Заглавная страница Избранные статьи Случайная статья Познавательные статьи Новые добавления Обратная связь FAQ Написать работу КАТЕГОРИИ: АрхеологияБиология Генетика География Информатика История Логика Маркетинг Математика Менеджмент Механика Педагогика Религия Социология Технологии Физика Философия Финансы Химия Экология ТОП 10 на сайте Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрацииТехника нижней прямой подачи мяча. Франко-прусская война (причины и последствия) Организация работы процедурного кабинета Смысловое и механическое запоминание, их место и роль в усвоении знаний Коммуникативные барьеры и пути их преодоления Обработка изделий медицинского назначения многократного применения Образцы текста публицистического стиля Четыре типа изменения баланса Задачи с ответами для Всероссийской олимпиады по праву Мы поможем в написании ваших работ! ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ?
Влияние общества на человека
Приготовление дезинфицирующих растворов различной концентрации Практические работы по географии для 6 класса Организация работы процедурного кабинета Изменения в неживой природе осенью Уборка процедурного кабинета Сольфеджио. Все правила по сольфеджио Балочные системы. Определение реакций опор и моментов защемления |
Глава III. Метафизическая реконструкция марксизмаСодержание книги
Поиск на нашем сайте
Имя этой третьей трассе, тянущейся со светской (научно-метафизической) территории на территорию канонической (религиозно обусловленной) метафизики, – марксизм. Маркс, по моему мнению, наткнулся на ту же Тьму, что и Эйнштейн с Фрейдом. Ведя полемику по поводу Красного проекта, обсуждая Танатос перестройки, я вкратце уже это оговаривал. А вот теперь настало время перейти от кратких и полемически обусловленных констатации к серьезному разбору до крайности непростой темы. Маркс – это решающее звено между Эйнштейном и Фрейдом. А уж о роли этого звена во всем, что касается светских дериватов красной метафизики, и говорить не приходится. Нет коммунизма без Маркса, как нет и Маркса без коммунизма. И все-таки главное – эта самая Тьма. Для Маркса уже не физическая, то есть сугубо внешняя, и не психологическая (то есть сугубо внутренняя), а промежуточная. То есть решающая. Если Эйнштейн исследовал мир без человека, а Фрейд – человека без мира, то Маркс занимался связью между миром без человека и человеком без мира. Общество – это и есть такая связь. С одной стороны, оно сотворяет материальный мир. Разве город, в котором живет современный человек, менее материален, чем лес, в котором жил его первобытный предок? С другой стороны, этот предметный мир теснейшим образом связан с сознанием тех, кто его строит, влияет на это сознание, и потому является не просто материальным миром, таким же, как другие миры, а именно особым материальным миром, каждая молекула которого пронизана творчеством и сознанием. Так на что же наткнулся Маркс, исследуя общество? Согласно моей гипотезе, которую я собираюсь обосновать, он, исследуя так называемые превращенные формы, наткнулся на источник превращения, который оказался поразительно похож на все ту же Тьму. Я не хочу сказать, что Маркс во всеуслышанье стал говорить о Тьме социальной, подобно тому как Фрейд сказал о Танатосе. Но ведь и Эйнштейн не заговорил напрямую о Тьме физической. Маркс занимался «отчуждением». Подчеркну еще раз – не «эксплуатацией» только, как кому-то представляется, а именно отчуждением. Я никоим образом не хочу девальвировать при этом его занятия «эксплуатацией». Занимайся Маркс только общим (то есть «отчуждением»), а не частным наряду с общим («эксплуатация» – это и есть частный случай «отчуждения»), он был бы просто мудрецом, а не воином, сражающимся со злом. Зло в XIX веке слишком очевидным образом олицетворялось этой самой эксплуатацией – варварской, неслыханно бесчеловечной, готовой растоптать и людей, и гуманность как таковую. Маркс не мог не бросить вызов этому конкретному злу. Да и сейчас от этого зла нельзя отмахиваться («подумаешь, эксплуатация – частный случай!»). Частный-то частный... Но если он растаптывает все, что вам дорого, то толку ли, что он частный? Да, эксплуатация на Западе в XXI веке не столь остра, как в ХIХ-м. Да, на первый план все больше выходит отчуждение как таковое. Но в Африке, Латинской Америке, да и других, местах болячки XIX века не излечены, а усугублены. И именно за счет такого усугубления эксплуатация на Западе отодвинута на второй план, а на первый вышло отчуждение как таковое. Однако, поскольку мы занимаемся не политическим содержанием теории (или учения) Маркса, а Марксовой гносеологией и даже метафизикой (да еще метафизикой неявной), настойчивая констатация несводимости отчуждения (как общего) к эксплуатации (как к частному) совершенно необходима. Маркс действительно был обеспокоен не только отчуждением труда (что и есть эксплуатация), но и отчуждением всего, включая собственно человеческую сущность. Мы видим, как теперь от примитивного отчуждения труда отчуждающие переходят к отчуждению сущности вообще. И видим это благодаря Марксу. Я предлагаю вниманию читателя одно очень нетривиальное развернутое высказывание, принадлежащее крупному современному религиозному деятелю. Речь идет об интервью, которое 55-летний архиепископ Мюнхена и Фрайзинга Райнхард Маркс дал журналу «Шпигель» (Der Spiegel 44/2008 vom 25.10.2008, seite 170, «Wilde Spekulation ist Sunde» – «Разнузданная спекуляция – это грех»). Райнхард Маркс – близкий сподвижник Папы Бенедикта XVI. Именно Бенедикт XVI возвел Райнхарда Маркса в ноябре 2007 года в сан архиепископа. Мы имеем тем самым дело с высказыванием крупнейшего консервативного иерарха, а не с эксцентрическим левачеством религиозного маргинала. А коли так, то каждое слово Райнхарда Маркса представляется слишком существенным для того, чтобы делать купюры в его беседе с Петером Вензиерски и Штефаном Бергом. И я привожу эту беседу дословно. «55-летний архиепископ Мюнхена и Фрайзинга Райнхард Маркс о конце "турбокапитализма" и влиянии Карла Маркса на социальную доктрину католической церкви. "Шпигель": Г-н Маркс, мы в некотором сомнении – как правильно к Вам обращаться? Маркс: Большинство людей используют обращение "господин архиепископ". "Шпигель": А мы думали, Вам больше понравится "товарищ Маркс". Маркс: С чего Вы взяли? "Шпигель": Вы написали книгу под названием "Настоящий капитал", которая начинается посланием Карлу Марксу. Г-н архиепископ, зачем Вы кокетничаете с вашим однофамильцем? Маркс: Карла Маркса следует все еще принимать всерьез. Было время, когда многие считали, что старый Маркс себя изжил. Это оказалось заблуждением. "Шпигель": Но все-таки именно католик Норберт Блюм в 1989 году радостно заявил работникам гданьской верфи: "Маркс мертв, Иисус жив". Маркс: В отношении Иисуса Христа это высказывание остается справедливым. "Шпигель": Но марксисты сейчас тоже празднуют: вроде как воскрес их проповедник. Маркс: Ну, это уже действительно дело не мое. Но мне бы хотелось, чтобы мы, как церковь, снова вернулись к социальной доктрине католической церкви, которая всегда всерьез принимала и Карла Маркса, и его анализ отношений в обществе. Есть реальные причины, делающие движение марксистов столь живучим. Многие вопросы оно ставит обоснованно. Социальная доктрина католической церкви одновременно и предупреждает: если пойти за Карлом Марксом, станет еще хуже. "Шпигель": А почему Вы именно сейчас занялись Карлом Марксом? Маркс: Одна фундаментальная мысль занимает меня уже много лет. Она содержится в энциклике Centesimus annus, провозглашенной Иоанном Павлом II после крушения коммунизма. Он сказал: если капитализм не сможет действительно разрешить фундаментальные проблемы справедливости, солидарности и свободы человека, а лишь углубит рвы, разделяющие людей, то вернутся старые идеологии. И имел в виду он, конечно, именно марксизм. Этот вывод кажется мне весьма логичным. "Шпигель": В наши дни капитализм и рыночная экономика переживают тяжелый кризис. В своей книге вы задаете вопрос, не пришло ли время просить прощения у Карла Маркса. Но ясного ответа в вашей книге найти не удается. Маркс: Патриарх социальной доктрины католической церкви Освальд фон Нелль-Бройнинг высказал спорную мысль: мы стоим на плечах Карла Маркса. Его резко критиковали за это. Но он оказался прав. "Шпигель": То есть Вы, католический архиепископ, стоите на плечах Карла Маркса? Маркс: Мы все стоим на его плечах, потому что в истории общества и в истории духа все мы занимаемся им, признавая или отрицая его. Анализируя положение, сложившееся в XIX веке, Карл Маркс сделал много выводов, остающихся бесспорными. "Шпигель": Вы хотите сказать, что пора попросить у него прощения? Маркс: Полагаю, это уже случилось. Те из нас, кто в католической церкви занимается вопросами социальной этики, никогда не отождествляли философское наследие Маркса просто со Сталиным или ГУЛАГами. Нельзя обвинять Маркса во всем, что сделано некоторыми его последователями. Но в концепции Маркса, конечно, содержится претензия на тотальную власть, в ней изложено представление об обществе, которое я не могу принять. По его мнению, общество