Отважный квартет горцев на службе отечественной науки

По поручению Императорского Русского Географического общества в августе 1898 года в Пятигорск прибыл Николай Васильевич Поггенполь. 11-го числа он отправился в Приэльбрусье с целью осмотреть склоны Минги-тау для того, чтобы подобрать надлежащее место, где можно было бы поставить горную метеорологическую станцию. В 1897 г. эту задачу Поггенполь выполнить не смог из-за непогоды, а потому на сей раз он был настроен весьма решительно, и почти маршевым броском в 6 часов вечера того же дня он прибыл в сел. Кёделен (Гундулен), где ему отвели довольно порядочную комнату в сельском правлении. К нему немедленно прибыл староста, с которым он должен был условиться насчет найма лошадей для достаточно тяжелого вьюка.

"От него я узнал, - пишет путешественник, - что по долине Баксана снесен мост около Урусбиевской сыроварни и поэтому нужно было делать большой круг по горам, над левым берегом Баксана. На следующий день 12-го августа в 7 часов утра лошади были готовы, и мы втроем, т. е. я, повар-француз (Эмиль - И. М.) и один проводник-татарин, покинули селение", - записал в дневнике Поггенполь.

В час дня путники доехали до Наурузовского хутора, а в пять часов вечера добрались до аула Герхожан, но не остановились в нем, с намерением до вечера добраться до аула Чалмас. Но в тот день до Чалмаса они не добрались и вынуждены были заночевать под открытым небом.

13-го августа в 3 часа дня группа Поггенполя прибыла в Урусбиево. "Князь Урусбиевский, Науруз Измаилович, которого я знал еще с прошлого года, предупрежденный о моем приезде, выехал мне навстречу и любезно предложил мне остановиться у него в доме, - писал путник. - Я с тем большим удовлетворением принял его приглашение, - продолжает он, - что хозяин дома был человеком в высшей степени приятным и симпатичным, во всех отношениях образованный, с которым можно было вести оживленный и разнообразный разговор на какую угодно тему. Вечером того же дня князь привел мне трех местных жителей, татар, охотников за турами, которые согласились меня сопровождать в ледники Эльбруса, их имена: Молай Терболатов, Аппай Ахкобеков и Исса Казаков", - свидетельствует Поггенполь.

Следующие три дня путешественник посвятил осмотру окружающей местности, поднимался к Сылтранскому озеру и одноименному небольшому леднику, посещал долину реки Адыр-су, любовался открывающимися оттуда картинами кавказской природы.

19-го августа при чудной погоде он решил отправиться к подножью Эльбруса, "Меня сопровождали, - пишет он, - князь Урусбиев, три татарина, Эмиль-повар и один любитель из Урус-биевского аула, некто Ахматов, пожелавший отправиться со мной в ледники".

В 12 часов дня путники сделали привал в одном из самых прекрасных мест долины Баксана, где в Баксан впадает Адыр-су и открывается живописное ущелье Адыр-су с целой плеядой ледников и высоких фирновых полей. В 4 часа пополудни они выехали в верхнюю часть долины, и тут в коше, у слияния Терскола с Баксаном, их сердечно приветствовал пастух, в семействе которого Поггенполь в прошлом году провел 5 дней, скрываясь от непогоды.

Проехав дальше, путники к вечеру добрались до нижних окраин Азауского ледника, где стояла сторожка казаков-стражников, занимавших здесь санитарный пост, для предупреждения перегона скота из Сванетии, где бывали случаи чумы на скот. Здесь у этой сторожки путники остановились на ночлег и стали готовиться к дальнейшему пути.

По описанию Поггенполя, "20-е августа началось с ясного, чистого утра, погода была чудная. В 8 часов утра все было готово, и мы покинули Азауский ледник. Князь Урусбиев со своими людьми отправился на охоту и обещал к вечеру придти на ночлег, а я с татарами и вьючными лошадьми двинулся к крутому уступу, отделяющему долину Баксана и Гара-баши. В первом часу мы сделали привал у ручья в верхней части долины ледника Гара-баши", - писал путешественник.

