Автоскопический хирургический опыт

Четверо утверждали, что «наблюдали» свою операцию с потолка операционной. Один подобный случай был сообщен кардиальным пациентом вскоре после открытой операции на сердце в Университете Флориды в январе 1978. У этого мужчины, пятидесятидвухлетнего ночного сторожа из сельской северной Флориды, было два предшествующих сердечных приступа с остановкой сердца – в 1973 и 1975. Он был впервые направлен в университетский госпиталь в ноябре 1977 для сердечной катетеризации и хирургической оценки, когда я встретил его. Он рассказал мне об обширном автоскопическом околосмертном опыте, который был у него во время первой остановки сердца. Детали этого интервью были описаны на странице 10 и будут дополнительно описаны и дальше. Я продолжал следить за ним по причине хирургии на его открытом сердце в январе 1978. После хирургии он намекнул на некоторый тип опыта, который имел место быть во время операции, но не хотел обсуждать его из-за страха дискредитировать собственный отчет о предыдущем NDE. Этот свежий опыт, говорит, был слишком велик, чтоб проглотить его. Я убедил его, что хочу услышать о нем в любом случае, и он неохотно рассказал о нижеследующих операционных воспоминаниях:

Анестезиолог заглушил эту область и положил туда вещицу [капельницу]… Должно быть, я забылся, заснув… Когда я покинул ту комнату [до операции], я полностью потерял сознание и нисколько не осознавал, как бы то ни было, что был транспортирован вниз, где они все делали операцию до тех пор, пока внезапно комната не осветилась, не столь ярко, как должна была бы по моему разумению. Затем я очнулся, но, фактически, они уже сделали некоторые вещи со мной. Они закончили меня драпировать, анестезиолог начал свои вещи, и я внезапно начал осознавать это… будто я был в комнате на пару фунтов (или около того) от своей головы, как отдельный человек в этой комнате… Это было так, будто я мог думать о чем-то и мог видеть – во цвете и рамке – то, что хотел. Я помню сознательно… видение двух докторов, делающих на мне швы после операции; доктора С, думаю, это было по причине того, что руки были слишком велики, вводящие мне шприц с чем-то в мое сердце дважды, один с одного боку, а другой – с другого боку сердца; аппарат, который они использовали для того, чтобы ребра держались раздельно для создания проема; некий аппарат, который они положили здесь, на эту вену; какие-то показания, о которых они разговаривали; какой-то инструмент вот там; что-то блестящее в его руке – это был анестезиолог, я уверен в этом. Я не мог все это видеть. И факт то, что моя голова была накрыта и остальное тело было задрапировано более чем одной простыней, отдельные простыни лежали слоями. Знаю, это было мое тело. Я всегда представлял себе, что свет должен быть ярче, но он не был столь ярок. Больше похоже на комплекты флюоресцентных лампочек, чем на мощное сияние… Помню части разговора, происходившего там, который меня удивил… Все их инструменты застряли в том проеме. Думаю, они называли зажимы, которыми было все вокруг зажато. Я был поражен, ведь думал, что все вокруг должно быть в крови, но реально там не было так много крови. Не то, что я ожидал… Так или иначе, я был способен понимать все происходящее, будто смотрел сзади из-за собственной головы. Страшновато, что не знаю, почему я мог это делать. Но я знаю, что я видел. Это подлинно, или, скорее, я верю, что оно таково… Большая часть была прикрыта. Я не мог видеть свою голову слишком много, но мог лучше видеть вниз примерно от сосков… Я был вне своего тела… [Зашивая], они наложили несколько швов внутри меня сначала, перед тем как сделать это снаружи. А затем они будто бы зашивали тебя. Короче, доктор начал вот отсюда снизу и работал в этом направлении. Другой доктор мог начать с середины и шел вверх. У них при этом была масса беспокойства, но все остальное было достаточно быстрым… И сердце не было похожим на то, что я себе представлял. Оно большое. И это после того, как доктор вынул из него несколько частиц. Оно было не такой формы, как я думал. Мое сердце было похоже формой на африканский континент, оно было сверху побольше и сужалось книзу. Еще можно сказать, что оно было в форме фасолины. Может быть, мое было нестандартной формы… [Поверхность была] розовато-желтая.

