Полубессознательное состояние

Нет сомнений, что слух – это последнее из чувств, пропадающее при потере сознания. Тяжелораненые или тяжелобольные личности могут неподвижно лежать с закрытыми глазами при едва заметных показателях жизненно важных функций, но при этом слышать то, что было сказано. Драматический пример подобного происшествия приводится здесь:

…одна уважаемая медсестра-надзирательница рассказала о своем собственном поступлении в отделение скорой помощи. Она была одной из четырех человек, пострадавших в ДТП… она не могла проронить ни звука, не могла шевелиться. Однако, как и многие травмированные люди, она могла слышать звуки и голоса вокруг себя. «Эта мертва», - сказал голос, - «Давайте проверим других». Медсестра поняла, что была отвергли как мертвую. Ее реакция: «Я пришла в ярость – просто в откровенную ярость! Я никак не собиралась оставаться мертвой для них!.. Кажется, я кричала: «Я еще не умерла, сволочи!» Не уверена, что эти слова дошли до них, но некоторые звуки вырвались наружу».

Итак, могли ли автоскопические «визуальные» описания в этом околосмертном опыте быть результатом простой склейки на слух воспринятой полубессознательным пациентом (ошибочно принятым за потерявшего сознание) информации в точную «ментальную картину» происходящих событий, как предположил профессор медицины? Некоторые данные говорят о том, что это не так.

Во-первых, как сказано в Главе 6, гипнотическая регрессия пациентов, находившихся под общей анестезией во время крупной операции, раскрывала их память о разговорах среди присутствующих докторов и медсестер, но не визуальные впечатления. Анестезированный или полуанестезированный человек, отмечающий произносимые слова, находится в ситуации, схожей с полубессознательностью больного или раненого, лежащего неподвижно с закрытыми глазами, но слышащего все происходящее. Такое воспоминание – даже со страхом – было поведано этими пациентами как аудиально воспринятое событие, которое достаточно несхоже с детальным «визуальным» восприятием околосмертного опыта. Более того, пример медсестры-надзирательницы, лежащей полубессознательной при нехирургических обстоятельствах, также подтверждает утверждение о том, что аудиально воспринятая полубессознательным пациентом информация может быть описана позже как вербальное, а не визуальное впечатление.

Во-вторых, если человек описывает автоскопический околосмертный опыт, основанный на полубессознательных перцепциях при смерти (слух, ощущения и т.д.), его ситуацию во многом можно сравнить с ситуацией полубессознательного пациента, претерпевшего элективную кардиоверсию. При кардиоверсии подается электрошок на грудь для нормализации сердечного ритма. Эта процедура часто производится выборочно для корректировки ненормальных сердечных ритмов. Кардиоверсия, как вы помните, также используется во время большинства сердечных реанимаций для корректировки опасного для жизни нарушения сердечного ритма. При элективной ситуации пациенту дается медикамент (например, Валиум внутривенно) для притупления ощущений, приводящий к полубессознательности, таким образом минимализирующий боль электрошока. В полубессознательном состоянии, однако, пациент иногда может слышать разговоры неподалеку и вспоминать связанные с шоком ощущения; например: «Будто рвутся все ваши внутренности»; «как незначительный тремор, который растаскивает чье-то тело изнутри»; «шок был как большой бум». Можно было бы ожидать подобных ощущений у околосмертного пациента, если бы на самом деле он был лишь в полубессознательном состоянии во время околосмертного опыта. Но отчет об опыте кардиоверсии сильно отличается от нижеследующих околосмертных опытов:

Я видел себя при ударе, но не было больно так, как должно быть больно при электрошоке… Не было больно, мне было все равно… У меня не было боли. (I-32)

Они терли те штуковины друг об друга, а потом я отскочил от стола… Я отошел от стола примерно на 9-10 дюймов, казалось, что я прогнулся… [Пока смотрел], казалось, я был в весьма мирном состоянии. (I-8)

Я думал, что они дали моему телу слишком большое напряжение, потому что тело прыгало примерно на два фута от стола… [Пока смотрел, я ощущал] полет, мягкость, легкость, комфорт - ничего плохого. (I-19)

Таким образом, процедура кардиоверсии во время околосмертного опыта связана с безболезненностью, приятным чувством, в то время как тот же электрошок – явно неприятный момент в рассказах элективно кардиоверсированных пациентов в полубессознательном состоянии.