Отсюда группа прошла на Терскольский ледник, "где татары нашли удобное место для ночлега и стали втаскивать вещи. Пока они ставили палатку и разводили огонь, Поггенполь поднялся на вершину одного из хребтов и достиг той площадки за последним выступом гребня, который хотел осмотреть. Место это, расположенное на высоте 12300 футов, имеет в длину 100 саженей и ограничено с юга скалистым гребнем, с севера упирается в ледниковое поле, а с востока и запада, по словам Поггенполя, плавно спускается в долину к ледникам Гара-баши и Терскол Возведение здесь постройки, - пишет ученый, - не представляется трудным мероприятием, так как неглубокий снег легко может быть удален при постройке фундамента, для которого здесь же под рукой имеется превосходный материал - куски трахита и порфира. Именно на этой площадке предполагал Поггенполь построить метеорологическую станцию. Типом здания, по его мнению, могла быть деревянная постройка на каменном фундаменте, с двойными стенами. Обосновывая свое мнение о станции, он писал. "Минимальное требование - это чтобы в ней было три комнаты, одна для кухни и помещения для проводников, другая для путешественников, третья - холодная, для приборов. Инвентарь станции, кроме, конечно, самопишущих приборов и инструментов, должен состоять из двух железных переносных печей с вытяжными трубами, двух деревянных столов, нескольких стульев, деревянных нар с сеном и войлочными одеялами и кухонной посудой. Ключ от здания мог бы храниться у князя Науруза Урусбиева, весьма интересующегося постройкой станции и выражавшего полное желание всеми средствами содействовать осуществлению этого проекта".

Таким образом, главная задача, которую преследовал Поггенполь, была выполнена, он подобрал подходящее место для постройки высокогорной метеорологической станции на ледниках Эльбруса. Но желание выяснить, нельзя ли еще выше, под самой вершиной горы устроить такую же станцию, побудило его предпринять восхождение на Эльбрус.

Ночь накануне была тихая, термометр показывал 15 градусов, на ясном небе горели яркие звезды, и нигде не было видно ни единого облачка. Все предсказывало хорошую погоду, - писал исследователь. - Один только Аппай помотал головой и сказал, что "слишком спокойно!". Вероятно, опытный охотник за турами предчувствовал что-то неладное с погодой назавтра.

Николай Васильевич писал в своем отчете: "В 12 часов ночи мои три охотника, некий Хаджи Ахматов из Урусбиевского аула и я, сердечно простившись с князем и его людьми, двинулись в путь... Развернули веревку и перевязались ею в следующем порядке: впереди шел Молай Терболатов, наиболее опытный охотник, вооруженный одним из моих топоров, за ним я, двое других татар и в конце Хаджи Ахматов. На одном из участков в трещину глубоко провалился шедший впереди Молай Терболатов. Только благодаря соединявшей нас веревке его Удалось сейчас же вытащить из темной пасти трещины. В общем, мы поднимались довольно спокойно".

Путники, ведомые Молаем, тщательно осматривали все трещины, осторожно, со страховкой преодолевали их и продвигались все выше и выше. Но вскоре "на крайнем зубце восточной вершины Эльбруса появилось маленькое облачко. Татары сейчас же заявили, что это является предвестником жестоких снежных бурь, и предложили вернуться обратно... Тем временем совсем рассвело, снега окрасились вокруг нас ярким розовым светом восходящего солнца", - отмечает Поггенполь.

В 6 часов утра они достигли первой группы скал на подступах к вершине, а уже к 7 часам погода заметно стала портиться. Ветер становился сильнее. Над вершиной Эльбруса крутилось густое молочное облако, через перевалы главного хребта приближались свинцово-серые массы тумана. Все предвещало ужасную непогоду. По словам Поггенполя, путники "с величайшим трудом пробирались к восточной вершине, ветер буквально срывал их с места и пронизывал насквозь, покрывал с ног до головы ледяной пылью. Из губ сочилась кровь, а дыхание примерзало к усам и бороде. Теперь уже восхождение становилось настоящим мучением, - пишет автор заметок. - На высоте 15700 футов мы нашли разрушенную скалу лавы с правильно сложенными кусками ее, положенными один на другой, в виде стены. Как я впоследствии узнал, - продолжает путешественник, - стену эту в 1891 году сложил топограф Пастухов для защиты от ветра. Положение наше было незавидное, снежный буран разрастался все с большей и большей силой, и по всему было видно, что буря могла принять угрожающий характер. Сколько оставалось до седла Эльбруса, этого никто из нас не мог определить. Терболатов уверял - три часа, а Аппай покачивал головой, давая понять этим, что, может быть, нам совсем не удастся взобраться в это седло...

Буря становилась страшной. До самой высокой точки Эльбруса, по моим расчетам, оставалось не более 40 минут подъема, так как высота достигнутых мною скал определяется приблизительно в 18200 футов, а вершина имеет высоту 18470 ф. над уровнем моря. Если бы мы продолжали восхождение, то ночь настигла бы нас на обратном пути высоко в ледниках, что могло иметь весьма грустные последствия", - огорчался Поггенполь.

