Вольности дворянские и свободы купеческие

 

Когда юной принцессе Фике из провинциального Ангальт-Цербста сделали предложение стать супругой наследника престола необъятной Российской империи, она со свойственной ей решительностью принялась читать книги об этой огромной и во многом загадочной евразийской державе. Но труды иностранных путешественников и посланников мало, что ей дали, кроме того, что страна эта покрыта вечными снегами, а по улицам ее городов бродят пьяные бородатые бояре в шубах и огромные медведи. Приехав в Россию, Екатерина убедилась в том, что известные ей из книг факты противоречат действительности.

И она с традиционным немецким прилежанием стала посещать православные храмы, монастыри, не уставала выстаивать на торжественных церковных церемониях и любовалась сокровищами Оружейной Палаты. Ее родители из-за бедности не сумели достойно оплатить классическое домашнее образование дочери, и свое обучение будущая императрица получила в России. Здесь Фике с увлечением читала произведения Тацита о римской истории, сочинения Вольтера и Монтескьё, книги Миллера и Татищева о прошлом Руси. Остальное время она посвящала изучению русского языка и указов Петра I. Не прошли мимо ее внимания и книги видного английского экономиста Адама Смита.

В России рационализация поведения вельмож контролировалась специальной группой придворных. Анна Иоанновна воссоздает «Царицыну комнату» - штат приживалок, которые обслуживала жен московских князей и царей. Поначалу это было общество набожных старух, которые собирали сплетни и слухи об августейших супругах, и размещалось в построенном Алексеем Михайловичем Измайловском дворце. Елизавета Петровна вместо нее создает «интимный солидарный кабинет», куда мужчины не допускались. При ней им «руководила» хитрая и влиятельная фрейлина Марфа Шувалова, жена Петра Ивановича Шувалова. Муж в шутку величал ее «дамским канцлером». Главным занятием «кабинета» являлось обсуждение поведения гостей на торжественных приемах, придворных нравов и последних веяниях парижской моды. Здесь обсуждались различные происшествия, решались вопросы о новых назначениях царедворцев и присвоении, или снятии их с занимаемых должностей.

Великая княгиня добивалась поддержки у российского дворянства, угождая знатным, влиятельным и близким к «интимному кабинету» старушкам. Она подолгу беседовала с ними об их здоровье, слушала их бесконечные воспоминания и спрашивала их совета по любому поводу, а затем искренне благодарила. Так она узнала все тайны и увлечения Елизаветы Петровны. В своих мемуарах Екатерина писала, что «знала, как зовут их дурацких мосек, болонок, попугаев; знала, когда которая из этих барынь именинница.… Не прошло двух лет, как самая жаркая хвала моему уму и сердцу послышалась со всех сторон и разлилась по всей России. Этим простым и невинным способом составила я себе громкую славу, и, когда зашла речь о занятии русского престола, очутилось на моей стороне значительное большинство». Таким образом, Екатерина прямо признается, как загодя готовилась надеть горностаевую мантию царицы.

Многое в новом Отечестве ее поражало до крайности: и крепостное рабство, уже забытое в «просвещенной Германии», и запрещение русским купцам владеть пахотными угодьями, и беспошлинно переезжать из губернии в губернию, и отсутствие банков, и обязательная служба дворян государству. Повсюду западнее Эльбы дворянство служило исключительно добровольно по найму и за денежное вознаграждение. Но будущая императрица, тем не менее, читала лаконичные, остроумные и простоватые указы Петра Великого, чтобы понять истинные мотивы «прорубившего окно в Европу» русского царя, с которым ей хотелось иметь много общего и в политике, и в общественной жизни.