состоит из классов, и одни люди противостоят другим. На это я, как христианин, однозначно отвечаю: "Нет". Поскольку в каждом человеке вижу образ Божий. "Шпигель": Частью этого классового учения была концепция диктатуры пролетариата, ставшая основой притязаний коммунистических партий на власть – с ужасающими последствиями. Чему вообще можно научиться у человека с такими идеями? Маркс: Глобализацию Маркс распознал в ее сути как глобализацию капитала. Он видел в этом аккумуляцию капитала, способную приобрести новое "качество" – капитал становится очень несправедливым. Маркс верно анализировал товарный характер труда и проникновение экономики во все сферы жизни. "Шпигель": Следовательно, в тот момент, когда рухнул Советский Союз, коммунизм вовсе не исчез окончательно с лица земного шара? Маркс: Нет, конечно. Мы же видим, как сейчас Маркс переживает прямо-таки возрождение. Он считал, что капитализм погибнет от собственных противоречий. Он предсказывал, что примитивный капитализм может стать угрозой для нашего мира. И в этом смысле предостережение Иоанна Павла II верно: если распространяться станет радикальная идеология капитализма, марксизм вновь оживет. "Шпигель": Капитализм, особенно его турбоверсия, в настоящее время прилагает к этому все усилия. Нет ли у Вас идеи, как его снова обуздать? Маркс: На сцене актуальной политики епископ не является непосредственным действующим лицом. Но социально активные христиане должны изменять и структуры, существующие в политике. Тут одной лишь благотворительной деятельности недостаточно. Экономику нужно организовывать с учетом этических принципов, не отменяя законов рынка как такового. Но у правил игры непременно должна быть этическая грань. И в этом смысле социальная доктрина католической церкви несет в себе заряд критики в адрес капитализма. "Шпигель": Социальная рыночная экономика была не только успешным ответом на чистый капитализм – ее понимали и как модель, противопоставляемую социализму. Вы согласны с необходимостью возврата к идеологии социальной рыночной экономики? Маркс: Без этического и правового каркаса капитализм оказывается враждебным человеку. Это главное, что приходится осознать в наши дни, это мой вывод из финансового и банковского кризиса. "Шпигель": Есть ли взаимосвязь между крахом коммунизма и тем, что капитализм стал совершенно разнузданным? Маркс: К сожалению, да. Пока шло соревнование систем, не все можно было себе позволять. И вдруг давление исчезло. Я уже несколько лет назад высказал свой взгляд на это: разнузданная спекуляция – это грех. Многие тогда нападали на меня – как можно, мол, такое утверждать. Только-только люди получили возможность заработать немного денег, и тут ты объявляешь это грехом. А я отвечал: это же безрассудство. Уже тогда чувствовалось, что так можно зайти слишком далеко. "Шпигель": То есть альтернативой Вы считаете возвращение к рыночной экономике, но не полностью свободной, а регулируемой? Маркс: Да. Нам нужна хорошо налаженная рыночная экономика, а не революция. Приходится ставить простые вопросы: что полезно для людей? Отводится ли человеку главное место? Как он находит работу, как получает образование? Все это вещи, которые нельзя регулировать только рыночными механизмами. Мне странно, что эта мысль оказалась забытой. "Шпигель": А есть ли у Вас объяснение этому? Маркс: Наверное, очень простое – во всем виновато корыстолюбие. "Шпигель": Но ведь жадность – одно из свойств, лежащих в самой основе модели человека. Маркс: Мне, как епископу, вы можете не доказывать, что что-то такое в человеке сидит. Алчность есть всегда, как и грех есть и будет – до Второго пришествия. Но существуют структуры, которые, если говорить в понятиях теологической морали, буквально соблазняют человека ко злу. Есть и ситуации, в которых зло оказывается вознагражденным. В 2000 году я в одной серьезной газете обнаружил редакционную статью под названием "Похвала алчности". Мне, как епископу, остается развести руками и сказать: подождите, это к чему же мы пришли? "Шпигель": Ваш однофамилец, работы которого вы так глубоко изучали, видит первопричину всего зла в самих отношениях собственности. Якобы это они в конечном счете приводят к эксцессам и конфликтам. Как Вам этот основополагающий тезис? Маркс: Он неверен. Проблема не в отношениях собственности, а в порядках, регулирующих собственность. То, что человек своим трудом зарабатывает собственность, – составная часть человеческого достоинства. Неверно понятое отношение равенства губит свободу. "Шпигель": Почему защита собственности для вас такой важный