Опыт реформ и контрреформ в России

Славянские земледельцы, двигаясь из междуречья Вислы и Одера, к середине первого тысячелетия до нашей эры заселили Приднепровье в ареале традиционного расселения неолитических финно-угорских племен, которые занимались по преимуществу охотой, рыболовством и собирательством. Это обусловило очаговое расположение восточных славянских родов по берегам небольших рек, впадающих в Днепр, Днестр, Прут и Южный Буг, что затрудняло складывание единого этнического массива. Оказавшись в культурно-социальной пустыне, восточные славяне в отличие, например, от кельтов и германцев, не могли воспринять правовой и этической традиции античной цивилизации и не имели такого мощного источника просвещения, какой была для Западной Европы Римская церковь. Побудительных мотивов к созданию государственности западноевропейского типа у славян не возникало. Византийская империя после арабского нашествия пребывала в состоянии политической стагнации и черпала последние источники и средства развития за счет расширения территории и вовлечения молодых «варварских» народов в свою геополитическую орбиту, тщательно дозируя те знания и навыки, которыми следовало без ущерба своему былому могуществу поделиться с ними.

Внешнеполитические факторы также были иными: враждебное иноязыкое население лесов, соблюдавшее соглашения со славянами постольку, поскольку им хватало пищи, и скифы-кочевники, постоянно разорявшие славян по причине недостатка хлеба и большой естественной смертности женщин в условиях отгонного скотоводства. Альтернативы не существовало - для противостояния неолитическим первобытным охотникам требовалось создать некое подобие конфедерации с кочевниками Великой Степи, пусть и ценой дани славянскими девушками, о чем повествует фольклорная традиция. Говорить об их подчинении киммерийцам, скифам и сарматам вряд ли уместно. Восточные славяне, по свидетельству Дионисия Галикарнасского, владели технологией изготовления булата, закаленной стали, степняки же были на стадии раннего железа.

Навыки конфедеративного сосуществования с окружающей этнической средой со временем оформились в стереотипы социальной психологии и обыденной культуры. Землепашцы приобрели высокую степень адаптивности к обычаям соседних народов при сохранении уклада жизни, религиозных верований и диалекта. Перманентная включенность славян низовьев Дуная, Днепра и Днестра в раннефеодальные конфедерации и породила их многочисленные наименования-синонимы: тавроскифы, сарматы, придунайские гунны, росомоны, рухсаланы, анты, гирры, скирры, склавины и русы. Византийский учебник военного искусства «Стратегикон», приписываемый императору Маврикию, сообщает любопытный в этой связи факт, что восточные славяне всем своим пленным предлагают «на выбор: желают ли они за известный выкуп возвратиться восвояси или остаться на положении свободных и друзей». Таким путем осуществлялся сознательный синойкизм славянских общин с наиболее сильными родами соседних народов, обеспечивший их выживаемость в условиях конфедерации и делавшим привлекательным сосуществование с ними. Нашествие готов и владычество гуннов оставило между славянскими поселками целые пласты осколков навсегда канувших либо в Центральную Европу, либо в Лету, племенных союзов, причудливо заполнивших пустующие между поселениями собственно славян земли.

Общинный уклад древних славян, выдержавший испытание примитивным скифским рабовладением, гуннским варварством и аварским игом, стал той цементирующей основой, которая способствовала сохранению устойчивых патриархальных обычаев в восточноевропейском ареале народов, которые постепенно стали отождествлять себя со славянами, сохранив этимологические рудименты нарицательных имен в самоназвании своих племен. Остготы-дрегизиты превратились в дреговичей, германцы-вандалы - в вятичей, ирано-язычные хваранты и сербои - в белых хорватов и сербов, а литовцы, поклонявшиеся своему живому олицетворению бога Эварту-Криви, - в кривичей.

Когда Великое переселение народов иссякло, конгломерат славянских, германских и тюркских племен перестал испытывать социальное перенапряжение, и порождаемая постоянной внешней опасностью необходимость «военной демократии» исчезла. Новое творение Великой Степи - Хазарский каганат являл собой уже развитое теократическое государство с системой строгих иудейских юридических норм, практикой наместничества и регламентированной дани.