В-третьих, несколько человек во время своего околосмертного кризиса могли четко различать между своим полубессознательным аудиальным восприятием происходящих неподалеку разговоров и последующим появлением «визуально» воспринимаемым околосмертным опытом:

Они произнесли «Код 99» по причине нестабильности сердебиения и т.д. Итак, я рассказывал им, что произошло, и сказала, что мои глаза постепенно отключаются, включаясь снова, когда сердце начинает биться. Я описывал им это, потому что думал, что это будет им интересно. И вот, мои глаза отключились совсем, и я оказался в полной темноте, и совсем не мог двигаться, но слышал хорошо и понимал. Я слышал, как они разговаривали, и слышал, как парень сказал, что мое давление на нуле, и кто он, и слышал, что доктор Дж. сказал: «Будем проверять пульс?» Я хотел ответить и пыталась, но не мог… Вот когда у меня случился этот опыт [околосмертный] – после звуков, все прошло, и я больше ничего не слышал. (I-3)

Еще один мужчина пережил оба опыта – полубессознательное состояние с сохраняющейся аудиальной перцепцией и бессознательность, связанную с околосмертным опытом – и мог сравнить обе эти ситуации:

Несколько лет назад я попал в ДТП… Я лежал там [в приемном покое] и слышал, что там две медсестры, и они пытаются определить мое кровяное давление. Одна другой говорит: «Знаешь, здесь не прощупывается» - или что-то такое, и говорит: «Ну, попробуй еще». Я все это слышал и знал, что они там были, но не мог сообщаться с ними. Слышал домофон, ясно как день: «Кто-либо из докторов на этаже, отзовитесь в приемный покой срочно». Я просто лежал там и думал: «Эй, кому-то плохо в приемном покое». Я не понял, что это я… Не знаю, что он [доктор] делал со мной, но он вернул меня обратно, и было чувство такое, будто кто-то вылил на меня горшок горячей воды… И он [доктор] сказал: «Ну, у Вас не было никаких признаков жизни». Но я ничего не видел. Только слышал. В другой раз при остановке сердца [и околосмертном опыте] я смотрел вниз от потолка – и не было никаких «если», «и» или «но». (I-14)

Эти два примера демонстрируют, что полубессознательная слуховая перцепция и перцепции, связанняе с околосмертным опытом, могут быть четко различаемы людьми, пережившими и то, и другое.

Наконец, немногочисленные околосмертные опыты автоскопической природы были сообщены людьми, бывшими без сознания и при смерти в то время, когда вокруг никого не было. В этих случаях полубессознательная перцепция вербальной информации практически была не осуществима, поскольку не было никого, кто мог бы ее преподать.

Таким образом, представляется маловероятным, что автоскопический околосмертный опыт может быть отнесен к полубессонзнательному аудиальному восприятию происходящего во время околосмертного критического события, как это предположил профессор медицины из Флориды. Но как мы можем узнать, что люди, сообщающие об околосмертном опыте, сознательно не фабриковали свой опыт? Могли ли они просто «все это придумать»?

Сознательная фабрикация

Должен признать, что когда я впервые прочел «Жизнь после жизни», то подумал, что эти опыты были либо фабрикациями лиц, которыми воспользовался автор (доктор Раймонд Муди), либо приукрашательствами самого Муди ради издания бестселлера. Спустя пять лет, после 116 интервью, я убедился в том, что мои первоначальные подозрения были напрасными по многим причинам.

