Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Имплицитные социальные теорииСодержание книги
Похожие статьи вашей тематики
Поиск на нашем сайте
Люди создают не только имплицитные теории личности, в которых увязывают характерологические, личностные черты, но также и имплицитные социальные теории, в которых увязывают между собой определенные социальные события. А если это так, то понятно, что речь идет о выявлении причинно-следственных связей. И действительно, каждый из нас имеет систему довольно устойчивых представлений о взаимосвязи социальных событий, о том, что за чем должно следовать, какие причины вызывают или порождают те или иные следствия. Теории подобного рода можно назвать еще и обыденной или расхожей мудростью. Так, например, одной из таких расхожих мудростей является убеждение, что с преступностью можно покончить лишь с помощью беспощадной жестокости. "Расстреливать на месте без суда и следствия", "отрубать руки" ворам, устраивать публичные казни и т. п. — вот типичные "рецепты" преодоления преступности в обществе, представленные в имплицитных социальных теориях.
Как видим, в имплицитных социальных теориях, так же как и в теориях науки, предпринимаются попытки выявить причинно-следственные связи, что делает их похожими на научные теории. Чем же они отличаются, если отличаются вообще?
Во-первых, в имплицитных социальных теориях отсутствуют точные, четкие формулировки, что делает их расплывчатыми, неопределенными. Любая расхожая мудрость является не результатом общественной практики, но, чаще, следствием неверных сведений, предположений и просто заблуждений. Во-вторых, формализованные социальные теории основаны на строгой логике и подвергаются проверке с помощью специальных процедур, в отличие от имплицитных теорий, которые, как уже говорилось, основаны на случайных наблюдениях и считаются истинными без всякой проверки.
Говоря о том, как имплицитные теории влияют на поведение людей, Джордж Келли (1955) пишет, что люди воспринимают мир с помощью простых и ясных образцов, шаблонов, схем, которые сами и создают. Интерпретируя события или явления, они пытаются втиснуть окружающий социальный мир в знакомые им схемы. Так, чтобы он соответствовал привычным, понятным образцам и шаблонам, которые Келли обозначает понятием "конструкт" (примысливание). Конструкт (примысливание), таким образом, это, с одной стороны, способ истолкования мира, попытка его постижения, а с другой — соответствующее этому истолкованию поведение. Иначе говоря, наше поведение предопределяется тем, как мы интерпретируем окружающий социальный мир. Согласно Келли, все мы действуем, как стихийные ученые, и так же, как они, создавая собственные системы конструктов, пытаемся понять и предугадать события (Хьел Л., Зиглер Д., 1997).
Больше всего люди заинтересованы в том, чтобы быть абсолютно уверенными в системе своих конструктов. Поэтому они стремятся получать только такую информацию, которая подтверждала бы их взгляд на мир. Это делает его понятным и предсказуемым. Ну, а поскольку абсолютной и объективной истины (т. е. одной для всех) не существует, то, согласно Келли, научные теории не имеют никаких преимуществ перед имплицитными теориями, или теориями обыденной мудрости. Словом, все конструкты хороши — выбирай на вкус! Феноменологическая позиция, которой придерживается здесь Д. Келли, следующая: не имеет значения, каким видится объект или событие другому человеку. Важно лишь то, как все это воспринимается лично мною, как объект или событие присутствуют в моем восприятии, как они встроены в систему моих конструктов.
Таким образом, имплицитные теории в системе конструктов служат для того, чтобы организовать, собрать воедино наше восприятие мира, сделать его более простым и понятным с тем, чтобы увереннее себя чувствовать в непростом мире сложных человеческих отношений. Коротко говоря, эти теории нам просто необходимы, мы в них нуждаемся и с их помощью делаем мир — людей, вещи, события — более постижимыми. В этом источник живучести и устойчивости имплицитных теорий. И пусть они часто противоречат действительному (реальному) положению дел, когда, например, увязывается появление на небе кометы с засухами, войнами и т. д. Зато благодаря связыванию воедино двух, по сути, не связанных между собой событий, мир становится понятным и объяснимым. Поэтому люди всегда будут стремиться найти объяснение непонятному, а значит, будут и впредь создавать имплицитные теории, чтобы пытаться затем найти обоснование и подтверждение уже своим собственным теориям.