Основание легендарным Кием военного городища в среднем течении Днепра положило начало Гардарике, «стране тысячи городов». Однако нельзя считать преувеличением Нестора, что вместе с ним страной управляли два его брата Щек и Хорив и «сестра их Лыбедь». Имена «братьев» летописец употребил с некоторыми изъянами, так как не знал северного иранского диалекта: Щек (Şekó) означает «простак, или деревенщина», а Хорив (Horivǔn) – «рыжий, или медноволосый». Относительно «сестры», кроме «Повести Временных лет», существует две версии. Готские и германские хроники отождествляют ее то с остготской принцессой Сунильдой, то с королевой Сванегильдой, что в обоих случаях переводится как Лебедь. Таинственная «Влесова книга» вместо нее называет некоего князя Лыбедяна, который в ее отрывках, впрочем, никак конкретно не отражен. Как бы то ни было, очевидно, что в Восточной Европе существовала славяно-готско-аланская конфедерация во главе с «царем» и его каганами. По хазарским юридическим нормам каган династическими правами не обладал, и его функции ограничивались наместничеством. Если каган управлял своей территорией более 40 лет, то есть достигал физической немощи, его умерщвляли независимо от прежних заслуг, авторитета и богатства. Его место занимал молодой каган под прежним именем. Военачальником каган не был – для этого существовала особая профессиональная должность бека.

Центром антихазарских настроений стал Великий Новгород, для которого огромная крепость Киев на Днепре превратилась в препятствие при торговых операциях с Византийской империей по причине больших финансовых потерь при выплате «мыта», проездной пошлины, и который отражал интересы окружавших его патриархальных балтийских, шведских, готских и финно-угорских социумов. Состоялось противостояние двух чуждых по укладу и менталитету территориальных объединений, которое должно было и завершилось военно-политическим конфликтом, решающую роль в котором сыграли наемные дружины варягов.

В своих знаменитых «Записках о галльской войне» Юлий Цезарь писал, что у племени венетов (vinides) военные корабли в Северном море были преимущественно парусными. Он считал это их недостатком: римляне, пользуясь отсутствием постоянного ветра или штилем, подходили к судам противника на своих гребных триремах и срезали их веревочные снасти особыми серпами на длинных шестах. Не имея весел, венеты оказывались беспомощными и проигрывали сражения типа кос. Но об окончательной победе над ними гениальный полководец ничего не сообщает. Отдавая дань публицистическому таланту Цезаря, отметим, что, во-первых, подобная тактика ведения морского боя римлянами никогда и нигде не применялась, а во-вторых, начиная с крито-микенской эпохи, все корабли без исключения оснащались веслами. Да и венеды в перечне пленных на Галльском триумфе императора не упоминались! Именно благодаря этой выдумке Цезаря на римских картах появилось название «Венедский залив».

Норманны – это западноевропейское обобщенное название«северных людей», которых северные славяне называли варягами, а они себя величали викингами. Это не признак национальной принадлежности, (древние шведы обычно называли себя по традиции готами; даны, юты, свевы, англы, саксы и венеды сохраняли свои племенные названия). Само понятие «викинг» являлся синонимом древнерусского юридического термина - «изгой», «изгнанник», «беглец», и даже «преступник». Так, исландец Эйрик Рыжий за убийство соседа по праву кровной мести бежал с родичами от суда и случайно по воле морских течений оказался на острове Ньюфаундленд у берегов северной Америки. Викинги, владевшие навыками кораблевождения, добывали хлеб свой насущный разбоем, пиратством или воинской службой по найму, часто объединяясь в многонациональные коалиции прибалтийских народностей. Иначе невозможно объяснить тот факт, что для осады Парижа в 887 году по Сене прибыло более 700 военных кораблей пресловутых норманнов. Римляне, начиная с Юлия Цезаря, отождествляли почитателей поморского бога Родигоста, в том числе и венедов, с «северными германцами»!

Главным соперником антов и хазар оказались венеды, объединявшиеся вокруг племенного союза ильменских словен, для которых Киев при поддержке хазар превратился в препятствие в установлении новых международных торговых отношений на днепровском речном пути. Их городскими центрами были Винета в устье реки Пено и Велицегард на реке Волхов. Позже этот город получил славное имя Великий Новгород, хотя в Византии его еще долгое время называли Неаполисом.