Русское дворянство, ставшее независимым от бояр сословием благодаря Ивану Грозному, никогда не получало обязательного денежного содержания за верную службу. Им раздавались земельные пожалования, которые царь мог отобрать обратно в казну «за нерадение». Но с дохода со своих поместий дворяне должны были не только кормиться, но и приобретать вооружение, которое год от года становилось все более дорогим и конструктивно сложным. Логика исторического развития требовала разрешения альтернативы: чтобы профессиональные воины или приращивали свои земельные владения, или доводили своих крепостных до нищеты. И дворянин даже на войне, - а в российской истории войны шли постоянно с небольшими перерывами, - думал о том, как бы успеть вернуться до уборочной или посевной домой с небогатыми трофеями. Когда естественные пределы расширения России были достигнуты, и свободных пахотных земель не оставалось, заинтересованность дворян в служении Отчизне значительно ослабла. Изменить это положение попытался царь Алексей Михайлович Тишайший, создававший многочисленные полки «нового строя» из наемников-иноземцев и стрельцов, которым платили небольшое жалование. Но экономического положения дворян это не коснулось. Служба, за добросовестное несение которой полагалось увеличение земельного надела, являлась для них средством существования. Русский воин-дворянин одновременно должен был являться одновременно и рачительным землевладельцем, но в конечном итоге не преуспевал ни в том, ни в другом.

Введение Петром Великим Табели о рангах реформировало российскую бюрократию, армию, гвардию, флот и купечество, разделив эти сословия на 14 рангов. В одной из статей Табели пояснялось, что знатность рода сама по себе, без «государевой службы», ничего не значит, не создает аристократу никакого положения, пока он государю и Отечеству заслуг не покажут. Екатерина II неукоснительно следовала этому принципу, хотя решительно реформировала созданный им Правительствующий Сенат. Он был разделен на шесть департаментов со строго определенными фикциями, и под руководством назначаемого императрицей генерал-прокурора стал органом контроля над деятельностью бюрократического аппарата и высшей судебной инстанцией. Сенат лишался своей главной функции – законодательной инициативы. Она полностью перешла в руки императрицы Екатерины II. И если Елизавета Петровна ликвидировала Кабинет министров и восстановила коллегии, то Екатерина Великая, наоборот, в 1763 году распустила большинство петровских коллегий, функции которых постоянно дублировались. Она сохранила только Военную, Адмиралтейскую, Иностранную и Коммерц-коллегию. Впрочем, ее заслугой стало создание Медицинской и Аптекарской коллегий для борьбы с эпидемиями в империи во главе с графом Черкасовым.

Во время царствования Елизаветы Петровны в 1757 году стало необходимым произвести Генеральное земельное межевание, чтобы точно определить границы владений дворян-помещиков, городов и государственных крестьян. Они вызывали постоянные споры. Екатерина II продолжила это начинание, и казенные пахотные земли и лесные угодья, в разное время самовольно захваченные «птенцами гнезда Петрова», приписывались к прежним посадам и селам.

Российское купечество исторически и генетически формировалось в условиях международной торговли на «пути из Варяг в Греки» как одна из богатейших константинопольских корпораций. Как свидетельствует текст первого мирного договора 911 года, киевские князья одной из важнейших задач своей внешней политики считали защиту и поддержку своих «гостей» в Царьграде. Внутренний товарообмен был развит слабо и реализовался в основном самими земледельцами. Во время междоусобиц самым ценным трофеем являлся «вывод купцов» из покоренного княжества в свои владения: Так, Иван Калита свел всех именитых тверских купцов в Москву и поселил их в отдельной Хамовнической слободе. Таким образом, купечество и Киевской Руси, и Московского государства также оказывалось сословием, обслуживавшим экономические интересы великокняжеского дома и самого монарха.

Петр I, вероятно, прекрасно понимал, что только новые условные земельные пожалования будут мощным побудительным мотивом к службе дворян на благо многонациональной Родине, но их следовало заслужить. Опору российского абсолютизма он искал не в богатой и родовитой аристократии, как на Западе, а в бедном полуграмотном поместном дворянстве, которое за внимание к себе монарха готово было выполнить его приказ или пойти на любую казнь. Торговые капиталы купцов привлекались им на добровольной основе и для строительства флота, и для возведения мануфактур, и для организации государственного экспорта в Англию и Нидерланды. Приобретению экономической независимости купцов препятствовали сознательно не отмененные царем принципы Соборного Уложения 1649 года о запрещении всем «подлым людям», в том числе и купцам, владеть землей и людьми и уничтожении всех «белых слобод», которые существовали за счет энергичных аристократов-помещиков. Они являлись основой новых ремесленных и торговых городов за счет низких налогов. Так сохранялась их сословно-профессиональная специализация, как и созданные царскими указами купеческие гильдии и ремесленные цехи в крупных городах, которые, однако, платили все установленные налоги.