Несмотря на огромные трудности и страшную непогоду, группа Поггенполя смогла определить, что на седловине Эльбруса также возможно построить небольшую метеорологическую станцию. В 3 часа 30 минут путники начали спускаться вниз. Терболатов предложил обойти ледяной вал и повел своих товарищей по очень крутому спуску к верхнему снежному покрытию ледника Азау с целью выкроить время засветло вернуться к месту своего первого ночлега. Ведомые опытным Молаем Терболатовым, они сравнительно благополучно спустились с седловины Эльбруса.

...Пробыв в ауле Урусбиево еще два дня, 28-го августа Н. В. Поггенполь вернулся в Пятигорск. Не может быть никакого сомнения или преувеличения, если мы скажем, что Молай Терболатов, Аппай Ахкобеков, Исса Казаков, Хаджи Ахматов оказали русскому ученому, а в его лице и всему Русскому Географическому обществу большую помощь и способствовали Поггенполю в выполнении возложенной на него правительством и Географическим обществом большой научной задачи.

ЭЛЬБРУС И ДОМ УРУСБИЕВЫХ

Ни один рассказ об Эльбрусе и его окрестностях не может быть сколь-нибудь полным без хотя бы беглого очерка о старинном и влиятельном семействе Урусбиевых, владевших Баксанским ущельем. Дом Урусбиевых получил широкую известность в культурно-просветительских и научных кругах на Кавказе и в России. Об этом семействе давно назрела необходимость написать отдельную книгу, но мы сейчас ограничимся лишь тем, что представляет большой интерес для раскрытия нашей темы. В этом отношении активная деятельность Урусбиевых может быть начата с уже известного читателю Мырзакула, который вместе с правителем Карачая (Олием Карачая) Исламом Крымшаухаловым помогал Емануелю организовать группу проводников для покорения Эльбруса.

Дело своего отца достойно продолжали его сыновья - Хамзат, Магомет и Измаил Урусбиевы, мать которых была сестрой Ислама Крьмшаухалова. Вероятно, юный Измаил очень любил гостить у своих родственников по матери в Карачае. По сведениям известного краеведа Е. Польской, много сделавшей для популяризации истории семьи Урусбиевых, еще молодой Измаил из дома своего деда в Карачае водил в 1848 году отряд русских войск кратчайшим путем по южному склону Эльбруса на Баксан.

Семья Урусбиевых оказывала деятельную помощь первой научной экспедиции, предпринятой А. Фирковичем в 1849 году. В сопровождении "туземцев из Урусбиева" он совершал разведывательные походы по окрестностям аула и описал множество археологических, этнографических и бытовых памятников Карачая и Баксанского ущелья. Следовательно, к трудам Фирковича, до сих пор не утратившим своего научного значения, имеет отношение и семья Урусбиевых, оказавшая ему всяческую помощь и услуги, способствовавшие успеху его предприятия.

Весьма значительными были услуги этой семьи русской науке о геологии и орографии Кавказа. В этом отношении на первое место следует вывести тот факт, что известный тогда всему миру профессор, член Российской Академии наук Г. В. Абих был постоянным гостем Урусбиевых.

С 1884 года все научные интересы Абиха связаны с Кавказом. Он много работал и писал о закавказских горных массивах Армении, долине Аракса, затем Дагестана и других сопредельных областей. В 1853 г. он опубликовал свой уникальный труд об исследованиях окрестностей Эльбруса вплоть до районов Кавказских минеральных вод. По словам известного профессора Московского университета Г. Шуровского, также не раз бывавшего в Приэльбрусье, этот труд Абиха был последним словом тогдашней науки о Кавказе и его горах. Именно в завершении этого труда немалую помощь Абиху оказали Урусбиевы. В оживленных беседах с Абихом, под рокот буйной горной реки Адыр-су, так понравившейся ученому, проходил не один вечер молодого Измаила. Природа этого ущелья особенно очаровывала видавшего виды Абиха, рассказывал впоследствии своим гостям Измаил Мырзакулович. Из дома Урусбиевых совершал Абих свои рейды по маршруту экспедиции Емануеля, побывал на месте последнего лагеря генерала у водопада Кёкрек, осмотрел два минеральных источника вблизи этого лагеря, о которых упоминали участники того памятного восхождения.

