Генерал-адмирал Федор Федорович Ушаков

 

«Безумно храбрый, обладатель благороднейшего сердца, в обращении грубоватый, - вот образ Федора Федоровича Ушакова, которого излишне называть адмиралом, как излишне пояснять, говоря о Пушкине - поэт. Много общего связывает его с Суворовым, сердечно его любившим. Как Суворов, так и Ушаков - герои русско-турецкой войны; оба они - герои первой войны с Францией; оба - создатели школы, из которой вышли Кутузов и Сенявин; оба - непобедимы». Такими словами однажды начал приветственную речь слушателям первого курса Военно-морской академии первооткрыватель Антарктиды, герой Наваринского сражения адмирал Николай Петрович Лазарев.

Ушаков родился в 1745 году в семье родовитых, но небогатых тамбовских дворян. Согласно Табели о рангах, исправленной в царствование Анны Иоанновны, ребенка с рождения записывали в тот или иной полк. Отец, зачитывавшийся на досуге модными авантюрными романами о пиратах, с немалыми усилиями добился зачисления Феди в морской экипаж мичманом, - упоминания о флоте тогда были «не в моде». Поскольку следующие звания присваивались по мере взросления ребенка в зависимости от связей при дворе и размеров взяток, к семнадцати годам младший Ушаков стал капитаном-поручиком. Но, приехав в Петербург, он поступил в Морской Кадетский корпус, где в дополнение к эполетам бригадира получил диплом с отличием. Имя покойного Председателя Тайной Канцелярии Андрея Ивановича Ушакова пользовалось авторитетом и у его преемника графа Степана Ивановича Шешковского, - ведь именно Ушаков создал систему политического сыска в России, - и тот добился назначения его внучатого племянника командиром императорской яхты «Штандарт». Служба не была обременительной - Екатерина II редко совершала морские прогулки. Каюта двадцатилетнего капитана постепенно превратилась в учебный класс, куда запросто могли прийти младшие офицеры и матросы поговорить о новинках мировой военно-морской тактики. Впрочем, у Ушакова всегда находилось время поиграть на любимой флейте.

С началом первой русско-турецкой войны Ушаков подавал на имя генерал-адмирала Орлова один рапорт за другим с просьбой перевести его на боевые корабли, которые спешно готовились к походу в Средиземное море. Сам Федор Федорович зачастил на новейший фрегат «Африка», на который долго не могли подобрать командира. Не желая ссориться с императрицей, которая ценила командира «Штандарта» за безукоризненный порядок и дисциплину на корабле, граф Алексей Григорьевич каждый раз отвечал отказом. Тогда Ушаков обратился к своему непосредственному начальнику вице-адмиралу Грейгу. Самуил Карлович уговорил Орлова направить настойчивого юношу на «тихий» участок в Донскую флотилию командовать галерной ротой. Блестящие победы русских военных моряков в Хиосском проливе и при Чесме. Ушаков изучал по картам, пытаясь представить себя на месте Орлова, Спиридова или Грейга, и, как правило, не находил у них серьезных тактических промахов.

Князь Потемкин, назначенный в 1776 году Азовским, Астраханским и Новороссийским генерал-губернатором, в одной из своих экспедиционных поездок в Керчь, которая стала оперативной базой строившегося Черноморского флота, при разборе неудачно проведенных учений в июне того же года отметил верные и смелые суждения бригадира Ушакова и распорядился назначить его командиром нового фрегата. Отныне всесильный фаворит пристально следил за своим выдвиженцем, которому в Петербурге никак не могли простить ухода с императорской яхты. Однако корабль под вымпелом Ушакова неизменно оказывался первым в учебных походах и артиллерийских стрельбах.