Указ Петра I о шляхетском единонаследии 1714 года оставил многочисленных дворянских отпрысков без прав на отцовское поместье, которое отныне могло передаваться только или старшему или любимому сыну. Остальные были обязаны пожизненно находиться на «статской» или военной службе, за отказ от которой полагалась каторга. Зато в случае получения военных отличий - а петровская Россия вела постоянные войны со Швецией, Оттоманской империей, Крымским ханством и Персией, не считая участия в подавлении крестьянских и городских восстаний - офицер мог рассчитывать на получение земли на новых территориях. Указ не случайно был строгим: ведь развивающемуся государству требовались грамотные матросы, гвардейские солдаты, армейские офицеры и чиновники! Поэтому в том случае, если дворянский отпрыск не сдавал экзаменов по счету, русской словесности и позже иностранному языку, то такой юноша объявлялся «недорослем», воспитывался в гвардейской казарме с обязательным применением розог, или, в случае вопиющей неграмотности, отправлялись обратно домой с запрещением жениться до успешной сдачи экзамена. Неграмотные помещики в России встречались нечасто, и ежегодно весной в обеих столицах появлялись толпы безземельных молодых дворян, прибывших для «получения службы». Их них комплектовались гвардейские полки, назначались армейские и флотские офицеры, и коллежские служащие. Теперь все их помыслы были посвящены добросовестному несению службы Отечеству, хотя денежное вознаграждение оставалось сравнительно небольшим, а будущие перспективы довольно туманными. Однако тем самым кадровые офицеры, чиновники и землевладельцы оказывались заинтересованными в результатах своей практической деятельности по исполнении указов царя.

Создание Петром I ассамблей, по мнению Г.В. Плеханова, являлось шагом, который трудно считать демократическим. Уравнивание всех категорий дворянства с остальными свободными сословиями заключается в том, подлинно свободными становятся представители аристократии. Однако посещение ассамблей носило принудительный характер и не способствовало развитию светской национальной культуры.

С прекращением активной внешней политики Российской империи при преемниках Петра Великого, что привело к снижению потребности в количественном увеличении гвардии, армии, флота и бюрократии, дворянская молодежь стала представлять определенную опасность для неокрепшего российского абсолютизма. Купечество и управляющие заводами от сокращения международной и транзитной торговли стало терпеть значительные убытки, а качество их товаров при отсутствии иностранной конкуренции стало ухудшаться. Внутренняя торговля была ограничена пределами губерний, так как Петром I были установлены таможенные пошлины при пересечении их административных границ. Кроме того, представители российского «третьего сословия» оставались приписанным как «тягло» к своим государственным посадам, выплачивая многочисленные налоги, и не могли по своему усмотрению во имя экономической необходимости без именной грамоты воеводы свободно перемещаться по стране. Это способствовало разорению работников «белых слобод».

Первым «дворянскую» проблему попытался решить вице-канцлер Бирон, посоветовавший императрице Анне Иоанновне ограничить обязательную службу дворян двадцатью пятью годами, записывая их с момента крещения в полки и «коллегиальные присутствия» и отправки по истечению установленного срока «обязательной службы» в отставку на пенсию. Он считал, что в России уже имелось достаточное количество профессиональных офицеров и чиновников, а сами русские дворяне осознавали необходимость службы государству и бескорыстно проливать свою кровь во благо Отечества в случае войны. А для этого специальной подготовки не требуется.

Дворянские дети из богатых семей предпочитали теперь проходить службу «заочно», иногда даже не являясь в свои полки, флотские экипажи и департаменты. Лишь небогатые или наиболее одаренные дворяне остались в своих воинских подразделениях по собственному желанию. Приток молодых и, с точки зрения такой сторонницы порядка и экономии, какой считала себя Анна Иоанновна, скандальных российских дворян резко сократился. Этому нимало способствовала созданная по ее указу грозная Тайная Канцелярия. Елизавета Петровна использовала ее разветвленный аппарат для того, чтобы научиться улавливать настроения различных общественных сил – «проходить между толкающими друг друга людьми, не задевая их». Впрочем, канцелярия выполняла и свои прямые обязанности. Екатерина II по ее примеру создала Тайную Экспедицию с более совершенным аппаратом служащих тайной полиции, которые следили за всеми проявлениями инакомыслия, в том числе литературе и публицистике.