Абих подробно описал все ледники Эльбруса, установил зону высот вечных снегов: со стороны Хурзука - высота их 10923, со стороны Баксана - 10500, у северных склонов Эльбруса - 11233, а у водораздела истоков Малки и Кубани - 12310 футов над уровнем моря. В достижении всех этих научных результатов велика роль семьи Урусбиевых, в которой гостил и постоянно находил теплый и радушный прием известный профессор,

В июле 1867 года с целью пробраться в Сванетию совершают путешествие на Кавказ братья Нарышкины. В начале июля они прибыли в Пятигорск и только 8 августа смогли выйти в путь в сопровождении одного туземца-переводчика. То был Магомет Мырзакулович Урусбиев - брат Измаила. По пути следования Нарышкины описали целый ряд интересных археологических и этнографических памятников у аулов Атажукино (ныне сел. Заю-ково), Кенделен, Озоруково (ныне пос. Быллым). Вблизи ледников Эльбруса, на высоте около 14000 футов, у последнего балкарского коша они описали башню под названием "Ференк-кала", упомянули укрепление в урочище Кала-кол близ Быллыма.

В Сванетию путешественники не попали, их застала метель на подступах к перевалу Тонгуз-орун, и они вынуждены были вернуться назад в аул Урусбиево. Здесь они познакомились и с самим Измаилом, о котором впоследствии писали: "Образованием своим и понятиями Измаил Урусбиев резко отличается от своей окружающей среды. Очень предприимчив. Задумал построить новую дорогу по Баксанскому ущелью, потому что не может вывозить лес на плоскость".

Весьма предприимчивым, образованным человеком с реформаторскими наклонностями был и Хамзат Мырзакулович, получивший образование в Петербурге. Много лет он провел на военной службе, командовал полком, много ездил по Италии, Польше, Германии, вел светский образ жизни, был членом Горского суда в Нальчике. Зная, что во всем мире непревзойденными считаются швейцарские сыры, а в его владениях молока более чем достаточно, он специально ездил в Швейцарию, изучал там сыроваренное производство и по возвращении открыл сыроваренный завод у себя в ауле на речке Кыртык. Сыры его нисколько не уступали швейцарским, дела Хамзата шли хорошо. Но внезапно вспыхнувшая чума погубила почти весь скот, и это вынудило его впоследствии закрыть свой завод, писали не раз у него гостившие путешественники.

Отставной полковник Хамзат Мырзакулович радушно принимал у себя известного журналиста и этнографа Евг. Баранова, который писал о своей встрече с этим образованнейшим человеком следующее: "Хамзат со свойственной горцам любезностью пригласил меня переночевать у него, и я с радостью согласился. Выйдя на балкон сыроварни, являющейся продолжением его дома, мы застали шумевший самовар, небольшой азиатский на трех ножках столик, покрытый безукоризненно белой, чистой скатертью и симметрично раставленной на нем посудой".

В доме Хамзата Урусбиева в Нальчике останавливались в 1883 г. выдающиеся русские ученые - академик В. Ф. Миллер, проф. М. М. Ковалевский и др. К сожалению, сейчас уже нет возможности определить, где именно в Нальчике был дом Хамзата Урусбиева - члена Горского суда.

Трагически окончилась жизнь другого брата Измаила - Магомета Мырзакуловича. Он также был очень образованным для своего времени человеком, тяготел к передовой русской культуре и науке, активно выступал за введение новых общественных порядков. Еще будучи молодым человеком, он очень много сделал, чтобы успешно прошла экспедиция братьев Нарышкиных в 1867 году. За свои передовые взгляды и приверженность к прогрессивной идеологии и культуре он на себе испытал козни и злобу местного духовенства, которое вершило все общественные дела по шариату. Так, когда он был назначен старшиной Урусбиевского общества, духовенство всячески подстрекало горцев против него, он не мог пользоваться должной популярностью. Духовенство подозревало его и обвиняло даже в кровосмешении, и в результате всего этого назначение его было встречено с большим неудовольствием. "Как может быть у нас старшиной человек, которого мы даже в мечеть не пускаем?" - роптали они. Даже посылали специальную депутацию в Нальчик, чтобы назначили другого старшину, но из этого ничего не вышло. Одним словом, новый старшина своими передовыми идеями и приверженностью к культуре очень скоро вооружил против себя определенную часть населения, "особенно сванетов, которых он преследовал за постоянные нарушения общественного порядка и конокрадство, грабежи... Дело кончилось тем, что однажды ночью в августе- 1883 года, когда Магомет ужинал в сакле в кругу семьи, пуля, пущенная через открытое окно, уложила его на месте. Убийцами оказались два сванета, которые были схвачены и сознались, но при этом оговорили Измаила Урусбиева, будто бы подстрекавшего их к совершению этого преступления. Несмотря на голословность этого оговора, Измаил был привлечен к ответственности и некоторое время содержался под стражей. Дело это пока еще не кончено", - писал в 1886 году гостивший у Урусбиевых Давидович.