В обход Адмиралтейства Григорий Александрович уже через пять лет доверил ему старый 56-пушечный линкор «Виктор». Но и тут бригадир проявил себя с самой лучшей стороны, соперничая на маневрах с новейшими кораблями. Поэтому Потемкин пригласил смышленого офицера на корабельные верфи в Херсоне, где закладывалась серия мощных современных линейных кораблей «Слава Екатерины». В последний момент суеверная Екатерина II приказала Потемкину переименовать их в «Преображение России», - головным и последним с этим названием ушел только флагманский линкор командующего Черноморским флотом адмирала Войновича. Ушаков вникал во все тонкости их строительства и, убедившись в том, что лес ставится сырой, приказал обшить днище второго линкора той же серии - «Святого Павла», медными листами, чтобы избежать его быстрого гниения. Именно на этот корабль Ушаков и был назначен командиром и заместителем командующего Черноморским флотом. Матросов и боцманов Федор Федорович набирал и учил сам. Они платили ему признательностью и искренней преданностью. Позже, испрашивая награды для команды своего корабля, он писал императрице: «Я сам удивляюсь проворству и храбрости моих людей: они стреляли в неприятельский корабль с такою сноровкою, что, казалось, каждый специально учился стрелять по цели».

Начавшаяся вторая русско-турецкая война застала Ушакова в Севастополе командиром авангарда флота. Первым, однако, в бой с турецким флотом капудан-паши Эски Гассан-бея выпало вступить кораблям Лиманской Днепровской флотилии, которой командовал контр-адмирал Мордвинов.

1 октября 1787 года на Кинбурнской косе турки начали высадку десанта под прикрытием семнадцати боевых крупных кораблей. Навстречу им вышла наскоро переделанная из плавучего ресторана императрицы галера «Десна» мичмана Джулиана де Ломбарди, которая бесстрашно ринулась на неприятельские линкоры и фрегаты и, постоянно маневрируя на веслах, держала огнем орудий их на значительном расстоянии от берега. Этим воспользовался Александр Васильевич Суворов и уничтожил высадившихся турок. Позже он докладывал Потемкину: «Ломбард атаковал весь турецкий флот вплоть до линкоров; бился со всеми судами из пушек и ружей два часа с половиною и по учинении варварскому флоту знатного вреда сей герой ныне благополучно стоит под Кинбурнскими стенами». Мордвинов отдал приказ арестовать храбреца за выход в море без приказа. Потемкин это распоряжение отменил и присвоил де Ломбарди чин капитан-лейтенанта флота.

Ушакову оставалось только позавидовать безусому мальтийцу, потому что из-за шторма у мыса Калиакрия закрывавшие выход из Стамбула основным силам турецкого флота русские линейные корабли передового отряда частью пошли ко дну, частью выбросились на берег. «Святой Павел» вернулся в Севастополь с поломанными снастями исключительно благодаря хладнокровию своего командира и выучке команды. Треть Черноморского флота погибла...

Екатерина II, получив сообщение Потемкина о несчастье, вздумала повторить поход в Средиземное море и пригласила графа Орлова-Чесменского на аудиенцию. Опытный флотоводец должен был возглавить флот в новую Экспедицию в Эгейское море. Однако Алексей Григорьевич в резкой форме напомнил ей библейскую истину о том, что «нельзя влить молодое вино в старые мехи» и сказал, что напуганная победами России Европа не допустит второй экспедиции в Архипелаг. Лучше отправь, посоветовал он, не корабли, а опытных моряков в Севастополь, там они нужнее. Разгневанная Екатерина тут же подписала указ об его отставке, что означало ссылку прославленного адмирала и дипломата в подмосковное имение разводить рысаков. И вскоре подтвердилась прозорливость опального вельможи - Швеция объявила России войну, закрыв русскому флоту проход через проливы Каттегат и Скаггерак.

Капудан-паша Оттоманской империи Эски Гассан-бей, спасшийся в Хиосском бою, мечтал восстановить свой пошатнувшийся после Чесменского поражения авторитет «крокодила морских сражений». Он был уверен, что в России после Орлова не осталось достойных противников. Потрясенный потерей самых мощных кораблей командующий Черноморским флотом вице-адмирал граф Войнович боялся даже вывести оставшиеся суда на внешний рейд, забрасывая императрицу мольбами отвести их в Азовское море! Потемкин своей властью приказал Ушакову действовать в случае необходимости самостоятельно, не консультируясь с командующим. От классических принципов боя параллельными кильватерными колоннами следовало решительно отказаться по причине отсутствия в Севастополе достаточного количества кораблей соответствующего класса. Долгими бессонными ночами он делал расчеты новых тактических приемов, которые, в общем, сводились к рассечению строя противника под углом, обязательной атаке флагманского корабля и применению артиллерии на дистанции прямого поражения.