Когнитивные схемы
Еще одной формой организации социальных знаний и опыта являются когнитивные схемы. Представление о них появилось в психологии в 20—30-е годы. Так, уже у Эдварда Толмена, одного из основателей необихевиоризма, мы встречаем понятие "когнитивные карты" (Толмен Э., 1980). Им он обозначал возникающий, по его мнению, в центральной нервной системе (мозге) животных и человека отпечаток в виде нервных импульсов, который фиксировал определенный поведенческий паттерн. Иначе говоря, по Толмену, когнитивные карты — это схемы нейронных связей ЦНС, в соответствии с которыми осуществляется поведение организма. Иное, более близкое к современному, понимание когнитивных схем предложил Фредерик Бартоллет (1932), который использовал понятие "схема" для обозначения процессов памяти.
В современной социальной психологии представление о когнитивных схемах стало широко использоваться благодаря психологам-когнитивистам. Раньше, когда мы характеризовали когнитивное направление в психологии, понятие "схема" было определено как особым образом организованная форма знаний, полученных из прошлого опыта, основываясь на которых мы интерпретируем текущие события и осуществляем актуальное поведение. Одну из разновидностей схем, а именно схему личности, организованную как Я-концепция, мы уже обсуждали в предыдущем разделе. Там же, в частности, отмечалось, что наше восприятие и познание других людей преломляется сквозь призму нашего самосознания, т. е. схему собственной личности.
Существует много разновидностей когнитивных схем. Мы здесь ограничимся рассмотрением двух наиболее очевидных и типичных, а также наиболее распространенных схем, посредством которых люди организут свой социальный опыт. Эти схемы непосредственно влияют на социальное поведение человека. Речь пойдет о прототипах и стереотипах.
Прототип
Прототип — это такая когнитивная схема, в которую включены различные признаки, черты, особенности, ассоциирующиеся у нас с людьми определенного типа, а также с вещами, предметами, даже с ситуациями и обстоятельствами. Можно сказать, что прототип выступает для нас исходным типичным образцом каких-либо людей, вещей и явлений. У каждого человека имеются прототипические представления относительно людей какой-либо профессии, например врача, продавца, шофера, учителя и т. д. Могут существовать прототипы людей различного типа темперамента — флегматика, холерика, сангвиника, меланхолика; различной внешности — полный, худой, высокий, блондин, брюнет и т. д. Отличительной особенностью прототипа как схемы является то, что он формируется на основе нашего собственного опыта.
Наше первое взаимодействие с врачом или учителем приводит к тому, что у нас складывается представление о том, как выглядит "типичный врач", "типичный учитель" и т. д. Сложившись, это представление затем служит для нас своеобразным стандартом, с которым мы как бы соотносим каждого встреченного врача, учителя. Понятно, что нам нравится, когда человек "укладывается" в прототип. Когда же этого не происходит, мы говорим, что "он на врача (учителя) не похож". Как будто бы существуют "типичные врачи, учителя" и т. д.
Правда, необходимо добавить, что прототипы не являются застывшими и неизменными, раз и навсегда сложившимися схемами. Они изменяются по мере того, как изменяются те, кто послужил моделью для сложившегося прототипа.
Как уже говорилось, помимо прототипов людей у нас имеются также прототипы предметов, явлений, ситуаций и даже мест. Например, мы можем говорить о типичном кафе, типичном общежитии, типичном экзамене. Здесь, как и в случае с прототипом людей, схема выступает для нас своего рода стандартом для сравнения того, что было и отложилось у нас в сознании, и того, что есть в настоящий момент или ожидается в будущем.
Социальный стереотип
Социальный стереотип — еще одна разновидность когнитивных схем. Данные схемы создаются в отношении членов каких-либо социальных групп: этнических, тендерных, возрастных. Стереотип отличается от прототипа как способом своего формирования, так и методом функционирования. Если в основе прототипа, как правило, лежат индивидуальные опыт и знания, то стереотип основан на социальных, общественных, групповых представлениях, которые индивид еще в детстве перенимает от окружающих, прежде всего родителей, сверстников, других значимых людей. Иными словами, стереотипы формируются, возникают и закрепляются посредством социального научения (вспомним теорию социального научения Альберта Бандуры и Джулиана Роттера). Сложившийся социальный стереотип в отношении какой-либо социальной группы распространяется затем на каждого ее члена. Таким образом, стереотипы действуют по правилам дедуктивного метода, в отличие от прототипа, соответствующего другому логическому методу — индуктивному.