Думаю, желтая часть была жировой тканью или чем-то вроде того. Какая-то противная. Одна общая площадь справа или слева была темнее, чем остальные, которые были одинакового цвета… Я мог бы нарисовать Вам картинку пилки, которую они использовали, и той вещицы, которой они разделяли мои ребра. Она всегда была там, я помню все ее детали, пожалуй, лучше, чем остальные вещи. Она была задрапирована повсюду, но ты можешь видеть ее металлическую часть. Думаю, все, для чего они это использовали – это держать ее постоянно открытой. Их инструменты висели вокруг, скрывая ее, и они иногда раскрывали зажимы, и там были руки, поэтому я не мог ее постоянно видеть, ведь она иногда скрывалась… Кажется, доктор С делал все с моей левой стороны. Он вырезал частички из моего сердца. Он поднял его, покрутил туда и сюда, тратя довольно немного времени на его изучение и смотрение на разные вещи. Они даже смотрели на некоторые артерии и вены, и было большое обсуждение на тему, следует ли делать здесь сверху шунтирование. Нет, полагаю, оно могло быть над этим местом [слева], но больше концентрируется оно здесь [по срединной линии]. И они решили не делать этого. Казалось, у меня чрезмерно крупная вена, она поставляла много крови, я слышал, как они обсуждали это… Это звучало фантастично, но мне было все равно… Я не ощущал себя умирающим. У меня было великое доверие к доктору С. Он действительно впечатляющий тип… Та вещица, с помощью которой они держали мою грудь открытой – реально хорошая нержавейка, имею в виду, без пятен. Реально хороший, тяжелый, яркий металл… [Остановка сердца] чувствуется мне, они сделали это шприцом, когда что-то впрыскивали мне в сердце. Жутко смотреть, как что-то проникает прямо тебе в сердце… Мне было реально любопытно, однако мне не хотелось спрашивать кого-либо из докторов той команды, потому что было бы глупо, думаю. У всех докторов, кроме одного, были повязаны домашние туфли поверх ботинок, а этот шутник был в белых ботинках, которые были все в крови. Я удивлялся, почему этот один доктор был в лаковых белых ботинках в операционной, тогда как медсестры (да и все) имели на ботинках привязанные к ним зеленые чехлы… Мне это болезненно любопытно. Это выглядело так странно… Думаю, это было негигиенично. Я не знаю, где он прогуливался в этих штуковинах, но меня это расстроило. Я думал, он должен был быть так же, как и все остальные, в чехлах… И там был доктор, у которого был плохой мизинец, от которого, казалось, вот-вот отвалится ноготь. На его правой руке под ногтем был сгусток крови. Я разглядел это сквозь его перчатки, которые были более-менее прозрачными. Было реально темно, и я понял, для чего это было. Он был одним из делающих мне шов и находился по ту сторону стола от доктора С. (I-19s)

В конце данного описания его хирургического опыта, я попросил пациента сравнить его с околосмертным опытом, который был у него во время остановки сердца в 1973.

Но это было явно отличное от того раза, когда у меня была остановка сердца… чувство. В первом опыте [остановка сердца] я умер – имею в виду, то, что осталось от меня, был ли это мой мозг, моя душа, мой дух. Это другое чувство. Это более земное, будто мои ноги были посажены на земле. Я чувствовал вещи, будто был сознательно осведомлен о них… Не думаю, что я умер так, как умер до того.

