Последствия в области смерти и умирания

В 1969 книга «На смерть и умирание» появилась в качестве красноречивого заявления о нуждах и проблемах умирающего пациента в нашем обществе. Написанная обученным в Америке психиатром, доктором Элизабет Кёблер-Росс, эта книга пробуждала новый интерес к проблемам смертельно больных. Область «смерти и умирания» получила то, что заслужила. Нижеследующее находится среди целей этой новосозданной области: (1) бросить вызов обычным культурным уклонениям и отрицанию моделей смерти; (2) найти способы снизить страх смерти; и (3) найти несколько теоретических основ, при которых смерть может выглядеть более позитивно, как часть жизни.

Околосмертный опыт в значительной степени достигает этих целей для вовлеченных личностей. Для других, не столкнувшихся с околосмертным опытом, знание об этих опытах также может быть полезным, как было об этом сказано в недавней статье, названной «Измененные состояния сознания: форма обучения смерти?»:

Ясно, что при малой лепте со стороны научного сообщества эти цели [те три, перечисленные выше] достигаются для все большего числа людей. Можем ли мы позволить игнорировать метод, с помощью которого это происходит, даже если он был назван «антинаучным»?.. Каковы бы ни были «объяснения» радикально измененных состояний сознания, педагоги смерти должны смело встречать смущающий факт того, что человеческая способность, увиденная негативно в обычной научной и рациональной основе, кажется подающей позитивные результаты с точки зрения адаптивного отношения к смерти. Все больше и больше это кажется правдивым, берет ли изменение начало в систематических попытках изменять состояния сознания через спиритуальную традицию или в опыте физиологического вмешательства. Физиологически продуцированное состояние, оканчивающееся перманентной переориентацией по отношению к смерти, может быть вызвано наркотиками или частью «клинической смерти», околосмертными опытами, которые недавно привлекли так много внимания… Если в самом деле опыты, включающие в себя необычные способы перцепции, делают культурное предположение о смерти и умирании, «антинаучное» или нет, подобные опыты содействуют целям педагогов смерти.

А как именно эти «необычные способы перцепции» (в частности, околосмертный опыт) будут использованы для содействия целям педагогов смерти – пока не ясно. В этом отношении я делаю следующие наблюдения. В течение последних нескольких лет у меня была возможность презентовать результаты этого околосмертного расследования большому числу организаций и людских собраний. Неизменно после презентации участники аудиенции подходили ко мне один-на-один, чтобы рассказать о своей собственной смертельной болезни или недавней тяжелой утрате, а дальше - чтобы объяснить, как определенные аспекты презентации помогли им в этих ситуациях. Благодаря этим кратким обменам, я поверил в то, что результаты данного околосмерного расследования могут быть полезными, если будут применяться при консультировании людей, сталкивающихся со смертью. Такое консультирование недавно начато в центрах, известных как хосписы, учрежденных для заботы об умирающем пациенте и его семье.

Если околосмертный опыт будет использован в контексте образования на тему смерти и консультирования, результаты данного исследования надо будет презентовать таким образом, чтобы дать умирающему или обездоленному человеку шанс принять эту информацию в свою персональную систему верований. Околосмертный опыт не является «научным доказательством» жизни после смерти, и не следует его возносить в подобном качестве. Вернее, следует презентовать опыт как часто встречающееся явление, которое говорит о том, что процесс умирания может быть спокойным и мирным опытом для многих людей. Мощные позитивные эффекты подобного опыта на жизни тех, кто столкнулся с ним, могут послужить к утешению остальных, попадающих в аналогичные ситуации. Фактически, околосмертный опыт и связанные с ним последствия могут послужить достижению многих целей, изложенных теми, кто ныне работает в области смерти и умирания.

«Воля к жизни»

Ранее в этой главе было сказано, что околосмертный опыт часто играет значительную роль в уменьшении страха смерти у хронически или смертельно больных пациентов, что в свою очередь помогает этим людям проживать свои жизни более полноценно день за днем. Однако, околосмертный опыт не делал людей жаждущими близкого наступления смерти, а позволял им с хладнокровием принять реальность их приближающейся смерти. Эти позитивное отношение к жизни и смерти развивалось вслед за околосмертным опытом, после того, как человек инкорпорировал смысл околосмертного опыта в свою жизнь и систему верований. Во время NDE или непосредственно вслед за ним многие выражали сильное желание остаться в покое и мирной области околосмертного опыта и не возвращаться к боли и мучению, связанным с их физической болезнью. Могло ли это интенсивное желание не возвращаться в физическое тело влиять на фактические шансы человека на физическое выздоровление в тот момент, когда смерть наиболее близка? То есть, был ли в смерти психологический компонент – такой как потеря «воли к жизни», которая иногда могла взаимодействовать с физическими детерминантами – такими как сердцебиение, дыхание и т.д. – чтобы детерминировать исход околосмертного критического события? Несколько улик подтверждают то, что таковой психологический компонент смерти действительно может существовать.