Первоначальным форпостом владений венедов в Балтийском море был остров Рюген. Там проживало небольшое племя русинов (немецкое название Rugiane, Ruiane, Rugi). Еще в XIII веке они говорили на одном из северных диалектов славянского языка.

Именно здесь у Рюгена впервые встретились с кораблями венедов легионы Юлия Цезаря, но римляне после короткого морского боя с ними были вынуждены впервые отступить. Однако к VIII в. датчане начали всячески ограничивать их торговлю через балтийские проливы, несмотря на значительные людские потери в вооруженных столкновениях с флотом русинов, новгородцев и их союзников готов. Поэтому приходилось искать новые водные пути для международной торговли с Западной Европой на пути «из варяг в греки». Находясь в плотном окружении иноязычных финно-угорских, балтских, литовских и скандинавских народностей, Великий Новгород сохранял республиканские традиции, предоставляя всем права граждан и возможность поклоняться своим языческим богам. Однако, независимо от этнической принадлежности, все его жители были грамотными, что подтверждают найденные при раскопках многочисленные берестяные грамоты.

Сообщение киевского летописца Нестора об отсутствии «ряда» (договора) среди славян как повод для призвания варягов (он считал их шведами) выглядит, мягко говоря, малоубедительным. Нападения воинственных скандинавских соседей на Новгород по различным причинам в то время не являлось редкостью, но обычно были неудачными. Видный русский историк В.Н. Татищев цитирует текст не дошедшей до нас летописи: «люди же, не желавшие терпеть великое насилие от варягов, отправили посланцев к Буривою и просили у него сына, чтобы тот княжил в Велицегарде. И едва Гостомысл принял власть, одних он убил, иных изгнал, дань варягам отменил и преследовал [остальных] как победитель. Он построил в честь старшего сына город на Ижоре и подписал с варягами мир. И установилась тишина по всей земле». Подобные горькие уроки военного дела впоследствии регулярно преподавались и датчанам, и ливам, и шведам. А позже венеды-новгородцы полностью уничтожили укрепленные столицы Дании (Хайтабу) и Швеции (Ситгунту)!

Факт призвания Рюрика с братьями, уроженцами острова Рюгена, для княжения в Великом Новгороде, Старой Ладоге и Изборске с дружиной в настоящее время настало время перенести из области теоретических споров в географическую плоскость. Незавершенность миграционных и социальных процессов в Балтийском регионе и северо-западных землях не позволяла боярскому Совету мужей новгородских сформировать боеспособное городское ополчение: мощные киевские и хазарские конные отряды могли его быстро уничтожить. Наемное войско оставалось единственным источником создания подготовленной дружины. Так издревле поступали старейшины крупнейших торговых республик античности, в том числе Крита, Тира и Карфагена.

В Полоцкой земле на северной окраине их владений еще в Х веке правил варяжский конунг Рогволд, который погиб во время сражения с будущим Великим киевским князем Владимиром I Равноапостольным. Рогволд погиб в бою, а пленницей и женой победителя стала его старшая дочь Рогнедь. Жених и невеста говорили на одном языке, а на сопредельной с Полоцком территории согласно «Повести Временных лет» и «Хронике» Адама Бременского проживало племя непобедимых славян-лютичей. Корень имен полоцких государей «род» и «рог» связаны с почитанием языческого божества поморских славян Родигост (латинизированный вариант - Радигайс) с головой быка с позолоченными рогами, символами древней поморской аристократии. Полоцкой княжной, по летописному преданию, до свадьбы с киевским княжичем Игорем Рюриковичем была и будущая Великая Киевская княгиня Ольга.

Наконец, существует достоверное устное предание, что сам Рюрик был потомком легендарного новгородского правителя Гостомысла. Согласно дословному переводу его имени тот правил 100 «языками», или народами! Однако последняя точка зрения мало проясняет суть дела, так как готский «король» Германарих, согласно скрупулезному историографу Иордану, также прославился именно этим. Поэтому, не исключено, что норманнами, викингами, или варягами, называли и скандинавских разбойников, и безжалостных новгородских пиратов-ушкуйников. И русское название варягов они получили от операционной морской базы венедов, откуда постоянно нападали на прибрежные города Западной и Северной Европы - с балтийского острова Рюген. Поэтому море впоследствии стало именоваться византийскими исследователями Варяжским (от словосочетания Vůr Rűgen – «с Рюгена»).