Затем, как это описание операции на открытом сердце мирянина из сельской местности северной Флориды сопоставлялось с фактической процедурой, описанной ответственным хирургом? В операционном отчете (который никогда не был доступен пациенту) я нашел следующее описание:

Удовлетворительная общая анестезия [галотан] была применена к пациенту в положении последнего лежа на спине… Он был подготовлен с подбородка до щиколоток и накрыт в обычной стерильной манере… Длинный срединный разрез сделан простирающимся от точки чуть выше яремной вырезки до уровня ниже мечевидного отростка [нижней части грудины], проведен вниз резко сквозь кожу и подкожную ткань. Гемостаз был завершен… Грудина была распилена открыто посредине, ранорасширитель с кремальерой был использован через раневые полотенца… [После того, как сердце было обнажено] две венозные линии 32 Argyle располагались из-за ножевых ранений в правом предсердии [сердечной камере]… Одна из этих трубочек распространялась на нижнюю полую вену, и одна – на верхнюю полую вену [большие вены, подающие кровь к венозной стороне сердца]… Пациент был помещен на искусственное кровообращение… Аневризм желудочка [большая зарубцованная область сердца, представляющая собой область предыдущего сердечного приступа и кажущаяся другой по цвету, нежели оставшаяся нормальная сердечная мышца] был рассечен… Аневризм оказался очень большим… Разрез был сделан над самой видной частью аневризма после того, как сердце было перевернуто в стенке перикарда… Весь аневризм был резекцирован [вырезан]… Левый желудочек затем был закрыт… Воздух из левого желудочка был откачан иголкой и шприцом… Попытка отключить пациента от искусственного кровообращения была неудачной дважды… Затем пациент постепенно начал восстанавливаться и был способен сохранять удовлетворительное фукционирование… Рана была закрыта послойно… Пекторальная фасция [приспособления грудной мышцы] была переаппроксимированна узловыми швами 2-0 Tevdek… подкожная ткань была закрыта рабочим швом 3-0 хромовым… кожа была закрыта нейлоном 4-0… Пациент отправлен в Отдел Хирургической Интенсивной Терапии в стабильном, но критическом состоянии… Начало операции 0910… Операция закончена 1220.

Хирургическое описание операции этого мужчины содержит массу специфических деталей, которые были также описаны пациентом, как если бы он был визуальным свидетелем процедуры. Сравнение некоторых из этих деталей, взятых из двух отчетов одной и той же операции, следует ниже:

Описание пациента	Описание хирурга
1. «Моя голова была накрыта, и остальное тело было задрапировано более чем одной простыней, отдельные простыни лежали слоями».	1. «Накрыт в обычной стерильной манере».
2. «Я мог бы нарисовать Вам картинку пилки, которую они использовали».	2. «Грудина была распилена открыто посредине».
3. «…и той вещицы, которой они разделяли мои ребра. … Она была задрапирована повсюду, но ты можешь видеть ее металлическую часть. … Та вещица, с помощью которой они держали мою грудь открытой – реально хорошая нержавейка, имею в виду, без пятен. Реально хороший, тяжелый, яркий металл».	3. «Ранорасширитель с кремальерой был использован через раневые полотенца».
4. «Одна общая площадь справа или слева была темнее, чем остальные, которые были одинакового цвета».	4. «Аневризм желудочка был рассечен… Аневризм оказался очень большим».
5. «Он вырезал частички из моего сердца. Он поднял его, покрутил туда и сюда, тратя довольно немного времени на его изучение и смотрение на разные вещи».	5. «Разрез был сделан над самой видной частью аневризма после того, как сердце было перевернуто в стенке перикарда… Весь аневризм был резекцирован».
6. «Что-то впрыскивали мне в сердце. Жутко смотреть, как что-то проникает прямо тебе в сердце».	6. «Воздух из левого желудочка был откачан иголкой и шприцом».
7. «Они наложили несколько швов внутри меня сначала, перед тем как сделать это снаружи».	7. «Рана была закрыта послойно… Пекторальная фасция [приспособления грудной мышцы] была переаппроксимированна узловыми швами 2-0 Tevdek… подкожная ткань была закрыта рабочим швом 3-0 хромовым… кожа была закрыта нейлоном 4-0».