Благодаря этническим стереотипам у нас имеются шаблонные, схематические представления о людях определенной расы (например, о неграх), нации (например, о французах, финнах или японцах). Вполне может статься так, что человек никогда в жизни не видел ни негра, ни француза и у него нет никакого опыта личного взаимодействия с представителями данных этнических групп, но, тем не менее, стереотипы в отношении этих групп у него имеются. И если человеку представится случай встретиться, например, с французом, то автоматически активизируется имеющаяся у него схема-стереотип "француза". Другими словами, в памяти у него сразу же возникнут все его представления и знания о французах. Но даже и личная встреча необязательно нужна для активизации стереотипа. Даже простого упоминания достаточно, чтобы активизировался соответствующий стереотип. Как и любая когнитивная схема, стереотип является одновременно и установкой. Поэтому он еще и предопределяет наше поведение.
Поскольку стереотипы возникают в нашем сознании спонтанно, то мы не в состоянии контролировать этот процесс. Мы можем лишь сознательно, специально стремиться к тому, чтобы ослабить влияние стереотипов на наше впечатление о людях, нейтрализовать их воздействие на наше поведение. Избавиться же от стереотипов полностью невозможно. У каждого из нас имеются стереотипы мужчины, женщины, ребенка, пожилого человека и т. д.
Впервые термин "стереотип" использовал и ввел в оборот журналист Вальтер Липпман в 1922 году, определив его как "картинку у нас в голове". Сам Липпман рассматривал стереотип лишь как негативное представление о человеке. По его мнению, с помощью стереотипов люди стремились сохранить и укрепить свое привилегированное социальное положение. Так, в обществе, где существует сильное имущественное и социальное неравенство, богатые создают и используют негативные стереотипы в отношении бедных, считая их ленивыми, завистливыми, глупыми. В США, где остро стояла проблема расового неравенства и доминировали белые, негативные стереотипы создавались в отношении негров, чтобы обосновать идею расового превосходства белых и сохранить их привилегированное положение в обществе.
Такого же взгляда на стереотипы придерживались и сторонники психоаналитической теории, которые определяли стереотипы как невротические защитные механизмы, являющиеся продуктами бессознательных импульсов. (Позже, говоря о межгрупповых взаимоотношениях, мы еще раз обратимся к этой проблеме.).
Действительно, социальные стереотипы часто содержат в себе предубеждения, обидные, оскорбительные, несправедливые характеристики тех или иных социальных групп. Предубеждения, в свою очередь, порождают дискриминационное поведение, о чем также пойдет разговор в главе о взаимоотношениях между группами.
Но современные исследования стереотипов показали, что в них имеются не только негативные представления, они могут содержать также нейтральные и даже положительные характеристики социальных групп. Иначе говоря, стереотипы, подобно другим когнитивным схемам, могут включать в себя самые разнообразные сведения — от негативных до позитивных.
Рассмотрим в качестве примера тендерные стереотипы, согласно которым мужчины и женщины различаются своими социально-психологическими характеристиками. Большинство людей придерживаются того мнения, что мужчинам присущи такие качества, как независимость, самостоятельность, эмоциональная сдержанность, деловитость и профессионализм, а женщинам — мягкость, эмоциональность, нерешительность, беспомощность, зависимость. Оценка всех этих качеств, входящих в тендерные стереотипы, неоднозначна и зависит от мировоззренческих и установочных позиций человека. Так, например, эмоциональность, мягкость, уступчивость могут расцениваться как нейтральные или даже положительные характеристики. Но с позиций радикального феминизма, сторонницы которого считают вообще неприемлемыми любые указания на социально-психологические различия между мужчинами и женщинами, эти характеристики могут расцениваться как оскорбительные и дискриминационные. Точно так же стереотипные представления о мужчинах как о независимых, деловитых, эмоционально сдержанных, могут оцениваться нейтрально, положительно или даже отрицательно. В последнем случае независимость может трактоваться как упрямство, даже агрессивность; деловитость — как жадность, беспринципность, стремление любыми средствами достичь благополучия, а эмоциональная сдержанность — как черствость, равнодушие и т. д.
