Шлиссельбургский «секретный узник»

 

Петр I не забыл своего обещания, данного своему сводному брату и «старшему царю» Ивану V Алексеевичу, - выдать замуж его дочерей, чего бы это ему не стоило.

В 1712 году во время Северной войны русская армия вместе с союзниками – саксонцами, поляками и датчанами – под командованием царя вступила в Померанию и оккупировала территории Шверина. Единственная крепость, контролировавшаяся шведами Висмар – столица герцогства Мекленбургского, успешно выдерживала осаду до 1716 года, пока не была захвачена подошедшим корпусом генерал-фельдмаршала Аникиты Ивановича Репнина. Между Петром I и герцогом Карлом-Леопольдом установились дружеские отношения. Самодержец Всероссийский обещал разместить в Мекленбурге 10 русских пехотных и драгунских полков в обмен на женитьбу герцога на его племяннице Екатерине Иоанновне. Накануне царь отдал ей по-военному строгий приказ: «Веру и закон сохрани до конца неотменно. Народ свой не забудь, но в любви и почтении имей паче прочих. Мужа люби, почитай яко главу и слушай во всем, кроме вышеописанного».

Однако брак оказался несчастливым. Герцог не скрывал своей откровенной неприязни к жене, тем более что русские полки так и не прибыли. И 28 июля 1718 года герцогиня написала письмо императрице Екатерине, что «милостию Божиею, я обеременела, уже есть половина, а прежде половины писать я не посмела до Вашего величества, ибо я подлинно не знала».

В результате этого неудачного брака в 1718 году на свет появилась болезненная и слабенькая девочка, нареченная Елизаветой-Екатериной-Христиной герцогиней Мекленбургской. И только после ареста мужа представителями местной оппозиции Екатерина Иоанновна с дочерью возвратились в Москву.

В 1730 году на российском престоле оказалась вдовствующая герцогиня Курляндская Анна Иоанновна. Будучи не замужем, она должна была решить вопрос о наследнике престола. Ни кандидатура ненавидевшей ее Елизаветы Петровны, ни ее племянника Карла-Петера-Ульриха герцога Голштинского, при котором регентом должна была бы стать та же Елизавета как его тетя, властную императрицу не устраивали. Поэтому ее выбор пал на наследницу рода Милославских – герцогиню Мекленбургскую, ставшую после крещения в православную веру Великой княжной Анной Леопольдовной.

Девушку забрали ко двору и начали воспитывать в православном духе. Обучением занимался бывший духовник Петра Великого Феофан Прокопович.

5 февраля 1733 года в Москву прибыл и жених, восемнадцатилетний племянник австрийской императрицы Елизаветы – супруги Карла VI. Невеста не произвела на него впечатления. «Она не обладает ни красотой, ни грацией, - отмечала жена английского посланника леди Рондо, - а ее ум еще не проявил никаких блестящих качеств. Она очень серьезна, немногословна и никогда не смеется; мне это представляется весьма неестественным в такой молодой девушке, и я думаю, что за ее серьезностью кроется скорее глупость, нежели рассудительность».

Свадьба Анны и Антона состоялась только 3 июля 1739 года и длилась целую неделю. А через 13 месяцев Анна Леопольдовна родила сына, названного в честь деда Иоанном. Английский посланник Финч так описывает это событие: «В то самое время, как я был занят шифрованием этого донесения, огонь всей столичной артиллерии возвестил о счастливом разрешении принцессы Анны Леопольдовны сыном. Это заставило меня немедленно бросить письмо, надеть новое платье… и поспешить ко двору с поздравлениями. Сейчас возвратился оттуда. Принцесса еще вчера гуляла в саду Летнего дворца, где проживает двор, спала хорошо, сегодня же поутру, между пятью и шестью часами, проснулась от болей, а в семь часов послала известить Ее величество. Государыня прибыла немедленно, и оставалась у принцессы до шести часов вечера, то есть ушла только через два часа по благополучном разрешении принцессы, которая, также как и новорожденный, в настоящее время находится, насколько возможно, в вожделенном здравии». Анна Леопольдовна больше не нужна была императрице; сына ее забрали на воспитание при дворе. Все вельможи были довольны тем, что принцесса родила здорового и крепкого малыша.

