Распределение и утилизация земельной площади

 

Предыдущие данные показали нам, что население в 5 1/2 м[лн] душ обоего пола, дававшее на 1 кв. версту от 12 до 23 душ, занимало огромное пространство, которое не могло быть им утилизуемо в полной мере для сельско-хозяйственных целей. В самом деле, общее пространство во всех 6 губ. охватывало 2950 тыс. дес[ятин], т. е. в среднем по … десятин на 1 жителя. Но приблизительно половина этого пространства находилась под пашней и лугом, около трети, а иногда и больше — под лесом, остальное — не было и не могло быть утилизуемо. В самом деле, только в Гродненской губ., по данным 1850 г. леса составляли 21 % и пашня — 42 % всего пространства. Но это — наиболее населенная губерния, с наиболее развитыми формами сельского хозяйства. В Могилевской и Витебской губ леса составляли несколько более 1/3 (36 %), в отношение пашни к остальной площади было всего на 3 % более лесной площади (по 39 %). В Смоленской губ. пахотной земли было 39 %, а лесной площади 43 %, при чрезвычайно ничтожном проценте луговой земли. В Минской губ. пахотной земли было около 1/3 (34,5 %), лесной — 40 %, а луговой — вдвое меньше, чем пахотной. Наконец, в Виленской губ. распахано было менее 1/3 (30,2 %), лугов было весьма недостаточное количество — (8,7 %) и лесная площадь переходила за 40 % (41,4 %). В общем, следовательно, Белоруссию покрывали громадные лесные пространства, чувствовалась необычайная скудность лугов, доходившая в Витебской губ. до 2,9 % всего пространства.

Отсталость сельскохозяйственной культуры обясняется не только последним обстоятельством, но и относительно большим количеством распаханной площади на душу населения. Получалось, что при малом количестве плохого скота земледелец обрабатывал большое и непосильное количество пашни, следовательно, в общем плохо обрабатывал. В самом деле, в Минской губ. приходилось 3,10 десятин пашни на 1 сел[ьского] жителя, в Витебской — 2,42, в Могилевской губ. — 2,17, в Смоленской — 1,94, в Гродненской — 1,87 и в Виленской — 1,57 дес[ятин] пашни.

Состояние скотоводства соответствует такой печальной картине сельского хозяйства. Даже в сравнении с 18 в. чувствуется значительное падение скотоводства. Так, напр., ниже мы приводим цифры и абсолютные и относительные количества крупного и мелкого скота, причем эти цифры относятся (1845 г. по данным Арсеньева) к скоту, принадлежащему всем сословиям губернии и рассчитаны на 100 чел[овек] обоего пола всего населения. Вот эти данные в одной сводной таблице: см. табл. 11.

 

Абсолютная численность (верхняя цифра в тысячах): на 100

жителей (нижняя цифра)

Губернии Лошадей Рогатого скота Овец Свиней

 

Виленская 185 370 252 254

— //- 22,1 45,2 32 32

Витебская 170 246 88 86

— //- 22,4 32,3 11,6 11,5

Гродненская 78 246 507 166

— //- 8,6 28,3 57,8 19

Минская 112 451 302 263

— //- 11,1 44,5 30,0 26

Могилевская 395 587 458 416

— //- 46,0 68,8 53,2 48,1

Смоленская 485 667 561 274

— //- 45,5 61,7 52,5 26,0

 

Эти данные требуют некоторых пояснений. В отношении овцеводства надо помнить, что в некоторых губерниях тонкорунное овцеводство играло крупную роль. Это относится прежде всего к Гродненской губ., в которой 3/5 овец принадлежали к этой породе. В Минской губ. к ней принадлежало немного менее половины всех овец. В остальных губерниях количество тонкорунных овец было невелико и только чувствовался зародыш этого вида овцеводства.

Вообще в помещичьей среде замечается стремление к развитию скотоводства, но, к сожалению, наши данные не представляют возможности отделить количество помещичьего скота от крестьянского. Панский двор знал улучшенное скотоводство. Свиноводство в некоторых губерниях, напр. в Витебской, в значительной мере имело промысловый характер. Что касается крестьянского скота, то как общее правило, это был очень плохой скот, мелкий, худой и слабосильный.

В заключение нашего обзора состояния скотоводства нам следовало бы сделать несколько сопоставлений с предыдущей эпохой. Это не так просто, так как статистические данные разных эпох несравнимы. Неудивительно поэтому, что комбинированные расчеты не являются вполне прочным базисом для сравнения.