Тогда получается, что древней «столицей» державы готов Германариха или венедов Гостомысла являлся Великий Новгород. В перечне плативших правителю Великого Новгорода дань народов есть и жители низовьев Днестра, Днепра, Дона и Волги.

Арабский путешественник Абу-Исхан аль-Истахри оставил любопытное наблюдение: «Руссы состоят из трех племен, из которых одно [живет] ближе к Булгару, а его каган находится в городе Арта. [Наши] купцы прибывают в Куяву. Что же касается Арты, то никто туда не входит, ибо они [его жители] убивают всякого чужестранца, путешествующего по их земле. Только они сами спускаются по воде и торгуют, но никому не рассказывают о своих делах и никого не допускают проводить их. Из Арты вывозят черного соболя и свинец. Руссы сжигают тела своих умерших, а с богатыми их сжигаются девушки для душ своих. Арта же находится между Хазаром (Северным Кавказом – А. Г.) и Великим Булгаром. Она с Румом к северу. Они так многочисленны и настолько сильны, что обложили данью пограничные места Рума». Если город Арта, или Тмутаракань, являлся священным центром руссов, то запрещение въезда в него иноверцев являлось обычной языческой традицией, чтобы не допустить осквернения культа. Не случайно византийские историографы связывали величие и воинственность Киевского князя Святослава Игоревича с тем, что он родился в городе на берегу Боспора Киммерийского, то есть Керченского пролива.

Аварская экспансия VI-VII веков замедлила государственное развитие антов, усилив демографическое давление склавинов и венедов на юго-восточный славянский племенной союз, которые называли себя антами.

Союз с рюгенским конунгом Рёрихом Фрисландским объяснялся тем, что варяги на суше применяли прогрессивную тактику пешего боя, максимально сберегая воинов путем применения многочисленных военных хитростей - притворных отступлений, обходов противника с тыла, и построек замаскированных ям-ловушек. Киевская и хазарская дружины же состояла из конных витязей, вооружение и тактика которых воспроизводили методы ведения боя византийских тяжеловооруженных катафрактов выдающегося византийского военачальника Велизария, сводившихся к решительному непреодолимому боевому ободному удару, но способная исключительно к наступательному бою. Оборона в отличие от варягов была ахиллесовой пятой и византийцев, и киевлян, и хазар. Только этим можно объяснить, в конечном счете, приглашение викингов Новгородским вече.

Последними киевскими «князьями» были Осколд - по транскрипции академика Б.А. Рыбакова Осколот - славянин и, вероятно, хазарин Дир. Князем он, судя по всему, никогда не был. Его имя происходит от иранского слова «уполномоченный» (санскритское - adhirtha). Скорее всего, он являлся официальным сборщиком дани с антов для царей Хазарского каганата. Это понятие также переводится с обыденного древнеиранского языка «рука в форме пригоршни». Двукняжение в Киеве, таким образом, имело под собой полиэтническую основу ранней южнославянской государственности: князь в качестве судьи и военного предводителя славян и наместник Хазарии в Киеве. Они погибли от руки князя Олега, хитростью овладевшим городом в 882 году.

«Даны называют Русь… Острогардом по той причине, что, будучи расположенной на Востоке, она изобилует всеми благами. Ее называют также Гуннигардом, потому что сначала на этих местах жили гунны. Главный их город называется Хуэ [Киев].… Во всех обрядах своих они, кажется, предпочитают подражать грекам [византийцам], чем латинянам, ибо Русское море самым кратким путем приводит в Грецию». Многонациональность российской аристократии отчетливо отразилась в именах послов, подписавших первый Договор Руси с Греками 911 года. Это – Карл, Инегельд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуд, Руалд, Карн, Фрелав, Рюар, Актеву, Траян, Лидульфост и Стемир. В них отслеживаются и германские, и скандинавские, и иранские, и романские и славянские корни. Поскольку для усвоения национального древнеславянского языка народам Киевской Руси потребуется еще более 100 лет, то нет ничего удивительного, что русского экземпляра договора так и не найдено, хотя переписчики утверждают, что таковой был. Видимо, он был записан славянскими рунами как вариантом индогерманской письменности (wenad runi).