Но особенно выдающейся личностью не только для Урусбиевского общества, но и всего Карачая и Балкарии XIX в. был сам Измаил Мырзакулович, великолепный координатор воспитания и деятельности как своих братьев, так и двух высокообразованных сыновей - Науруза и Сафар-Али. Огромное владение в 8 тыс. десятин земли, основная масса которой были луга и пастбища, 5 тыс. голов крупного рогатого скота, 50 тыс. овец, более 2 тыс. человек - все это требовало больших сил и энергии. Но вместе с тем эти несметные богатства не ставили его в противовес крестьянской массе, он ничем от них не отличался, как пишут гостившие у него путешественники и ученые, ни поведением, ни одеждой. Выдающийся социолог М. М. Ковалевский, которого упоминает ф. Энгельс в своем бессмертном труде "Происхождение семьи, частной собственности и государства", писал об Урусбиеве: "В отношениях его к народу - необычайная простота. Двери его дома всегда настежь открыты, и в день перебывает в нем несколько десятков человек для совета с князем по самым житейским делам".

"В огромном ауле нет ни одного кабака, ни одной капли спиртного напитка, - пишут другие. - Нет ни богатых бездельников, ни нищих; никто не уходит из аула на заработки. Каждый урусбиевец держится со своим помещиком, как с равным, да и последний по образу жизни ничем почти не отличается от него. Измаил разве только принимает больше гостей".

В многочисленных гостях у Урусбиевых действительно никогда не было недостатка. Трудно найти какую-либо экспедицию, посетившую Кавказ с археологической, этнографической, геологической и другой целью, которая не посетила бы этот знаменитый дом. В большом ряду выдающихся людей прошлого века достаточно назвать имена таких гостей Урусбиевых, как Г. В. Абих, И. В. Мушкетов, С. И. Танеев, Н. К. Михайловский, М. М. Ковалевский, В. Ф. Миллер, И. И. Иванюков, Н. А. Ярошенко, Н. П. Тульчинский и мн. др., составлявших цвет и гордость русской науки и культуры того времени. Все без исключения иностранные и русские горовосходители получали здесь необходимую помощь и услуги.

По инициативе Измаила была построена специальная гостиная для приема многочисленных гостей из России, Италии, Германии, Англии, Швейцарии, Венгрии, Польши и др. В этой гостиной, по праву занимающей место прообраза нынешних туристических баз, велась специальная книга отзывов, состоящая из нескольких общих тетрадей в кожаных переплетах. В ней оставили свои приятные впечатления Фрешфильд, Туккер, Грове, Дечи, Абих, Динник, Давидович и мн. др. Эти замечательные тетради видел еще в 1923 году и оставил свои записи известный путешественник и автор многих работ по Кавказу С. Анисимов. К сожалению, указанные бесценные тетради считаются утерянными.

"Эта кунацкая выстроена уже по образцу русских домов и ничем от них не отличается. Стены комнат оклеены обоями, обстановка приличная; дощатый пол, стеклянные окна. К столу подаются тарелки и приборы, хотя хозяева сами обходятся без них", - писал Давидович.

Гостеприимством Урусбиевых восхищались профессор Варшавского политехнического института, член Кавказского Горного общества В. В. Дубянский, путешественник С. Я. Голубев, штабс-капитан В. Ф. Новицкий и многие другие. Восхищенный обслуживанием и радушием хозяев Новицкий встретил здесь И. Я. Акинфиева и еще нескольких незнакомых ему людей. Он невольно подумал, сколько же путешественников и туристов останавливается за сезон в этой уютной кунацкой. А однажды С. Анисимов встретил в кунацкой Урусбиевых живших здесь более трех недель художниц М. Н. Ильину и англичанку Чемберс, писателя из Москвы В. П. Обнинского.

Долгие и обстоятельные беседы с выдающимися людьми: учеными и деятелями науки, культуры - значительно пополняли знания любознательного Измаила, "в голове которого, по словам его собеседников, зарождались увлекательные гипотезы по археологии и этнографии, геологии и фольклору Кавказа". В свою очередь, собеседники Измаила многое черпали у хранителя бесценного культурного наследия северокавказских народов. Измаил всегда с увлечением рассказывал путешественникам народные сказания, легенды, вспоминал про гостивших у него ученых, альпинистов, художников, писателей, композиторов, которые непрестанно удивлялись его широкой любознательной натуре. Измаил Мырзакулович часто говорил: "Ни я гостям, ни они мне не давали покоя - либо я им, либо они мне что-нибудь должны были рассказывать. В особенности у Абиха я многому научился по геологии, Умный был немец". С удовольствием вспоминал он и англичан, "дивился их гомерическому аппетиту. В течение нескольких дней пребывания у Измаила англичане истребили громадное количество съестного и при прощании хотели расплатиться. Измаил, конечно, отказался от платы. Англичане ушли и через несколько месяцев прислали ему из Лондона великолепный штуцер центрального боя", - писали гости Урусбиева.