Вместе с тем, ни одна из этих характеристик не является безусловно присущей ни одному из полов. И мужчины, и женщины могут обладать набором как одних, так и других качеств. Стереотипы же просто констатируют, что одни из этих качеств более характерны для мужчин, другие — для женщин.
В рамках общих стереотипов могут формироваться определенные подтипы, т. е. могут выделяться классы людей, объединенных не самыми общими, а специфическими признаками. В случае с тендерными стереотипами можно сказать, что в отношении женщин существует более дробная классификация, по крайней мере, пяти типов женщин: домохозяйка, деловая, спортивная, сексуальная, роковая. Имеется также типология мужчин: деловой, спортивный, работяга, интеллектуал, донжуан-соблазнитель и т. д. То же самое можно сказать и о других видах стереотипов, например, возрастных. Среди пожилых людей выделяют "божьих одуванчиков", старух, бабок, старичков, дедов-ветеранов и т. д.
Характеристики, содержащиеся в стереотипах, могут, конечно, отражать реальные признаки, присущие социальным группам. Но чаще в стереотипах находят отражение страх, ксенофобия, заблуждения, незнание, случайные наблюдения и ошибочные обобщения. Роль последних, т. е. ошибочных обобщений в формировании стереотипов продемонстрировал эксперимент Томаса Хилла и его исследовательской группы (Hill T. at all., 1981). В ходе эксперимента исследователям удалось за очень короткое время создать у участников один из аспектов тендерного стереотипа. Хилл с коллегами показывали участникам шесть снятых на видеоленту эпизодов, каждый продолжительностью менее двух минут. Звуковое сопровождение эпизодов указывало на то, что заснятый человек был озабочен какой-то проблемой, суть которой, однако, оставалась неизвестной. Чтобы создать именно тендерный стереотип, половине участников показывали сюжеты с озабоченным мужчиной. Другой половине демонстрировали эпизоды с участием обеспокоенной, озабоченной женщины. Перед показом роликов и спустя две недели после просмотра участников просили определить степень беспокойства, озабоченности (наряду с другими чертами) своих знакомых мужчин и женщин. Другими словами, участников просили определить, насколько такие черты, как озабоченность и беспокойство, характерны для знакомых участникам студентов и студенток.
Исследователи полагали, что испытуемые включат в свои гендерные стереотипы и результаты манипуляции с показанными им эпизодами. А затем уже обновленные стереотипы повлияют на их суждения о тех мужчинах и женщинах, которых они знают.
Результаты эксперимента подтвердили эту гипотезу. До просмотра эпизодов участники были убеждены, что мужчины и женщины не разделяются по степени беспокойства, уныния, озабоченности, т. е. в их тендерных стереотипах отсутствовали представления о специфических различиях в степени озабоченности мужчин и женщин. Однако после просмотра ленты участники, которые видели эпизоды с мужчиной, находившемся в отчаянном положении, оценивали своих знакомых мужчин как более печальных и озабоченных, в то время, как знакомых женщин они оценивали по наименьшей "шкале обеспокоенности". Противоположный эффект продемонстрировала та половина участников, которая смотрела эпизоды с участием обеспокоенной женщины. Таким образом, простого просмотра роликов, где специально подчеркивалась как тендерная одна их характеристик, а именно беспокойство незнакомого человека, оказалось достаточно для изменения представлений о своих знакомых.
В заключение еще раз отметим, что стереотипы являются, по преимуществу, результатом социального научения, их возникновение и сохранение осуществляется благодаря социальному влиянию. По мере развития ребенок воспринимает и усваивает мнения и убеждения, разделяемые его социальным окружением. Поэтому представления каждого человека содержат в себе многие страхи, предубеждения, ошибки и заблуждения того общества, в котором он воспитывался и которому он принадлежит. Структура и содержание наших когни-тивных схем (стереотипов) относительно тех или иных социальных групп обусловлены многими факторами. Позднее, говоря о межгрупповых отношениях, мы вновь обратимся к проблеме стереотипов. Сейчас же продолжим разговор о процессе социального познания.
