Деиндивидуализация и поведение

Кроме того, как утверждают некоторые авторы, люди мало контролируют свое поведение, будучи анонимными. Этим, в частности, объясняется бесшабашное, раскованное поведение людей на карнавалах, когда их лица скрыты под масками.

 

Можно предположить, что последнее утверждение не совсем бесспорно и справедливо лишь в отношении тех людей, чья Я-концепция либо еще не сложилась, либо она слабо выражена, либо вообще неопределенная. Но нужно иметь в виду, что достаточно много людей вообще не склонны осмысливать себя и свое поведение и, таким образом, их личностные признаки находятся в зачаточном состоянии. Об индивидуальных различиях в самосознании у нас еще будет случай поговорить попозже. Сейчас же обратимся к двум исследованиям Артура Бимена, Боннела Клентца и Эдварда Дайнера, которые показывают, как фактор анонимности может влиять на поведение детей, то есть тех людей, чья Я-концепция находится еще в стадии формирования (Beaman A., Klentz В. & DienerA., 1979).

 

Исследования проводились в виде игры, все дети были одеты в маскарадные костюмы и маски, т. е. сохраняли анонимность. В ходе игры исследователи предлагали детям угощаться сладостями. Причем в одних случаях перед стеклянным шаром, наполненным лакомствами, ставилось большое зеркало так, чтобы дети видели себя в то время, когда брали сладости из шара. В других случаях зеркало отсутствовало. (Зеркало, в котором испытуемые видят себя, — классический прием, используемый в лабораторных условиях для активизации самовнимания и самоосмысления.)

 

Женщина-исследователь, игравшая с детьми, иногда предлагала им самим угощаться и без стеснения, а иногда разрешала брать только одну конфету. Но сама она, когда дети брали сладости, отворачивалась и подчеркнуто смотрела в другую сторону. У одних детей она спрашивала имя, у других — нет, так что они оставались анонимными.

 

Результаты исследования отчетливо показали влияние самовнимания на детское поведение. Если перед детьми находилось зеркало, в котором они себя видели, и при этом им разрешалось взять лишь одну конфету, то ослушание случалось редко. Если же зеркало отсутствовало, то дети ослушивались гораздо чаще. Но даже и без зеркала дети стеснялись брать больше разрешенного, когда вынуждены были называть свои имена. Более того, когда детям позволяли брать сладостей сколько душе угодно, но при этом они видели себя в зеркале, то они редко брали больше, чем одну. Если же зеркало отсутствовало, дети вели себя иначе. Вероятно, зеркало, когда дети видели себя в нем, заставляло их соотносить свое поведение с принятыми нормами, препятствующими проявлению жадности.

 

Понятно, что взрослому человеку со сложившейся и устойчивой Я-концепцией, не нужно смотреться в зеркало или называть себя по имени, чтобы вести себя достойно и не совершать предосудительных поступков — не быть жадным, лживым, подлым, изворотливым.

 

Личная ответственность

Но и в случае с неоформившейся, или детской, Я-концепцией дело обстоит не так однозначно, как может показаться после знакомства с исследованиями А. Бимена и его коллег. Р. Чалдини описывает серию исследований Джонатана Фридмена, который также работал с детьми (Чалдини Р., 1999).

 

Фридмен хотел выяснить, сможет ли он запретить мальчишкам в возрасте от семи до девяти лет играть с интересной игрушкой, сказав шестью неделями ранее, что делать это дурно. Основная задача, по мнению исследователя, состояла в том, чтобы сами мальчишки убедили себя, что играть с запрещенной игрушкой нехорошо. Но как заставить их в таком возрасте отказаться играть с дорогим, работающим на батарейках, роботом?

 

Во-первых, этого можно добиться угрозой наказания, т. е. с помощью внешнего давления. Другое дело, насколько эффективно и долго будет действовать угроза? Она действовала лишь до тех пор, пока мальчишки считали, что их могут поймать и наказать. Именно это Фридмен и предвидел. Уже через шесть недель, когда с детьми вместо самого Фридмена работала его ассистентка, которая не угрожала наказанием, 77% мальчишек захотели играть именно с роботом, который раньше был для них "запретным плодом".