Но в годы правления Анны Иоанновны и Елизаветы Петровны появляется основная тенденция светской жизни дворянства – потакание вкусам императриц и слепое им подражание. Строгость нравов при дворе Анны не исключала относительно смены моды на мундиры со всеми орденскими регалиями (а они заказывались ювелирам вельможами за свой счет) и женские наряды. Елизавета Петровна, обожавшая балы и маскарады, требовала от придворных фрейлин и дам являться каждый раз являться в новых нарядах, беседовать на французском языке о литературе и театральных спектаклях. Иначе на дворцовые приемы они не допускались гвардейским караулом. Петербургские нравы с меньшей пышностью воспроизводились в губерниях. Праздничные обеды также стоили дорого даже в провинциях.

Подобное стремление приблизиться к императорскому и губернаторскому двору, чтобы получить таким путем новую должность, приводило к дальнейшему обнищанию дворян. Это проявлялось в том, что «дети боярские» по-прежнему, но неофициально, продавали себя в служилые и военные холопы, записывались в купеческое сословие в качестве резидентов или поступать в дворовые люди к богатым боярам, хотя это было запрещено указом царя Михаила Федоровича в 1641 году.

Елизавета Петровна, возобновившая активную внешнюю политику империи, призвала всех православных дворян под знамена русских армий в Швеции и Пруссии. Одни, вдохновленные возможностью проявить себя в деле, другие в надежде получить новые земли в Курляндии и Финляндии беззаветно бились с опытными противниками, неизменно выходя победителями в труднейших сражениях. Императрица вновь стала поддерживать торговое купеческое сословие, отменив, наконец, в 1754 году внутренние и въездные пошлины для купцов и не облагая налогом их доходы с ярмарок. Винокурение, разведение породистых собак и лошадей объявлялось исключительно дворянской монополией.

Все эти факты заставляли образованные слои российского дворянства активно включиться в экономическую деятельность и заниматься банковскими операциями.

После бесславного окончания Семилетней войны новый император Петр III по совету канцлера Воронцова издал «Манифест о вольности Российского дворянства». Он позволял дворянам не служить в мирное время и даже делить отцовские наделы между сыновьями, что, впрочем, было так путано и многословно оговорено в указе, что юридически и практически было невыполнимо, а некоторым помещикам-однодворцам и делить между детьми было нечего. Не приходится удивляться, что дворцовый переворот 1762 года был воспринят с воодушевлением, и от Екатерины II все свободные сословия ожидали решительного улучшения своего положения.

Екатерина II, изучив опыт преемников Петра Великого, поняла основное противоречие менталитета русской аристократии и купечества. Главным для первой оставался долг дворянина, выражавшийся в честной службе Отечеству и престолу в годы опасности. Вторым было их стремление освободиться от синекуры, обязательной службы в пропыленных канцеляриях или полупустых казармах, когда в их военной храбрости и усердии Россия не нуждается. Императрица, вероятно, долго размышляла над этой загадкой славянской души. На гвардейских смотрах, и на аудиенциях, и в театре она видела подтянутых одетых по этикету и в париках российских вельмож и генералов. В родных поместьях превращавшихся в старосветских помещиков, которые спали до обеда, исправно секли крепостных и умилялись народным песнопениям дворовых девок. Оказалось, что Петр Великий, выведя обритых бояр из-за глухих заборов усадеб и надев на них европейское платье, опирался на глубинные душевные порывы дворянства, поддерживая их политическую культуру на уровне беспрекословного исполнения решений государя-императора, а бытовую – Ассамблей. Купцы, в обыденной жизни верные «старине», в свою очередь стремились к окончательному юридическому закреплению основ государственного протекционизма и меркантилизма, и возносили молитвы в честь «милостивого царя Петра Алексеевича».

