Фундаментальная атрибутивная склонность

 

Как видим, очень многие факторы побуждают нас прибегать к диспозиционной атрибуции для объяснения поведения других людей. Иначе говоря, причины того или иного поведения мы предпочитаем искать в самих действующих лицах. Эта тенденция — предпочитать диспозиционные, игнорируя ситуационные, объяснения поведения других людей, называется фундаментальной атрибутивной склонностью. Само название этого явления наводит на мысль, что данная склонность носит общечеловеческий характер, т.е. является культурно-универсальной особенностью. В какой-то мере это так и есть, хотя американские исследователи полагают, что перекос в сторону диспозиционных причин при объяснении действий окружающих характерен лишь для людей западной, индивидуалистической культуры. Согласно этой точке зрения, в западном обществе люди абсолютно убеждены, что человек должен нести и несет персональную ответственность за свое поведение и, соответственно, за плоды своей деятельности. Правда, это убеждение распространяется, в основном, на чужое, а не на свое собственное поведение, в чем мы убедимся ниже (Jellison J. & Green J., 1981).

 

Одно из первых исследований фундаментальной атрибутивной склонности было проведено Эдвардом Джонсом и Виктором Хэррисом (1967). Они показали, что студенты, например, даже зная о том, что автор в статье излагает те политические взгляды, которые ему пред-писано изложить, тем не менее, делали выводы о политических убеж-дениях автора, исходя из содержания этой статьи. Как видим, внешнее влияние, а именно указание изложить эту, а не другую точку зрения, студентами, странным образом во внимание не принималось (Чал-дини Р., 1999).

 

Рассмотрим еще одну ситуацию, заданную в эксперименте Ли Росса, Терезы Эймэбайл и Джулии Стейнмец (1977). Представьте, что вы смотрите викторину, где женщина задает вопросы, а мужчина отвечает. Причем, женщина-ведущая сама определяет темы вопросов и сама их формулирует, в то время как отвечающий имеет лишь возможность либо кое-как отвечать на них, если он хоть что-то знает по этой теме, либо пожимать плечами, демонстрируя незнание. Если вас попросят оценить уровень общей эрудиции участников состязания, то чьи знания вы оцените выше — ведущей или отвечающего? Скорее всего, ведущей, ведь она задавала такие трудные, каверзные вопросы, блистая эрудированностью, а "конкурсант" или отвечающий что-то невнятно лепетал или вообще отмалчивался. При этом будет проигнорирован тот факт (ситуационный фактор), что ведущая произвольно выбирала тему и формулировала вопросы. Так, скажем, человека, далекого от астрономии, легко поставить в тупик самым простым вопросом, спросив, например, о расстоянии от Земли до Луны. К тому же спрашивать, задавать вопросы всегда легче и проще, чем отвечать на них. (Пайнс Э., Маслач К., 2000).

 

Но стоит участникам состязания поменяться местами (мужчина начнет спрашивать, а женщина отвечать) — и ваша оценка эрудиции участников также изменится. Росс и его коллеги подчеркивают, что и в других аналогичных ситуациях мы не склонны принимать во внимание ситуационные факторы, которые могут вынуждать людей проявлять те или иные характеристики и качества.

 

Насколько сильна фундаментальная атрибутивная склонность, и можно ли ее избежать при объяснении чужого поведения? Согласно Дэниэлю Джилберту, она носит непроизвольный, автоматический характер. Поэтому мы не можем ее избежать, но в состоянии исправлять, корректировать свои объяснения. Правда, уже после того, как сначала сделали диспозиционную атрибуцию (Gilbert D., 1985).

 

Отметим, что определенные психические состояния атрибутора, такие как рассеянность, раздражение, возбуждение, гнев и т. д., усиливают тенденцию к проявлению фундаментальной атрибутивной склон-ности, способствуют ее крайнему проявлению. Джилберт утверждает, что, будучи в неординарном психическом состоянии, атрибутор автоматически возлагает ответственность за происходящее на другого человека, порицает его. Затем, уже в нормальных обстоятельствах, он может пересмотреть ситуацию, взглянуть на произошедшее более объективно и изменить свою точку зрения на случившееся, дав ему ситуационное объяснение. Тем не менее, это будет уже вторичная атрибуция, последовавшая за диспозиционной – первичной – атрибуцией.

 

Фундаментальная склонность к диспозиционной атрибуции является отчасти следствием того, что в обществах индивидуалистического типа в процессе социализации человек приучается к принятию личной ответственности за обстоятельства своей жизни, что и побуждает его объяснять чужое поведение диспозиционными причинами.

 

Подчеркнем, что чаще всего так объясняется чужое, а не собственное поведение. Почему?

 

Эффект "исполнителя-наблюдателя"

 

Эдвард Джонс и Ричард Нисбет объясняют это различие в атрибуции своего и чужого поведения тем, что когда мы делаем что-то сами, то выступаем в роли исполнителей, в то время как чужое поведение мы воспринимаем в качестве наблюдателей. По мнению Джонса и Нисбета, фокус внимания исполнителя и наблюдателя сосредоточивается на различных вещах. В этом еще одна причина фундаментальной атрибутивной склонности (Джонс Э., Нисбет Р., 1971).