пункт в дискуссии с марксистской теорией? Маркс: Потому что собственность, как сказано у Фомы Аквинского, есть важная основа свободы. У кого нет ничего, кроме рабочей силы, тот становится объектом эксплуатации. Это философский довод, дающий нам право сказать о теории Маркса с ее враждебным отношением к собственности: марксизм ведет туда, где человек лишается свободы. "Шпигель": Что делает католического епископа экспертом по финансовым катастрофам и биржевым обвалам? Маркс: Экономика совершается не только в сфере экономики. Она касается нас всех, и епископов тоже. И вообще, я интересовался этими вопросами, еще будучи профессором социологии. "Шпигель": Какие ориентиры церковь может предложить обществу на этом сложном этапе? Маркс: Социальная доктрина католической церкви, социальные энциклики Папского престола указывают ясные направления, которым должны следовать политические решения и экономические действия. Объявлять прибыль с капитала единственной целью экономики – это неверный подход. Мы, как церковь, должны сказать: так быть не должно. "Шпигель": Требуете ли Вы, чтобы банкиры, которые довели свои банки до разорения, принесли покаяние и получили по заслугам? Маркс: Я призываю их опомниться. И это я говорю всем, кто рассчитывал быстро и не трудясь разбогатеть. Например, отчаянно спекулируя на бирже и не думая о последствиях. Ведь было же так: люди сидели с ноутбуками у стойки бара, щелкали по клавиатуре и зарабатывали миллион за миллионом. Один из капитанов немецкой экономики мне рассказывал: приходят юнцы из университета, и им устанавливают начальный оклад в миллион евро в год. Нy, они и теряют рассудок. Вся эта выдумка с участием банков в биржевых спекуляциях – абсолютное сумасшествие. Изобретены системы поощрения, влекущие человека в направлении, которое ему вредно. Нужно призывать этих людей вернуться к благоразумию. "Шпигель": В Германии две партии, сотрудничающие между собой, называют себя христианскими – Христианско-социальный союз и Христианско-демократический союз. До недавнего времени они прославляли неолиберализм. Вы верите, что они тоже могут опомниться? Маркс: Было бы очень хорошо. "Шпигель": Но вы на это надеетесь? Маркс: Надежда у меня на это есть, и она распространяется на все партии. Конечно, Христианско-демократический союз был партией, пытавшейся после Второй мировой войны развивать идею социальной рыночной экономики. Тогда это был важный шаг вперед, потому что все понимали: с тем капитализмом, который был до Второй мировой, нам не выжить. Нужны были новые идеи, новое устройство общества, новые порядки в экономике. И тогда снова появился спрос на социальную доктрину католической церкви. Социальная рыночная экономика есть результат развития цивилизации. Многие об этом забыли. "Шпигель": Нынешние дебаты столь глубоко не заходят. Сегодня политика, скорее, похожа на ремонтную контору. Главный вопрос: как бы чуть-чуть починить капитализм. Маркс: Еще придет время и для глубоких вопросов. Будем говорить и о хедж-фондах, и о мировом социальном экономическом порядке. Может быть, придется задуматься и об укреплении валютных фондов, о правилах и об этике. Сейчас еще не время. Но это впереди. Я согласен открыть дискуссию. "Шпигель": Кое-где делаются уж очень радикальные выводы. Например, в Латинской Америке происходит просто поразительное возвращение социализма. Маркс: Сама эта реакция понятна, нечему удивляться. Но левые популисты в Венесуэле столь же опасны, как и популисты правые. Мессианство популистов опасно всегда. "Шпигель ": И в Германии усилился приток людей в левые партии. Маркс: Но все-таки это еще не большинство. "Шпигель": Вы сейчас не скупитесь на политические рекомендации. А ведь сама церковь долгое время игнорировала проблемы нищеты и раскола в обществе. Маркс: Минуточку, минуточку. Социальная доктрина католической церкви началась не с первой энциклики 1891 года. Социальное движение церкви началось раньше. Церковь стала протестовать против детского труда, когда о марксизме еще никто не слышал. Но социальное движение никогда не стремилось к революции, а только к социальной реформе. Оно желало и желает постоянного реформирования системы. В этом мы существенно отличаемся от марксизма. "Шпигель": Но это дела давние. А потом очень долго насчет социальной доктрины католической церкви ничего и слышно не было. Маркс: Это верно. Действительно, в течение долгого времени систематической работы не велось. Многие режимы в Латинской Америке считали ее или устаревшей, или опасной. А в Европе она была включена в социальные законодательства. Например, страхование