Выводы императрицы оказались, по меньшей мере, неожиданными ля нее самой. Во-первых, не знавшая отчетливых принципов западноевропейской вассально-ленной системы, вся русская аристократия считала себя лично подчиненной только царю и императору и никому более. Древность происхождения после отмены местничества и введения Табели о рангах никакой роли уже не играла. Во-вторых, они стремились быть уверенными в том, что их поместья в их отсутствие не будут опустошены соседями или конфискованы государством. В-третьих, они хотели влиять на политику империи в меру своих сил и возможностей. И, наконец, абсолютное большинство русских дворян считало самодержавие и православие естественной и единственной российской формой правления. Иностранцы, если они не принимали православия, под любым предлогом выдворялись из России независимо от происхождения и титула. Исключение делалось только для иностранных посланников или приглашенных военачальников.

Екатерина II впервые с первой четверти XVIII столетия стала выдвигать на руководящие должности в армии и государстве исконных русских дворян, а не иностранцев. И первая русско-турецкая война изумила мир способностями русских дворян: лихой кавалерист Алексей Григорьевич Орлов смог организовать беспримерный по тем временам морской поход из Балтийского в Средиземное море и полностью уничтожить турецкий флот в Чесменской бухте; не имевший специального военного образования генерал-поручик князь Юрий Александрович Долгорукий сумел прорвать силами слабой 2-ой армии неприступный Турецкий вал и овладеть Крымом, а генерал-фельдмаршал Румянцев полностью уничтожил турецко-крымскую армию на реках Ларга и Кагул! Вторая русско-турецкая война дала возможность заявить о себе Потемкину - реформатору русской армии и великолепному администратору, который сумел превратить Дикое поле, тяжелейшее наследие ордынского ига и турецкого господства, в цветущую Малороссию, Новороссию и Молдавию. «Не нужно было ни ума, ни заслуг, ни талантов для достижения второго места в государстве, - писал Александр Сергеевич Пушкин. - Много было званых и много избранных; но в длинном списке ее [императрицы] обреченных презрению потомства, имя странного Потемкина будет отмечено рукою Истории». Военный гений Суворова вообще не поддавался пониманию западноевропейских стратегов. Торгово-промышленные круги сумели расширить производство военной амуниции и товаров широкого потребления, обеспечивая за счет них и армию, и горожан. А в это время офицер артиллерии Григорий Григорьевич Орлов умело организует образцовую карантинную службу в стране в связи с московской вспышкой чумы и проводит насильственную вакцинацию свободных сословий от черной оспы. Вице-канцлер Александр Алексеевич Безбородко добивается изоляции Оттоманской империи от европейских противников России в период дипломатической подготовки второй русско-турецкой войны. В решение насущных задач вносили свой вклад адмиралы и политики, дипломаты и инженеры, генералы и предприниматели, одержимыми идеей величия своей Родины.

Однако остальное русское дворянство такими исключительными военными, административными и политическими способностями не обладало. Для освоения новых земель требовались не столько консервативные помещики, которые везли с собой на новые земли и крепостных, и обязательные батоги для их наказания, сколько энергичные простолюдины, приглашенные императрицей из Греции, Болгарии, Сербии, Армении, Швеции, Швейцарии и Южной Германии на правах колонистов. Поскольку швабов было большинство, то иноземные колонии по традиции повсеместно стали называться «немецкими слободами» и в Поволжье, и в Новороссии, и в Крыму.

Именно они стали усердно осваивать необжитые по причине отсутствия свободных рабочих рук помещиками территории. Переселенцы получали право владеть недвижимой собственностью на коллективных началах, освобождались от рекрутчины и имели права местного самоуправления и культурно-религиозной автономии. Старые волжские города от Самары до Царицына украсились слободами колонистов с обязательной церковью или кирхой, школами и независимым от местных российских властей магистратом, а на пустырях возникали частные мануфактуры по производству невиданных в России товаров и тканей. В прежде неосвоенных «диких» степях как грибы после дождя росли крепкие немецкие, сербские, болгарские, грузинские и армянские села, которые специализировались на выращивании пшеницы, виноградарстве, садоводстве, огородничестве и разведении тонкорунных овец. В Крыму наряду с ними возник первый отечественный винодельческий завод Массандра во владениях князя Юсупова. Князь Петр Андреевич Вяземский с восхищением замечал, описывая жизнь в Новороссии, что здесь «черный народ и хлебопашцы богаты, сытны и вообще здоровее, веселее и довольное дворян».