Описание пациента включает в себя, кроме того, множество деталей и «визуальных» впечатлений, которые не были прокомментированы хирургом в его отчете, поскольку подобные детали необходимыми или целесообразными в оперативной сводке. Это важно отметить, как бы то ни было, что эти дополнительные наблюдения, сделанные пациентом, были четко в общем контексте операций на открытом сердце. Например, описание пациентом формы и состава своего сердца, после того, как была вскрыта грудная клетка, является классическим.

В еще одном случае, женщина сорока двух лет из Миссури описала свою хирургию поясничного диска, будто она смотрела на нее с потолка операционной. Ее опыт, имевший место быть в сентябре 1972, развивался следующим образом:

[Утром они дали мне ] какого-то рода укол, и я была так или иначе реально сонная. Не помню передвижения из своей палаты в операционную… Вспоминаю, что когда я была в операционной, казалось, будто я всплываю к потолку. Казалось, была лампочка над моим плечом, так как было действительно жарко. Полагаю, что это была лампа операционного стола или что-то вроде этого. Мне было действительно хорошо, и я была реально взволнована тем, что они делали… Было какое-то веселое чувство, потому что я была наверху, а тело - внизу… Это была зеленая комната. Меня поразило то, что, как я думала, они должны были ставить стол параллельно месту, где лежали все инструменты, но он стоял фактически в углу комнаты. Я подумала, что это действительно интересно… На них были хирургические одеяния… Я видела, как они оперировали на моей спине. Я была ли чем-то летучим. Это происходит со мной сейчас - я изумляюсь, почему мне не было больно смотреть на операцию. Помню, заметила одного доктора с одной стороны стола, а другой был, как я позже узнала, главным резидентом в нейрохирургии; он был с другой стороны стола. Казалось, что главный резидент делает значительно больше хирургии, нежели доктор Д. Он вроде бы говорил ему, где – и так далее. Думаю, это было интересно, ведь другому парню [доктору Д.] следовало бы делать хирургию. Потом я помню, как доктор Д. сказал: «Вот здесь диск. Вот он». На тот момент, я приблизилась, чтобы увидеть то, что собирается произойти. Я спустилась прямо к операции и изумилась тому, насколько глубоко мой позвоночник был в моей спине и как много слоев с зажатыми вещицами – и все такое. Было действительно невероятно, сколь глубоко сидел мой позвоночник. Я раньше думала, что он прямо на поверхности. Затем я видела, как они добрались до него, - полагаю, что это было с моей левой стороны, - и вытащили диск… казалось, будто у них длинный пинцет, но с углом на конце, которым они фактически удалили диск. У меня было чувство, что это было абсолютно фантастичным. Я говорила себе: «Это реально неслыханно! Это действительно изумительно!» Я была просто изумлена, как они это сделали и как быстро. Прямо затем кто-то поверх моей головы сказал – э – я не помню слов, ведь они были какие-то технические, но в то время я знала, что означало это слово, это было «остановка дыхания» или что-то вроде того. «Купирование», думаю, он сказал «купирование». Он сказал «закрыть», и внезапно они начали очень быстро вытаскивать зажимы из моей спины и закрывать мою кожу. Я все еще была внизу, близ операции, и они начали зашивать снизу. Они шили вверх так быстро, что когда дошли до верха, был зияющий кусок кожи на моей спине. Я реально рассердилась, ведь они тянули один из кусков слишком сильно, как я полагаю. Думала: я бы лучше это сделала. Но полагаю, что не смогла бы сделать это так быстро. На тот момент уже было не так интересно, и я отплыла к потолку, через двери и вниз по коридору. Я была действительно близко к потолку, потому что флюоресцентные лампы были очень яркими. После этого ничего не помню до тех пор, пока не проснулась смотрящей вверх в другой комнате. Снаружи было темно, и я подумала, что они действительно оперировали ранним утром, потому что еще было темно; однако, была ночь. И этот другой доктор, я узнала его, но до операции его не видела. Он был тот, кто делал большую часть хирургии. Я узнала, кем он был, когда увидела его. Я спросила его, в чем дело, и он сказал: «Мы не можем отрегулировать Ваше сердцебиение». Говорю: «Хорошо, могло ли сделать разницу то, что в молодости у меня была ревматическая атака?» И он рассердился, сказал немного слов и добавил: «Почему Вы нам не сказали?» Полагаю, что заснула снова… Впоследствии, когда они снимали повязку и я взглянула на прооперированное место, была большая зияющая дыра сверху. Я видела, когда они это зашивали. На левой стороне они оттянули кожу слишком сильно, и получилось там дырявое место, ведь я помню, как жаловалась на них… И когда я говорила медсестре пару вещей, я сказала об операционной и где было окно, и дверь была прямо напротив него, стол был в углу, и это была зеленая комната, слева от меня был стол вдоль стены со всеми инструментами на нем – она сказала, что все верно, потому что она была учащейся в медучилище и находилась в операционной часто… Я сказала, что помню, как этот резидент делал большую часть хирургии, и она проверила с некоторыми другими медсестрами, и они подтвердили все, что произошло… Все, что я видела, было очень точным. Я действительно видела, что там было. (I-70s)