против безработицы было внедрено по инициативе католического священника Хайнриха Браунса, который восемь лет был министром труда в Веймарской республике. Тогда существовало совсем иное представление о том, как превратить социальную доктрину церкви в политическую программу. Во многих странах ничего похожего не произошло, и об этом можно только сожалеть. "Шпигель": В своей книге Вы резко критикуете капитализм. Создается впечатление, что у вас есть и свой интерес, поскольку церковь долгое время не участвовала в политических дискуссиях. Маркс: Этот упрек я принять не могу. Я давно работаю в области социального движения и социальной доктрины католической церкви. И надо сказать, что первый отчет о бедности в Германии был подготовлен церковным объединением Caritas. Наши священники лишь тогда выполняют миссию, возложенную на них Иисусом, когда помнят и о благотворительной стороне: где в нашем районе сконцентрированы бедняки? Если это утратить, то в церкви будет чего-то недоставать. "Шпигель": Именно так церковь и воспринимается в обществе – как благотворительное учреждение. Но Вам этого подхода, кажется, недостаточно? Маркс: Без сомнения, эти задачи важны, и они – в центре внимания. Но этот подход недостаточен. Иначе мне не нужна бы была католическая социальная доктрина, а мне очень хотелось бы, чтобы люди вновь открыли ее для себя. Идеального мира мы не создадим, но структуры общества надо менять. Нужно, чтобы сложилось государство социальное, нужна справедливая глобализация и нужно, чтобы каждый мог участвовать в распределении доходов. Бедные и обделенные должны получить свой шанс. "Шпигель": Является ли ваша книга одновременно и попыткой предостеречь – хотя и не напрямую – от марксизма? Маркс: В какой-то степени это полемика с левыми, выступление против возрождения марксистской политики. "Шпигель": Вы имеете в виду партию "Левые"? Маркс: Конечно. Потому что в моем понимании это партия, не осмыслившая своего прошлого и не заявляющая открыто, что она понимает под марксизмом. "Шпигель": Несколько странно, что католический епископ дает наставления левым в вопросах марксизма. Маркс: Ну, меня к этому обязывает фамилия. "Шпигель": Г-н архиепископ, мы благодарим вас за эту беседу».
Я не собираюсь обсуждать отдельные положения, высказанные архиепископом Марксом в этой беседе. Не собираюсь полемизировать с этими положениями. Я привел столь длинную цитату для того, чтобы читатель мог в полной мере оценить интонацию. Все, что говорит о Карле Марксе его высокопоставленный католический однофамилец, проникнуто огромным уважением, пониманием масштаба обсуждаемой фигуры, значимости для XXI века и фигуры самой по себе, и сделанных этой фигурой открытий. В «Бесах» один герой говорит другому. «Оставьте ваш тон и возьмите человеческий». Архиепископ Маркс разговаривает о своем однофамильце, взяв верный – именно человеческий – тон. В таком же тоне – тоне восхищенной ответственности – говорит о Карле Марксе Далай-лама. К сожалению, есть и другой тон. Он особо огорчителен тогда, когда на него переходят люди умные и интонационно чуткие. Такие, как Сергей Георгиевич Кара-Мурза. Я читаю его новую книгу «Маркс против русской революции» и мучительно пытаюсь ответить на вопрос: что происходит с некоторыми моими далеко не маргинальными соотечественниками? Почему они, во-первых, вообще становятся в весьма специфический строй? Почему они, во-вторых, становятся в этот строй именно сейчас? В условиях, когда весь мир отказывается от антимарксистского скепсиса. И ладно бы речь шла о пересмотре идей Маркса. Так нет, надо выяснить с покойником отношения на очень специфическом уровне. Тон, который задан далеко не лучшей нашей традицией, согласно которой сильно выпивший человек начинает приставать к соседу с вопросом: «Ты меня уважаешь? Нет, скажи: ты меня уважаешь?» Это достойно? Нет. Это умно? Опять же, нет. Может быть, это хотя бы оригинально? Так ведь тоже нет. О русофобии Маркса в нынешней России сказано столько, что хочется выть от тоски и стыда за страну, которая 70 лет держала на стенке портрет бородатого еврейского гения, а потом начала с ним эту пошлую, безмерно унизительную разборку. Если бы Маркс был ультра-русофобом, маркизом де Кюстином, возведенным в сотую степень... Если бы, повторяю, это находилось на одной чаше весов, а на другой – какая-то новая истина о мире и человечестве, то что бы перевесило? Это – первое. Второе – раньше думать надо было... «Побегала ты, голубушка Россия, 70 лет под красным знаменем, восклицая: "Под знаменем Маркса–Ленина, под руководством Коммунистической партии – вперед к победе коммунизма!"»