Однажды стало известно, что многие люди могут точно предсказывать момент своей физической смерти, когда нет других объективных медицинских параметров для подтверждения такового прогноза. Прогноза кажется основанным на некоей психологической интуиции, известной лишь самому умирающему. Эти необъяснимые предчувствия смерти были обсуждаемы в заметке о смертельной болезни пожилых в The Lancet, ведущем Британском медицинском журнале:

У семи пациентов было предвидение смерти, и это было сообщено медсестрам в таких замечаниях, как «До свидания, я ухожу» за час до смерти. Другая благодарила штатную медсестру, проводящую медицинские раунды, за все, что она сделала, и говорила, что ей больше не потребуется таблеток после завтрашнего дня. Мужчина с застойной сердечной недостаточностью благодарил всех медсестер за их внимание за день до смерти, а женщина с ревматоидным артритом за полчаса до своей смерти попросила вызвать свою подругу. Нет сомнений, что эти пациенты знали о том, что находятся при смерти, но способ, которым это знание было им передано, не может быть выяснен.

Доктор Джон Хантер Филлипс, профессор медицины Тулейнского Университета, опубликовал аналогичные наблюдения, связанные с «механизмом смерти» пожилых пациентов, за которыми он ухаживал в доме престарелых:

Я начал интересоваться механизмом смерти у пожилых во время службы в доме престарелых, особенно у пациентов, предсказывающих то, что их смерть близка. Они могли сказать: «Я готов к смерти», и потом врач мало что мог сделать для ее предотвращения. Обычно в это время не было очевидного процесса летальной болезни, электрокардиограмма могла быть в норме, рентген груди в норме, анализы крови все в норме, и все же смерть могла произойти, обычно в течение 24-48 часов после того, как было сделано позитивное заявление. Это беспокоило меня и продолжало беспокоить, когда я вписывал в свидетельство «причину смерти». Я действительно не знаю, почему они умирают.

Случайный хирургический пациент, у которого должна быть операция с малым риском, «знал», что не выживет в предстоящем хирургическом вмешательстве. Этот феномен был рассмотрен в статье «Предрасположенность к смерти» докторов Вейсмана и Хэкетта. «Предрасположенный» пациент был описан как демонстрирующий тревожность и депрессию, что и было причиной убежденности в неминуемой смерти. Многие такие пациенты затем действительно умирали во время операции. Серьезность ситуации побуждала авторов рекомендовать свои коллегам по медицине: «выявляется психиатрическая интервенция, когда есть сильная предрасположенность к смерти при малом наличии или отсутствии соматических расстройств, которыми можно было бы оправдать это, просто потому, что психологический фактор доминирует; есть случаи потенциальной «физической смерти», о которых известно и в цивилизованном, и в примитивном обществах.

Если существует подобный психологический фактор нефизического плана, который как-то способен интуитивно влиять на наше физическое выживание, это ли есть «воля к жизни», которая отключается в соответствующее время и может влиять на исход в ситуации жизни и смерти? Доктор Льюис Томас, президент Института Рака в Слоан-Кеттеринг и выдающийся клиницист, пишет:

Вероятно, что существует поворотный момент на некоторой стадии реакции тела на травму или болезнь, может быть, при старении, когда организм соглашается с тем, что его время истекло [то есть, теряется «воля к жизни»] и пора умирать, и в этот момент приводящие к смерти события запускаются, как слаженный механизм. Затем функционирование прекращается постепенно и необратимо, и в то время, как это происходит, нейронный механизм, готовый к этому, включается, так что приходит сознательное восприятие этого… Реанимированный пациент, упавший замертво от остановки сердца перед госпиталем Лос Анжелеса, был приведен к перезапуску сердца электрошоком и вспоминал свое удивление по поводу людского ажиотажа вокруг его носилок во время такого умиротворения. Если должен быть такой механизм для процесса умирания, нам следует искать патологий при его функционировании, допуская, что некий сложный механизм может ошибиться и включиться ненадлежащим образом. Возможно, нечто подобное происходит в задокументированных случаях смерти от колдовства и черной магии.