Во-первых, процедура интервьюирования с участием большого количества пациентов предлагала некоторое вознаграждение за описание околосмертного опыта. Я и моя коллега Сара Кройцигер были довольно осторожны в подходе к этим пациентам, как если бы принимали обычную медицинскую историю. Наша заинтересованность в околосмертном опыте не выявлялась вплоть до конца интервьюирования. Каждый человек был проинформирован в том, что его личность не будет раскрыта, когда будут объявлены результаты нашего расследования. Если в первый год (или около того) моего исследования и были с моей стороны некоторые предубеждения, то они приводили к неверию в обоснованность этих околосмертных сообщений. (Мне недавно напомнила об этом факте пациентка, ранее опрошенная для этого исследования. Она спонтанно заметила во время разговора четыре года спустя: «Когда я впервые разговаривала с Вами, Вы казались бастующим и отвергающим опыт, так же как и все остальное.») Также стало явным ранее в данном исследовании то, что, не смотря на экстраординарную природу этих воспоминаний, люди сами по себе казались действительно верящими в реальность их опыта и на самом деле защищали его от высмеивания другими. Это не было тем опытом, который можно было бы свободно описать по причине сенсационности. Фактически, когда эти люди были спрошены «Многим ли Вы рассказывали о своем опыте?», они отвечали типично:

Лишь некоторым, которые могли воспринять. Я много об этом не говорил. Люди начинают думать, что ты немного сумасшедший. (I-47)

О, не многим. Многие из них смеются надо мной, поэтому я просто их не беспокою разговорами больше. Они думают, что я свихнулся или что-то в этом роде. (I-25)

Нет. Я думал, что они признают меня сумасшедшим. (I-14)

Нет, сэр, только Вам… Люди решат, что я спятил… Я живу с этим уже три года и никому не говорил, потому что не хочу, чтобы они надели на меня смирительную рубашку… Реально, как в аду. (I-19)

Во-вторых, при моем медицинском участии в жизнях множества этих пациентов я часто мог определить изменение в мироощущениях и верованиях тех, кто рассказывал мне о своем околосмертном опыте. Углубление религиозных верований, изменение профессиональных интересов (например, становление больничным волонтером) и фокусировка на множестве гуманитарных проблем были всеобщи. Более того, взгляд пациента на жизнь зачастую так трансформировался, что позволял успешнее справляться с ежедневными испытаниями критической медицинской болезни. (См. детальное обсуждение в Главе 9). Когда я спрашивал об этих наблюдаемых изменениях в его или ее образе жизни и верованиях, каждый неизменно относил изменения, так или иначе, к околосмертному опыту. Таким образом, околосмертный опыт мощно, мотивационно влиял на многих из тех, кто его пережил. Таковой эффект сам по себе косвенно доказывает, что околосмертный опыт не был сознательно сфабрикованным событием.

В-третьих, в начале данного исследования я ожидал широкого разнообразия в структуре и содержании этих околосмертных опытов, поскольку подозревал, что этот опыт мог в значительной степени отражать личные мечты и фантазии. По мере интервьюирования, однако, становилось очевидным, что все эти опыты, как правило, соответствовали трем базовым паттернам – автоскопическому, трансцендентальному и комбинированному околосмертному опыту. К тому же, эта последовательность не возникала как результат сфабрикованных историй, удобно сочиняемых после обще смоделированного опыта, потому что (1) многие из опрошенных не знали об околосмертном опыте до их собственного опыта; (2) изрядная часть интервью была сделана в то время, когда «Жизнь после жизни» и родственные медиарелизы не были еще всеобщим достоянием населения северной Флориды (где проживало большинство опрашиваемых); (3) когда опрашиваемые знали об околосмертном опыте из некоторых источников до интервью, они часто отмечали то, насколько детали их собственного опыта отличались от опытов других людей. Например, 57летний строитель из северной Джорджии вот что имел сказать об опытах других людей:

Автор: Что Вы думаете о других людях, которые писали об этих опытах?

Человек: Думаю, около 95% этого – простое дерьмо. Вот во что я верю, когда они говорят о своей дорогой старой тетушке, своем папочке и тому подобном. Я знаю, что это обман. Думаю, всякий здравомыслящий может это понять. Как могли их умершие тетушки и собачки встретить их в своем физическом теле, когда их физические тела лежат в земле, в канаве, покрытой прахом? Это показывает то, что они врут. К тому же, эти сны весьма детализированы и так длинны, что ты можешь уже умереть и сгнить в то время, как у тебя происходит подобный опыт. Твоя плоть должна отвалиться от костей для того, чтобы осуществилось подобное путешествие.

А.: Вы верите в то, что Ваш опыт был реален?

Ч.: Да. Конечно. Что касается меня, да. Это был реальный опыт для меня…

А.: Что бы Вы подумали, если бы кто-то еще рассказал Вам о подобном опыте до того, как случился Ваш?