«Русская Правда» князя Ярослава Мудрого являлась действительно оригинальным судебником, навеянным двумя тенденциями: византийской письменной традицией и обычным древнерусским правом. В отличие от «варварских» западноевропейских «правд», в нем отсутствует развитый институт рабства. Русские холопы – это домашние ремесленники и прислуга, или челядь, которые не имеют органических связей с сельской общиной. Она юридически их не защищает по принципу «головничества», или отцовства. Если рабы франков занимают видное место в королевской администрации (сацебароны и герцоги), то на Руси аристократы различных уровней добровольно подписывают соответствующее обязательство, чтобы стать привилегированным холопом Великого князя: тиуном, огнищанином, конюшим или выжлятником. Впоследствии они за верную службу могли получить титул удельного князя. После принятия князем Владимиром Святым православного христианского канона, порицающего рабство, древнерусское холопство быстро себя изживает. Во всяком случае, убивать их запрещается, если холоп – христианин. Римская католическая церковь не обращала должного внимания на существование частновладельческого рабства, и сохраняла права феодалов их казнить за любую провинность. Долговое и условное рабовладение на Руси остается под юрисдикцией Великого князя и митрополита. Преступников, еретиков и «алкавших истины» язычников отдавали в «прощенники» при монастырях, где они праведным трудом в течение оставшейся жизни искупали свои земные грехи безвозмездно. Поэтому к смертной казни на Руси князь и вечевые сходы прибегали редко, «прощая» преступников.

В западноевропейских монархиях сословная структура основывалась на военных функциях знати, что отразилось даже в некоторых титулах – маркграф (охраняющий пограничные области страны), марешаль (командующий личной охраной короля), виконт (младший командир), барон (рядовой воин) и т.п. На Руси – это в основном чиновники при великокняжеском дворе. Старшая дружина являлась одновременно и княжеской думой, без совещания с которой государь не мог принять никакого самостоятельного даже частного решения. Внутри древнерусского боярства действовал не местнический, а коллективный принцип принятия решений. В противном случае любой боярин, «старший дружинник», мог «отъехать от князя» по своей воле. Также обстояло дело и с «отроками» в «младшей дружине», не менее строптивой, чем старшее по чину боярство.

Древнерусские рядовичи, изгои и закупы по своему положению не соответствуют западноевропейским литам, лэтам, сервам и вилланам. Марка (община) в Западной Европе стремительно разрушается по принципу аллода, наследственного выделения земельного крестьянского надела из общинной земли; а в России община остается устойчивой еще более 1000 лет. Ставший зависимым смерд-землепашец при несоблюдении условий кабалы мог получить свободу и покинуть нерадивого владельца. Князь же этому до определенного времени не препятствует, так как смерд в любом состоянии – источник его материального благосостояния как подданный, аккуратно выплачивающий ему натуральный оброк в форме «урока». Князь и боярин на Руси выступают юридическими противниками в отношении закрепощения свободных общинников.

Западная юридическая практика разрешает зависимому крестьянину с XIV века постепенно выкупать свои повинности, что заняло в среднем около 300 лет. В Древнерусском государстве явно ощущается влияние «Кодекса Юстиниана», где все подданные объявляются лично зависимыми только от императора, на Руси – от Великого князя, а от владельца земли они зависят исключительно по экономическим или военным причинам.

«Русская Правда» в комментариях Ярославичей и «Уставе Владимира Мономаха» активно вмешивается в податные отношения с населением, ограничивая дань фиксированными «уроками», снижая ростовщический процент и смягчая обельное холопство. Таким образом, роль государства оставалась определяющей, а вотчинное право – строго ограниченным. Князь мог отобрать земельную собственность у неугодного ему аристократа и даже монастыря, что было абсолютно немыслимо в Западной Европе, если у погибшего в феодальной междоусобице или на турнире рыцаря оставались наследники мужского пола. Смертная казнь на Руси вообще была редким исключением – «Русская Правда» и Судные грамоты обычно ограничиваются изгнанием провинившегося субъекта, или передачи его монастырям в качестве «прощенников».