Задуманный и осуществленный Анной Иоанновной династический брак ее племянницы и принца Брауншвейг-Беверн-Люнебургского быстро и стандартно завершился. Молодцеватый муж не обращал на глуповатую супругу никакого внимания, удачно приставив к ней испанского посланника графа де Линара. Он должен был заменять супруга все время, кроме обеда и ужина с обильными алкогольными возлияниями. Императрица не обращала на этот невинный с ее точки зрения флирт особого внимания - ее волновал лишь будущий первенец новой семейной четы, которому Анна Иоанновна заранее завещала российский престол, кто бы ни появился на свет: мальчик или девочка.

Ее желание исполнилось ночью 12 августа 1740 года: мальчика крестили Иваном VI Антоновичем. На престол его венчали родители по той причине, что ребенок еще не мог ни стоять, ни говорить перед алтарем! Ровно через два месяца и шесть дней императрица Анна Иоанновна скончалась от мучительной «каменной болезни».

Анна Леопольдовна сразу же распорядилась перенести столицу в Санкт-Петербург и поселялась в теплые месяцы в петровском Летнем дворце, а зимой – возвращалась в Москву. Это было воспринято русской знатью как возвращение к новым «петровским ломкам в недостроенной державной России» и подготовке к очередной войне с Оттоманской империей в союзе с Австрией при поддержке Пруссии.

Вопрос о том, кому быть регентом при новорожденном императоре, фактически решался Кабинет-министром, бывшим гофмейстером Курляндского двора, графом Петром Михайловичем Бестужевым-Рюминым и военным министром генерал-фельдмаршалом графом Минихом, которые «искренне» советовали терявшей память императрице назначить таковым герцога Бирона. Они заранее инсценировали заговор подпоручика Семеновского гвардейского полка Грамматина, который на «расспросах» в Тайной Канцелярии в присутствии Бирона, охотно сообщал, что родители императора якобы хотели с помощью подчиненной ему роты взять регентство в свои руки. За проявленную искренность бравый «семёновец» был помилован и только разжалован в гвардии рядовые. Бывшему всесильному фавориту громкие политические скандалы были тогда ни к чему - он сам собирался в сложившейся династической неразберихе возвести на престол своего старшего сына Петра, объявив его незаконнорожденным отпрыском покойной Анны Иоанновны, что соответствовало действительности, или женить его на попавшей в опалу Великой княжне Елизавете Петровне. Он держал это в строжайшей тайне, поделившись такими сокровенными планами только со своим духовником. Тот почел за благо сообщить о сказанном Бироном на исповеди Грамматина в Тайную Канцелярию, за что немедленно получил должность епископа Петербургского и Ладожского.

Неудивительно, что регентство Бирона продолжалось всего 22 дня. Когда он заболел гриппом, прямо в постели 8 ноября 1740 года был арестован по приказу фельдмаршала Миниха. Полковник Христофор Григорьевич Майнштейн с двадцатью гренадерами вытащил дрожащего от лихорадки и страха всесильного герцога из-под кровати и взял низложенного вице-канцлера под стражу. Одновременно были арестованы его сын Петр (Густав) и брат Константин (Карл) Бироны. Фельдмаршал уже в полночь объявил Анну Леопольдовну регентшей при Иване VI Антоновиче, и ей по привычке присягнула гвардия. Внезапно шведское правительство сообщило, что, отказавшись признавать императорский титул младенца Иоанна VI при нежелании считать его регентом ближайшего родственника (короля Швеции), объявила Российской империи войну, в том числе под предлогом различных «обид и несправедливостей», чинимых шведским подданным русскими властями.

Неожиданно сделавшись правительницей огромного государства, молодая регентша решила избавиться от своего нелюбимого мужа Антона-Ульриха, для чего присвоила ему 10 ноября 1740 года звание генералиссимуса, и приказала отбыть к войскам в Финляндию. Однако новоиспеченный главнокомандующий российской армии предпочитал оставаться в Петербурге, где предавался попойкам и кутежам.

Фельдмаршал Миних, рассчитывавший в свою очередь именно на должность генералиссимуса, стал лишь первым Кабинет-министром, чем был весьма удручен. Он лично начал предпринимать шаги к подготовке дворцового переворота. Миних настоял на том, чтобы от имени отца, генералиссимуса герцога Брауншвейгского, малолетнему Иоанну VI, был подан рапорт следующего содержания: «Я ныне по вступлении Вашего Императорского Величества на Всероссийский престол желание имею мои военные чины низложить для того, чтобы при Вашем величестве всегда неотлучно быть». Прошение об его отставке Иоанном VI было удовлетворено «личной подписью»! Миних получил должность первого Кабинет-министра, чтобы через месяц отправиться в отставку по Указу Анны Леопольдовны.