В 80-х годах XIX века в Кисловодске жил известный русский художник Николай Александрович Ярошенко. Он живо интересовался жизнью и бытом горцев Кавказа, любовался окрестностями Приэльбрусья, и, вероятно, в те же годы его познакомил с Измаилом часто посещавший Кисловодск отставной полковник Д. О. Аглинцев.

На обороте одного из замечательных полотен художника Ярошенко "Песни о минувших делах" имеется надпись: "1882 года, 4 августа, в доме Урусбиевых". Эта картина демонстрировалась на 22-й выставке Передвижников в 1894 г. и была похвально отмечена в прессе. Исследователь творчества и автор монографии о И. А. Ярошенко В. А. Прытков пишет об этой картине следующее: "На картине изображен большой дом князя. На стене висит ружье. В центре дома, поджав ноги, сидит народный певец. Под аккомпанемент своей песни он в такт помогает своим телом и руками, поет о героическом прошлом, подвигах кавказцев. Вокруг него в национальных костюмах, с кинжалами на поясе сидят горцы. На прекрасно выполненном деревянном топчане сидит князь. У огня сидит седой горец в белой чалме. Красные языки яркого огня освещают лица сидящих". Е. Польская, сравнивая это полотно с сохранившейся фотографией, на которой изображены И. Урусбиев, М. Ковалевский, С. Танеев, И. Иванюков, М. Михайловский, приходит к выводу, что центральным героем картины Ярошенко является Измаил Мырзакулович Урусбиев.

Интересные сведения о семье Урусбиевых оставили М. М. Ковалевский, В. Ф. Миллер, И. И. Иванюков и др. В 1883 году, в июне месяце, М. М. Ковалевский и В. Ф. Миллер приехали из Владикавказа в Нальчик. В поездке по Балкарии их сопровождал известный собиратель карачаево-балкарского фольклора, сын Измаила Сафар-Али, занимавшийся также составлением грамматики родного языка и применивший русскую азбуку к выражению карачаево-балкарских звуков. "Сафар-Али, - писали эти ученые, - имея по всем аулам родственников, аталыков или кунаков, мог открыть нам самый широкий доступ к горскому гостеприимству и поместить нас в наиболее богатых кунацких". Однако Сафар-Али оказался им полезным не только по этой части, но и своими знаниями быта, нравов, обычаев, истории балкарского народа.

В Нальчике ученые остановились в доме дяди Сафар-Али, Хамзата Урусбиева. Отсюда в сопровождении Сафара они отправились в аул Холам. "Мы двигались крайне медленно: по крутым спускам лошади скользили и приходилось идти пешком... Вследствие этих трудностей, - пишут путешественники, - мы потеряли надежду засветло приехать в Холам и, спустившись к берегам прелестной речки Кара-су, впадающей в Терек (Черек - И. М.), решились ночевать под открытым небом... Нашему непривыкшему слуху вечный шум горной речки представлялся как бы шумом проливного дождя, и, просыпаясь по временам ночью, мы выглядывали из шалаша, со страхом ожидая ливня. Мы проснулись на заре и, не найдя проводника, удивились. Часа через полтора он явился с приятной ношей - пятью только что пойманными им форелями. Конечно, мы приступили немедленно к изготовлению завтрака, и можем смело сказать, что нашему пиру на берегах Кара-су позавидовали бы европейские гастрономы".

В Холаме ученые гостили в доме князя Джарахмата Шакманова. Через несколько дней они прибыли в Верхний Чегем и остановились у другого князя - Али-Мурзы Балкарукова. В этих поездках они собирали очень много ценного научного материала, записали легенды и предания, осмотрели археологические памятники, башенные и склеповые сооружения Балкарии.

В 1885 году М. М. Ковалевский снарядил специальную группу в Урусбиевское общество. Летом того года в Кисловодске находились директор Московской консерватории С. И. Танеев, писатель Г. Успенский, проф. И. И. Иванюков. Все они жили в доме у художника Н. А. Ярошенко, часто совершали поездки по окрестным карачаевским аулам. В их кругу очень часто бывал Измаил Урусбиев. "Как только Измаил оказывался в доме Ярошенко, - писал Ковалевский, - тотчас все его гости собирались и устраивались у "Белой Виллы", чтобы послушать, как Измаил поет горские песни и исполняет народные танцы".