Ч.: Я бы подумал, что это полное дерьмо. (I-5)

Для этого мужчины, равно как и для других людей в данном исследовании, «собственные глаза – лучший свидетель».

Наконец, мой первоначальный скептицизм в отношении достоверности этих сообщений побудил меня уделить особое внимание деталям медицинских процедур, якобы виденным во время автоскопических околосмертных опытов. Когда таковые детали были сообщены, все усилия направлены были на их подтверждение или опровержение с использованием источников, независимых от интервьюируемого. Как оказалось, такая проверка во многих случаях была возможна (см. Главу 7) и привела меня к выводу, что околосмертный опыт должен быть чем-то большим, нежели простой фабрикацией.

Затем, полагая, что сообщенный опыт не является сознательно сфабрикованным, позвольте нам рассмотреть некоторые другие предложенные объяснения околосмертного опыта.

Бессознательная фабрикация

Наша личная смерть действительно невообразима, и всякий раз, когда мы делаем попытку представить ее, мы осознаем, что остаемся живыми, как наблюдатели. Следовательно… по натуре никто не верит в свою собственную смерть или, если выразиться иначе, бессознательно каждый из нас убежден в собственном бессмертии.

Зигмунд Фрейд, 1915.

Мог ли околосмертный опыт быть сформулирован подсознательной человеческой нуждой в преодолении угрозы исчезновения и в выживании, в конечном счете, в качестве «наблюдателя», как предположил здесь Фрейд? Конечно, «наблюдательское» качество автоскопического околосмертного опыта может концептуально соответствовать утверждению Фрейда. Фактически, многие люди описывали свой опыт, как раз как если бы они были зрителями или незаинтересованными наблюдателями. Однако, если бы околосмертный опыт был подобной подсознательной фабрикацией, я ожидал бы его появления в каждом случае, когда человеческое эго осознает серьезную угрозу смерти. То есть, если личностное эго посчитает необходимым сфабриковать околосмертный опыт для «защиты» во время какого-либо околосмертного критического события, эта защита должна появляться всякий раз, когда этот человек впоследствии сталкивается с подобным или более серьезным околосмертным кризисом. Но так не было. Несколько человек в данном исследовании сталкивались с несколькими отдельными околосмертными критическими событиями, но впоследствии могли поведать лишь об одном околосмертном опыте. Более того, критическое событие, с которым околосмертный опыт был связан, иногда воспринималось человеком (и было задокументировано в медицинской записи) как менее опасное для жизни (то есть, медицинский кризис, во время которого человек был в меньшей опасности летального исхода). Эта находка намекает на то, что если бы околосмертный опыт был результатом подсознательной нужды в выживании при физической смерти, то эта нужда не проявлялась бы непоследовательно.

К тому же, мы нашли других людей, которые сталкивались с несколькими околосмертными опытами во время рецидивирующих околосмертных кризисов. Хотя описания этих отдельно происшедших околосмертных опытов иногда и различались, каждый из них соответствовал одному из трех базовых паттернов околосмертного опыта – автоскопическому, трансцендентальному или комбинированному. Один мужчина, например, поведал типичный трансцендентальный околосмертный опыт, последующий вслед за остановкой сердца в 1969:

Когда я отключился, и произошло это странное дело… Казалось, будто моя мать, умершая, когда мне было восемь, стояла на холме, а позади светил яркий большой свет. Я полз туда, и она протягивала мне руку. Казалось, я был всего в нескольких дюймах от ее руки, когда начал сползать обратно вниз по холму, и полагаю, это было в тот момент, когда я очнулся. (I-63-1)

Девять лет спустя тот же мужчина сообщил о чисто автоскопическом околосмертном опыте, происшедшем во время еще одной остановки сердца:

Помню, я поднялся с краю кровати – и это последнее, что я помню до того, как я уже плыл прямо у потолка… Я лежал в кровати с поднятыми краями, и доктор был здесь, и моя жена была здесь, и кто-то еще – не знаю, может, санитар или еще кто-то. Медсестра была с этой стороны кровати, где эта машинка. Она подцепила туда вещицы для шока и положила одну сюда, а другую сюда [показывает соответствующие места на груди], и я видел, как мое тело прыгает, и я вернулся. (I-63-2)

