Мысли о значении околосмертного опыта

В начале предыдущей главы я упомянул статью, написанную доктором Ричардом С. Блэтчером 23 ноября 1979 в Журнале Американской Медицинской Ассоциации. В ней доктор Блэтчер говорил о том, что околосмертный опыт – это «фантазия о смерти», и предупреждал «врача особо опасаться признавать религиозную веру в качестве научных данных». Мой ответ на эту статью был опубликован несколькими месяцами позже и оканчивался заявлением о том, что «равную осторожность следует проявлять при признании научной веры в качестве научных данных», принимая во внимание околосмертный опыт. Причиной такового моего заявления было то, что не нашлось ни одного медицинского или научного объяснения околосмертного опыта, которое бы подходило полностью. Доктор Блэтчер опубликовал опровержение на мое замечание, начав так:

Доктор Сабом призвал меня к ответу за описание эпизодов [т.е., околосмертных опытов] как «фантазий». Используя данное слово, я определил место данному феномену в области психики пациента… Альтернативой данному месторасположению было бы нечто (душа?), покидающее человека реально и парящее над столом. Не думаю, что некто проповедует научную веру, когда не допускает идеи духов, бродящих по приемному покою.

Я согласен: не проповедует научной веры не допускающий идею, еще подлежащую объективным техникам наблюдений и анализу. Я начал исследование околосмертных опытов с твердым убеждением, что научный метод расследования – лучший подход для продвижения нашего знания об естественном феномене, и я продолжаю придерживаться этой точки зрения. Но то, что идея еще не признана научно, не означает того, что таковая идея вообще не может научно обдумываться в качестве возможного объяснения необъяснимого феномена. Предпосылкой объективного нейтралитета, делающего научный метод столь полезным исследовательским процессом, является вот что: все возможные гипотезы должны быть тщательно проверены до того, как будут сделаны выводы.

Ныне, возвращаясь к переданным из первых рук описаниям околосмертного опыта как такового, мы увидели типичным нижеследующее:

От сорокапятилетнего выпускника колледжа, признавшегося в редком посещении церкви: «Все, что я видел – это мое тело, лежащее на столе. Я продолжаю настаивать на том, что дух покинул тело, вот и все». (I-60)

От выпускника высшей школы сорока восьми лет, посещающего церковь еженедельно: «Но внезапно боль полностью остановилась, и я почувствовал, как моя сущность поднимается из тела. Это выглядело так, как будто я поднялся к потолку, я мог смотреть назад и видеть свое тело, выглядевшее мертвым». (I-53)

От пятидесятилетнего выпускника колледжа, еженедельно посещающего церковь: «При остановке сердца [и околосмертном опыте] я смотрел вниз, с потолка, и не было никаких «если» или «но» по этому поводу». (I-14)

От сорокашестилетнего выпускника высшей школы, изредка заходящего в церковь: «Похоже было, что я разделился… Как будто я был вот там [у потолка], а она [кардиоверсия] взяла меня и мое тело и запихала меня обратно… Я знаю, что это было на самом деле. Я знаю, что я там был. Могу поклясться на Библии, что я там был… Я не могу доказать этого никому из тех людей, потому что они меня не видели. Нет способа доказать это, но я был там!» (I-63-2)

Мы проверили эти околосмертные доклады с точки зрения традиционной научной мысли, которая придерживается того, что околосмертный опыт является некоей формой ментальной выработки (т.е., сновидением, галлюцинацией или фантазией), наколдовывающей в уме умирающего человека и дающей ложное впечатление того, что восприятия происходят вне тела. Однако, при данном подходе не все элементы околосмертного опыта могут быть адекватно объяснены. В духе объективного нейтралитета позвольте нам рассмотреть околосмертный опыт, используя другой подход, не делающего априори предположений о природе данного опыта: мог ли околосмертный опыт действительно происходить точно так, как это было описано – вне тела?