Главнокомандующим русскими войсками 13 августа 1741 года был назначен фельдмаршал де Ласси, хотя русская армия после войны с Турцией практически не имела ни резервов, ни патронов, ни достаточного количества полевой артиллерии, брошенной в степях Таврии.

Де Ласси 26 августа встретился со шведской армией генерала Врангеля под Вильманстрандом и немедленно вступил с ней в бой. Русские имели численное преимущество в людях (10 000 солдат и офицеров против 6 000 шведов), но фактически были лишены пушек. Исход боя решила штыковая атака. Шведские войска потерпели поражение, потеряв 3 300 человек убитыми и раненными, 4 знамени и 13 орудий. Потери русских составили 2 400 человек убитыми и раненными. Этим сражением, собственно, и закончилась военная кампания 1741 года. Остальные «баталии» дипломаты вели в кабинетах, понимая, что брауншвейгской династии уготована недолгая политическая жизнь в Петербурге: европейские министры иностранных дел с нетерпением ожидали нового дворцового переворота, когда государственная власть в России окажется в надежных руках.

Регентша никак не подходила на роль российской императрицы, так как не умела подбирать себе достойных соратников. Миних писал, что Анна «по природе своей… была ленива и никогда не появлялась в Кабинете [министров]… Она была от природы неряшлива, повязывала голову белым платком, идучи к обедне, не носила фижм и в таком виде публично появлялась за столом и после полудня за игрой в карты с избранными ею партнерами, которыми были принц – ее супруг, граф де Линар – министр польского короля и фаворит Великой княгини, и маркиз де Бота – министр Венского двора, ее доверенное лицо».

Анна Леопольдовна была женщиной легкомысленной, влюбчивой и не имела никакого представления о политике. Целыми днями она пряталась от своих министров и сенаторов по многочисленным кабинетам Зимнего дворца, чтобы они не досаждали ей государственными бумагами, в которых она ничего не понимала. Вероятно, именно поэтому она издала исторический указ против бюрократизма и волокиты, чтобы мелкие вопросы решались в соответствующих коллегиях, и докладывались лаконично и устно, правда, только до совершеннолетия Ивана Антоновича: «Вот он вырастет и прочтет все ваши бумаги»! И, считая свою фигуру идеальной, - что, кстати, противоречило истине из-за широких плеч и коротких ног, - она ввела впервые в российской практике стандарты пошива женской одежды текстильными мануфактурами по выкройкам своих платьев. Русские модницы были вынуждены носить либо чрезмерно узкие, либо короткие, либо мешковатые одеяния, в своих пересудах понося регентшу всякими словами. Новый фаворит двора Шарль-Морис де Линар был лишь тенью умного и решительного Бирона и попросту тяготился свалившимися на него заботами о судьбе Российского государства.

И хотя Анна Леопольдовна и была провозглашена регентшей при Иване VI, управление страной на короткое время перешло к Головкину. Но уже 3 марта 1741 года канцлер тоже заболел гриппом и был немедленно помещен под домашний арест по приказу восстановленного в чинах генералиссимуса Брауншвейгского. Затем последовал указ об его отставке и лишении всех званий. Недолгое время во главе Кабинета министров оставался растерявшийся министр внутренних дел князь Алексей Черкасский, мечтавший только об одном - сбежать из этого «сумасшедшего дома». В конце концов, и он сам оказался в ссылке.

Остермана же просто позабыли, потому что тот, прозорливо предугадав последствия «бироновщины» для России и себя лично, в свое время вечно жаловался Анне Иоанновне на многочисленные неизлечимые болезни. Он получил вакантную должность вице-канцлера, которая скорее свидетельствовала скорее об его ненужности при новом правительстве. И лукавый царедворец решил внести свою лепту в венчание на царство Анны Леопольдовны. Андрей Иванович предложил устранить с пути к алтарю в Успенском соборе цесаревну Елизавету Петровну, подвергнув ее насильственному пострижению в монахини или, в крайнем случае, выдав замуж за какого-нибудь заштатного германского принца. Выход был настолько очевиден, что благодарная вице-императрица Анна Леопольдовна тут же назначила Остермана канцлером, введя его в Кабинет Министров, а Левенвольде объявила его заместителем.