Летом 1788 года турецкий флот сделал попытку подойти к осажденному русскими войсками Очакову, чтобы подвезти боеприпасы и продовольствие. Зная, что галеры флотилии Мордвинова сильно повреждены и не смогут противодействовать десяти тяжелым кораблям противника, Потемкин прислал личное послание Ушакову с просьбой выйти в море, «с чем можешь». «Святой Павел» в сопровождении трех фрегатов к изумлению турецких адмиралов нанес удар в центр колонны. Русские канониры стреляли непрерывно брандскугелями, зажигательными снарядами, поджигая снасти и надстройки неприятельских кораблей. Орудийный огонь команда «Святого Павла» сосредоточила на флагмане адмирала Сеид-бея «Мелеки-Бахри», который через сорок минут потерял мачты и выкатился из строя. Остальные командиры посчитали это сигналом к отступлению, которое вскоре превратилось в беспорядочное бегство.

14 июля 17 турецких линейных кораблей, ведомых к Очакову громадным «Капудание» под флагом самого Гассан-бея, у острова Фидониси снова встретились с отрядом «Святого Павла», которого теперь на значительном расстоянии поддерживал линкор «Преображение России» под флагом самого адмирала Войновича. Идти на абордаж, имея всего четыре тысячи матросов против десяти тысяч, было безумием. Тем не менее, Федор Федорович произвел маневр, имитирующий сближение с бортами головных судов. Турки прекратили стрельбу, потому что ядра стали перелетать через русские корабли, и собрали команду на палубах для отражения штурма. И тут, убрав часть парусов, чтобы погасить скорость, Ушаков приказал бить по бортам неприятельских судов в упор. «Потеряв ветер», турецкие корабли сбились в кучу, а русские снаряды буквально сметали людей с палуб. Гассан-бей попытался помочь им и издали открыл навесной огонь по «Святому Павлу». Но получилось так, как и рассчитал Федор Федорович: снаряды попадали в более высокие турецкие корабли, закрывавшие кольцом ощетинившихся огнем русские парусники. В результате два вражеских фрегата загорелись и затонули с экипажами. Турецкий адмирал вынужден был отдать команду о возвращении. В Стамбуле на пирсе его ожидали возмущенные вдовы тех, кого расстреляли свои же пушки. А на перекличке после боя в команде Ушакова не оказалось ни одного убитого!

Вслед за этим последовали ощутимые победы в Керченском проливе и у Гаджибея (современная Одесса). Отныне имя «Ушак-паши» в Стамбуле произносили с плохо скрываемым страхом, а турецкие матери пугали им непослушных детей.

В 1790 году Екатерина II лично вручила Федору Федоровичу Ушакову эполеты генерал-адмирала, наградила орденом Святого Георгия 2-ой степени и вручила патент командующего Черноморским флотом.

Ушакову удалось восстановить Черноморский флот. В его состав вошли 16 линейных кораблей, 2 фрегата и 22 корвета, брига и бригантины. На всех боевых русских кораблях находилось 998 артиллерийских орудий, учитывая резервные военные суда. Он добился при встрече с Потемкиным усовершенствования морских боеприпасов. В пороховых погребах находились обычными ядрами, мелкой свинцовой картечью вместо медной шрапнели и «книппелями» – двумя ядрами, соединенными цепью для порчи парусов, канатов и матч. Для стрельбы ими требовались широкоствольные орудия малой дальности с раструбами, поскольку вынужденно уменьшался пороховой заряд, утончался пыж и возникал риск разрыва ствола при плохом качестве изготовления сопрягающей снаряды цепи. Уверенные выстрелы книппелями могли поражать цель лишь с расстояния ружейного выстрела – 600 шагов!

Но на контр-адмирала Ушакова теперь возлагалась ответственная задача - поддерживать войска Суворова, которые наступали в Валахии и Болгарии. Но Гассан-бей теперь использовал все свое незаурядное умение, чтобы избежать случайного столкновения с русскими кораблями.