--

Но каким образом можем мы рассматривать научно вероятность того, что околосмертный опыт – это когда «нечто (душа?) реально покидает человека и парит над столом»? Западная научная мысль твердо стоит на той предпосылке, что все аспекты человеческого сознания – нашей «тотальной сущности» – могут быть со временем объяснены физиологическим взаимодействием клеточных компонентов человеческого мозга. Другими словами, человеческий опыт – это исключительно «внутрипсихическое» событие. Учесть вероятность того, что некая, в настоящее время неопределенная часть человеческого организма может отделяться от анатомического мозга и воспринимать реальность из внетелесной позиции (т.е., «внепсихического» восприятия), - это нарушить данную традиционную основную предпосылку. Но является ли эта предпосылка научным «фактом» или же предвзятым мнением, основанным на теориях и гипотезах, не обоснованных еще на научной арене?

К сожалению, главная проблема научного метода – это то, что факты, взятые как нерушимые утверждения истины, в действительности являются лишь теоретическими вещами, удостоенными фактического статуса внутри особой концептуальной структуры. К тому же, как один профессор психологии хорошо это изложил, некто «может лишь приписывать фактический статус наблюдению, если теория способна установить то, что оно действительно значимо, т.е. является фактом. Факты – это теоретически значимые наблюдения, а не нейтральные или «строгие» данные».

Таким образом, для рассматривания околосмертного опыта в качестве возможного проявления «внетелесного» опыта мы должны сначала создать «теоретическую (или концептуальную) структуру», внутри которой данное объяснение может быть рассмотрено как «значимая» вероятность. Такая теоретическая структура должна поднимать следующие вопросы: действительно ли происходит внетелесное восприятие во время околосмертного опыта, и если да – существует ли некий элемент человеческого организма (ум?), отделяющийся от физических детерминант сознания (мозга?) для выполнения такового трюка?

Этот тип структуры – т.е., тот, который допускает вероятность того, что наша сущность состоит из двух фундаментальных элементов, «ума» и «мозга» - был рассмотрен в качестве законного утверждения сэром Чарльзом Шеррингтоном, нобелевским лауреатом в области медицины, в тридцатых годах двадцатого века. С его слов:

Мы должны рассматривать отношение ума к мозгу как не только как нерешенное, но и остающееся лишенным базиса в самом начале… То, что наша сущность должна состоять из двух фундаментальных элементов [ума и мозга], не более невероятно, полагаю, как то, что она должна держаться на лишь одном [мозге].

Верования Шеррингтона в дуалистическую систему ума и мозга распространялись еще одним врачом, Уайлдером Пэнфилдом, проведшим всю жизнь в нейрохирургическом исследовании структуры и функции человеческого мозга. В начале своей карьеры, в тридцатых годах, Пэнфилд оспорил одну из преобладающих концепций своего времени: то, что высшая функция мозга (т.е., контроль сознания) находится в больших извилинах коры головного мозга. Он отметил, что большие участки коры головного мозга могут быть хирургически удалены, а сознание при этом остается. Однако, вмешательство или травма для небольшой площади верхнего мозгового ствола, известного как промежуточный мозг, оканчиваются потерей сознания. Промежуточный мозг, по Пэнфилду, это седалище «высшего мозгового механизма», который контролирует состояние сознания.

Годами клинического и нейрохирургического исследования эпилептических пациентов Пэнфилд разрабатывал данную концепцию «высшего мозгового механизма». Части коры головного мозга эпилептиков Пэнфилд раскрывал, чтобы изолировать и лечить очаг припадочного расстройства, используя техники электростимуляции, спроектированные для этой цели. В дополнение к подаче новой надежды пациентам, претерпевающим трудноизлечимые припадки эпилепсии, Пэнфилд «начертил карту» различных анатомических областей мозга в мельчайших подробностях. Благодаря этой работе, он постулировал, что анатомический мозг – это реально две отдельные, но взаимосвязанные части. Одна часть, названная «компьютерным механизмом», находится в теменных долях и обслуживает сенсорные и моторные функции мозга. Другая часть, «умовой механизм», охватывает собой мозговые способности к толкованию и находится в лобовых и височных долях. Центры обеих частей по отдельности представлены в промежуточном мозге – «высшем мозговом механизме». Используя данную структуру, Пэнфилд мог объяснить различные проявления припадочных расстройств у своих пациентов.