Анна Леопольдовна стала деятельно готовиться к императорскому поприщу и даже заказала себе в Париже кокетливую золотую корону. Слухи об этом быстро распространились по Петербургу, и достигли Версаля, сильно обеспокоив первого министра королевства кардинала де Флери. Франция была утомлена непредсказуемостью политики новой российской «немецкой партии», которая по-прежнему пыталась воевать с могущественной Оттоманской империей и Крымским ханством. Это являлось, по мнению Людовика XV, бесперспективным и чисто «азиатским предприятием». При этом «брауншвейгская парочка» неуклонно сближалась с Берлином, где Фридрих II Великий вынашивал планы большой европейской войны за объединение немецких земель под властью Пруссии. Это исключало Российскую империю из числа возможных союзников Французского королевства в борьбе с пруссаками.

В северную столицу России был срочно направлен самый красивый и обаятельный кавалер Европы граф де ла Шетарди в качестве посла с огромным денежным кредитом. Фридрих II характеризовал нового версальского посланника как «конфетку для милых дам». В Париже рассчитали верно: если новому послу и не удастся покорить сердце цесаревны - оно пока всецело принадлежало статному и голосистому «черниговскому казаку», а впоследствии графу Алексею Григорьевичу Разумовскому, - то запутать ее в долговых обязательствах будет нетрудно. Значительную роль в психологической подготовке Елизаветы к дворцовому перевороту сыграл и ее лейб-медик Иоганн-Герман де Лесток, стремившийся во имя личных амбиций возвести свою венценосную подопечную на российский престол.

Но все точки над i расставила все-таки сама Анна Леопольдовна, которая вызвала Елизавету на аудиенцию для того, чтобы уведомить ее о своем намерении выдать «дщерь Петрову» замуж. В качестве жениха был избран придурковатый герцог Людвиг Брауншвейгский. После венчания супруги должны отправиться на жительство в его владения. Анна Леопольдовна подозревала цесаревну в том, что та вынашивает планы стать императрицей. Елизавета Петровна умоляла не делать этого и клялась на кресте, что никаких крамольных замыслов у нее никогда и не было! Расстались две багрянородные женщины со слезами. Но сразу после отъезда цесаревны Анна Леопольдовна подписала приказ отправить все гвардейские полки, дислоцированные в Петербурге, к шведской границе под предлогом якобы пресечения интервенции шведской армии, которой руководил сам главнокомандующий сухопутными войсками генерал Левенгаупт - арест и ссылку Елизаветы Петровны следовало организовать без опасных вооруженных волнений в столице. Ради этого Анна Леопольдовна с семьей осталась впервые зимовать в недостроенном холодном Зимнем дворце. Она не могла догадываться, что холодные «казенные» дома станут постоянными местами ее обитания.

Елизавета Петровна поняла, что ее час пробил: через два дня Преображенский полк должен был покинуть Петербург, чтобы пехотным порядком двигаться к далекой реке Кюмень.

Вернувшись в свой дом на Большой Садовой, она пригласила к себе графа де Лестока, графа Алексея Разумовского, числившего по протоколу «певчим» при дворе Великой княжны, поручика Семеновского гвардейского полка графа Романа Воронцова, своего флигель-адъютанта гвардии сержанта Карла Грюнштейна, личного секретаря Рудольфа Шварца и графа Петра Шувалова. Елизавета Петровна отдала им срочные распоряжения по материальной организации дворцового переворота. Все приближенные сначала поехали к французскому послу де ла Шетарди за деньгами. Отказа в кредитах в посольстве Франции не было!

Вечером 25 ноября 1741 года, помолившись перед образами и поклявшись всеми святыми навсегда отменить смертную казнь для дворян в случае удачи заговора, Елизавета Петровна выехала на Литейный проспект в кордегардию первой Гренадерской роты Преображенского гвардейского полка. Она являлась по должности ее капитаном. С собой Великая княжна привезла бочку водки и бочку пива. Елизавета терпеливо ждала, пока вся рота не насытиться ее дарами. Затем, войдя в кордегардию и приняв рапорт, как гренадерский капитан, спросила: «”Ребята, вы знаете, чья я дочь. Пойдете ли за мной?” Осоловелые и подгулявшие гренадеры вразнобой ответили: ”Матушка, дщерь Петрова, мы готовы! Прикажи - всех поубиваем!”».