... Выяснила через 70 лет, что поклонялась черте кому... Тогда еще 70 лет постой-ка в уголке и поисправляйся... Кайся за дурь, тебе будут нравоучения читать и учить уму-разуму. А поскольку 70-ти лет на исправление нет, то умри – прими наказание за грех свой, дурь свою и так далее». Вот так примерно смотрят на русских, когда они пытаются отречься от Маркса и «коммунистического греха». Ну, а теперь третье. Маркс русофобом не был. Повторяю – если бы он был русофобом и тайным каннибалом, это ничего бы не изменило в его вкладе в развитие человечества. Но он не был ни русофобом, ни каннибалом. Сказки о русофобии Маркса должны не только дискредитировать то, что не потеряло для России исторической актуальности, не только породить у нации стыд за свою историческую глупость и неразборчивость... Они, сказки эти провокационные, должны скрыть один из самых загадочных интеллектуально-политических сюжетов XIX века. Имя этого сюжета – зачарованность Маркса Россией, и именно Россией. Зачарованность – третье состояние души. Это не любовь. И это не ненависть. Маркс – не Шубарт, любящий Россию, и не Энгельс, ненавидящий оную. У Маркса... Стоп! У какого Маркса? Маркса-обывателя? Маркса-политика? Маркса-журналиста? Маркса – наймита тайных сил? Маркса – разведчика, планирующего спецоперации? Мало ли сколько еще можно выявить – и напридумывать – Марксов? Неужели все эти фантомы (и неотменяемые реальные ипостаси) надо анализировать, испытывать, принимать или отвергать, описывать?! А зачем? Кому это интересно? Если Маркс, завершив день философа, переодевался и начинал действовать как агент 007 или Збигнев Бжезинский, то заслуживает ли подобное нашего интереса? Понятно, почему это интересно для биографа, историка, сценариста. Но нас-то все это может интересовать только в одном случае, если данные обстоятельства оказывают давление на философию Маркса, искажают его интеллектуальные построения, превращают концепт из самоцели в средство ведения разного рода игр. Все это невозможно, если Маркс – гений. Гений так играть не способен. Захочет так сыграть – и не сможет. Для такой игры нужен блистательно холодный и творчески стерильный ремесленник. Гению – закажи что угодно, а он в итоге напишет только то, что будет рваться наружу из его творческого вулкана. Что анализируют господа и товарищи, запоздало обнаруживающие омерзительную (или восхитительную) русофобию Маркса? Философскую концепцию, принадлежащую XXI веку, или причуды, заморочки, бытовые синдромы некоего бородатого еврея, имеющие исторически и психологически обусловленное частное содержание? Зачем умные люди путают одно с другим? Зачем это делают пошляки – ясно. Пошляк смакует человеческие недостатки гения: «Вот ведь – и он как я!». Зачем тем же самым занимаются провокаторы – тоже понятно. Им и их хозяевам все еще страшно от мысли, что Россия может вернуться к Марксу, переосмыслить его. Но почему... почему цэкисты топчут большевизм, христиане – церковь, христианские философы – христианскую философию, левые неосоветские обществоведы – Маркса и все вместе – себя и свою страну? В общем-то понятно, почему. Не было бы от этого понимания так тошно – можно было бы сказать, что концепция превращения под влиянием Танатоса блистательно подтверждается. Запоздалые марксоеды, успокойтесь! Маркс сам дал на себя признательные показания. Мол, человек и ничто человеческое не чуждо. Вот-вот, подхватываете вы, не чуждо... И вот это ему не чуждо! И это! Ему или его философии? Человек может быть не чужд тех или иных фобий. А также изжоги и кариеса. А гений и фобийность – две вещи несовместные. Когда приходит гений и водит рукой философа – его фобии оказываются изгнаны. Только вот роль экзорциста исполняет не монах, а творческий гений. Фобии берут реванш тогда, когда заурядность торжествует над гениальностью. А она часто торжествует. «Пока не требует поэта к священной жертве Аполлон»... Гений отличается от других людей не тем, что в нем нет заурядности, а тем, что в нем есть нечто, кроме заурядности. Смакование проявлений заурядности у гения есть абсолютно точный симптом обыкновенности самого смакующего. Что (сверьтесь с классиками) и есть не что иное, как «дух пошлости». Даже не сама пошлость, а ее дух. Тем, кто, как говорят на уголовном сленге, «фильтрует базар» и тычет пальцем в проявления человеческой заурядности у того или иного гения, однажды – раз и навсегда – Пушкиным была дана убийственная отповедь: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок – не так, как вы – иначе». Предположим, что у Шекспира-человека есть фобия. Или Шекспиру-разведчику заказали дискредитацию... Ну, например, рода Йорков, к которому принадлежал король Ричард III. Что происходит дальше? Шекспир берет перо и... И приходит к человеку его творческий гений... Рождается трагедия «Ричард III». Ричард III у Шекспира – это «антийоркизм», политическая фобия? Может быть, так хотел заказчик или сам автор. До тех пор, пока его не потребовал «к священной жертве Аполлон». А потом Аполлон потребовал. Священная жертва была принесена. И вот уже пять столетий все плачут, ужасаются, восхищаются демоническим горбуном. Нет ни Алой, ни Белой Розы... Все забыли, кто такие Ланкастеры или Йорки... Помнят их, поскольку они есть у Шекспира. Говорят, что Шекспир баловался разведкой. Конспирологи (Ларуш и другие) тут же подхватывают: «И Маркс тоже». Сомневаюсь... Но предположим, что так... И что? Трагедии Шекспира – это спецоперации? Масонские происки? Это дарованная нам правда о человеке. То же самое – с Марксом. Оказывается, он был ничтожеством, завербованным британскими разведчиками, которые... Что ж, приходится играть и в эту игру, ибо крыша поехала у слишком многих и... Люди, вы понимаете, что такое вербовка? Вам, шипящим на эту тему, ведомы ее правила? Если разведка (британская или любая другая) завербовала гения, то одно из двух. Либо она использует этого гения не по назначению и забивает компьютером гвозди, либо... Либо не она использует гения, а он ее. Если бы господин Ларуш был не только конспирологом, но и разведчиком, то он бы знал, что запрет на вербовку гениев носит неотменяемый характер именно по этой причине. Рассмотрим в качестве яркой иллюстрации миф о Ленине как немецком шпионе. Пока подобным балуется заурядный работник аппарата А.Ф. Керенского, отрабатывающий «активку» с тем, чтобы скомпрометировать в 1917 году Ленина в глазах озлобленной «низовки», курьеза не возникает. А работника можно даже наградить за проявленное им абсолютно правомочное рвение. Но когда из этого собираются соорудить (и сооружают) чуть ли не интеллектуальную субкультуру, то это... Это очень смешно. Во-первых, даже достаточно профессиональных фальшивок на эту тему соорудить не сумели. Во-вторых, если какой-нибудь немецкий спецслужбист подобное учинил, то он нарушил все правила, все инструкции, которые гласят: «Не вербуй кидалу». Вербовать можно и должно того, на кого по каким-то причинам можно положиться. Остальных следует ситуационно использовать по договоренности или без оной (втемную). В-третьих, обычный кидала обычным образом и кинет. А гений (политический гений – в случае Ленина) кинет так, что мало никому не покажется. Ленин эту самую Германию истоптал, как никто другой. И этого не могут не понимать даже самые замшелые конспирологи. Тогда заводится разговор о том, что Ленин – не немецкий, а британский шпион и... Становится грустно, смешно и стыдно... «А у алжирского дея под носом шишка»... Проведем мысленный эксперимент и представим себе, что Эйнштейна, пока он работал в патентном бюро, кто-то завербовал с целью кражи патентов. Ну и что? По максимуму, этот кто-то постарается в дальнейшем красть эйнштейновские расчеты. Это если Эйнштейна засекретили. Но вряд ли даже самый остромаразматический «криптолог» заявит, что Эйнштейн написал E = mc2 под диктовку резидента иностранной разведки. С Эйнштейном этот номер не проходит, не правда ли? Но с Марксом-то почему проходит? Потому что «бобок-с»? Маркса могут использовать не по назначению – как журналиста или «подрывного политика». К нему могут прийти и сказать: «Вы передовой теоретик! Посоветуйте британскому руководству, как с позиций вашей теории надо играть против России». Но ему не могут заказать теорию с русофобскими целями. Заказать теорию можно продажной посредственности. Причем точно зная, что исполненное будет абсолютным барахлом. Если британская разведка завербовала Маркса, то она сошла с ума и оказалась жестоко наказана. Ибо, совершив этот шаг, она вся и навсегда оказалась завербована Марксом, стала «плясать под его дуду» и... Развалила свою империю. Прочтение Маркса с выискиванием фобийных деталей унизительно для читающего. Так могут читать работники общепита, желающие иметь... «ну, как там, эта... национальную идентичность». Или уголовники, которые, не понимая содержания разговора, выхватывают из него отдельные слова: «Вона куда этот козел клонит!» Это-то как раз и называется «фильтровать базар». Общественная мысль постепенно заражается криминальным вирусом и вирусом регрессивной закомплексованности. Философы Отечества