В конце лета у селения Тендра была сосредоточена турецкая эскадра в составе 14 линкоров, 8 фрегатов и 23 вспомогательных судов, имевшая целью загородить русским вход в устье Дуная. Адмирал Али Сеид-бей находился на «Капудание». Получив сообщение о появлении турецких кораблей, Ушаков немедленно покинул Севастополь, и 28 августа настиг их. Не меняя походного построения в три колонны, он на всех парусах мчался к турецким судам. Сеид-бей ждал, когда русский командующий расставит корабли в одну линию. Но Ушаков, не снижая скорости, поднял флажный сигнал: «Сосредоточить атаку на передовых неприятельских судах». Флагман в считанные минуты был с обеих сторон окружен «Святым Павлом» под флагом Ушакова и «Святым Петром» капитана 1-го ранга Сенявина, которые с расстояния ружейного выстрела открыли кинжальный огонь. Перепуганные турки, только сбросив в воду пушки, чтобы облегчить корабль и увеличить скорость, смогли оторваться от преследования. Ушаков следовал за ними, пока не наступила ночь. Несмотря на то, что ветер спал, бездумно следовавшие букве Устава турецкие моряки бросили якоря. Ушаков же положил корабли в дрейф, не убирая всех парусов рангоута, и с утренним бризом на большой скорости вновь атаковал неподвижную турецкую эскадру. Первым погиб «Капудание», подожженный с кормы фрегатом «Святой Андрей». 66-пушечный «Мелеки-Бахри» и три галеры выбросили белый флаг. Третий линкор опрокинулся при попытке сманеврировать против ветра. Остальные турецкие корабли попросту обратились в бегство. 20 русских моряков сложили головы в бою у Тендры.

31 июля 1791 года окончательную победу Черноморский флот одержал у мыса Калиакрия. Султан потребовал от «крокодила морских сражений» Гассан-бея и его флагмана адмирала Сеид-бея, наконец, уничтожить флот русских, а самого Ушак-пашу привезти в Стамбул в специально сделанной деревянной клетке. Ушаков, имел всего 16 линейных кораблей, 2 фрегата и 11 легких корабля. Ему противостоял турецкий флот в составе 18 линкоров, 17 фрегатов и 43 легких корабля. Соотношение сил было в пользу турок – 39 русских кораблей против 78 турецких судов.

Русские матросы издалека обнаружили армаду неприятеля. Турецкие корабли стояли на якорях у береговой черты, насколько позволяли глубины. Их орудия были направлены в сторону моря. С берега их прикрывают стационарные крупнокалиберные артиллерийские батареи.

Как назло, ветер дул в сторону моря, и чтобы атаковать суда противника русской эскадре пришлось бы двигаться галсами против ветра, а это означало значительную потерю скорости. Тогда Ушаков повел свои корабли в узкий пролив, образовавшийся между турецким флотом и берегом. Никогда еще ни один флотоводец не применял такого маневра, но он таким способом «выиграл ветер» - он стал попутным.

Береговые батареи открыли огонь, но опытные русские канониры быстро подавили их стрельбу. Обезопасив себя со стороны берега, Ушаков перенес пушечный огонь по неподвижным турецким кораблям. Капудан-паша Гассан-бей поднял сигнал ставить паруса и поднимать якоря. Через некоторое время турецкие корабли вышли в море, выстроились в линию для боя и открыли огонь. Русские артиллеристы не отвечали: по правилу своего адмирала – подойти к неприятелю чуть ли не вплотную и только тогда наверняка расстреливать корабли противника, картечью сметая турецких матросов с орудийных палуб. Ушаков направил «Святой Павел» к флагманскому кораблю адмирала Сеид-Али. Между кораблями не было и ста ярдов, когда оба адмирала увидели друг друга. «Саид, бездельник, - крикнул Ушаков, - я отучу тебя давать такие обещания султану!» Грянули все сорок орудий правого борта русского линкора – картечь буквально смела с палубы турецких матросов, Новый залп разворотил корму и перебил грот-мачту и реи на флагманском корабле неприятеля. Русские двинулись на абордаж, но между двумя линкорами вклинились турецкие фрегаты и приняли на себя пушечный удар и натиск матросов-абордажников.