Если использовать теорию Фрейда о подсознательной фабрикации, то почему подсознание человека считает необходимым формулировать два совершенно различных паттерна «выживания эго» в двух отдельных, но схожих ситуациях? Изменилась ли подсознательная нужда за те девять лет, что прошли между этими двумя опытами? Возможно. Но тогда почему эти два совершенно разных опыта соответствовали, в более широком смысле, одному из трех общих паттернов околосмертного опыта, сообщенного другими личностями? Чувствуется мне, что околосмертный опыт является не столько защитной реакцией чьего-либо подсознания, сколько базовым человеческим опытом. С этой точки зрения, околосмертный опыт становится более природным феноменальным процессом, который может видоизменяться определенным образом, но который сохраняет базовую структуру независимо от прихотей и фантазий, присутствующих в подсознании различных личностей.

Деперсонализация

Деперсонализация – это частая реакция на опасную для жизни ситуацию. Как адаптивный паттерн нервной системы, она сигнализирует организму об опасности среды до тех пор, пока потенциально разрушительные эмоции под контролем. Как психологический механизм, она защищает находящуюся под угрозой личность от смертельной опасности и, одновременно, инициирует интеграцию реальности. И, как значимый опыт, мистическая разработка данного феномена может достигать духовного значения. Этот тип столкновения со смертью может быть описан как чувство возрождения.

Расселл Нойс (Rassell Noyes), профессор психиатрии Университета Айовы.

Концепция Фрейда о том, что серьезное размышление о смерти приводит к фантазии о выживании в качестве наблюдателя, некоторым образом связана с выводами, к которым пришел доктор Расселл Нойс, проведший всестороннее исследование субъективных опытов тех личностей, кто противостоял внезапной психологической реальности своей собственной физической смерти. Например, представьте, будто вы ведете машину и внезапно теряете контроль. Вы беспомощно смотрите, как ваша машина покидает дорожное полотно на высокой скорости и впечатывается прямиком в каменную стену. Вы остро осознаете, что смерть неизбежна и неотвратима. Происходит авария, но чудесным образом вы остаетесь в живых и не претерпеваете серьезных травм. Позже вы вспоминаете, что за несколько пронесшихся до столкновения мгновений у вас в сознании промелькнули серии странных субъективных впечатлений – впечатлений, которые доктор Нойс назвал «деперсонализацией перед лицом смертельной опасности».

Один подобный опыт был поведан доктору Нойсу молодым гонщиком, который во время дорожного инцидента был подброшен в воздух на тридцать футов. Однако, ни разу во время инцидента водитель не терял сознания и не был близок к смерти:

Как только я его увидел, понял, что врежусь в него… Казалось, вся эта история заняла целую вечность. Все было в замедленном движении, и мне казалось, что я игрок на сцене, видел, как я кувыркаюсь и кувыркаюсь в машине. Это было, как если бы я сидел на трибуне и видел все происходящее… но напуган я не был… Все было так странно… Весь этот опыт был как сон, но ни на миг я не терял понимания того, где нахожусь… Я будто плыл по воздуху… Наконец, машина спарашютировалась на трассу, и меня снова вытряхнуло в реальность.

С помощью подобных сему опытов доктор Нойс идентифицировал некоторые характеристики синдрома «деперсонализации пред лицом смертельной опасности». Это альтернативное восприятие времени, увеличенная скорость мыслей, ощущение отрешенности, чувство гармонии или единства со вселенной и четкое видение или слышание.

Поскольку доктор Нойс интерпретировал эти опыты как психологическую реакцию на подавляющую угрозу смерти, он чувствовал, что человек, находящийся в опасности, должен воспринимать неизбежность собственной смерти ДО того, как разовьется синдром деперсонализации. Другими словами, восприятие смерти служит в качестве спускового крючка для реакции деперсонализации. Продолжим с доктором Нойсом:

Субъективные отчеты говорят о том, что главная предпосылка для их [околосмертных опытов] полного развития – это восприятие [выделение доктора Сабома] неизбежной смерти… [В противном случае] претерпевшие остановку сердца могли не иметь подобных опытов, если не были уверены в близости смерти.