Например, очаг приступа, локализирующийся в теменной коре, или «компьютерный механизм», в первую очередь мог бы приводить к неконтролируемой стимуляции сенсорных и моторных функций мозга, что приводит к подергиванию рук и ног (большому эпилептическому припадку). С другой стороны, Пэнфилд обнаружил, что очаг припадка во фронтальной или височной коре, «умовом механизме», может инактивировать интерпретативные возможности мозга и сделать из человека «автомат» или «потерявшего рассудок». При подобном приступе:

пациент внезапно теряет сознание, но, пока другие механизмы мозга продолжают функционировать, он становится автоматом. Он может бродить смущенно и бесцельно. Или он может продолжать выполнение цели, которую его ум передал его автоматическому сенсорно-моторному механизму, когда высший механизм мозга вышел из строя. Или он следует стереотипу, привычной модели или поведению. В каждом случае автомат может принимать немного (если вообще может) решений, для которых не было прецедента… У него будет полная амнезия на этот период… [Автомат - это] нечто без необъяснимого атрибута – чувства юмора. Автомат не в состоянии восхищаться красотой заката или переживать удовлетворение, счастье, любовь, сострадание. Это все, как и осознание, является функциями ума.

Незадолго до своей смерти в середине семидесятых, Пэнфилд в книге «Тайна ума» задумался о достижениях собственной нейрохирургической карьеры. В ней он описал свои неудачные попытки объяснить «компьютерный» и «умовой» механизмы человеческого мозга при помощи сложных анатомических и физиологических теорий. В том, что он назвал «финальной проверкой данных», Пэнфилд заключает:

Что до меня, после профессиональной жизни, проведенной в попытке узнать, как мозг соотносится с умом, ныне, во время этой финальной проверки данных, стало сюрпризом то, что дуалистическая гипотеза [раздельность ума и мозга] кажется более обоснованной из двух возможных объяснений… Ум действует и бездействует с помощью высшего мозгового механизма, это правда. Но у него есть энергия. Форма этой энергии отличается от формы энергии нейронных потенциалов, передвигающихся по аксоновым путям. На этом месте я должен остановиться.

Недавнее исследование техник биологической обратной связи показало, что в лабораторных условиях человеческий субъект способен модифицировать некоторые телесные функции, рассматривающиеся до сих пор как неподконтрольные. С помощью специфических реплик и методов звукоусиления эти люди могут быть «натренированы» контролировать собственное кровяное давление, температуру тела и болевые пороги, а иногда даже активность мозговых волн. Если деятельность клеточных компонентов на уровне высшего мозга может контролироваться волевым усилием, то что и где является источником этого волевого контроля?

Конечно, мы должны пройти долгий путь, прежде чем этот и другие вопросы о человеческом мозге найдут ответ. Но эти теории, предложенные Шеррингтоном, Пэнфилдом и другими, по крайней мере, устанавливают структуру, при которой околосмертный опыт считается вероятным «внетелесным» опытом: умо-мозговое расщепление. Если человеческий мозг действительно состоит из фундаментальных элементов – «ума» и «мозга», может ли околосмертное критическое событие как-либо вызывать временное отделение ума от мозга у многих людей? Может ли «отделенное я» в околосмертном опыте быть оторванным от мозга «умом», который, согласно Пэнфилду, способен переживать удовлетворение, счастье, любовь, сочувствие и сознательность, пока бессознательное физическое тело представляет собой руины «компьютера» - безжизненного автомата? Описания околосмертного опыта, переданные людьми с различными бэкграундами и верованиями, допускают такое: «дух покинул тело» (I-60); «я ощущал, как моя сущность поднимается из моего тела» (I-53); «[кардиоверсия] схватила меня и запихала меня обратно, в мое тело» (I-63-2). Но соответствует ли содержание этих околосмертных опытов понятию внетелесного опыта или умо-мозгового расщепления?