Постепенно поврежденные вражеские корабли начали выходить из боя. Турок охватила настоящая паника. В бой вступили легкие русские корабли, чтобы добивать врага и перехватывать шлюпки, спущенные с горящих и тонущих кораблей противника. Утром Ушаков приказал продолжать преследование, но этому помешал начавшийся шторм. Сражение у мыса Калиакрия стало боевым последним столкновением второй русско-турецкой войны.

Федор Федорович сам писал отчет императрице об этом сражении: «Наш же флот всею линией передовыми и концевыми кораблями совсем его окружил, и производил с такой отличной живостью огонь, что, повредя много в мачтах, стеньгах, реях и парусах, не считая великого множества пробоин в корпусах, принудил укрываться многие корабли один за другого, и флот неприятельский при начале ночной темноты был совершенно уже разбит до крайности, бежал от стесняющих его беспрестанно российских кораблей, стесненной кучей под ветер, оборотясь к нам кормами, а наш флот, сомкнув дистанцию, гнал и непрерывным огнем бил его носовыми пушками, а которым способно - и всеми лагами. Особо ж разбиты и повреждены более всех пашинские (адмиральские - А.Г.) корабли». Рапорт Потемкину был менее живописным: «Во время бывшего июля 31 дня сражения все командующие судов и разные члены флота Черноморского и служители, находящиеся в оном, с кратким рвением и беспримерной храбростью и мужеством выполняли долг свой».

Только августейший указ о прекращении военных действий в связи с началом мирных переговоров, привезенный быстроходной бригантиной, спас турок от неминуемого разгрома. Оттоманская империя лишилась военно-морского флота. Сеид-бей был настолько изранен, что его несли на носилках, сделанных из злополучной клетки, - больше на капитанский мостик подняться ему было не суждено. «Крокодил морских морей» был отправлен в отставку. Потери русских составили 17 человек убитыми и 28 ранеными, а турки убитыми, ранеными и искалеченными – более 2 тысяч профессиональных офицеров и матросов!

После смерти Екатерины II ее взбалмошный сын Павел Петрович стал искать союзников, чтобы остановить экспансию Французской Республики, талантливый генерал и первый консул которой Наполеон Бонапарт начал перекраивать политическую карту Европы. Когда исчезли древняя Венеция и Ломбардия, превращенные в Цизальпийскую республику, и французские солдаты высадились на Ионических островах и в Египте, турецкий султан Селим III обратился в Петербург с предложением организовать антифранцузскую коалицию. Россия ответила согласием, хотя ее интересам пока ничего не угрожало; к ним немедленно присоединились Австрия и Англия. По их просьбе русская армия под командованием Суворова была отправлена в Северную Италию, а Черноморская эскадра Ушакова прибыла на берег Босфора.

Султан лично встречал Федора Федоровича, наградив его высшим воинским орденом Оттоманской империи - золотым челенгом и оказав такие же высочайшие почести, как и английскому адмиралу Горацио Нельсону после победы над французским флотом при Абукире. Федор Федорович писал императору: «Во всех местах оказаны мне отличная учтивость и благоприятство, также и доверенность неограниченная». Под командование российского вице-адмирала поступили пятнадцать линкоров, а капудан-паша Кадыр-бей поклялся беспрекословно подчиняться Ушакову. Канцлер Александр Андреевич Безбородко записал в эти дни в своем журнале: «Надобно же вырасти таким уродам, как французы, чтобы произвесть вещь, какой я не только на своем министерстве, но и на своем веку видеть не чаял, то есть союз наш с Портою и переход флота нашего через Канал [Босфор]».

Осенью 1798 года объединенный русско-турецкий флот в течение одного месяца освободил от французов Ионические острова, но победа была бы неполной, если бы в руках противника оставался остров Корфу.

Первый консул Франции генерал Бонапарт в приказе командиру гарнизона неприступной островной цитадели генералу Шабо напоминал, что тот стоит перед «воротами со стороны Средиземного моря на Балканы».

