С. М. Киров, сеид и джиджу хаджиевы на эльбрусе

В августе 1910 года попытку взойти на вершину Эльбруса предпринимает профессор Варшавского Политехнического института, действительный член Кавказского горного общества В. В. Дубянский. Его активным помощником был Бочай Урусбиев, радушно встретивший гостя в своем княжеском ауле. Несколько дней Дубянский провел в знаменитой кунацкой этой родовитой фамилии и тепло отзывался об обслуживании. В 1917 году он писал: "Фамилия Урусбиевых на Северном Кавказе, бесспорно, принадлежит к числу тех немногих туземных фамилий, которые приобрели почетную известность далеко за пределами родных гор и России".

В том же августе, 8 числа, была предпринята попытка подняться на Эльбрус действительным членом, товарищем Председателя Кавказского Горного общества, позднее доцентом Пятигорского пединститута Яковом Ивановичем Фроловым. Его группа смогла подняться только до "Приюта одиннадцати", где им пришлось переждать очень сильный снежный буран и вернуться обратно. Но все же неутомимый исследователь и любитель гор Кавказа Я. И. Фролов в июне 1911 г. организовал новую группу из членов Горного общества, в которую вошли В. М. Ройхель, В. Н. Дьяченко, И. Г. Лейзерович, О. М. Милютина, К. В. Писнячевский, А. А. Ейбоженко и А. М. Вербова. Уже первого июля эта большая группа была в ветеринарной сторожке у Азауского ледника, а к вечеру того же дня добралась и заночевала в хижине Кавказского Горного общества. На следующее утро в 5 часов 30 мин. группа вышла на маршрут с проводниками Бочаем Урусбиевым и жителем Иткольского аула Сеидом Хаджиевым. В начале путь их был весьма легким, и путники быстро продвигались вперед. "Но недолго шли так. Некоторые стали как-то иначе дышать, часто вздыхать и просить отдыха. То и дело слышишь возглас: "Тохта!" - писал Фролов. Когда группа добралась до высоты 4200 м, Фролов вспомнил, что это был "Приют одиннадцати", где в прошлом году 8 августа он сидел, согнувшись в комок, под камнем и целых восемь часов пережидал страшнейшую метель.

В этом месте путешественники устроились на ночлег, некоторым из них стало плохо, и они решили вернуться обратно. Группа разделилась на два отряда. Ройхель, Фролов и Сеид решили идти дальше, а остальные в сопровождении Бочая спустились вниз, к месту первой ночевки.

В 12 часов ночи отважные горовосходители двинулись на штурм вершины. Яков Иванович писал, что "отсюда начался почти сплошной лед... Наши восьмизубые кошки оказали нам неоценимую услугу. Нам нигде не приходилось рубить ступеньки. Если кто и рубил для себя ступеньки, так это проводник, который шел без кошек в туземной обуви - чабурах". По совету Сеида Хаджиева альпинисты решили подниматься на вершину, минуя седловину, где, как правило, бывали сильнейшие снежные ветры и метели. "Что там царил сильный ветер, мы ясно видели по снежным вихрям, которые беспрерывно носились по седловине... Силу этого ветра мы испытали на себе, взойдя на вершину 3-го июля в 2 часа 35 мин. дня. На самой вершине мы очутились несколько правее ледоруба П. Г. Лысенко, оставленного им в 1907 году. Первым нашим желанием было осмотреть ледоруб с навязанным на него полотенцем. Ледоруб, наклоненный к востоку, был виден, но полотенца на нем не оказалось. Только небольшой клочок от него валялся около. Он лежал примерзшим к обледенелому снегу, восточнее ледоруба... Сила ветра была настолько велика, что трудно не только двигаться вперед, но держаться на ногах. Не скрою, что, когда я бросился к ледорубу, то сильный ветер не просто остановил меня, но свалил с ног назад. В. М. Ройхель стал навязывать на ледоруб новое полотенце с меткой французского алфавита "Д", "Р", я же принялся отыскивать на вершине другие признаки человеческого пребывания", - писал Фролов.

"...Навязав полотенце и осмотрев вершину, - продолжает он, - мы не знали, что дальше делать. Как-то все сразу обратились друг к другу с вопросом "Что же дальше?"... Само собою разумеется, общим нашим желанием было продлить время пребывания на вершине, но невозможность и сильный отчаянный крик проводника "Хайда!" вывел нас из того, теперь не могу сказать, приятного или неприятного положения. Мы все бегом молча бросились вниз". Спуск с вершины занял у них 7 часов времени. По дороге они захватили свои вещи, оставленные в "Приюте одиннадцати", и в 10 часов вечера были уже в ветеринарной сторожке. Так завершилось восхождение на Эльбрус группы Фролова, который тем летом записал в ауле Урусбиево приводившийся выше рассказ Ахии Соттаева об экспедиции Емануеля.