Больничные записи этой женщины указывают, что два врача было в операционной, выполняющих хирургию – штатный хирург (доктор Д.) и главный резидент в нейрохирургии. Штатный хирург надиктовал нижеследующую оперативную сводку в конце истории болезни:

При положении пациента лежа на животе, был сделан обычный срединный разрез (на спине). Кромки кожи были оттянуты назад, и глубокая фасция [ткань] была разделена. Мышца освобожденная от позвонков и пластинок [частей позвоночных костей] L4-5 и S-1 [обозначает уровень операции на позвоночном столбе]… После удаления небольшого количества пластинки дуги позвонка L5, появилась возможность обнаружить большую массу полностью экструдированного [лопнувшего] диска… Огромный фрагмент лежал свободно в канале и был удален. После этого… большое количество самодегенерированного дискового материала было удалено изнутри его пространства… Рана была… закрыта плотно слоями с помощью прерывающихся тонких шелковых нитей… Пациент перемещен в послеоперационную палату… [с] преждевременными сокращениями желудочков [сердечной аритмией]. По этой причине мониторинг был продолжен в послеоперационной палате.

После того, как женщина была переведена в послеоперационную комнату, была получена неотложная внутренняя медицинская консультация лечить сердечную неравномерность, начавшуюся в операционной. Аритмия спала спонтанно вскоре после того, и остаток больничного курса был без осложнений.

Из сопоставления отчетов о хирургии, данных пациентом и хирургом, не было найдено несоответствий. Особо интересно отметить раздражение женщины при «виде» главного резидента по нейрохирургии – которого она «не видела… прежде операции» - выполняющего главную часть хирургии. Очевидно, ее убедили поверить в то, что ее штатный хирург (доктор Д.) должен быть главным оперирующим. Затем, когда этот врач-резидент впервые посетил ее в послеоперационной палате, она утверждала, что узнает его в качестве «делающего большую часть хирургии». Больничные записи, по-видимому, подтверждают данный аспект женской истории, поскольку единственные отметки на графике до операции были сделаны доктором Д. После операции, тем не менее, ежедневные заметки о ходе болезни делались главным резидентом вплоть до выписки женщины из госпиталя.

Я опросил «учащуюся медучилища», которой женщина описала свой опыт. Хотя эта медсестра забыла множество деталей этого разговора, который был шесть лет назад, она смогла ясно вспомнить нижеследующую информацию:

Главным образом помню, что у нее была разновидность аритмии или еще что-то в этом роде. Она сказала мне, что помнит, как люди говорили: «Скорее, мы должны завершить процедуру [хирургию]». У нее было что-то наподобие внетелесного опыта… Она помнила яркий свет, и то, как они спешили зашить ее спину… Помню, она говорила что=то вроде того, что шрам был неравномерным – или что-то вроде того.