Крепость Корфу, расположенная на горе и обнесенная мощными гранитными стенами, несомненно, была одной из самых сильных в Европе. Ее укрепления, высеченные в скале, состояли из так называемых «старой» и «новой» крепостей. С моря Корфу защищался островами - Видо с фортом и крепостью, и Лазаретто, на котором были сооружены береговые артиллерийские батареи. На самом Корфу французы сосредоточили 3 тысячи штыков и 650 орудий. Продовольствием и боеприпасами гарнизон был обеспечен на полгода. На Видо находилось 800 солдат и офицеров под прикрытием двух линкоров и 20 галер. Никто не мог себе тогда даже представить, что такой морской цитаделью можно овладеть с помощью флота!

Остров Корфу был окружен кораблями с Андреевскими флагами. Стремясь взять больше боеприпасов и солдат для десанта, Ушаков сократил запасы продовольствия до минимума. Сказалось и отсутствие навыков дальних походов. Скоро не столько французы, сколько русские моряки начали голодать. Надежда на то, что турки организуют нормальное снабжение флота, не оправдалась: вместо привычной солонины, сала и чарки водки им привозили сушеную баранину и восточные сласти. И Ушаков решился на то, что считалось невозможным - с моря штурмом взять хорошо укрепленную островную крепость.

Ночью 18 февраля 1799 года на побережье было высажено 500 русских десантников. Когда рассвело, открыли огонь корабли, поддерживая поднявшихся в атаку матросов. Во второй волне на значительном расстоянии бежали турки с большими мешками, куда складывали отрезанные головы французских раненых: их количеством измерялись личный героизм и денежная премия капудан-паши. Это сделало сопротивление французов более ожесточенным. Генерал Шабо приказал отбиваться до того, пока ялик с русским адмиральским вымпелом не пристанет к берегу, и сдал свою саблю лично Ушакову. «Все настоящие действия формально произведены одними нашими войсками… - докладывал адмирал императору. - И ежели судить справедливо, надобно приписать все только моей эскадре: обе батареи на берегу сделаны и окончены только моими людьми. Турки и албанцы за работу ни один человек даже никогда и не принимался.… При нападении на остров Видо повреждения, какие случились в корпусе кораблей и рангоуте, все это потерпели одни только мы…. Целый свет может отдать справедливость вверенной мне эскадре и нашему действию; но чтобы утвердить более дружбу нашу с Блистательной Портой, в реляции пишу с похвальбой и признательностью и об их судах». В плен сдались около 2 тысяч солдат и офицеров, а русскими матросами было захвачено 639 орудий.

Федор Федорович в знак уважения доблести и храбрости французов вернул ему оружие и просил быть гостем на «Святом Павле». Белые флаги выбросили французские линкор «Леандр» и 13 галер, окруженные в бухте Корфу - из гавани сумел уйти только линейный корабль «Женерос». Бесчинства турок вице-адмирал тут же прекратил, расстреляв десяток мародеров и напомнив Кадыр-бею, кто из них двоих был уполномоченным султаном быть главным флотоводцем «при эскадре». Суворов писал в те дни: «Великий Петр наш жив! Что он при разбитии в 1714 году шведского флота при Аландских островах произнес, а именно: “Природа произвела Россию только одну: она соперниц не имеет”, - то и теперь мы видим. Ура! Русскому флоту!.. Я теперь говорю самому себе: “Зачем не был я при Корфу, хотя бы мичманом?”» Английский адмирал Нельсон в поздравительном письме писал Ушакову: «искреннейшее поздравляю Ваше превосходительство с взятием Корфу и могу уверить Вас, что слава оружия верного союзника столь же дорога мне, как и слава моего короля!»