Судебный процесс на Руси всегда был открытым и гласным с непременным дознанием и заслушиванием свидетелей. Как правило, он совпадал с княжеским судом. Городское вече, тем самым, выступало в качестве будущих присяжных заседателей.

Демократические принципы судопроизводства, связанные с вечевым самоуправлением (особенно в Киеве, Великом Новгороде и Пскове), в древнерусском государстве были чрезвычайно устойчивы. Вечевой сход имел полномочия изгнать неугодного князя и призвать нового, как произошло в случае с князем Всеславом Полоцким! Новгородское вече, изгнав киевского наместника, провозгласило свою землю республикой и даже восстановило принцип разделения властей и разграничив судебные функции между ведомственными юридическими инстанциями. Таким образом, никаких поползновений к абсолютной власти у князя при сильном вечевом строе быть не могло.

В Западной Европе отлучение императора от власти было прерогативой римского папы Григория VII, как в случае с Каноссой. Обычно это случалось в период феодальных войн или городских восстаний, когда римский Великий понтифик в «Авиньонском плену» был вынужден утверждать очередное сумасбродное решение французского короля. На Руси митрополит может только напутствовать князя на принятие указов, нужных верующим во имя упрочения христианской веры и гражданского мира. Этим проникнуто «Слово о Законе и Благодати» первого славянина по происхождению митрополита Иллариона.

С возвышением варягов деградировало и военное искусство антов. Вместо сильной и хорошо приспособленной к равнинным условиям тяжеловооруженной конницы, ведущей свое начало от скифов, сарматов и гуннов, состоялось возвращение к пешему бою «варяжской стеной», неэффективной даже в сражениях с печенегами. Только этим можно объяснить длившиеся почти сто лет поражения Руси от хазар и камских булгар, пока князь Святослав не восстановил тяжелую конницу как основной род войск.

Юридическая система Древнерусского государства отличается неповторимым своеобразием, связанным с многонациональным населением Восточной Европы и впитала в себя многие его сюжеты наряду с византийскими правовыми нормами. В отличие от моноэтнических западноевропейских монархий, где господствовал патриархальный феодальный уклад, в Киевской Руси до монгольского нашествия доминировала городская культура. Правовая и государственная традиция Византийской империи оказала колоссальное воздействие на стиль мышления киевских князей, бояр, и русское право. Киевская Русь в этом отношении опережала католические монархии Западной Европы.

Оставляя в стороне пресловутую «норманнскую теорию», необходимо отметить, что варяги как морские пираты перенесли навыки морских набегов на сушу в виде «полюдья», проявляя хладнокровную жестокость лишь в случае вооруженного отпора подвластных племен, как поступила княгиня Ольга с древлянами. Варягам с точки зрения государственной культуры нечего было дать подданным, так как мировоззрение новой элиты отставало от уровня мышления местного боярства. Патриархализацию принципов властвования киевским конунгам можно было приостановить только за счет филиации идей, что в свою очередь было возможно осуществить на путях экспансии в более развитые соседние регионы, в первую очередь Византию. И первые русские князья ведут длительные войны, которые наряду с добычей дают им представления о функциях государства и правовом механизме их реализации. Эклектизм последних у княжеской верхушки оказался поразительным. У них дружинное построение войска сочетается с народным ополчением, как у племенных союзов Северной Европы, натуральный раннефеодальный обмен - с товарной работорговлей, моногамная семья - с боярскими гаремами. Древнерусская знать формировалась на принципах личной преданности князю, рекрутируясь либо из дружинников - варягов, либо из челяди, близкой по социальному положению к военным холопам (рабам). Элита племен была отчуждена от князя, реализуясь на догосударственном уровне. Сохранявшееся в течение последующих столетий право «боярского отъезда» и «крестьянского выхода» представляют собой рудиментальные пережитки безразличия князя к местной аристократии. Отсюда и рождается длительная историческая борьба боярства с княжеской верхушкой. Надстройка воспроизводила самое себя, не конвергируясь с низами. В этом смысле Киевская Русь в течение века оставалась лишь географическим понятием тогдашней ойкумены. Иудаизм, имевший и значение законодательной нормы, стал преследоваться, но до момента приспособления князем Ярославом Мудрым германского записанного обычного права в форме «Правды Роськой» население руководствовалось нравственными нормами в судебной практике. Этика доминировала над законом, что отразилось в традициях политической культуры.

