходил.

Связывая уничтожение феодализма с деятельностью Ивана Грозного, Болтин тем самым дал очень высокую оценку этому ипрю. В то же время он не считал возможным оправдать жестокости Ивана IV.

Мы уже говорили, что В. Н. Татищев был первым историком русского крестьянства, первым, кто изучал проблему закрепощения крестьян. И. Н. Болтин дальше продвинул изучение этой сложной проблемы. Он относит упрощение крестьянских переходов к царствованию Федора Ивановича, причем историк отмечал, что речь тут шла о прикреплении крестьян к земле, а не к личности владельца. И. И. Болтин был первым историком, определившим этапы развития крепостного права: сначала прикрепление крестьян к земле, затем слияние крестьянства и холопства.

Говоря о достижениях И. Н. Болтина в области исторического источниковедения, отметим, во-первых, его критичность в подходе к источникам, а во-вторых, более правильное толкование терминологии древних памятников.

Историки русской исторической мысли еще в прошлом столетии считали, что важнейшая заслуга И. Н. Болтина — это применение сравнительно-исторического метода. Они отмечал что Болтин был первым исследователем, попытавшимся «привести русскую историю в связи с европейской». Болтин признавал: исторический прогресс и усматривал его не только в распространении просвещения и наук, но и в переходе от кочевого скотоводства к оседлому земледелию.

Н. П. Румянцев и его кружок

Граф Н.П. Румянцев (1754-1826) собирает вокруг себя кружок любителей русской истории, члены которого проделали большую работу по разысканию и публикации исторических источников. В кружок любителей русской истории Румянцева входили археографы и источниковеды А.Х. Востоков, П.М. Строев, В. Берх, Ф. Аделунг, ученые-историки Н.С. Арцыбашев, И.Х. Галиль и др. Деятельность Румянцевского кружка увенчалась великолепными публикациями десятков книг, созданием Музея древностей, рукописная часть которого в настоящее время является основой Отдела рукописей Российской государственной библиотеки.

Занимая пост министра иностранных дел, Н.П. Румянцев постоянно обращался к историческим документам Московского архива Коллегии иностранных дел. В архиве было сосредоточено уникальное собрание материалов по внутренней истории России, ее внешней политике с XII по XVIII в. Основу коллекций составили документы бывшего архива Посольского приказа, в котором хранились древнейшие духовные и договорные грамоты русских великих и удельных князей, договоры России с иностранными державами, документы по истории народов, вошедших в состав Российской империи. Учитывая историческую и политическую важность этих материалов, Коллегия иностранных дел еще в XVIII в. обратила внимание на их сохранность и систематизацию. Во главе архива стояли известные историки Г.Ф. Миллер, Н.Н. Бантыш-Каменский, И.Ф. Стриттер, А.Ф. Малиновский. Неудивительно, что к началу XIX в. архив превратился в крупный научно-исторический и культурный центр Москвы. Более того, он получил славу «рассадника для образования к статской службе лучшего в Москве дворянства». Всего только десять вакансий разрешено было иметь архиву для юнкеров из привилегированных дворянских семей, и, по словам служащих, было очень много желающих занять эти места. Это был не только способ занять дворянских детей полезным делом, соприкасаясь с подлинными свидетельствами истории своего Отечества, они становились просвещенными патриотами. Через два-три года службы в архиве, чтобы расширить кругозор, юнкеров отправляли учиться в заграничные университеты. Через некоторое время молодые князья, графы, камергеры возвращались на Родину и получали выгодные места. Впоследствии среди них оказались многие видные общественные деятели: братья И.В. и П.В. Киреевские, Д.В. и А.В. Веневитиновы, С.П. Шевырев, А.О. Корнилович и др.

В 1815 г. началась необычно плодотворная работа П.М. Строева (1796-1876), считавшего невозможным писать русскую историю, не собрав всех материалов, разбросанных по разным хранилищам. Он описал и спас от гибели тысячи древних рукописей (историко-юридических актов, летописаний, житий, сказаний и поучений), которые донесли до наших дней историю и культуру средневековой Руси. С его именем связано становление отечественной библиографии, биобиблиографии и особенно археографии.

Сотрудник Румянцева К.Ф. Калайдович (1794-1832) снискал известность в России и за рубежом библиографическими, историческими, источниковедческими исследованиями. Он положил начало изучению и публикации этнографического и фольклорного материала. В Румянцевском кружке ученый подготовил к публикации памятник русского эпоса, известный как «Сборник Кирши Данилова», сочинения древнерусского писателя Кирилла Туровского, Судебники 1497 и 1550 гг. Он также провел археографические и археологические обследования центральных районов России.

Одним из первых сподвижников Румянцева в Петербурге стал Ф.П. Аделуг (1768-1843). Широкую научную известность ему принесло исследование «Систематическое обозрение литературы в России в течение пятилетия — с 1801 по 1806 г>. В этом библиографическом труде была собрана и систематизирована вся русская печатная продукция начала XIX в.

В.Г. Анастасевич (1775-1845) обладал энциклопедическими познаниями в истории просвещения. По предложению Румянцева он взялся за подготовку сводной публикации Ипатьевской летописи. Кроме переводов исторических источников и сочинений польских авторов, он принимал участие в издании «Словаря русских духовных и светских писателей» Евгения Болховитинова.

Кроме Москвы и Петербурга, деятельность кружка Румянцева распространялась и на другие города и регионы России. Особенно активными были ученые западных районов страны, прежде всего в Гомеле, Полоцке и Вильно. Многочисленные поручения Румянцева в этих местах выполнял будущий министр финансов Е.Ф. Канкрин. В основном они были связаны с археологическими раскопками и описанием памятников. Активное сотрудничество и тесные контакты были налажены с финскими, польскими и литовскими учеными.

К этому же времени относится возрастающий интерес к археологии, исторической географии, геральдике, нумизматике и другим историческим дисциплинам, что во многом стимулировалось развитием аналогичных направлений в европейской исторической науке. Все это создавало прочную источниковую основу, на которой происходило дальнейшее развитие истории русской исторической мысли. Конечно, появление кружка Румянцева и тяготение к нему представителей различных слоев русского общества имели свои истоки в общественной атмосфере тех лет. Активный интерес к истории вытекал из желания общества объяснить настоящее фактами прошлого.