Глава 4. Стадии процесса социального познания
До сих пор в данном разделе речь шла об особенностях, организации, формах и способах структурирования социального знания. Но социальное познание, хоть и кажется на первый взгляд хаотичным и неупорядоченным, тем не менее, как всякий процесс имеет свою логику, закономерности и этапы. Все это нашло отражение в модели социального познания, разработанной Сюзен Фиске и Стивеном Нибергом (1990). Согласно этой модели, весь процесс социального познания условно подразделяется на три стадии: стадия первичной категоризации, стадия подтверждения и стадия уточнения, или рекатегоризации.
Первичная категоризация
Она начинается сразу же, как только мы либо реально встретили человека, либо только услышали или прочитали о нем. Словом, человека, оказавшегося в сфере нашего восприятия, мы тотчас же стремимся "классифицировать", подвести его под определенную категорию, т. е. определить его принадлежность к тому или иному типу людей (Тейлор Ш., 1982). Понятно, что здесь оказываются задействованными когнитивные схемы — прототипы, стереотипы и т. д. Иначе говоря, происходит активизация уже имеющихся у нас знаний. Прайминг, а именно так, как мы помним, называется процесс активизации в памяти и возвращения в сознание прошлого опыта, способствует тому, что определенные когнитивные схемы и понятия, постоянно активизированные в памяти, становятся для нас более доступными и привычными и легче приходят на ум, чем редко активизируемые и используемые схемы. Постоянная доступность и применение каких-либо схем и понятий означает, что у человека имеется набор неких стандартных, привычных "рабочих" когнитивных компонентов, которые он часто использует и которые выражают систему его взглядов, представлений и убеждений, а также привычки, склонности и увлечения. Так, например, если человек является женоненавистником, то при встрече с женщиной у него легко и сразу активизируются все его неприятные, негативные ассоциации, связанные с женщинами. Если же он, напротив, женоненасытник, то произойдет активизация позитивных, приятных представлений относительно женщин.
При категоризации помимо когнитивных схем задействованы также эвристики, ложный консенсус, социальное сравнение, стереотипы, прототипы, наши симпатии, антипатии, пристрастия и предубеждения. Все это сразу дает себя знать, поскольку, как уже отмечалось раньше, социальное восприятие происходит через призму Я-концепции. Добавим, что категоризацию мы осуществляем бессознательно, безотчетно и без определенной цели.
В чем тогда смысл этой процедуры? Почему она нами осуществляется? Есть несколько объяснений причин этого процесса. С одной стороны, с помощью категоризаци мы в ходе познания упрощаем и облегчаем процесс восприятия и мышления, сводя его к минимуму. Ведь, действительно, гораздо проще, удобнее и продуктивнее воспринимать информацию и мыслить категориями, чем пытаться справиться с потоком разнородной информации, обрушивающейся на нас в каждый данный момент.
С другой стороны, категоризация — это единственный способ, который дает нам возможность начать процесс познания, открывая путь к дальнейшему социальному взаимодействию. У нас нет иных средств и способов познания, кроме как, увидев человека, сначала сразу определить его предельно широкой категорией "человек". А уж затем, исходя из собственной философии человеческой природы, продолжить познание, в ходе которого мы переходим от абстрактного понятия "человек" к более конкретным выводам об этом индивиде. Конкретизируя и детализируя информацию о нем, мы определяем его пол, расовую и национальную принадлежность, социальный статус, черты характера и т. д. Немецкий философ Гегель определил эту операцию как метод восхождения от абстрактного к конкретному. Наше познание другого человека может продолжаться предельно долго, а наши представления о нем становятся все более и более подробными. Тем самым абстрактную категорию "человек" мы наделяем все более полным и богатым содержанием. Таким образом, категоризация — это то единственное, что дает нам возможность начать взаимодействовать с другим человеком, закладывая для этого хоть какую-то информационную основу.
Уровень знакомства с человеком от бедной абстракции Homo sapiens до богатого и полного понятия "мой друг Иван Лапшин" зависит от того, насколько интересен и привлекателен для нас человек. Одни люди по определенным причинам вызывают наш интерес, другие — нет.