Случаи колдовства и черной магии широко распространены среди примитивных племен австралийских аборигенов. Доктор Уолтэр Б. Кэннон рассматривал эти практики в заметке, названной «Люди вуду» в American Anthropologist. Доктор Кэннон размещает нижеследующий пример черной магии с помощью указывания костью («синдром указывающей кости»):

Человек, узнавший, что враг указал на него костью, на самом деле представлял из себя жалкое зрелище. Он стоял в ужасе, глядя на предательское указание, с поднятыми руками, как будто отгоняя от себя смертельную среду, которая, как он представлял, вливалась в его тело. Его щеки бледнели, глаза стекленели, а выражение лица становилось искаженным от ужаса… Он пытался кричать, но обычно крик застревал в горле, и можно было видеть лишь пену во рту. Тело начинало дрожать, мышцы непроизвольно изгибались. Он шатался и падал на землю и вскоре казался как будто в обмороке; но после этого начинал корчиться в предсмертной агонии и стонать, прикрывая лицо руками. После чего становился очень спокойным и полз в свой шалаш. С этого времени он заболевал и мучился, отказывался от еды и держался в стороне от повседневных дел племени. Если не было помощи в виде противоколдовских мероприятий через руки Нангарри или знахаря, его смерть была вопросом относительного небольшого времени. Если знахарь приходил вовремя, человек мог быть спасен.

Доктор Кэннон предоставил подобные рассказы о «психической смерти» военных врачей времени Первой Мировой Войны. Согласно этим рассказам, солдаты могли временами погружаться в длительный период шока и умирать вопреки интенсивной медицинской помощи. Эти смерти могли быть результатом тяжелой психологической травмы после некоторого инцидента на поле боя, не причинявшего существенного физического повреждения, как выяснялось при вскрытии.

Достаточно хорошо было раскрыто то, что может быть животным эквивалентом человеческого синдрома «психической смерти», во время одного случая в экспериментальной лаборатории Университета Джона Хопкинса. Доктор Курт Ричтер обнаружил, что лабораторные крысы с обрезанными усами были особенно восприимчивы к внезапной смерти при погружении в резервуар с водой. Нормальные крысы могли плавать вплоть до 72 часов, в то время как их лишенные усов собратья часто сдавались и умирали, идя ко дну в считанные минуты. Однако, если в последнюю минуту безусые крысы были спасены от потопления, то, как правило, быстро приходили в себя. Во время повторного теста в том же резервуаре эти спасенные безусые крысы плавали так же долго, как и нормальные. Комбинация глубокой воды и отсутствия усов была состоянием быстрой смерти; но при однократном спасении «чары» разрушались, и время выживания безусых в резервуаре приходило в норму.

Таким образом, в этих случаях с примитивными соплеменниками, солдатами на поле боя и лабораторными крысами кажется, что происходило неуместное включение «механизма процесса умирания» в то время, когда физиологически тело не находилось в смертельной опасности. В общем, «воля к жизни», казалось, была временно утеряна или отключена, обуславливая физическую смерть от нефизической причины.

Вернемся к околосмертному опыту. Возможно ли, что этот мощный опыт может повлиять на нашу волю к жизни в тот критический момент, когда смерть висит на волоске? Может ли сильное желание человека «не возвращаться обратно» повлиять на окончательный исход околосмертного критического события? Один врач, сам столкнувшийся с околосмертным опытом, сказал мне, что твердо убежден в том, что околосмертный опыт может производить подобный эффект, и что он теперь принимает это во внимание каждый раз, когда его пациент серьезно заболевает и приближается к смерти:

[Во время своего околосмертного опыта] я не хотел возвращаться обратно, потому что спокойствие и мирность были так велики… Потом они начали некоторые реанимационные меры, и это не заняло у них много времени. Но в это время я не хотел возвращаться… После этого опыта у меня было два пациента, одна из них была реально обескровлена, и была некоторая заминка с запуском крови, и я сказал пациентке: «…, Вы не можете умереть». Действительно считаю, что это повлияло на их возвращение, ведь они возвращаться не хотели. И я не хотел… После того, как я вернулся и оказался здесь, понял, насколько мне повезло, что это со мной произошло. (I-49)