Измаил Урусбиев любезно согласился быть проводником Ковалевского и его спутников в Сванетию, через перевал Тонгуз-орун. Членов экспедиции особенно подбодрили слова князя: "Кто выбьется из сил, того мы перенесем на бурках!", Вероятно, многоопытный и знающий князь вспомнил, как поступали в таких случаях его одноаульцы с Ленцем, Купфером, Гардинером и другими гостями Эльбруса. И уж совсем воодушевились они, когда полковник Аглинцев сказал: "Ваше путешествие начинается под счастливой звездой: лучшего путеводителя трудно найти на всем Кавказе!". Да и сам образ Измаила не оставлял желать лучшего. "Могучая, как бы из железа скованная фигура Измаила Урусбиева, - продолжает Ковалевский, - внушала нам бодрость и уверенность в успехе предприятия".

В состав экспедиции входили: М. М. Ковалевский, И. И. Иванюков, С. И. Танеев, тифлисский фотограф Д. И. Ермаков, англичане Емс и Смит. Последние трое должны были вернуться с перевала Тонгуз-орун обратно в Кисловодск.

19-го июля, перед самой отправкой, С. И. Танеев писал А. С. Аренскому: "Пишу карандашом, потому что все вещи уложены, и мы (я, Ковалевский и Иванюков) сейчас уезжаем в большое путешествие. В дороге будем дней двадцать... Едем через Кавказский хребет. Перевал сделаем близ Урусбиевского аула, недалеко от Ельбруса. Будем идти и ехать по ледникам. Перейдя хребет, попадаем в Сванетию, страну дикую. Все время верхом. Отсюда едем только 40 верст в коляске до горы Бермамут. Наше путешествие будет сделано со всевозможными удобствами... Кроме того, что всего важнее, с нами едет владелец Урусбиевского аула - Измаил Урусбиев, который проводит нас через перевал и сдаст потом своему племяннику - князю Дадешкелиани... Едет еще фотограф Ермаков, очень известный, будет снимать виды по дороге. До перевала едут еще двое знакомых Урусбиева - англичане, из которых один женат на дальней родственнице Ковалевского. От перевала еще присоединится к нам сын Урусбиева, окончивший только что курс в реальном училище". Безусловно, речь в письме идет о сыне Измаила Сафар-Али, опубликовавшем в 1881 г. нартские сказания карачаевцев и балкарцев в первом выпуске "Сборника материалов для описания местностей и племен Кавказа".

Большую ценность представляет письмо С. И. Танеева, отправленное в тот же день великому композитору П. И. Чайковскому:

"Милый Петр Ильич! Завтра выезжаю в путешествие, которое продлится 20 дней. Мы сделаем перевал через Кавказский хребет близ Ельбруса, что представляет большие трудности (Урусбиевский перевал). Потом поедем в Сванетию, сначала в княжескую, потом - в вольную. Писем не ждите, а пишите в Кутаис до востребования. Наше путешествие обставлено очень большими удобствами: нас провожает владелец перевала Измаил Урусбиев. Лошади и проводники будут везде готовы. Едет с нами также известный фотограф Ермаков. Некогда писать подробно. Пора спать, завтра утром выезжаем".

Из Кисловодска экспедиция направилась к высокогорному аулу Ысхауат (Хасаут), где по предупреждению Измаила группа была принята самым богатым жителем Джерештиевым. К вечеру жители устроили гостям радушный прием, многолюдные танцы, песни, искрометный "Исламей", пистолетные выстрелы за спинами танцующих - все это произвело на путешественников неописуемое впечатление.

На следующий день путники знакомились с достопримечательностями окрестностей, посетили места прохождения экспедиции Емануеля по истокам красивой речки Енгешли (Ингушли), "где шумно бегут три речушки того же имени". На другой день добрались до урочища Кызыл-кол-баши у северо-восточного угла Эльбруса. У путников не было предела восхищения красотой этих мест. И все же Ковалевский не упустил возможности провести археологические разведки в окрестностях Ысхауата, где, по рассказам местных жителей, в высоких отвесных скалах имеются высеченные в скалах гробницы с человеческими костями. Но добраться до них, по уверениям горцев, можно было только при помощи лестниц. В правдивости их слов автору этих строк пришлось убедиться летом 1965 года при археологических изысканиях у Ысхауата.