Сам Я. И. Фролов на вершине Эльбруса побывал четыре раза, а знаменитый проводник Сеид Хаджиев в том же году за оказание помощи горовосходителям получил Свидетельство о том, что он является проводником не только через перевалы Кавказа, но и на вершину Эльбруса. Такое Свидетельство было выдано ему Кавказским Горным обществом, располагавшимся в Пятигорске.

Через две недели после восхождения Фролова на Эльбрус поднимался выдающийся соратник В. И. Ленина, пламенный революционер С. М. Киров, 27-го июля 1911 года Сергей Миронович Киров прибыл в аул Урусбиево. Вместе с ним были его спутники и соратники по революционной борьбе на Северном Кавказе: бывший машинист миноносца "Георгий Победоносец" Иван Спиридонович Моторный, скрывавшийся от царских жандармов под именем Павла Григорьевича Лучкова. В 1905 г. он призывал экипаж миноносца присоединиться к броненосцу "Потемкин", а теперь сотрудничал с Кировым в газете "Терек". Вторым участником был владикавказский юрист, присяжный поверенный Б. К. Далгат, который часто выступал адвокатом и имел обширную клиентуру среди горцев Кавказа и во многом помогал С. М. Кирову в его революционно-пропагандистской деятельности на Северном Кавказе. Третий спутник Кирова - ветеринарный врач из Нальчика В. В. Егоров, находившийся под негласным надзором царской полиции за свои передовые идеи. Он поджидал Кирова в ветеринарной сторожке под ледником Азау.

В Верхнем Баксане С. М. Киров нанял опытных проводников - Сеида и Джиджу Хаджиевых, уже имевших богатый опыт.

Утром 30-го июля группа через ледник Сары-кол-баши (т.е. "Верховья желтого рукава") достигла фирновых полей Эльбруса. Около двух часов дня начался сильный снегопад, и им пришлось, не достигнув "Приюта одиннадцати", расположиться на ночлег. Наутро в 3 часа 30 мин. они продолжили путь. Примерно в 10 часов группа разделилась на две части: С. М. Киров, П. Г. Лучков и Сеид Хаджиев пошли вперед, а за ними следовали В. В. Егоров, Б. К. Далгат и Джиджу Хаджиев. Но вскоре вторая группа из-за плохого самочувствия участников вынуждена была вернуться назад. А первая группа продолжала отчаянно продвигаться к заветной вершине.

31-го июля в 2 часа дня С.М. Киров, П. Г. Лучков и их проводник Сеид взошли на вершину Эльбруса. Девятого августа того же года газета "Терек" писала что "задолго до рассвета в 3 часа 30 мин утра 31-го июля альпинисты вышли к вершине. Погода благоприятствовала восхождению безоблачное небо усеяно мириадами звезд, ветер утих. После шестичасового подъема С. М. Миронов (псевдоним С. М. Кирова - И. М.) со своим товарищем П. Г. Лучковым уходит вперед и к двум часам дня достигает восточной вершины Эльбруса. Только 19 минут смогли они пробыть на вершине, так как усилившийся ветер угрожал переменой по годы в худшую сторону".

На вершине Эльбруса альпинисты нашли ледоруб Лысенко с привязанным к нему полотенцем, который оставила группа Фролова. Сергей Миронович отрезал кусочек полотенца с именами Ройхеля, Фролова и вскоре прислал его Я. И. Фролову в Пятигорск.

К 9 часам вечера горовосходители спустились к леднику Азау, на следующий день, 1-го августа, прибыли в аул Урусбиево, а 6-го числа они прибыли уже в Кисловодск. Так завершилось по корение Эльбруса группой Сергея Мироновича Кирова.

МИНБОЛАТ, КУЧАРА И ХАДЖИ-МЫРЗА УРУСБИЕВ...

В июне месяце 1914 года известный путешественник С. Я. Голубев собрал в Кисловодске опытную группу для совершения ряда горных переходов по Центральному Кавказу и восхождения на западную вершину Эльбруса. В его группу входили Н. М. Стайноглу, П. С. Панютин, В. В. Штейн и М. Е. Синюков. 12 июня они вышли из Кисловодска и взяли курс на Бермамыт. Путешествие их начиналось при самых неблагоприятных погодных условиях - шли непрерывные дожди, которые обычны для июня месяца в этих районах. Лишь 14-го июня, спускаясь с Бермамыта, они увидели и то ненадолго, белоснежную громаду Эльбруса. Дождь и сырой туман были их постоянными спутниками, пока они не добрались до истоков Малки. Путники перешли реку, поднялись на правый крутой склон, подошли к вершине Кара-кая ("Черная скала") и вечером 15-го июня разбили здесь палатку с намерением подняться наутро по верховьям р. Ислам-чат ("Развилка Ислама") на вершину Балык-су баши ("Верховья реки Балык", т. е. Малки). Отсюда на запад от стоянки путников открывается крутая снежная стена горной вершины, упирающейся на фирновое поле Джики-аутан-кез ("Седловина, где перевалил Джики"). На северо-востоке эта седловина громадными ступенями доходит до верховьев Ислам-чата, а его южный склон мягкими отлогими складками спускается в долину реки Су-баши, верхнего правого притока р. Кыртык-су.