Другие также чувствовали, что во время своего околосмертного опыта они принимали весьма реально решение – умирать или жить. Один мужчина так думал во время продолжительной остановки сердца:

Ну, мне нужно было идти дальше, но я не захотел. Не хотел покидать свою жену и детей. Но я верю, что если бы не они, я боролся бы за то, чтобы попасть туда. Выглядело так, будто я должен принять решение. (I-63-1)

Мужчина выразил озабоченность тем, мог ли он «выбрать возвращение», если снова столкнется с этим решением во время околосмертного опыта:

Я больше не боюсь умирать, только вот семья… И боюсь, что если буду умирать и дойду до черты, просто выберу продолжить путешествие – вот что меня беспокоит больше всего. Не знаю, насколько сильным мне нужно быть. Если я снова буду в том положении, не знаю, выберу ли я возвращаться или нет… Думаю, твое внутреннее существо в значительной степени контролирует твое здоровье, и если ты захочешь пойти, то сможешь. Вы так много видели этого в людях, которые просто сдавались. (I-5)

Другой мужчина признался, что думал о том, чтобы «сдаться» перед своей болезнью вслед за околосмертным опытом по причине абсолютного контраста между миром и безболезненностью околосмертного опыта и болью и мучением длительного выздоравливания. Безжалостное упорство интерна, заботящегося о нем в то время, заставило его быть «энергичным» к выздоровлению:

После того, как это [NDE] произошло, у меня не осталось никакого страха перед умиранием, и почему они сохраняли мне жизнь и как они это делали – для меня было загадкой. Я не боролся с этим [со смертью] главным образом потому, что доктор продолжал бороться. Он сказал: «Вы настолько обезумели, насколько захотели этого, злились, ругали нас всех. Вы будете жить. Теперь Вы должны бороться. Вы должны держаться. Это будет сложнее». Так и было. Это было время, когда было когда подумать… Это было то время, когда я серьезно решил подписать бумагу и похадатайствовать о своей семье, пока был в этой коме. Но долго в коме я не пробыл, к оправданию любого сопровождающего врача… Мне было так плохо, но каждый раз, как я начинал думать о плохом, появлялся доктор. Думаю, он знал, о чем я думал. Он должен был подбадривать меня к выздоровлению… Все, что знаю, это то, что мой доктор хотел моего выздоровления, и не знаю, гипнотизировал ли он меня… Я действительно не понимал этого, потому что не думаю, чтобы он [доктор]понимал, где я был [во время околосмертного опыта]. Я ему никогда не говорил. И до сих пор не говорю. (I-23)

Короче говоря, данные свидетельствуют о том, что может существовать сильный психологический компонент – «воля к жизни» - участвующий в определении физического исхода в ситуации жизни и смерти. Многие лица во время (или непосредственно после) околосмертного опыта имели сильное желание вернуться в мирную и безболезненную область, встреченную во время опыта. Поскольку эти люди стойко ассоциировали свой околосмертный опыт со смертью как таковой, их желание вернуться к опыту было психологическим эквивалентом достаточно простого желания умереть. Таким образом, возможно, что это желание смерти (или потеря воли к жизни) могло на самом деле влиять на физический исход многих околосмертных критических событий во время тех немногих моментов, когда жизнь и смерть висят на волоске.

Это рассуждение также можно применить и с другой стороны к тем, кто во время своего околосмертного опыта активно стремился «вернуться» в свое физическое тело для того, чтобы окончить некоторое «незавершенное дело». Психологический импульс продолжать физическую жизнь способствовал их успешной реанимации и восстановлению после околосмертного критического события. Разумеется, в какой степени эти психологические стимулы действительно влияют на физический исход околосмертной ситуации – оценить трудно. Однако, вполне вероятно, что исход многих околосмертных ситуаций был обусловлен не только своими физическими детерминантами, но и сложным взаимодействием психологических факторов, включающих в себя околосмертный опыт и волю к жизни.

 

Толкования

В напряженной атмосфере сегодняшнего спроса на фантазии повторное путешествие, возвращение на землю, может разочаровать. Без шуток, но все мы можем быть лучше, если начнем готовиться к сошествию с головокружительных высот некритической мысли. Если история учит нас, нынешнее увлечение «жизнью после жизни» проложит путь некоего нового осознания, встречаясь с какой-либо тяжелой критикой реальности.