Люди утверждали, что во время автоскопической части околосмертного опыта они видели и слышали события, происходившие вблизи их бессознательных физических тел, из отдельного высокого месторасположения. Детали этих восприятий найдены точными во всех отдельных случаях, где были доступны подтверждающие свидетельства. Более того, не нашлось ни одного правдоподобного объяснения точности этих наблюдений, подразумевающих обычные физические чувства. Внетелесный (экстрасенсорный?) механизм мог бы объяснить и личное толкование этих опытов теми, кто их имел (например, «дух покинул тело»), и «визуальную» точность автоскопических наблюдений.

Мои личные верования по этому поводу склоняются в этом направлении. Внетелесная гипотеза кажется просто лучше соответствующей находящимся под рукой данным. Я хорошо знаю, однако, что мои нынешние верования базируются на анализе лишь малого числа автоскопических околосмертных опытов. Нужно больше дополнительных исследований, и в настоящее время они проводятся во многих центрах*. Также я знаю, что мои аргументы против более традиционных объяснений околосмертного опыта в предыдущих частях этой книги в силу самого факта не доказывают того, что верно предположение о внетелесности. Конечно, другие объяснения автоскопического околосмертного опыта – объяснения, которые я не рассматривал – в конце концов, найдутся. Однако, верю, что наблюдения из этой книги, касающиеся автоскопического околосмертного опыта, указывают на то, что этот опыт нельзя походя отметать как некую ментальную фабрикацию и что должно уделить серьезное научное внимание для альтернативного, возможно, менее традиционного, объяснения.

Что если автоскопический околосмертный опыт окажется реальным внетелесным опытом, вытекающим из некой разновидности умо-мозгового расщепления? Вопросы останутся – как и почему это должно происходить на границе жизни и смерти. Полагаю, что автоскопическое событие инициируется неким импульсом, нейрохимическим или другим, возникающим в определенный момент процесса умирания. Этот импульс, однако, явно не ограничивается околосмертной ситуацией, поскольку опыты автоскопического типа происходили и при других различных обстоятельствах – например, во время общей анестезии (см. Главу 6) и во время несмертельных моментов в жизнях лиц, имевших до того реальный околосмертный опыт (см. Главу 8).

Но что сказать о трансцендентальном околосмертном опыте? Знаю, что нет способа подтвердить детали, о которых сказано в этих опытах, как это было сделано в отношении опытов автоскопических. Однако, в этих рассказах есть согласованность, которую не следовало бы ожидать в личностных ментальных фабрикациях. Более того, в комбинированном околосмертном опыте трансцендентальная часть его происходила вслед за автоскопическими элементами и воспринималась человеком настолько же яркой и реальной, как и ее автоскопический предшественник. Это напоминает определение Неговским клинической смерти, в котором он сослался на переход от клинической к биологической смерти как на «одновременно разрушительный и непрерывный процесс». Если околосмертный опыт есть лишь эмпирическое дополнение физиологического перехода к биологической смерти, автоскопический и трансцендентальный элементы его могли бы укладываться в один и тот же паззл. Какие элементы этого паззла (т.е., автоскопический, трансцендентальный или комбинированный околосмертный опыт) возникают на грани околосмертия, если вообще возникают, почти наверняка определяется взаимодействием бесчисленных факторов, которые еще предстоит открыть.

Изображает ли околосмертный опыт некоторое представление о загробной жизни, о жизни после смерти? Как врач и ученый, я, конечно, не могу сказать с уверенностью, что околосмертный опыт показывает то, что наступает в момент окончательной смерти тела. Эти опыты случались в последние моменты жизни. Рассказавшие об этих опытах не воскрешены были, а спаслись от близости смерти. Таким образом, в стром смысле эти опыты – это встреча с околосмертием, а не смерть как таковая. Поскольку я полагаю, что околосмертный опыт является отражением умо-мозгового расщепления, я не могу помочь; но интересно, почему таковое явление должно происходить в точке околосмертия. Может ли ум, отделяющийся от физического мозга, быть, по существу, «душой», которая продолжает существовать после окончательной смерти тела, согласно некоторым религиозным доктринам?