Екатерина II отдавала себе отчет в том, что задуманная ею «просвещенная» Россия должна покоиться на «трех китах» - военных талантах и личной доблести дворянства, купеческой инициативе и самоотверженном труде свободных земледельцев.

Не случайно императрица с 1780 года исподволь начинает денежную реформу, заменяя редко скапливавшиеся из-за обилия налогов у простого люда серебряные и медные деньги бумажными банкнотами, чтобы оживить товарно-денежные отношения. Сбывались слова российского мыслителя Ивана Посошкова: «Стоимость монеты составляет не золото, не серебро, не медь и не какое-либо ценное вещество, из которого состоит монета…, а облик монарха, отчеканенный по металлу». В данном случае для воспроизведения монаршего облика годилась и гербовая бумага. Создание Эмиссионного банка, печатавшего ассигнации по требованию императорской казны, стало важнейшей мерой для преодоления финансового кризиса и оживления внутренней торговли - банкноты принимались исключительно в пределах России. Вскоре Екатерина II ввела новые налоги с государственных крестьян за длину бороды и начала выдавать займы мелким купцам.

В дополнение к указу Елизаветы Петровны 1754 года она окончательно отменяет все таможенные сборы на границах губерний и на въезде в крупные города. Расширяется сеть торговых ярмарок. Купечество освобождалось от подушной подати.

Екатерина II, приняв православие, некоторое время не решалась продолжать секуляризацию церковных земельных владений, которую начал Петр Великий и продолжил Петр III. Но монастыри оставались крупнейшими землевладельцами и, пользуясь полученными в разное время от Великих князей и царей льготами, уклонялись от налогового обложения. Созданная императрицей Коллегия экономики представила ей на подпись «Особое положение о монастырских имениях». Согласно этому документу государство стало оплачивать содержание церковных обителей из казны, а все архиепископы, епископы, архиереи и представители рядового духовенства начали получать постоянное денежное содержание, определенное Святейшим Синодом. Все церковные доходы за вычетом средств на содержание монастырей и заработную плату рядовых церковнослужителей начали употребляться на постройку больниц, училищ, школ, сиротских приютов, содержание инвалидных домов и выплату пенсий за заслуги.

В разряд государственных переводится более двух миллионов монастырских крепостных крестьян с правом выплачивать подати оброком и общественными работами, используя свой личный гужевой и водный транспорт. Им разрешалось открывать небольшие сукновальные и гончарные мастерские, и торговать своими изделиями на городских ярмарках, хотя при этом увеличивался крестьянский оброк в пользу казны до 4-6 рублей в год в земледельческих губерниях и до 36 копеек в регионах, которые специализировались в сугубо ремесленных отраслях. Унификацию налогообложения всех категорий крестьян пытался осуществить Павел I, что вызвало массовые восстания крепостных и недовольство дворянства.

В то же время сословные привилегии дворянства еще более укрепляются в «Учреждениях для управления губерний» от 8 ноября 1775 и «Уставе благочиния, или полицейском» 1782 годов, по которым дворяне наряду с губернатором и прокурором получают исключительные права в губернской администрации и возможность осуществлять местное самоуправление через предводителей Дворянских собраний.

Казаки и «их потомство» навечно объявляются лично свободными. Они получают огромные земельные наделы в паевое владение с правом передачи их по наследству взрослым, или любимым, сыновьям, а для поддержания боевой постоянной готовности для них существенно снижается подушная подать и разрешается использовать наемный труд безземельных «иногородних». Они сохраняют свои исторические привилегии местного самоуправления, а их земли не входят в состав губерний. Казачество территориально объединяется в Войсковые округа, которые управляются избранными на казачьем круге наказным атаманом. Сами казаки из различных станиц по очереди несут полицейскую службу в административном центре округа.