Доктор Ричард Блэчер в ранее упоминавшейся в этой главе заметке также чувствовал, что личностное осознание смерти было ключевым ингредиентом в развитии субъективного опыта на границе жизни и смерти:

Во-первых, ясно, что эти [околосмертные] опыты возникают только тогда, когда остановка сердца постепенна [выделение доктора Сабома]. Подобных опытов нет при приступах Стокса-Адамса [внезапной потере сознания без признаков остановки сердца], во время которых пациент не описывает психических ощущений при внезапной остановке сердца.

Таким образом, согласно и доктору Нойсу, и доктору Блэчеру, если человеку не предоставлена возможность восприятия неизбежности собственной «внезапной смерти», развития субъективного опыта (такого, как околосмертный) ожидать не следует.

При исследовании околосмертных опытов я обнаружил несколько случаев, связанных с потерей сознания и остановкой сердца при синдроме Стокса-Адамса, на который ссылается доктор Блэчер. Более того, некоторые из этих лиц описали околосмертный опыт, происшедший после потери сознания при приступе. Одним из таких случаев был случай с фермером средних лет из Северной Флориды, которого я принимал в Гейнсвилльском госпитале по причине острого сердечного приступа и временных эпизодов полной сердечной блокады (полной остановки сердца). Пока я подготавливал к экстренному размещению кардиостимулятор, у мужчины произошло несколько эпизодов полной сердечной блокады, во время которых он мог внезапно терять сознание посреди разговора. Мог возникнуть большой эпилептический припадок во время этих эпизодов, становящихся все более длительными. После размещения кардиостимулятора я опросил этого мужчину, и он поведал мне нижеследующий околосмертный опыт, происшедший до его поступления в госпиталь:

Я пересекал стоянку, чтобы сесть в свою машину… Я вырубился. Не помню, как ударился о землю. Помню лишь, как я был над машинами, плыл. Было реально забавное ощущение, плывучее. Я даже смотрел вниз на свое тело, четверо или пятеро человек бежали ко мне. Я слышал и понимал, что они говорили. У меня было реально забавное чувство. Вообще не было боли. Я ее не чувствовал. Потом, когда я пришел в чувство и был в своем теле, было больно в затылке, где я ушибся о бетон. (I-20)

Этот мужчина столкнулся с околосмертным опытом, хотя не имел времени для полной оценки неизбежности своей «смерти» в психологическом смысле.

Еще одно различие между исследованием доктора Нойса и моим – критерий выбора. Доктор Нойс прежде всего фокусировался на лицах, которые при смерти были психологически, а не физически. Вместе с тем, он опросил малую группу субъектов, которые одновременно были в опасности и психологически, и физически (т.е., «группу серьезно больных»), но нашел сообщения последних существенно отличными от сообщений лиц, кто спасся лишь от «психологической» близости смерти:

Группа серьезно больных была явно девиантна, показывая высокую частоту по большинству пунктов (оцениваемых в данных опытах) и дублирование по многим. Лица данной группы также отличались в отношениях к обстоятельствам их опытов. 80% считали себя умершими, 71% теряли сознание, и лишь 50% прилагали усилия ко спасению. Следовательно, ответы этой относительно малой группы были исключены из дальнейшего анализа.

В другой статье доктор Нойс вновь подчеркивает эти различия между опытами, сообщенными психологически и физически находящимися под угрозой лицами:

Кажется важным отметить, что существует великое различие околосмертных опытов. Те, что были изучены автором [Нойсом], сообщены были теми лицами, кто находился психологически – но не обязательно физически – близко к смерти. Иной тип опыта был описан теми, кто едва избег смерти от физической болезни, остановки сердца и т.д.

Таким образом, теория доктора Нойса о «деперсонализации пред лицом смертельной опасности» - это гипотеза, основанная на опытах людей, воспринявших близость смерти психологически. Лица, едва избегшие физической смерти (такие, случаи которых описаны в моем исследовании) описывали иной тип опыта, который часто излагался без ясного вещего ощущения неминуемой смерти. Таким образом, психологическая теория деперсонализации не принимается во внимание для околосмертных опытов, сообщенных людьми, выжившими в эпизодах потери сознания и физической близости смерти.