Задачей путешественников было подняться на Балык-су-баши с северо-восточной стороны и спуск на южный его склон, в долину Су-баши, а оттуда в долину Кыртыка и прийти в аул Урусбиево 16 го июня, следуя по намеченному маршруту, группа Голубева к половине шестого часа вечера взобралась на вершину Балык-су-баши, который представился им как свеженадутый снежный карниз, круто обрывающийся на запад. Отсюда особенно грандиозен вид на Эльбрус. Отделенный от вершины Балык-су-баши провалом в 600 м и широким полем Джики-аутан-кеза, он предстает перед очарованными путниками во всем своем величии. "Только здесь, несмотря на мое достаточное знакомство с Эльбрусом, - писал Голубев, - я впервые увидел, насколько грандиозен этот гигантский снежный конус высочайшей горы Кавказа! Мне кажется, что нет другого пункта, кроме вершины Балыка, откуда без всяких искажении и сокращении открывается вид на этот ледяной колосс, вид которого дает истинное представление о громаде Эльбруса".

17-го июня путники по долине Кыртыка и через одноименный перевал добрались до аула Урусбиевых. Первоначально группа намеревалась остановиться в доме князя Науруза Исмаиловича, но поскольку его в ауле не оказалось, она устроилась в доме князя Джансоха Дадешкелиани, который оказал путешественникам очень теплый и радушный прием. По примеру Исмаила Урусбиева Джансох предполагал устроить в ауле нечто подобное туристской гостинице, чему были очень рады все бывавшие в ауле путешественники.

По словам С. Я. Голубева, в дни их пребывания в ауле имелся только что открывшийся дом Джарахмата Абдуллаева, где туристы также могут найти достаточно удобств для кратковременного отдыха перед горными походами. Он писал, что пришедшая на следующий день туристская группа москвичей Ру, Шаблинский, Лю-банский и другие остановились у Джарахмата, обновив таким образом только что открытый дом - гостиницу.

В связи с упоминанием Джансоха Дадешкелиани уместно сказать два слова о родственных взаимоотношениях карачаево-балкарских князей Урусбиевых и сванской семьи Дадешкелиани. Согласно народным преданиям, записанным М. М. Ковалевским и другими авторами, родоначальник старинного сванского рода был из тарковских кумыков, и его потомство захватило власть в свои руки и постепенно подчинило себе все общество княжеской Сванетии по нижнему и верхнему течению р. Ингури. Центром княжеского рода Дадешкелиани были сел. Барши и Ингури.

М. А. Шостак писал, что в этом селении на рубеже XIX - XX вв. "жил князь Татархан Тенгизович Дадешкелиани, у которого хранилась старинная серебряная фамильная реликвия - шкатулка с до сих пор не разобранной надписью и принадлежащая некогда царице Тамаре. Сам князь помещался в деревянном здании, ему принадлежит самая высокая в Сванетии башня. Перед его домом, на поляне, возвышается единственный высокий ясень, а под ним находится каменный бюст основателя рода Отара Дадешкелиани".

В ауле Урусбиево Джансох рассказывал Голубеву другое предание: "Один из его предков однажды посетил по какому-то особо важному делу верховья Баксана и встретился здесь с девушкой из Урусбиевского аула, очень ее полюбил. Будучи христианином, он не мог жениться на ней и поэтому сам решил переменить религию. Это вызвало бурю негодований в Сванетии. Он был лишен княжеского звания и стал величаться просто Отаровым. Князь мало был этим тронут и, бросив родную Сванетию, переселился на Баксан, где и обосновался в ауле Урусбиево. Теперь, - рассказывает Голубев, - сваны уже примирились с "изменой" князя и, приходя на Баксан, считают долгом явиться с приветом к потомку Отара, который больше известен под старой фамилией Дадешкелиани".

Хорошенько отдохнув в доме "Дадешкелиани-Отарова", Голубев приступил к поиску проводников. "Первоначально я наметил для этой цели Хаджи-Мурзу Урусбиева и Минболата Гулиева, с которыми еще в 1913 году нам удалось открыть новый перевал в Чегем. К сожалению, непредвиденные обстоятельства помешали и тому и другому сопровождать нас", - писал путешественник. - Желающих быть проводниками туристов было много, - продолжает он, - но Минболат остановил свой выбор на своем родственнике по имени Кучара, который поначалу произвел на путешественников не очень благоприятное впечатление, но потом оказался настолько трудолюбивым, преданным и отважным, что им "оставалось только благославлять судьбу за такой счастливый выбор".