Разрыв между князем и массами подданных увеличивался, и Русь постоянно переживала испытания на единство. Новгороду приходится вновь и вновь с помощью наемников подавлять сепаратизм Киева, посылая войска то против Ярополка, то против Святополка Окаянного. Ориентация на традиции Великой Степи, свойственная южнорусским землям, угрожала разрушить зыбкое равновесие между ними и североевропейским влиянием.

Решающим событием в российской истории стало принятие православного христианского канона из Константинополя. Великокняжеская власть нуждалась в проводнике своей идеологии, сохраняя достаточную дистанцию от местного боярства. Византийская церковь в отличие от Ватикана не вмешивалась в мирские дела и проповедовала безусловную покорность власти государя. Но основным достоинством православия для киевских князей была созданная монахами Кириллом и Мефодием древнеславянская письменность, основанная на моравских и болгарских диалектах. Распространяемая через церковные и монастырские школы, она легко усваивалась детьми и с возрастом превращалась в родной язык. Для полиэтнической Руси такой язык сыграл роль средства культурного сплочения при отсутствии ярко выраженных экономических связей между территориями, а церковь стала проповедником княжеской политики в народной толще и связующим звеном между государем и массами.

Россия складывалась как государство, лишенное этнического и политического центра. Национальность стала отождествляться с религиозной приверженностью православию. Это стало императивом того, что позднейшие исследователи назовут эфемерной категорией «исторической судьбы» России.

Распад Киевской Руси на отдельные независимые княжества привел к ожесточенной гражданской войне, которая превратилась в столкновение между южнорусскими и северо-восточными князьями за политическое лидерство. Отсутствие верховного сюзерена - борьба шла внутри единственного правящего рода Рюриковичей - и вытекающая отсюда неразвитость системы вассалитета и частной собственности придавало междоусобицам свой неповторимый характер. Войны велись не против или в поддержку верховной власти, а за символ таковой, обладание которым давало формальное право считаться Великим князем. Этим символом был Киев, в XII веке по причине половецкого преобладания в низовьях Днепра уже не имевший никакого реального торгового и политического значения. Образно говоря, войны между Ростиславовичами и Олеговичами были рябью на поверхности озера, глубинные слои которого не затрагиваются ветром. Основной силой в этой борьбе оказались не бояре, а дружины князей, служилое войско, которое теперь не поддерживалось народным ополчением. Процессы дезинтеграции русских земель вновь были связаны с поиском путей к новой конфедерации: бояре Галицко-Волынской Руси тяготели к Венгрии, аристократы Полоцкого и Смоленского княжеств - к языческой Литве, а зажиточное купечество Новгородской Республики - к Ганзейским германским городам-коммунам. «Растекание» огромной Руси, казалось, предотвратить было невозможно...

Ее единство, как это ни парадоксально, сохранилось благодаря монгольскому нашествию. При всей кажущейся противоречивости подобного утверждения в нем есть рациональное зерно. Орда нанесла русским землям значительный ущерб, но не разрушила основ культуры. Татарское владычество практически воспроизводило данническую форму взаимоотношений с Русью, известную еще со времен Хазарского каганата и первых Рюриковичей. Орда первоначально взяла на себя функции верховной и судебной власти в русских княжествах, не допуская самоуничтожения княжеских «домов» и поддерживая умеренные авторитарные политические режимы Александра Невского, Даниила Галицкого и позже - Ивана Калиты в противовес радикальным противникам владычества татар, князьям Тверским и Полоцким. Таким образом, Русь опять вошла в конфедерацию со Степью, которая в свою очередь не деформировала глубинных тенденций хозяйственной жизни и культурного развития. Противоречия, возникшие между Москвой и Ордой в княжение Дмитрия Донского и приведшие к Куликовской битве, были связаны со стремлением московского князя всеми силами удержать в своих руках право сбора ордынской дани как единственного источника обогащения, который в то же время не требовал преобразований в сфере сельского хозяйства за счет казны. Кроме того, Мамай не являлся Чингизидом, и Московский князь просто не признал его Великим ханом! Верховная власть ориентировалась на тот экономический уклад, который неизбежно вел общество к стагнации. Единственным исключением стало восстановление Московского княжества после Черной смерти, колоссальной эпидемии чумы, потребовавшее значительных денежных затрат. Идеологической платформой московских князей стало учение преподобного Сергия Радонежского, которое предусматривало мирное сосуществование Руси и Орды, защищавшее их от завоевания литовцами и католическими военно-монашескими орденами Прибалтики.