моего, опомнитесь! С кем поведешься, от того и наберешься. Помните Чацкого: «Из огня тот выйдет невредим, кто с вами день пробыть успеет, подышит воздухом одним, и в нем рассудок уцелеет». Желая врачевать Россию, давайте начнем с себя. Бытовые фобии Маркса должны интересовать нас не больше, чем, например, состояние его зубной эмали. Служебные высказывания «нефилософских Марксов», о которых я связал выше, ничуть не более интересны. Интересно только философское содержание Марксовой критики России и некий экзистенциал Маркса, который неотрывен от гения. То есть эта самая «зачарованность», значащая еще больше, чем непосредственно философское содержание. И давайте все же договоримся, что Волга впадает в Каспийское море, а Маркс – не Шубарт и не Энгельс. Россия рассматривается Марксом (а) как источник странной революционности и (б) как Российская империя. Российскую империю он по определению любить не может. Для этого не надо быть русофобом или агентом британской разведки. Надо быть революционером и человеком своего времени. А также мыслителем, одержимым «страстью по Историческому». Страсть эта может быть страстью гения или страстью идиота. Для идиота Историческое всегда право и всегда является благом. Это-то и называется «прогрессизм». Маркс относится к Историческому совсем не так. Он влюблен в историю – трагической и зрячей любовью. И поверяет историей все на свете. Народы в том числе. А вы? Вы их вообще ничем не поверяете? Для вас они все равны-равнехоньки и замечательны по определению? А любая другая позиция – это расизм, ксенофобия, союз с Розенбергом и Гиммлером? Извините – в этом случае вы уже дозрели до того, чтобы стать функционером Организации Объединенных Наций. Вам осталось признать концепцию устойчивого развития – и перестать философией заниматься. Тут ведь или – или... Или ООН и устойчивое развитие, или философия. Маркс убежден не в спасительности прогресса, а в спасительности Истории, которая должна завершить свою амбивалентную – слышите, не благую, а амбивалентную – миссию. Она должна накопить благо и зло. И когда ему говорят: «Вот ведь как она зло накапливает», – он отвечает: «Не хуже вас это вижу, но назад пути нет и не может быть». Маркс – и это в нем важнее всего – не только изучает историю или поклоняется ей. Он ее делает! Он обнаружил, где накапливается историческая лава, и с этой лавой «работает». Он формирует для этой лавы полость (освобождение через коммунистическую революцию), создает канал. Он не историк, он Вестник, то есть Пророк. Светский пророк, разумеется, носитель исторической новизны. Он субъект для субстанции, дух для души, смысл для времени, жених для невесты. Поппер ненавидит Маркса и восхищается им именно по этой причине. Если бы Огонь не загорелся и не объял собой все человечество и весь XX век, Маркс был бы амбициозным сектантом со смехотворными претензиями. Очередным гуру, окруженным малочисленными сюсюкающими поклонниками. Но Огонь-то ведь загорелся! Ох, как он загорелся! А раз он загорелся, то взятая на себя историческая роль Марксом была, согласитесь, выполнена. И потому его можно назвать Пророком в строгом и единственно возможном смысле слова. Кто светский Пророк Нового времени? Коллективный гений энциклопедистов? Ведь не Руссо же? Марат – это Ленин Нового времени. Наполеон – Сталин Нового времени. А Маркса (поименованного пророка) у Нового времени нет. Пророк Нового времени – не личность, а коллектив (энциклопедисты). Пророк Новейшего времени – личность (Маркс). И это пусть и не артикулируют, но очень многие понимают. И что же? Мы ждем мелочных ООНовских добродетелей от пророка, влюбленного в Историю и считающего себя мессией, открывателем последней страницы, эсхатологическим вестником? Мы хотим, чтобы такой Пророк относился к племенам Амазонки так же, как к народам Европы? Но для того, чтобы к ним так относиться, надо ненавидеть историю. Маркс видит, что человечество развивается неравномерно. Что где-то уже капитализм, где-то феодализм, где-то племенная архаика. А кто в последней трети XIX века этого не видел? Только слепой! Как относиться к отсталым племенам и народам? К странам, явно находящимся на феодальном или даже предфеодальном этапе исторического развития? Как должны к ним относиться люди, верящие в прогресс, понятно. Для таких людей отсталые племена и наро<
|
||||
Последнее изменение этой страницы: 2016-04-20; просмотров: 228; Нарушение авторского права страницы; Мы поможем в написании вашей работы! infopedia.su Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. Обратная связь - 3.142.172.250 (0.015 с.) |