 

 

Набрав другую группу мальчишек, Фридмен изменил тактику внушения. На этот раз он не запугивал их, а просто говорил им, что с роботом играть нехорошо. Этого было достаточно, чтобы мальчишки непосредственно после разговора не подходили к роботу. Но этого оказалось достаточно и спустя шесть недель. Произошло поразительное: несмотря на разрешение играть с любой игрушкой, большинство мальчишек избегало робота, хотя это была самая привлекательная игрушка. Только 33% из них выбрали для игры робота. Запрет в данном случае начинал действовать как социальная норма, предопределявшая поведение детей.

 

Этот феномен эффективного запрета без угроз Фридмен объясняет тем, что вместо внешнего давления (угроз) у мальчиков возникало своего рода "внутреннее давление", препятствующее нарушению запрета. Оно оказалось надежнее и действеннее угроз, поскольку "работало" даже в отсутствие того, кто запрещал играть с роботом. Иначе говоря, дети приняли личную ответственность за свое решение не трогать привлекательную игрушку. Они решили, что сами этого не хотят, а не кто-то извне их заставляет поступать таким образом. Следовательно, на их поведение оказывало влияние самосознание, а не внешнее принуждение.

 

Внесем существенное уточнение. Дело в том, что в самосознание, наряду со стандартами поведения, входит также оценка своих способностей выстроить поведение в соответствии с этими стандартами. Исследования показали, что для американских студентов стандартом, образцом является независимое, нонконформистское поведение. Многие из них, в соответствии со своей Я-концепцией, могут противостоять давлению группы. Некоторые же, не уверенные в своей способности сопротивляться групповому давлению, проявляют конформизм, хотя в идеале хотят быть независимыми. А если человек не уверен в том, что он в состоянии достичь соответствия идеальному Я или долженствующему Я, то, как мы уже знаем, он испытывает беспокойство, тревогу, даже депрессию. Поэтому люди, осознающие свою неспособность следовать стандарту или идеалу, как правило, предпочитают вообще уклоняться от осознания себя и своего поведения. Более того, они стремятся даже избегать таких ситуаций, которые могут активизировать их самосознание.

 

Стигматизация

Вместе с тем, известны и другие примеры того, как Я-концепция может влиять на поведение людей. Дженифер Крокер и Бренда Майор, произведя обзор многих исследований, показали, что люди обезображенные, имеющие заметные уродства, шрамы, кожные патологии (стигмы), т. е. те, к кому другие люди обычно относятся с брезгливой жалостью и страхом, могут специально выставлять свои уродства и язвы напоказ, подчеркивать их, как бы бравируя своей увечностью. Исследователи полагают, что делается это для самоподтверждения, поскольку у стигматизированных людей центральным аспектом Я-концепции может выступать как раз осознание своей стигмы (Crocker J. & Major В., 1989).

 

Заметим, что стигматизированное самосознание может сформироваться не только у внешне обезображенных людей, но и у тех, кто вообще чем-то отличается от окружающих. Так, по мнению Альберта Меграбяна, в США, где белые составляют большинство населения, чернокожие и латиноамериканцы также обладают стигматизированным самосознанием, поскольку белое большинство передает им свои предубеждения через невербальные каналы коммуникации. Таким образом, у национальных и расовых меньшинств с самого детства формируется стигматизированное самосознание.

 

Люди, принадлежащие к группам гендерных и возрастных меньшинств в каких-либо социальных сообществах, тоже могут испытывать дискриминацию и предубеждения со стороны большинства окружающих. Вследствие этого и у них складывается стигматизированное самосознание (Пайнс Э., Маслач К., 2000). Кроме того, индивиды с ярко выраженными личностными изъянами, также могут обладать своего рода стигматизированным самосознанием и бравировать своими душевными уродствами. Можно сказать, что в этом случае человек, не видя у себя никаких достоинств, вынужден гордиться собственными недостатками.

 

Поведение людей детерминируется не только содержанием их Я-концепции, но и степенью представленности и развития тех или иных функций самосознания. Раньше уже говорилось, что люди в неодинаковой степени обладают потребностью и, соответственно, способностью осознания себя. Одни делают это постоянно, другие — время от времени, третьи — в исключительных случаях, четвертые, может быть, вообще никогда. И если это так, то понятно, что поведение не всегда и не у всех людей определяется их самосознанием. Как мы помним из первого раздела, с точки зрения психологии масс, человеческое поведение вообще мало зависит от сознания, поскольку почти целиком детерминируется бессознательным. И хотя сегодня этот взгляд оспаривается, необходимо все же признать, что в отношении, по крайней мере, определенной категории людей он справедлив.