По моему мнению, это последний вопрос, поднятый рассказами об околосмертном опыте. Здесь, на моменте околосмертия, научные факты и теории взаимодействуют с религиозными доктринами и предположениями. Я был глубоко тронут свидетельствами тех, чьими историями наполнена эта книга. Как врач, я оценил медицинские обстоятельства, окружающие эти опыты, и был крайне удивлен выживанию многих из этих людей, чье физическое состояние откровенно не способствовало продолжению жизни. Я был одинаково увлечен описаниями их путешествий во время потери сознания и нахождения при смерти. Моя личная реакция на эти события - не столь «научно взвешенный» ответ, сколь остро прочувствованное удостоверение со слезами радости и печали, сопутствующими слышанию многих из этих историй. Вкратце, моя вовлеченность в жизни и смерти людей из этой книги сделала меня смиренным перед путями вселенной, как и Альберта Эйнштейна, однажды написавшего:

Каждый, кто всерьез участвует в научной гонке, убеждается в том, что Дух является очевидным в Законах Вселенной – Дух, значительно превосходящий человеческий, перед лицом которого мы со своими скромными полномочиями обязаны быть смиренными.

Это именно этот «Дух», который был снова и снова признаваем большинством встречающихся с околосмертным опытом:

Доктор Сабом, думаю, это работа Бога. Это все, что я могу сказать. Бог получил меня тогда, и Он смог сохранить меня. Благодаря этому опыту, я знаю, что есть жизнь после смерти, а не только смерть сама по себе. (I-67)

Думаю, если ты однажды постиг большой секрет хотя бы немного, как я, этого достаточно, чтобы убедить тебя, убедить меня в том, что больше не будет страшно… Не думаю, что Бог хочет моей смерти… Если бы хотел, Он мог бы сохранить меня… Он хотел, чтобы я подглядел этот большой секрет, и засунул меня обратно. (I-23)

И это именно тот «Дух», который живет в жизнях тех, кого затронула невыразимая истина на пороге смерти.

Теперь мы видим как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан.

1 послание Коринфянам, глава 13, стих 12.

--

Приложение

На всем протяжении этого приложения статистическое значение вероятности – «p value» - используется для сравнения вероятных различий в специфических наблюдениях между двумя группами людей. Рассмотрим, например, гипотетическое утверждение, что лекарство А помогает предотвратить смерть у лиц с болезнью Х. Чтобы протестировать данное утверждение, в группе из 100 лиц с болезнью Х лекарство дается пятидесяти, а остальным нет. Тридцать из получивших лекарство А умерли, в то время как не получившие лекарство умерли все. Используя статистические методы анализа, результат лечения людей лекарством А можно сравнить с результатом при отсутствии лечения, чтобы определить, действительно ли лекарство А помогает, в статистическом смысле, предотвратить смерть у лиц с болезнью Х. Более того, используя статистический анализ результатов лечения лекарствами, мы можем определить процентную вероятность погрешности того утверждения, что лекарство А помогает предотвратить смерть при болезни Х. Если эта процентная погрешность вычисляется как 5% или ниже, то говорится, что вывод о том, что лекарство А помогает предотвратить смерть при болезни Х, достиг «значимого» уровня вероятности. Чем меньшая вероятность погрешности (меньшее «p value»), тем большая уверенность у нас в том, что статистическое заключение верно. «Р values» представлены в десятичных числах: 5%=.05, два процента=.02, один=.01 и т.д. Таким образом, «р values» ниже пяти процентов (например, <.05) указывают на то, что различие, наблюдаемое между двумя группами людей (например, различие между теми болеющими Х, которые лечились, и теми, кто не лечился), является, условно, «значимым» различием. В данном гипотетическом случае с лекарством А и болезнью Х, «р value» меньше одного процента (p</001) – различие весьма значительно. Методами, использованными для определения «р value» в данной книге, являются студенческие Т-тест и тест хи-квадрат.

(таблицы см. на сайте rascerkovlenie.ru)

Лепта поддержки:

 

Яндекс-деньги 410011075491122

PayPal N5BSYS6349TC8

WebmoneyR276527345677

Карта СБ Visa 4276 8383 5931 9888 4276838359319888
Master Card 5189 0100 0476 7563