Таким образом, описание женщины ее хирургического «внетелесного» опыта производит впечатление (по крайней мере, отчасти) подтвержденного доступными больничными записями и присутствовавшей там медсестрой. Относился ли автоскопический опыт каким-либо образом к сердечной аритмии, появившейся в конце операции, сказать сложно. Из свидетельства женщины, тем не менее, кажется, что опыт начался задолго до начала трудностей с сердцем.

Третий хирургический автоскопический опыт начался немного иначе, нежели два предшествующих. Утром 29 мая, 1969, двадцатидвухлетний американский солдат получил тяжелые травмы из-за «взрыва мины-ловушки» около Кучи во Вьетнаме. В глубоком шоке и без сознания он был доставлен вертолетом в 12й Эвакуационный Госпиталь и немедленно попал в первую доступную операционную для спасения жизни при оперативном вмешательстве. Околосмертный опыт этого мужчины начался на поле боя во время первоначального взрыва и продолжился при хирургической операции. Часть опыта, относящаяся к хирургической операции, представлена ниже:

Все время, что я смотрел на свое тело, это всегда было сверху и слева. Все время казалось, что я зафиксирован в этой позиции. Я был над головой самого высокого человека… Они забрали меня и проводили [в операционную]… Помню, они положили трубку мне в рот – воздушную трубку или анестезионную трубку, или еще что-то вроде того. Не помню чувства хождения ниже, которое должно быть у тебя при операции. Этого определенно не происходило… В начале [операции] я видел, как они отрезали мою униформу и запустили все жидкости, которые должны были запустить. На то время моя левая нога была оторвана. Она висела лишь на кусочке кожи… Я видел, как они отрезали оставшееся. На то время у меня еще была коленка. Она была прямо под наколенником, когда они его удалили… Помню здесь шрам [на лбу] – когда они это зашивали. Была у меня открытая рана вот здесь, которую они зашили. Плюс еще одна на моей левой руке – помню, они зашивали ее. До разговора в операционной я не мог бы сказать Вам, что они говорили. Большая часть восприятия была в области зрения, если можно его так назвать… Я не мог понять, почему они делали то, что делали… Я действительно верил в то, что умер… Четко помню, как хватал доктора… Ничего [не произошло]. Абсолютно ничего. Казалось, будто его там и не было. Я хватал, а он не был там – я лишь проходил сквозь него. [После возвращения сознания] я осознал, с кем я разговаривал, хотя лежал в кровати. Знаю, что это были медсестра и доктор, который меня оперировал. Я знал голос доктора, когда его слышал, даже если они не знали, что я знал… У меня не было зрения около трех недель. Я буквально не мог открыть глаз. У меня была повязка на глазах. Они были опалены и сожжены. (I-68s).

Военные медзаписи этого мужчины из Вьетнама были восстановлены и документально подтвердили следующие события:

Этот двадцатидвухлетний белый капитан наступил на мину-ловушку в 0858 часов, 29 мая 69, близ Кучи в республике Вьетнам. Он перенес травматическую ампутацию правой руки в плечевом суставе с рассечением подмышечной артерии, вены и брахиального сплетения [с разрывом всего кровяного и нервного снабжения руки]. Также он перенес травматическую ампутацию обеих ног. Билатериальная перфорация барабанных перепонок с потерей слуха также была нанесена взрывом мины-ловушки вместе с открытыми разрывами над торсом, лицом и левой верхней конечностью без вовлечения нерва или артерии. Он был доставлен в 12й Эвакуационный Госпиталь и прибыл сюда в 0940 часов в шоковом состоянии без кровяного давления. [Хирургический] разрез [для нахождения вены при внутривенном назначении медикаментов] был сделан тотчас же, и одна из девяти единиц [пинт] крови полилась. Пациент срочно переведен в операционную и интубирован [ему поместили трубку внутрь дыхательного горла], ему был дан пентотал натрия, азотистый оксид и кислород для общей анестезии в 1000 часов. Кровяное давление в начале процедуры было 65/38. Хирургическое вмешательство состояло в экзартикуляции правого плеча и левого колена и ампутации правой конечности выше колена. Не смотря на управление более чем 12 литрами крови и жидкостей, пациент остался гипотенсивным [с низким кровяным давлением] на всем протяжении хирургического вмешательства, с давлением, падающим до 62/28. Хирургическая операция завершилась в 1315 часов при кровяном давлении пациента 80/40. После вмешательства у пациента отмечались чрезвычайная беспокойность и возбуждение, а сознание постепенно восстанавливалось, пациент выздоравливал. Третьего июня 69 пациент переведен в Общий Госпиталь №106, где должно было произойти несколько операций для повторной корректуры ран. 16 июня 69 он был переведен в Форт Гордон, Джорджия, для дальнейшего лечения и реабилитации.