 

Я и другие

Самосознание обычно действует как бы на два фронта. С одной стороны, человек осознает "себя для себя": эта функция обеспечивает индивиду то осознание, которое необходимо ему, так сказать, для "внутреннего пользования". С другой стороны, человек осознает "себя для других": эта функция дает ему знание о том, как он выглядит в глазах окружающих, как они его воспринимают. Более того, благодаря этой функции он в состоянии определить, каким бы его хотели видеть другие люди, какого социального образа от него ждут.

 

На эту возможную разнонаправленность самосознания обратил внимание в своей теории личности Дж. Г. Мид, выделив такие компоненты личности, как I (я) и Me (меня). Первая, т.е. I, означает: "как я сам себя осознаю", Me — "я осознаю, как меня воспринимают другие".

 

У разных людей степень развития этих функций неодинакова. Одни больше способны осознавать "себя для себя", другие — "себя для других". Для определения развитости названных функций в американской социальной психологии разработаны специальные таблицы, которые состоят из ряда утвердительных высказываний. В качестве примера рассмотрим одну из них, разработанную Алланом Фенигстейном и его коллегами (Fenigstein A., 1975).

 

Уровень самосознания "себя для себя" определяется в таблице по следующим утверждениям:

1. Я всегда стремлюсь понять, что собой представляю.

2. Я много думаю о себе.

3. Я всегда внимательно отношусь к своему внутреннему состоянию.

 

Самосознание "себя для других" определяется через высказывания:

4. Я озабочен тем, что обо мне думают другие.

5. Я беспокоюсь о том, как выгляжу со стороны, в глазах других людей.

6. Я озабочен тем, как воспринимается мое поведение с точки зрения других людей.

 

Люди, мало обеспокоенные тем, как они воспринимаются другими, не очень интересуются внешними оценками своей личности. Люди же, очень озабоченные по поводу того, как они воспринимаются другими, весьма неравнодушны к чужим оценкам, они более чувствительны к социальному отражению.

 

О том, как самосознание "себя для других" способно влиять на поведение, можно судить по результатам исследования К. фон Байера, Д. Шерка и М. Занны (Ваеуег К., Sherk D. & Zaiina M., 1981). Суть его состояла в том, что претендующим на рабочие места женщинам, которым предстояло пройти собеседование перед приемом на работу, сообщали, что беседовать с ними будет мужчина. Причем одним претенденткам его заранее представляли как человека, придерживающегося традиционалистского, патриархального взгляда на роль женщины в обществе. Другим же женщинам его описывали, как сторонника гендерного равноправия, симпатизирующего независимым, инициативным, ориентированным на карьеру женщинам. Исследователей интересовало не только то, что и как женщины будут говорить собеседнику в ходе интервью, но и то, какой внешний образ они создадут — как будут одеты, как будут вести себя, какие особенности постараются подчеркнуть, продемонстрировать мужчине-кадровику.

 

Выяснилось, что женщины создавали тот или иной образ в зависимости от того, каких, как они полагали, взглядов придерживается собеседник. Те претендентки, что ожидали встретить кадровика-традиционалиста, старались выглядеть более женственно. Это проявлялось и в их разговоре, и в макияже, и в украшениях, и в манере поведения. Эти женщины давали также традиционные "женские" ответы, касающиеся замужества, детей, домашних дел.

 

Совсем иной имидж демонстрировали претендентки, рассчитывающие на встречу с собеседником, симпатизирующим деловым женщинам. И в поведении, и во внешнем облике, и в разговоре они всячески подчеркивали свою деловитость и целеустремленность, т. е. отход от традиционно женского стереотипа.

Разумеется, такое поведение присуще не только женщинам. Сходные исследования установили, что мужчины так же, и ничуть не в меньшей степени, чем женщины, обладают способностью создавать такой образ, который соответствовал бы предполагаемым ожиданиям других людей.