Несмотря на эти сложности, в 12 км к северо-востоку от аула Ковалевский сумел осмотреть несколько наскальных гробниц. Сопровождавшие его балкарцы и карачаевцы тут же сделали лестницу из двух длинных брусьев, связанных веревкой с поперечными перекладинами. "По этой лестнице при общем восхищении окружающих полезли в пещеру несколько смельчаков. Пещера эта была, по мнению Ковалевского, фамильной усыпальницей, в которой захоронено несколько поколений". Обнаруженные в этих гробницах археолого-эт-нографические предметы - остатки одежды из шелковой ткани, обработанные куски кожи, деревянная утварь - чаши, ложки, различные украшения - бусы, индикации византийских монет - все это хранится в "фонде Ковалевского" в Государственном Историческом музее и служит эталоном для определения хронологии и этнической атрибуции многих археологических комплексов Северного Кавказа. Сейчас уже все более и более четко определяется принадлежность этих наскальных гробниц предкам карачаевцев и балкарцев - древним кавказским булгарам VII - Х вв.

Сам М. М. Ковалевский позднее писал: "Одна витрина в Историческом музее занята результатами моих собственных расследований в горных пещерах, прилегающих к аулу Хасаут, расположенному на недалеком расстоянии от Эльбруса. Один из консерваторов музея, покойный Сизов, говорил мне, что содержащиеся в этой витрине куски материи, в какие были облачены найденные мною скелеты, принадлежат к числу интереснейших материалов для истории древнего орнамента, какие содержит в себе Исторический музей в Москве". Фонд Ковалевского состоит из 40 предметов и хранится в Археологическом отделе ГИМа.

Исследования советских археологов доказали, что находки у Ысхауата, на Эшкаконе, Мощевой балке и других окрестностей свидетельствуют о том, что здесь проходили торговцы, следовавшие по упоминавшемуся всемирно известному "Шелковому пути" из Хорезма в Византию. После завершения археологических работ М. М. Ковалевский со своими спутниками двинулся в дальнейший путь из аула Ысхауат. Их сопровождал Азамат Джерештиев, аталык Измаила, родом карачаевец, а сам Урусбиев задержался в Кисловодске по неотложным делам. Путь экспедиции проходил по труднодоступным горным уступам, приходилось преодолевать различные преграды по долине р. Шаукам, по высокогорному урочищу Кынгыр-сырт, с трудом преодолевали бурные горные потоки. Интересно описывает М. Ковалевский переправу через Малку: "К полудню мы были на дне ущелья и остановились перед бешено скачущей через камни рекой Азамат отыскал место для переправы. Он сел на самого сильного коня принадлежащего одному из наших товарищей с наибольшим весом и собираясь ехать вброд, просил нас внимательно следить за тем как он переправится. Он поставил лошадь против течения отпустив свободно поводья и все время переправы сильно хлестал ее плетью Лошадь то выходила совершенно из воды становясь на большие камни, то опускалась в воду по самое седло Переправившись, Азамат положил на берегу камень и сказал нам чтобы при переправе не смотреть вниз иначе закружится голова, и пробираться в направлении положенного камня Поодиночке переезжали мы бурную реку при неистовых криках Азамата "Держи вправо, вправо, бей лошадь, не смотри в воду, не тяни лошадь пускай ее, пускай!" Стоявшие на берегу испытывали некоторую ажиотацию, и не без основания М р Емс, не сумев удержать указанное направление, едва не погиб. Это была первая перепра ва через большую горную реку".

Переправившись через Малку, путники две ночи провели на горе у пастушеских кошей. Обсохли, привели себя в порядок и через перевал Кыртык прибыли в аул Урусбиево расположенный на высоте 5200 футов над уровнем моря. В ауле их принимал брат Измаила - Магомет. Ковалевский и его спутники сидели уже за ужином когда прибыл и сам Измаил Мырзакулович. Обрушившиеся в те дни дожди вынудили путешественников четверо суток провести в семье Урусбиевых, в окружении горцев. За эти четыре дня М. М. Ковалевский и И. И. Иванюков знакомились с бытом, нравами обычаями балкарцев, описали их жилища, одежду, различные этнографические особенности этого горского народа. С. И. Танеев из уст Измаила записал двадцать балкарских народных песен, которые послужили ему позднее материалом для написания очерка "О музыке горских татар".

Во время пребывания гостей в ауле хозяева всячески старались развлечь их, устраивали им танцы, песнопения, игрища, которые приводили в восторг представителей русской и английской интеллигенции. Специально для них Измаил устраивал большой концерт на склоне Эльбруса, в местности, ныне называемой "Кругозор". Сам Измаил виртуозно играл на карачаево балкарском старинном струнном инструменте "къыл къобуз", а С. И. Танеев подыгрывал ему на скрипке.

Самые ценные этнографические, фольклорные и исторические материалы путешественники записывали у Измаила - прекрасного знатока быта, нравов, истории и культуры северокавказских народов. М. М. Ковалевски<