Но до этого дело не дошло. Переворот оказался абсолютно бескровным. Пятьдесят гренадер отправились в Зимний дворец вслед за Елизаветой. Дежурный офицер принял их за смену караула, и вместе со своими солдатами спокойно покинул пост.

Елизавета Петровна подошла к дремлющей Анне Леопольдовне с коварной улыбкой: «Сестрица, пришло время вставать!» Регентша пробудилась и, не стесняясь набившихся в спальню гренадер, на их глазах оделась, тихо приговаривая, что «слава Богу, что хоть не убили». На обратном пути арестовали генерал-квартирмейстера гвардейских частей Рейнгольда фон Левенвольде. Правление «брауншвейгской династии» продлилось только один год и тридцать девять дней.

Утром был арестован Алексей Петрович Бестужев-Рюмин, который оказался среди узников Петропавловской крепости по ошибке - его арестовали второпях вместо брата Михаила Петровича. Всех, включая Бирона, Миниха и Остермана полусонный Сенат приговорил к отсечению голов. Кабинет министров был распущен. Но в последнюю минуту Елизавета Петровна вспомнила свою клятву отменить смертную казнь, и перед эшафотом всем осужденным объявили об изменении приговора. Их всех отправили в пожизненную ссылку. Граф Алексей Петрович Бестужев-Рюмин был немедленно освобожден из-под стражи, назначен вице-канцлером и Президентом Иностранной коллегии.

Анна Леопольдовна и Антон-Ульрих Брауншвейгские были сосланы сначала в Ригу, где их заставили присягнуть Елизавете Петровне за себя и за детей.

Затем их заточили в неприступную крепость на Западной Двине Динамюнде, чтобы потом этапировать семью в Ранненбург. В августе 1743 году туда приехал гвардии майор фон Корф, который увез с собой под драгунским караулом сына и подругу – первую фрейлину двора баронессу Юлиану фон Менгден.

Но и в ссылке тихая и скромная Анна Леопольдовна оставалась женщиной: она родила двух сыновей Петра и Алексея. Судьба мальчиков осталась неизвестной – их отняли у матери еще грудными младенцами. Ссыльная регентша умерла от послеродовой горячки 7 марта 1746 года. Ее под именем «благоверной принцессы Анной Брауншвейг-Люнебургской» похоронили рядом с бабушкой царицей Прасковьей Федоровной и матерью в Благовещенской церкви в Санкт-Петербурге.

Кавалер де Линар был выслан из страны. Миниха сослали в Кострому, Остермана и Левенвольде - в сибирский город Березов, а Бирона - в южнообский поселок Пелым. Князь Черкасский, сосланный Анной Леопольдовной в Ярославль, пробыл там недолго. Вскоре он был помилован Елизаветой Петровной усилиями вице-канцлера Бестужева-Рюмина и братьев Разумовских. Его «казенный» ярославский дом пустым долго не оставался: туда по состоянию здоровья был переведен из Сибири тяжело заболевший герцог Бирон со всей семьей. Эпоха господства фаворитов-иностранцев в России завершилась.

Когда по Белградскому миру 1739 года Австрия отдала Оттоманской империи Сербию и Черногорию, сербы десятками тысяч устремились в православную Россию. Елизавета Петровна отвела им места для поселения вдоль южных границ для их охраны. Сербы жили на правом берегу Днепра в Новой Сербии (Елизаветграде), частью на левом – в Славяно-Сербии (Славянск). Из них усилиями сербских полковников Депрерадовича и Шевича было сформировано 12 штатных гусарских полков, именовавшихся либо по названиям областей на исторической родине, либо по цветам мундиров, которые отбирались из преобладающих красочных орнаментов на праздничной одежде жителей их национальных областей.