Последний автоскопический хирургический опыт был сообщен домохозяйкой 37 лет из Флориды, имевшей до того два автоскопических околосмертных опыта во время нехирургических околосмертных критических событий. Ее хирургический опыт произошел во время элективной операции на желчном пузыре без известных осложнений. Она делала особый акцент на свои слуховые перцепции во время операции и была на достаточно легком уровне анестезии («Они не знали, как я пробудилась так быстро [после операции]»). Впрочем, она описывала определенные «визуальные» перцепции частей операционной процедуры, будто смотрела на нее сверху:

Я беспокоилась из-за хирургии и решила, что они не собираются лишать меня сознания, чтобы как-то я была в курсе того, что происходит. У меня была мысль об этом задолго до захода. Чтобы видеть все, что происходит. Они запустили капельницу и дали мне пентотал натрия, и я заснула. Он считал, и я на цифре «три» заснула. Затем эта другая часть меня, что бы это ни было, снова смотрела вниз с высоты и видела, как они подготавливают меня. Вошел хирург. Но под медициной [анестезией] я не могла видеть так, как прежде до того [во время NDE]. Я будто телевизор смотрела и временами просто статично – целая картинка, движущаяся или звучащая приглушенно. Временами я могла видеть очень ясно и видела, что они делают, слышала некоторые происходящие вещи. Но большую часть времени это было просто внутри и снаружи. Я уловила несколько их разговоров об игре в гольф, немного личной болтовни и несколько об операции… Я видела свое тело лежащим там. Одно меня поразило: я помнила свое перемещение на стол до того, как они усыпили меня, и то, что там было холодно. Затем, когда я смотрела вниз, то думала: «Хорошо, ему больше не холодно. Ему комфортно». Но я помнила разницу, потому что чувствовала холод физически. Мне было пронизывающе холодно там. Хорошо, по мне это было как пребывание на балконе, смотрение вниз на кино или на что-то еще происходящее. Я видела, они вскрыли меня. Видела кровь. Ты ничего не чувствуешь. Это не больно. Это очень спокойное чувство. Ты просто смотришь на то, что происходит, но не чувствуешь ничего того, что делается физически с твоим телом. Но я не могла слышать и видеть всего. Как-то из-за медицины, настолько же тяжело, насколько я концентрировалась – я догадалась, что боюсь того, что не буду жить по причине хирургии – как-то я чувствовала, будто контролирую то, что они не могут лишить меня сознания. Вот что было позади моего сознания. Но медицина мешала этому очень сильно. Я пробудилась немедля [после операции] и помогала перемещать себя с операционного стола обратно на каталку. Они не знали, почему я пробудилась так скоро. Они сказали мне, что мне предполагалось спать еще около часа после операции. Но я пробудилась внезапно, как только они закончили операцию, и они переместили меня на каталку, а я им в этом помогала. Это был анестезиолог – тот, кто делал ремарки о своей игре в гольф – и это когда я смотрела вниз. Я спросила его о гольфе. Он просто засмеялся и сказал: «Как же это Вы слышали?». Говорю: «Не знаю». Он затолкал меня обратно в интенсивную терапию, и я стала вялой, но больше не засыпала. Я вернулась к себе и беседовала с девушками в послеоперационной палате. (I-28s)