В области промышленности и торговли Екатерина II провозгласила принцип свободы предпринимательства. В 1765 году по ее указу учреждается Вольное экономическое общество в Петербурге, формально независимое от государственной опеки. Его основатели, в основном либеральные помещики и купцы, которые стремились в условиях развития товарно-денежных отношений развивать эффективность сельского хозяйства, торговых национальных и международных операций и развития мануфактур. Это явление было и остается одним из ярчайших проявлений эпохи «просвещенного абсолютизма» в Российской империи! Появилось даже специальное периодическое издание «Труды ВЭО», выходившее до 1915 года (было издано 280 томов), не подлежавшее официальной цензуре.

Купечеству предоставлялись существенные функции наблюдения за внутренним городским хозяйством. Оно получало право владеть землей и покупать крепостных, открывать коммерческие банки и ссудные кассы. В своих владениях они имели право строить промышленные предприятия и участвовать в деятельности специально созданного Российского Вольного экономического общества. Представители торгово-промышленных сословий могли объединяться в три гильдии в зависимости от размера годового дохода. И если в начале ее царствования в России было 655 мануфактур, то к 1796 году в империи насчитывалось 2 294 государственных и частных промышленных предприятий разного профиля и величины, построенными купцами, немецкими колонистами, государственными крепостными, и немногими образованными дворянами, казачьими старшинами и атаманами. Все проекты императрицы осуществлялись с удивительной быстротой благодаря энергии ее способных фаворитов и реорганизованного аппарата государственного управления.

Благодаря этим мерам к концу правления «Великой матери Отечества» в России работало 1 200 крупных государственных заводов и 1 100 крупных, губернских и специализированных ярмарок, а по выплавке чугуна и полотна страна вышла на первое место в мире. На Украине был построен самый большой в мире Луганский металлургический завод. Государственный бюджет за время царствования «просвещенной императрицы» увеличился с 18,5 до 73,1 миллионов рублей! Поэтому правительство Петербурга неуклонно поощряло всякую торговую и промышленную инициативу, оставляя его под контролем государства. Однако крупные купцы за заслуги перед государством получали потомственное дворянство, и невольно порывали со своим сословием, подчиняясь существующим в нем традициям. Тем самым, оформленного «третьего сословия», сокрушившего абсолютизм в Англии и Франции и колониализм в североамериканских штатах, в Российской империи возникнуть не могло. Парадокс заключался в том, что на борьбу с самодержавием в России в XIX веке поднялись не зажиточные городские слои, а носители древних боярских фамилий, декабристы.

Императрица создает новую судебную систему: для каждого сословия – дворян, посадских жителей и государственных крепостных – создается свой суд. Помещичьих крестьян судил сам владелец. В казачьих станицах и «немецких» колониях сохраняется суд выборных судебных заседателей, а наказания за мелкие имущественные и бытовые преступления определяются нормами традиционного обычного права. Поэтому неадекватным является утверждение историков-марксистов, что все политические симпатии Екатерины II принадлежали дворянству российскому.

21 апреля 1785 года она издает итоговый документ - Жалованную грамоту дворянству, который по форме воспроизводил жалованные грамоты именитым купцам XVI-XVII веков. Содержание же ее было принципиально иным. Можно предположить, что многие идеи Екатерине II подсказал граф Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский, который построил в своих владениях огромный образцовый конный завод, где вывел новую породу русских лошадей – орловских рысаков. К нему и подобным предприимчивым дворянам применимо крылатое выражение того времени: «У нас, как в Англии, сегодня джентльмен, а назавтра - купец». На удивление французским и испанским дворянам, которые по традиции чурались предпринимательства как «недостойного занятия» для потомственных аристократов, среди русских дворян появилась мода на сукноделие, кожевенный промысел и особенно на металлургическое производство. Основой производства был крепостная мануфактура, а рынком сбыта – государственные заказы, которые регулярно выполняли заинтересованные в доходах помещики.