Неудачная война за «польское наследство», потеря Данцига, перемирие и компромиссный мирный договор с Россией и Австрией серьезно подорвали политический и военный престиж Франции. В случае общеевропейской войны ей после таких неудач будет отныне трудно найти союзника. И хотя французский посланник принимал активное участие в воцарении Елизаветы Петровны, императрицу следовало убедить в том, что в одиночку Российская империя серьезной войны не выдержит. Да и многочисленные государственные перевороты, и резкие изменения политического курса страну серьезно ослабили. Поэтому с этой целью Людовик XV рассчитывал, что Швеция продолжит незавершенную «кабинетную» войну, чтобы с оружием в руках «освободить достохвальную русскую нацию для ее же земельной собственности от тяжкого чужеземного притеснения и бесчеловечной тирании и представить ей свободное избрание законного и справедливого правительства», - писал в своем манифесте фельдмаршал Левенгаупт. Остальные сюжеты касались объединения русских и шведов «как друзей» под властью короля Швеции. Фактически это был выдержанный в доброжелательном тоне ультиматум о возвращении присоединенных Петром I в результате Северной войны прибалтийских территорий и Карелии. Умудренная в придворных интригах императрица сразу поняла суть проблемы.

Вспыльчивая и резкая, как ее отец, Елизавета Петровна с негодованием отвергла все предложения Манифеста, хотя в душе симпатизировала Франции.

В июле 1742 года русская армия перешла в решительное наступление по всему фронту за Кюменью. Под натиском русских полков пали города Тавастус и Борго, а 26 августа под Гельсингфорсом генерал-фельдмаршал де Ласси отрезал все пути отступления для шведской армии. Окруженные русскими войсками 17 000 шведов сложили оружие и знамена. Эта капитуляция нанесла непоправимый ущерб Швеции, которая тут же начала мирные переговоры. 16 июня 1743 года в городе Або, согласно которому русско-шведская граница теперь проходила по реке Кюмень. В Версале поняли, что в случае войны с Пруссией лучшего союзника, чем Российская империя, им не найти.

Елизавета Петровна не осталась в «долгу» перед своими двуличными соратниками в борьбе за престол: в 1748 году был обвинен в связях с французским двором и сослан в Углич «душа» переворота граф Иоганн-Герман де Лесток. Через год французский посол граф де ла Шетарди был объявлен «персоной non grata» и выдворен из России, правда, после оплаты долгов. Фельдмаршал Христофор Антонович Миних был лишен всех званий и наград и отправлен навечно в свое поместье. Ближайшие статс-дамы Анны Иоанновны - княгиня Анна Лопухина и баронесса Юлиана фон Менгден - были обвинены в заговоре против императрицы, подвергнуты публичному бичеванию, урезанию языка и отправлены на вечное поселение в Тобольск. Одновременно из далекого Березова была возвращена семья князя Ивана Алексеевича Долгорукого, отправленная Анной Иоанновной на пожизненное поселение. Ему были возвращены потомственное дворянство, имущество, звания и ордена, но государственной деятельностью князь больше не занимался.

В 1736 году овдовевший герцог Шлезвиг-Гольштейнский Карл-Фредерик учредил мемориальный «Орден святой Анны» в форме белого креста в память о своей умершей после родов супруги Анны Петровны, старшей дочери Петра I. В 1743 году Елизавета Петровна, усыновив оставшегося сиротой племянника, будущего императора Петра III, причислила его к орденам Российской империи. Этот орден, называемый «анненским крестом», стал самым распространенным, потому что им награждались все отличившиеся дворяне независимо от происхождения и служебного положения. Император Павел Петрович уточнил его статут, введя 4 степени. Орден 2-й степени носили на шее, а крест 4-й степени прикреплялся к рукоятке шпаги, сабли, морского кортика и обычно назывался «клюковкой». Он был доступен солдатам и унтер-офицерам, которым за 20 лет беспорочной службы выдавался специальный воинский знак в виде серебряной медали с красным крестом и ушком в виде позолоченной короны. «Анненский крест» стал первой наградой за служение Родине, доступной непривилегированным слоям населения.

В живых остался некоронованный император Иоанн VI Антонович Брауншвегский, который после долгих перемещений с родителями по местам ссылок и смерти матери с пяти лет оказался пожизненно заточенным в полутемный каземат Шлиссельбурской крепости. Охране и священнику отцу Исаю запрещалось сообщать заключенному его имя, возраст и происхождение. Иван Антонович с годами превратился в тихопомешанного молодого человека с мышлением подростка. Он тайком заучивал Библию со слов священника, но «буквиц не разумел».