Окончание татарского ига при Иване III Великом поставило Россию в новое положение. Требовалась идея существования страны в одиночестве. Но уже первые годы независимого развития Москва оказалась перед дилеммой: либо великокняжеской власти идти по пути запоздалого по сравнению с Западной Европой закрепощения сельского населения, - такая попытка была сделана в Судебнике 1497 года, - либо искать источники развития за рубежами России. Благодаря женитьбе Великого московского государя на последней наследнице византийских императоров Софье (Зое) Палеолог возникла концепция Москвы как «Третьего Рима», правопреемника древней Римской и Византийской империй. В Западной и Центральной Европе это было воспринято как территориальные притязания Москвы. И Россия действительно начинает экспансию на запад, которая в целом оказалась малоуспешной из-за принципиально противоположных представлений о том, каким должно быть и функционировать государство. Российское завоевание несло Литве, Польше и Ливонскому Ордену даннические обязанности и незавидное право быть в конфедерации с еще полуазиатской Москвой. В Европе же в этот период начинается складывание национальных государств на фоне разрушения классического феодального уклада и утверждения товарно-денежных отношений. Византийская и Ордынская политическая философия, основанная на религиозной и юридической терпимости, взятая на вооружение русскими царями, вызывала решительный отпор в Центральной Европе, который выразился в объединении Польши и Литвы в Речь Посполитую и самоликвидации Ливонского Ордена с вхождением ряда его земель в состав соседних государств. При всей жестокости завоевания территорий Астраханского и Казанского ханств, их включение в состав России на конфедеративных началах не имело подобных издержек. Не случайно ближайшие сподвижники Ивана Грозного Алексей Адашев и Иван Висковатый советовали «воевать татар, персов и башкир», ибо тут родится могущество страны, а захват Ливонии принесет «одни беды и разорение». Но следование этим рекомендациям означало кропотливую работу по строительству городов и крепостей в Поволжье и на южном Урале, размещение там гарнизонов и расселение казаков в необжитых районах. Для их освоения нужна была опора на боярство с их огромными средствами и людскими ресурсами, а это означало деформацию властных представлений правящей династии, привыкшей опираться на потомков военных холопов - служилое нищее малоземельное дворянство. Гораздо перспективнее выглядел военный захват Прибалтики с ее развитой инфраструктурой и портами. Неудачи в начальный период Ливонской войны повлекли за собой мучительную смерть Адашева и бегство Андрея Курбского в Литву, но Иван Грозный с настойчивостью достойной лучшего применения продолжал военные действия. Наряду с ними он проводит политику опричнины, которая по своему содержанию представляет собой ускоренную «вестернизацию» России по ливонскому образцу: Иван Грозный провозгласил страну огромным монастырем, где царь – игумен, а все подданные – монахи. По его убеждению, следовало приспособить страну к принятию более развитых земель, основной удар, нанося как раз по тому сословию общества, которое было в состоянии привести Россию к процветанию, - боярству. Опричный эксперимент провалился ценой разорения деревни, а Ливонская авантюра закончилась закономерным военным крахом. Россия вступила в полосу тяжелейшего экономического и социального кризиса, породившего самозванцев, крестьянские бунты, казачьи походы на Москву и польско-литовскую интервенцию. Лжедмитрий I пытался провести модернизацию общества ненасильственным путем, но результатом всех его усилий стало массовое народное сопротивление, вылившееся в жестокую социальную борьбу со всем иноземным – от атрибутов одежды до моральных норм.

На рубеже XVII века в сознании русского народа произошел перелом: монархическая идея приобрела принципиально иной смысл. Царская власть в общественном сознании сливается с историческим пред