Но все же указанные выше соотношения приводят нас к мысли, что сельское хозяйство не могло вестись интенсивно. Это мы знаем уже на основании характеристик современников, но теперь мы начинаем усваивать ту же мысль, пользуясь таким основанием, как цифровой материал. В общем, площадь была распахана большая, но она распахивалась примитивными орудиями и не могла быть унаваживаема. В начале 2-й половины 19 в. многие авторы (в том числе составители военно-статисти[ческого] сборника) полагали по 6 голов крупного скота на десятину, причем они брали очень скромный расчет, значительно меньший, чем в настоящее время полагают хозяева, а именно по 200 п[удов] в год с головы навоза и по 1200 пуд[ов] навоза на десятину. Если с этой скромной нормой сравнить число скота, приходящегося на 1 десятину пашни, то получим такое соотношение: в Минской губ. приходилось 0,20 голов скота на десятину, в Витебской губ. — 0,27, в Гродненской — 0,26, в Виленской — 0,47, в Смоленской — 0,53, в Могилевской — 0,56. Конечно, это очень далеко о нормы 6 голов крупного скота на 1 десятину.

Действительно, мы уже приводили отзывы о слабой урожайности, не превышающей того, что давала земля в 16–18 вв. Вот еще более детальные погубернские сведения, относящиеся к 1830 г. (по Булгарину) и к 1848 г (по статистическим данным министерства государственных имуществ): см. табл.12.

 

1830 г. 1847 г.

Урожай сам Урожай сам

Озимые Яровые Озимые Яровые

 

Минск. губ. 2,2 2,2 2,85

Смоленск. 2,5 2,5 2,3

Могилевск. 3,0 3,0 2,35

Витебская 3,3 2,2 2,2

Белост… обл. 3,5 3 -

Гродненск. 3,5 4,5 3,7

Виленская 4,4 4 3,15

 

Даже при невысоких урожаях во всей тогдашней России (в среднем сам 4, с колебаньем вверх до сам 10-ти) белорусские губернии занимали последние места и надо помнить, что данные об урожайности являются довольно точными. Некоторые авторы дают даже среднюю урожайность за ряд годов. Так, напр., для Минской губ. по 6-ти летней сложности (1852–1857 гг.) урожай озимых хлебов в среднем давал ежегодно сам — 2,7, урожай ярового — сам 2,6, только урожай картофеля был выше — сам 3,6.

При сказанных условиях понятно, что в изучаемую эпоху губернии Минская, Могилевская, Виленская и Витебская в общем не производили хлеба в количестве, достаточном для нужд их населения, и только губернии Смоленская и Гродненская давали в общем продукцию, удовлетворяющую местное потребление. Так, напр., в Витебской губ. в 40-х годах при нормальных урожаях недоставало для продовольствия крестьян 1/6 –1/7 части потребного хлеба, недостаток, который покрывался картофелем, другими суррогатами или недоеданием.

Все усилия хозяйства были направлены на получение хлебов и картофеля. Среди озимых хлебов преобладала рожь, посев пшеницы был незначителен. Картофель уже тогда играл видную роль, особенно в Минской губ., частью и [в] др. Наблюдавшаяся в 18 в. тенденция к разведению технических растений не получила дальнейшего развития в первой половине 19 в. О посевах хмеля нет совсем упоминаний. Лен продолжает играть некоторую роль в качестве рыночного продукта, но и эта роль весьма незначительна.

Все выясненные условия подводят нас к одному вопросу, ответить на который является особенно трудным. Слабо развитое хозяйство, отсталое, прилагаемое к худым почвам, не могло быть рентабельным и для самих помещиков. Конечно, помещичья экономия не давала себе ясного отчета о доходности имений, ибо пользование даровым трудом извращало понятие о выгодах и убытках.

Однако, проникнуть в сущность хозяйственных расчетов крепостного поместья позднейшего времени — дело очень трудное, вследствие недостатка данных, вследствие неизучаемости помещичьих архивов, а может быть и гибели их. Все же, не только теоретические соображения, но и кое-какие данные указывают нам на то, что, несмотря на даровой труд, помещичье имение не давало достаточного дохода, чтобы сохранить прежний образ жизни, иногда чрезмерно роскошный, иногда принятый только в помещичьей среде; помещик должен был прибегать к займам, в надежде на лучшие времена. Отсюда задолженность имений, т. е. явление, свойственное и всей остальной России. Оказалось, что земля, обеспеченная даровым трудом, обременена безнадежными для выплаты долгами. В 50-х годах помещики бросились к дверям кредитных учреждений. Займы не пошли на улучшение имений, но были прожиты. В 1857 г., т. е. накануне освобождения, 65,5 % ревизских душ, т. е. иными словами 2/3 всего дворянского земельного имущества, оказалось во всей России в залоге у кредитных учреждений. Это общерусская цифра. В общем, к ней подходит и задолженность белорусских губерний. В 3-х губерниях задолженность была выше средней общерусской (в Виленской и Смоленской губ. — 69 %), в залоге (в Могилевской губ. — 70 %), в 2-х губерниях она немного отступала книзу от общерусской средней (в Гродненской — 64 %, в Минской — 60 %) и только в самой обездоленной белорусской губернии (Витебской) задолженность почему-то была вполовину ниже общерусской (36 %).

Это прекрасный показатель положения помещичьего хозяйства: при слабом строе на земле помещики готовы были брать в банке столько, сколько возможно, не заботясь о возврате долга.