 

Когда мы выступаем в роли наблюдателей, то сосредоточиваем внимание на действиях исполнителя, а не на внешних условиях: ситуации, обстоятельствах и т.д. Обо всем этом мы просто можем не знать, поскольку чаще всего видим лишь конкретного человека, совершающего определенные действия в данный момент. Однако в роли действующих лиц мы по разным причинам заостряем внимание на внешних факторах — на условиях, ситуации, обстоятельствах, поскольку в данном случае они нас волнуют больше, чем факторы диспозиционные. Это открытие Джонса и Нисбета получило название эффекта исполнителя-наблюдателя. Суть его в том, что действующее лицо, объясняя свое поведение, будет подчеркивать значение ситуации, а наблюдатель при интерпретации этого же поведения будет склонен давать ему диспозиционное объяснение. Следовательно, наблюдатель будет демонстрировать фундаментальную склонность к диспозиционной атрибуции.

 

Эффект наблюдателя-исполнителя отчетливо проявился в ходе многих исследований (Джонс Э., Рок Л., Шейвер К., Готалз Дж., 1968; Маккартур Л., 1970; Нисбет Р., Капуто Г., 1971 и др.). Но особенно интересно выглядело исследование Майкла Стормса (1979). Он просил двух участников (действующих лиц) вести беседу, которая воспроизводилась по кабельному телевидению и наблюдалась другой парой участников (наблюдателей). Когда участники оценивали состоявшийся разговор, то те, кто вел беседу, акцентировали внимание на ситуационных факторах, а наблюдатели — на диспозиционных, личностных факторах. Напомним, обсуждался один и тот же разговор, но с разных позиций. Затем Стормс сменил фокус внимания участников-исполнителей (тех, кто вел беседу), показав им видеозапись их собственного разговора. Когда исполнители уже с этих позиций воспринимали беседу (т. е. выступали в качестве наблюдателей), то в их оценках заметно возросла роль диспозиционных факторов. Таким образом, изменение роли — с исполнителя на наблюдателя — привело к переоценке даже собственного поведения. Помимо прочего, это подтверждает ту простую мысль, как важно взглянуть на себя со стороны (Пайнс Э., Маслач К., 2000).

 

Объясняя действие эффекта наблюдателя-исполнителя, можно просто ограничиться констатацией того факта, что изменение роли приводит к изменению восприятия происходящего. Но можно для объяснения эффекта попытаться проанализировать и когнитивные процессы, влияющие на Я-концепцию людей в тот момент, когда меняются их роли.

 

Итак, когда человек видит себя со стороны (в данном случае на экране телевизора), то активизируется его самосознание, и он уже меньше склонен оценивать ситуацию, сосредоточив внимание на себе самом. Наблюдая за собой, мы стараемся интерпретировать свое поведение так, чтобы оно соответствовало нашему самосознанию и самооценке. Следовательно, исполнитель, ставший наблюдателем, не прос-то сторонний наблюдатель. Он становится осознающим себя действующим лицом. Если его собственное поведение, которое он наблюдает, соответствует его самосознанию, то его объяснение будет таким же диспозиционным, как и у стороннего наблюдателя. Если же поведение осознающего себя наблюдателя не соответствует его Я-концепции, то он постарается объяснить его ситуационными факторами. Иначе говоря, он будет интерпретировать его таким образом, чтобы оно соответствовало самосознанию, подтверждало его.

 

Кратко обобщая сказанное о закономерностях и особенностях атрибутивных процессов, можно выделить одну общую тенденцию, отражающую человеческую пристрастность в объяснении как своего собственного, так и чужого поведения. Суть ее в том, что любой благоприятный исход событий люди, как правило, объясняют как результат собственных усилий: "Это моя заслуга", "Я приложил к этому усилия, волю, знания, старания". Т. е. здесь в ход идет диспозиционная атрибуция. Неблагоприятный исход побуждает людей давать ситуационную атрибуцию случившегося: "Так сложились обстоятельства", "Возникла безвыходная ситуация". Для объяснения могут использоваться и рассуждения о судьбе, роке, Божьей воле и т. д.

И прямо противоположным образом осуществляется атрибуция успехов и неудач других людей. Причины успехов другого человека ни у кого не вызывают сомнений: "Ему просто повезло", "Он счастливчик". Неуспех же другого тоже всем сразу понятен: "Сам виноват!". В этой связи Д. Майерс обращает внимание еще и на такую деталь в объяснении своего и чужого поведения, как глаголы, используемые нами. Рассуждая о себе, человек говорит: "Меня раздражает, когда..." (ситуационная атрибуция). Характеризуя другого, этот же человек утверждает: "Он раздражительный" (диспозиционная атрибуция) (Майерс Д., 1997).