Однако начало бурного царствования Екатерины II, сразу омраченного неприкрытым фаворитизмом и весьма неясными обстоятельствами прихода на престол согласно ее Манифесту, вызвало разные настроения среди российского дворянства. Одни надеялись, что императрица окажется сторонницей либерального правления и отменит «все несправедливости» прежних монархов, навеянные «чужеземными советчиками», другие рассчитывали на продолжение войны с Пруссией, победа над которой обещала им новые земли в Курляндии. Но Екатерина II не стала продолжать политику расчленения Пруссии, как того ожидали в Версале и в Вене. Семилетняя война закончилась без участия России практически безрезультатно.

Екатерина II придерживалась иных геополитических принципов. Она понимала, что Российской империи необходима единая Пруссия как противовес международным амбициям и Англии, и Франции, и Австрии. Без поддержки Берлина было невозможно разрешить и территориальных противоречий с Речью Посполитой.

В конце 1762 года была проведена демобилизация русской армии. Иррегулярные войска – казаки и калмыки – были отосланы в свои области, а регулярные разводились на «непременные квартиры». Затем Россия оказалась разделенной на 8 «дивизий», или округов: Лифляндскую, Эстфляндскую, Финляндскую, Петербургскую, Смоленскую, Московскую, Севскую и Украинскую. Основная масса войск дислоцировалась в северо-западном регионе страны. В 1764 году вместо устаревшей кордонной системы полевых укреплений устанавливалась структуру «опорных пунктов», защищаемых подвижными силами. Гарнизонные полки были переформированы в 84 гарнизонных батальонов, а для службы на окраинах – в полевые команды из всех родов оружия. Они были упразднены в 1775 году, так как во время крестьянской войны под руководством Емельяна Ивановича Пугачева, ибо они оказались легкой добычей повстанцев.

В Западной Европе российскую демобилизацию расценили как отказ от проведения Екатериной II активной внешней политики на континенте по причине ее незаконности восшествия на престол.

Поначалу ею были обласканы и награждены лишь те, кто принадлежал к узкому кругу ее сподвижников при свержении Петра III. Ее политику поначалу осознали далеко не все дворяне, прошедшие испытания Семилетней войны: многие посчитали молодую императрицу, чуть ли не шпионкой Фридриха Великого!

5 июля 1764 года поручик Смоленско-Эссенского пехотного полка Василий Яковлевич Мирович со своим взводом высадился в островной крепости, чтобы освободить царственного узника и возвести его на престол вместо Екатерины. Мирович происходил из тех немногочисленных русских дворян, которые во время Северной войны изменили Отечеству и поддержали Карла XII, за что были лишены Сенатом дворянского достоинства, чинов и состояния. Заслугами и личной храбростью в Семилетней войне он, начав с рядового, дослужился до чина поручика, и, казалось, искупил прегрешения своих предков, но новая императрица дважды отказывала ему в восстановлении хотя бы части имений. Однако братья Орловы так часто повторяли Екатерине, что единожды предавший Родину русский дворянин доверия не достоин и приводили массу примеров из отечественной истории, начиная с бегства князя Андрея Курбского во время Ливонской войны в Литву и кончая сторонниками «тушинского вора» в период Великой Смуты, что она поверила им. Поэтому личная месть к императрице и ее ближайшему окружению играла не последнюю роль в замысле Мировича свергнуть Екатерину II.

Увидев вооруженных «смоленцев», временный комендант крепости секунд-майор Власьев и начальник караула поручик Чекин, не раздумывая, ножами закололи ничего не понимающего заключенного по сохранившему силу исключительному приказу давно почившей в Бозе Елизаветы Петровны: немедленно умертвить секретного узника без суда в случае попытки его освобождения. Это был единственный русский дворянин, достойный такой смерти, по ее мнению, да и то в таком крайнем случае. Мирович опоздал всего на десять минут и, увидев распростертое на каменном полу окровавленное тело, произнес: «Вот наш государь-император, господа воины! Но теперь мы не столько счастливы, сколь несчастны, и я больше всех. Давайте прощаться. Простите меня, господа, по христианской должности!»

Мирович был первой жертвой «просвещенной императрицы». Пришедшие к эшафоту зеваки ожидали привычного сценария - смягчения высочайшего приговора. Когда топор палача отсек голову бунтаря, русское дворянство осознало, что правление Елизаветы Петровны, отмеченное только урезанием языка недовольных вельмож с последующей ссылкой в Сибирь, было самым спокойным правлением века преображения Российской державы. Наступало странное и непредсказуемое екатерининское время...