Роберт Кэстенбаум, профессор психологии Университета Массачусетса

Весной 1976, когда впервые прочел «Жизнь после жизни», я, как и доктор Кэстенбаум, идентифицировал эти опыты как часть «некоего нового мысленного путешествия», предназначенного щекотать чувства публики и СМИ. И эта щекотка была: персональные свидетельства иных, утверждающих о подобном «послежизненном вояже», стали привычными в газетах и журналах; заголовки популярных бульварных газет регулярно анонсировали, что «доказательство» жизни после смерти окончательно получено; делались еженедельные конкурсы с денежными призами на лучший «внетелесный» опыт; миллионы долларов были потрачены на «документальный» фильм, изображающий околосмертный опыт сценическими техниками, разработанными для сенсационных фильмов научной фантастики; и множество книг было опубликовано с целью нажиться на прибыльной сенсационности данной темы.

Столкнувшись с этим повальным увлечением в СМИ книгой Раймонда Муди, медицинская общественность открыла ответный огонь. Нижеследующая выдержка из Журнала Американской медицинской Ассоциации (23 ноября 1979) была типичным ответом:

…люди, испытавшие эти «смертные опыты», претерпели состояние гипоксии, во время которой пытались психологически бороться с тревожностью, спровоцированной медицинскими процедурами и разговорами… Здесь мы имеем дело с фантазией смерти… Она создает достоверность небес, где человек воссоединяется с людьми из прошлого и где может жить после смерти. То, что это отвечает на многие загадки человечества и создает мост между наукой и религией, делает это заманчивой концепцией для спекуляции. Это является достаточной причиной для того, чтобы врач особенно опасался принимать религиозную веру в качестве научных данных.

В этой статье из медицинского журнала, названной «Спать и видеть сны…», доктор Ричард С. Блэчер выразил чувства, подобные моим, когда я начинал свое расследование. Спустя четыре года, однако, мое отношение к околосмертному опыту изменилось, как видно из моего ответа на статью доктора Блэчера, опубликованного 4 июля 1980 в Журнале Американской Медицинской Ассоциации:

Я недавно провел систематическое исследование этих опытов… Как и доктор Блэчер, я решил, что эти опыты сами по себе не являются презумпцией доказательства жизни после смерти… [но] сенсационные прокламации пророков в СМИ не могут противоречить научным утверждениям, основанным на анекдотичном опыте. Таковым кажется случай [с доктором Блэчером и некоторыми его медицинскими объяснениями этого опыта]… Доктор Блэчер указывает на то, что «врачу следует быть особенно осторожным, дабы не принять религиозную веру в качестве научных данных». Я должен добавить, что равную осторожность нужно проявлять и при принятии научной веры в качестве научных данных.

Причины моей осторожности при принятии «научной веры в качестве научных данных» и в качестве объяснения околосмертного опыта будут главной темой этой главы.

При рассмотрении толкования околосмертного опыта давайте сперва пересмотрим значение околосмертного критического события, как оно относится к данному исследованию. В первой главе мы определили околосмертное критическое событие как некую медицинскую ситуацию, при которой пациент оказывается без сознания и близким к смерти – то есть, в таком телесном состоянии, которое разумно понимается как оканчивающееся необратимой биологической смертью в большинстве случаев и может требовать (если возможно) срочной медицинской помощи. Потеря сознания была определена как некий специфический период времени, в течение которого человек теряет все субъективное осознание окружающей среды и себя – то есть, отключается. Факт того, что человек действительно был физически «при смерти», был проверен в практически каждом случае через иные источники (медицинские отчеты и т.д.). Была ли связана потеря сознания с эпизодом физического околосмертия или нет, не проверялось по причинам, указанным в первой главе. Таким образом, состояние бессознательности стало субъективной оценкой индивидуума, пережившего это событие. Другим в это время – при смерти - он мог казаться полностью потерявшим сознание, и можно было логично предположить, что при данных обстоятельствах (например, полной остановкой сердца) он мог быть без сознания, но конечное объяснение было оставлено для человека как такового.

Предположите теперь, что этот человек, которого мы считали потерявшим сознание, фактически его не терял. Когда я проводил Медицинские Гранд-Раунды по околосмертным опытам в Университете Флориды в 1978, профессор медицины высказал такую точку зрения:

У всех нас были реанимированные пациенты, которые казались мертвыми в то время, но позже могли рассказать нам о наших разговорах во время реанимации. Откуда Вы знаете, что эти люди, описывавшие «точный» околосмертный опыт, просто не слышали разговоры при полубессознательности, а позже не вызывали в воображении визуальную картинку того, что происходило?