Помимо прочего, исследователи выделили ряд объективных факторов, которые могут способствовать активизации нашего внимания и пробуждению интереса.
Прежде всего, внимание человека привлекают яркие, броские объекты, в том числе и яркие, необычные люди. В данном случае повышенный интерес обусловливается интенсивной эмоциональностью, возникающей при воздействии на нас яркого стимула. Следовательно, при формировании впечатления, в процессе категоризации большое значение имеет эмоциональное состояние человека. Логично предположить, что интенсивная эмоциональность, пробуждающая обостренный интерес, способствует лучшему, более точному, адекватному восприятию объекта. Но это не так. Сильные эмоции, вызванные воспринимаемым объектом, препятствуют точному восприятию, искажают его. Еще Г. Лебон обнаружил, что эмоции и когнитивные процессы — познание и мышление — являются антагонистами. Эмоции затрудняют мышление и наоборот, мышление способно снять эмоциональное напряжение. Затем эту же мысль мы встречаем у К.Г. Юнга в его классификации психологических типов.
О том, как своеобразно может проявляться противоречие эмоциональности и восприятия в криминальных ситуациях, свидетельствует открытый социальным психологом Элизабет Лофтус эффект "внимание на оружии". Она пишет, что свидетели и жертвы преступлений, находясь в сильном эмоциональном возбуждении, фиксируют свое внимание на самом ярком, опасном и угрожающем — на оружии преступника: ноже, пистолете и т. д. Вследствие этого ни свидетели, ни сама жертва, чаще всего, не способны опознать преступника, т. к. они его, по сути, не видели, сосредоточив свое внимание на оружии. Но, тем не менее, и это самое интересное, всем им кажется, что они его "прекрасно запомнили" (Loftus A. at all., 1987).
Кого же они "прекрасно помнят"? Конечно же, в их памяти возникает прототип преступника — виденного в кино, по телевидению, на книжных иллюстрациях, либо самостоятельно созданный мысленный образ "типичного бандита". Итог всего этого может быть самым печальным. Как преступник будет опознан человек, возможно, не имеющий к преступлению никакого отношения, но зато соответствующий прототипу "преступника". А истинный преступник, следовательно, останется неопознанным, т. к. его внешность не ассоциируется с прототипом "бандита".
Плохое и хорошее настроение также способно влиять на точность нашего восприятия. Алиса Айзен и ее коллеги, проведя исследование, установили, что люди в хорошем настроении создают и используют более общие категории, чем люди в плохом настроении. Иначе говоря, в приподнятом настроении люди не замечают деталей, нюансов, оттенков, мелочей. Когда участников исследования просили рассортировать цветные картинки по каким-либо объединяющим признакам, то оказалось, что после смешного фильма они обнаруживали меньшее число классификационных оснований. И такие вещи, как верблюд, ноги, лифт, оказывались объединенными в одну категорию — средства передвижения. А вот после просмотра серьезной документальной ленты участники не обнаруживали склонности к образованию столь широких категорий, создавая более детальные классификации (Isen A., 1987).
Впрочем, даже без специальных исследований каждый из собственного опыта, наверное, знает, что люди в плохом настроении "придираются по мелочам". И недаром студенты перед тем, как идти на экзамен, частенько спрашивают у товарищей, уже получивших оценку, в каком настроении находится преподаватель. (Попутно отметим, что подобные расспросы перед экзаменом не лучшим образом характеризуют преподавателя, как, впрочем, и студентов тоже.)
Наше внимание и интерес привлекают также необычные, отличающиеся стимулы. Иными словами, наше внимание приковывают люди или события, выделяющиеся из общего контекста. Высокий человек среди низкорослых или людей среднего роста, очень полный среди людей с нормальным телосложением, взрослый среди детей, женщина среди мужчин и т. д. — все эти люди вызовут повышенный интерес только тем, что будут выделяться на общем фоне, хотя в другом окружении они, возможно, не привлекли бы нашего внимания. Кстати, в том случае, когда имеется необычный стимул, наше восприятие более точное и адекватное, оно дольше и лучше сохраняется в памяти, чем в случае с эмоциональным возбуждением, вызванным ярким стимулом.