В условиях XVIII века такая предпринимательская активность в России имела неповторимое значение, так как не навязывалась государством, а основывалось на внутренних и личных потребностях дворянства. Она развивалась рывками в изготовлении парусного полотна, военного сукна и корабельных канатов. Наивысшего подъема достигло к концу столетия производство великолепного русского чугуна, и стали, которые в больших количествах закупалось Швецией и Великобританией, которые серьезно отставали в этой отрасли от России. Однако все эти взлеты и падения дворянского промышленного производства не свидетельствовали об окончательной специализации мануфактур в поместьях. Без дотаций императриц это было невозможно.

Стимуляция движения финансовых потоков тормозилось недостатком денег в банках. Поэтому влиятельные вельможи брали в долг средства у венценосных женщин. Канцлер граф Михаил Илларионович Воронцов, один из богатейших помещиков и фабрикантов, постоянно жаловался на бедность Елизавете Петровне, выпрашивал новые имения и немедленно закладывал земли в банк и опять просил императрицу их выкупить. Граф Петр Иванович Шувалов в свою очередь организовал крупное сталелитейное производство на Урале, изобрел знаменитую пушку «Единорог», за что получил монополии – соляную, табачную и рыболовецкую. За заслуги перед Отечеством он был назначен Президентом Военной коллегии. Генерал-фельдмаршал Петр Петрович Шереметев, владевший 800 000 десятин земли, занимал деньги не только у богатых купцов, но и у зажиточных крестьян. Своим фаворитам императрица регулярно выплачивала «пенсию». Впрочем, и западноевропейские короли, и римские папы часто занимали деньги у купцов вроде семейства Медичи, ростовщиков, фабрикантов и военно-монашеских орденов.

В России образовался самый хлебосольный, веселый и блистательный императорский двор в Европе.

Появление знаменитой «Грамоты на права вольности и преимущества благородного российского дворянства», или Жалованной грамоты, объясняется тем, что императрица испытала сильнейшее потрясение от восстания «маркиза Пугачева», в результате которого погибло больше российских аристократов, чем во всех предшествующих войнах XVIII столетия. Действия грамоты распространялось на дворянство Прибалтики и российской части Украины и Белоруссии.

Жалованная грамота, состоявшая из введения и 92 статей с примечаниями, начиналась восхвалением заслуг российского дворянства в войнах с Оттоманской империей, Пруссией, Швецией, Крымским ханством и Речью Посполитой. Дворяне отныне объявлялись «опорой и надеждой Российской империи» и навечно освобождались от всех податей и налогов.

Дворяне окончательно освобождались от обязательной службы, как в мирное, так и в военное время. Выбирать свое поприще им было можно по собственному желанию, как и уйти с государственной службы в любое время. Теперь дворянам «дозволяется» разработка полезных ископаемых в собственных имениях, создание здесь заводов - по английской моде предлагалось строить небольшие винокуренные предприятия, - открывать торги и ярмарки, а их власть над крепостными становится абсолютной. Помещичьих крепостных крестьян по собственному произволу можно было записывать в рекруты и даже отправлять на каторгу за любую провинность. Крепостным запрещалось подавать челобитные на своих владельцев, что, впрочем, ими никогда не выполнялось. Земля, и все произведенное на ней, могло теперь свободно продаваться или обмениваться без вмешательства государства самими помещиками, как правило, с помощью зажиточных купцов. Таким образом, в России формируется юридическая частная собственность свободных сословий, то есть начинается создание основ гражданского общества, а дворяне вынуждены из-за роскоши императорского двора вплотную заниматься хозяйственной жизнью в своих поместьях.

Дворяне не могли быть лишены «дворянского достоинства» иначе, как по суду Дворянских собраний и после утверждения такого приговора Сенатом. Их имущество и привилегии передавалось как по мужской, так и по женской линии родства. Они могли участвовать в утверждении, правда, чисто символическом, генерал-губернатора и избирать капитана-исправника в уездах.

Одновременно Екатерина II ограничивает право дворян проходить «Табель о рангах» заочно с получением высших воинских званий. Будущие профессиональные офицеры сухопутных войск должны были заканчивать Пажеский, Кадетский и Инженерный корпуса, а морские офицеры - Военно-морскую Академию.