19-го июня группа в полном составе начала подъем по долине Адыр-су, затем по склону одной из красивейших гор Сылтран-баши они намеревались подняться на вершину Мукала. К вечеру путники добрались до небольшой седловины между массивами Сылтран-баши и восточного склона Мукала и остановились здесь на ночлег. В 7 часов утра они покинули свой ночлег и стали продолжать путь к вершине. На высоте 3600 м снег, до сих пор хорошо выдерживавший альпинистов, вдруг стал рыхлым, подъем сразу же стал значительно затрудненным. Путникам приходилось утопать по пояс в снегу. С большими трудностями им все же удалось достичь вершины Мукала. "Та невероятная панорама, которая открылась отсюда нашим восхищенным взорам, далеко превзошла все, что мы могли ожидать. Прямо перед нами, упираясь в темно-синее небо, поднимался огромный, сверкающий на солнце корпус седого Минги-тау. Высоко над зубьями Шхельды и Чатын-тау вздыбились смелые утесы Ушбы. В глубокой дали, как легкие облачка, виднелись на востоке ледяные громады Безенгиевского великана", - восторгался Голубев.

Налюбовавшись этой сказочной панорамой, горовосходители направились через седловину Мукала к следующей вершине, соседствовавшей с Донгуз-оруном, к горе Кызгем. К половине четвертого часа пополудни они сумели взойти и на эту вершину. Об этом участке своего восхождения они писали, что "с большим трудом удалось найти каменный выступ и в большой щели укрепить жестянку с визитными карточками" Отсюда путешественники начали свой спуск в долину Ирик-су, а оттуда вернулись в Урусбиевский аул и завершили первый этап своего похода по горам верховьев Баксана.

22-го июня весь день был посвящен подготовке нового похода, необходимо было подыскать хорошего помощника Кучаре Гулиеву. К счастью путешественников, Хаджи-Мурза Урусбиев освободился от своих дел и на этот раз мог сопровождать их. На следующий день они направились вверх по реке Адыр-су. Немного пройдя по ущелью этой бурной реки, у впадения в нее Суулу-кол-су, туристы уступили многократным просьбам Кучара и зашли к нему в кош на левом берегу Адыр-су. "Несравненный каймак, горячие пшеничные лепешки, чай, айран, сыр, словом, все, что имелось у славного Кучара, было гостеприимно предоставлено в распоряжение наших аппетитов", - писал Голубев в своих заметках об этом походе.

Отдохнув в коше у Кучара полных два часа, путники вышли на правый берег реки и вскоре были у устья Суулу-кол-су и пошли вверх по ее течению, направляясь к вершине Суулу-кол-баши. К 8 часам вечера, пройдя достаточное расстояние по очень сложным крутым скалистым склонам, группа устроилась на ночлег, а утром в половине шестого двинулась выше по склону горы, держась правого берега реки. К половине восьмого утра она была у нижнего края морены ледника Суулу-кол-баши-чиран.

С тех пор как здесь побывал знаменитый путешественник и этнограф Г. Мерцбахер, минуло уже 23 года, и за это время здесь произошли большие изменения. "Тот висячий ледник, или, вернее, узкий и крутой конечный ледник, о котором упоминает Мерцбахер, исчез совершенно... Из рассказа Кучара и Хаджи-Мурзы нам удалось установить только, что лет 25 - 30 тому назад ледник стекал значительно выше", - зафиксировал Голубев. Осмотрев ледник и описав его подробно, путники стали искать удобный подход к острому гребню горы Кюнлюм-кол-баши ("Глава южного ущелья"), так как они находились примерно на том месте, где хребет этот примыкает к северо-западной ветви Баксано-Чегемского отрога, и могли без особых трудностей перевалить через перевал Кюнлюм-кол-ауш (3940 м).

На подступах к этому перевалу путников настиг непроглядный туман, и было решено заночевать здесь и переждать туман. Горцы не согласились ночевать на снежнике и спустились вниз на некоторое расстояние, чтобы устроить свой ночлег в скалах, а не на снегу и не во льдах. Видавший много гор и разных проводников С. Я. Голубев писал об этих своих проводниках: "Насколько я мог заметить в течение своих странствий по Кавказу, горцы вообще не любят снега и льда - боятся их, быть может, не доверяют им, но во всяком случае они предпочитают скалы. "Кая - якши; буз, чиран - яман!" - можно услышать от любого высокогорного охотника ("Скалы - хорошо; лед, снег - плохо!"). Кучара и Хаджи-мурза не составляли исключения из общего правила".

Перевал Кюнлюм-кол-ауш завершился удачно, и наши путники к часу следующего дня были уже в уютной Адыр-сууской сторожке.