Как видим, многие факторы оказывают влияние на пробуждение нашего интереса и активизацию внимания. Но вне зависимости от того, сколько факторов действуют в момент формирования впечатления, категоризация, полагают Фиске и Ниберг, все равно состоится, она неизбежна. Другое дело, насколько далеко пойдет процесс дальнейшей конкретизации и детализации полученного впечатления. Или, другими словами, насколько подробной станет наша категоризация, будем ли мы стремиться узнать более близко этого человека. Если он нам мало интересен, то мы ограничимся общей констатацией, что это "обычный человек", "простой студент" и на этом процесс категоризации закончится. Если же индивид покажется нам интересным и привлечет внимание, то процесс категоризации продолжится, мы будем стараться узнать о человеке побольше, т. е. станем наполнять первоначальную абстрактную, "бедную" категорию конкретным "богатым" содержанием. Следовательно, от того, насколько глубокое впечатление произвел на нас человек, будет зависеть степень близости нашего знакомства с ним, а также и то, насколько наши знания о нем будут соответствовать его реальным характеристикам.
Подтверждение
Когда мы уже имеем о человеке какое-то впечатление (первичная категоризация осуществлена), то последующая информация о нем будет восприниматься нами сквозь призму уже сложившегося впечатления и связанных с ним ожиданий. Как это может проявляться в конкретных взаимодействиях, в нашем поведении?
Люди, как правило, заинтересованы в том, чтобы увериться в собственной правоте и поэтому стремятся во что бы то ни стало подтвердить свои впечатления и выводы. Выше мы уже говорили о том, насколько приятно сказать самому себе и окружающим: "Я был прав!" Помимо всего прочего, доказательство собственной правоты воспринимается людьми как гарантия своей социальной опытности, умение ориентироваться в социальном мире и в целом как умение жить. Уверенность в безошибочности своих суждений помогает, в конечном счете, справиться с тревожностью, беспокойством, страхом непонятного и неизвестного. Об этом также уже шла речь выше, где говорилось о формировании самосознания. Такие же закономерности действуют в случае с формированием впечатлений о других людях.
Набор приемов, используемых людьми для подтверждения своих впечатлений и выводов об окружающих, тот же, что и для подтверждения суждений о самом себе. Это избирательный подход к информации (селективность), игнорирование "неправильной", "ненужной" или "неудобной" информации, самопотверждаемые ожидания и самоосуществляемые пророчества. (Об эффекте самоподтверждаемых ожиданий и самоосуществляемых пророчеств речь пойдет дальше.)
Что касается избирательности, то, сформировав о человеке определенное мнение, люди в дальнейшем стремятся воспринимать только ту информацию о нем, которая соответствует уже сложившимся у них представлениям. Причем эта информация будет расцениваться как очевидное доказательство обоснованности сделанных выводов. Более того, люди могут даже специально отыскивать только такие явные примеры поведения человека, которые бы заведомо подтверждали сложившееся впечатление о нем. В том же случае, когда "выбирать" не из чего и вся дальнейшая информация противоречит дальнейшей категоризации, люди могут просто игнорировать ее, не обращать на нее внимание, искренне не воспринимая ее, будто ее вовсе не существует. Конечно, это тревожный, болезненный симптом, свидетельствующий о наличии сильного социального страха, неуверенности и беспокойства.
Особой разновидностью игнорирования информации является такое истолкование фактов, когда они воспринимаются, вопреки очевидному, в прямо противоположном значении. Довольно распространенной является, например, такая ситуация, когда родителям сообщают, что их ребенок совершил тяжкое преступление, допустим, убийство. А они либо не понимают, не воспринимают эту информацию, либо утверждают, что это ошибка, что это не было преступлением, что это было попыткой помочь, спасти и их ребенок действовал из лучших побуждений. Не стоит спешить обвинять этих людей в лицемерии, притворстве или кощунстве. Их реакция совершенно искренняя. Просто в их представлении образ собственного ребенка и образ преступника настолько несовместимы, что у них начинает действовать механизм бессознательной психической защиты.
В заключение отметим, что все вышеописанные приемы и способы подтверждения сложившихся представлений, к которым прибегают люди, чаще всего не осознаются ими и применяются бессознательно.
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-26; просмотров: 608; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 18.191.54.190 (0.011 с.) |