После победоносного освобождения Корфу Ушаков столкнулся с непростой дипломатической проблемой - антитурецкими настроениями ионических греков, не желавшими возвращаться в подданство Блистательной Порты. И хотя никаких письменных инструкций из Петербурга от Павла I Федор Федорович не имел, он сам рискнул выдвинуть идею создания Греческой Республики семи Островов, которая при поддержке дружественной православной России должна была получить автономию в составе Оттоманской империи, или, в крайнем случае, российский протекторат. Кадыр-бей немедленно донес об этом Селиму III, который в свою очередь заявил протест Петербургу. К Ушакову в Зимнем дворце стали относиться с подозрением. «За все мои старания и столь неусыпные труды, - писал Федор Федорович, - из Петербурга не замечаю соответствия. Вижу, что, конечно, я чем-нибудь, или какими-нибудь облыжностями расстроен. Но могу чистосердечно уверить, что другой на моем месте, может быть, и третьей части не исполнил того, что я делаю…. Зависть, быть может, за Корфу против меня действует. Я и слова благоприятного никакого не получил. Что сему причиною? Не знаю.… Столь славное дело, каково есть взятие Корфу (что на будущее время эпохою может служить), принято, как кажется, с неприятностью, а за что – не знаю. Мальта – ровесница Корфу, она другой год уже в [английской] блокаде и, когда возьмется, еще неизвестно. Но Корфу нами взята почти без всего и при всех неимуществах». Скорее всего, император был недоволен политическими православными идеями Ушакова, который вмешался в высшие государственные дела, которые были вне его компетенции.

Победа при Корфу имела огромное значение. Когда корабли русско-турецкой эскадры 30 сентября 1799 года бросили якоря на рейде Рима, и в порту Остия высадился десант в 500 человек, трехтысячный французский гарнизон капитулировал практически без сопротивления. Русским морякам пришлось защищать самих итальянцев от отрядов иезуитов, «армии Святой веры» кардинала Руффо, которые убивали всех, кого подозревали в сочувствии к республиканским порядкам, и пленных французов - от англичан и турок. Это еще больше повысило авторитет российских моряков. Именно поэтому здесь, в Вечном городе обострились противоречия между Ушаковым и английским адмиралом Нельсоном, которому премьер-министр Великобритании Уильям Питт-младший прямо предписывал всемерно ослаблять влияние России в Италии и Греции. Фактически Ушакову был предъявлен ультиматум - или подчиниться английским оккупационным законам, или уйти. Федор Федорович в присутствии Нельсона отдал приказ привести русские корабли в боевую готовность. Тому ничего не оставалось, как сделать то же самое. В гавани Рима началась необъявленная «холодная война».

Впрочем, Суворову, вытесненному предательской политикой австрийского правительства из Северной Италии в альпийские снега, было гораздо холоднее.

Исход противостояния решился в высших сферах - оскорбленный откровенным пренебрежением Вены и Лондона к российским войскам и флоту, решившим судьбу кампании 1799 года, Павел I вышел из состава коалиции и отозвал Суворова и Ушакова на Родину. Одновременно началась активная дипломатическая подготовка к заключению военно-политического союза с Францией, что было чревато войной между бывшими союзниками. Русские корабли покинули Италию.

А год спустя огромная английская эскадра под командованием адмирала Горацио Нельсона бомбардировала Ревель, Кронштадт и пригороды Петербурга. Ответом явилась безумная идея Павла I отправить казачьи корпуса под командованием донского «суворовского» атамана Платова в Индию. Ушаков получил приказ немедленно выехать в столицу, чтобы возглавить Балтийский флот. Большую войну с «владычицей морей» предотвратили заговорщики, убившие императора в ночь на 12 марта 1801 года.

Воцарение Александра I для гениального русского флотоводца обернулось неожиданной отставкой. На этом настаивали английские, австрийские и турецкие послы при согласовании условий восстановления дипломатических и экономических отношений. Россию как могучую военную и морскую державу можно было ослабить, лишив ее выдающихся военачальников и флотоводцев. После смерти Суворова последним из них представлялся Ушаков. В блеске их гения еще трудно было различить Кутузова и Багратиона, Сенявина и Лазарева и многих других, воспитанных их примером. Лаконичный пенсионный аттестат, собственноручно написанный императором, начинался просто: «Победителю всех неприятелей России на морях графу Ушакову Федору Федоровичу...»

В зените славы непобедимый Ушаков расстался с родными, оперенными белоснежными парусами линейными кораблями, фрегатами и галерами на Кронштадском рейде, которые салютовали ему тридцатью орудийными залпами.