 

Самомониторинг

Эту способность человека демонстрировать такой образ, который был бы приятен окружающим, Марк Снайдер назвал самомониторингом (1987). Функция самомониторинга, или способность быть социальным хамелеоном, не у всех людей развита в одинаковой степени (Майерс Д., 1997). Для одних такое лицедейство — это образ существования и в то же время способ преуспевания в жизни. Для других — проявляемая время от времени способность, активизирующаяся в исключительных ситуациях. Но есть и такие люди, у которых эта функция вовсе отсутствует.

 

Для определения уровня самомониторинга также разработана шкала, состоящая из утвердительных суждений. Люди с высоким уровнем самомониторинга соглашаются со следующими утверждениями:

1. Я веду себя как разные люди в различных ситуациях и с различными людьми.

2. Я не всегда тот человек, каким выгляжу.

3. Я могу ввести в заблуждение другого человека, могу притвориться дружелюбным с тем, кого на самом деле не люблю.

Люди с низким уровнем самомониторинга согласны с другими утверждениями:

1. Я с трудом изменяю поведение так, чтобы оно подходило для различных ситуаций и людей.

2. Я могу согласиться только с теми идеями, которые соответствуют моим убеждениям.

3. Я не изменяю своего образа мыслей для того, чтобы сделать людям приятное или завоевать их расположение.

 

Индивиды с высоким уровнем самомониторинга хорошо приспосабливаются к любым ситуациям и людям, умеют контролировать свои эмоции и поведение с тем, чтобы, используя это умение, эффективно создавать нужное впечатление, демонстрируя окружающим подходящий к случаю образ. Как они этого добиваются? Исследователи полагают, что эта способность достигается путем заимствования образцов чужого поведения. При этом прилагаются немалые усилия, чтобы "прочитать" и скопировать поведение других людей. Эту деятельность можно сравнить с тем, как профессиональные артисты "входят в роль". Только если артисты, вживаясь в образ, делают это специально и сознательно, то люди с высоким самомониторингом осуществляют это непроизвольно, в основном бессознательно. Как уже говорилось, для них социальная мимикрия — это образ существования.

 

И, напротив, люди с низким самомониторингом не стремятся учитывать, контролировать или как-то специально организовывать впечатление, которое они производят на окружающих. Они могут видеть, осознавать, как их воспринимают, какое они производят впечатление и при этом не стараться отрегулировать его, приспособиться. И хотя они в состоянии контролировать производимое впечатление, но не делают этого по тем или иным причинам.

 

Легко можно обнаружить некоторые общие моменты между самомониторингом и осознанием "себя для других". Правда, сходство здесь частичное: человек с развитой функцией осознания "себя для других" может осознавать производимое им впечатление, но никак не использовать это знание. Человек же с высоким самомониторингом, наоборот, будет максимально использовать это знание с тем, чтобы создать нужное ему впечатление. Как видим, осознание "себя для других" выступает необходимой предпосылкой для высокого самомониторинга. Но одной этой функции недостаточно, чтобы прибегать к социальной мимикрии и специально организовывать нужное впечатление.

 

Исследования Марка Снайдера и Томаса Монсона экспериментально подтвердили существенные различия в поведении людей с высоким и низким самомониторингом (Snyder & Monson, 1975). Исследование проводилось с двумя группами участников, одну из которых составили люди, отличающиеся независимостью и не склонные к конформизму, другую — наоборот, склонные к конформизму. Люди с высоким самомониторингом демонстрировали и ту, и другую склонность. Они были конформистами в группе конформистов, где конформность считалась предпочтительной формой межличностного взаимодействия, и нонконформистами, когда нормой референтной группы являлась независимость, устойчивость перед социальным давлением. Люди с низким самомониторингом оказались менее чувствительны к различиям в социальных условиях и ситуациях.

 

В однотипном исследовании индивиды с высоким самомониторингом проявляли готовность к сотрудничеству в том случае, когда ожидали, что в будущем им вновь придется взаимодействовать с этим человеком (он казался им "полезным"). И, наоборот, не проявляли интереса к сотрудничеству, когда взаимодействие в будущем не ожидалось (тогда человек казался им "бесполезным").

Люди с низким самомониторингом не меняли своего поведения с партнером вне зависимости от того, ожидалось или не ожидалось взаимодействие с ним в будущем.