Отток белорусских культурных сил

 

Только что сказанное выясняет нам причины, в силу которых иногда лучшие силы белорусского народа своими талантами и трудами питали чуждые им культуры. Когда вспоминаешь ряд блестящих имен белорусов, ушедших в лоно польской культуры, то охватывает чувство гордости, и чувство грусти. Гордости, — потому, что белорусы дали столько достойных мужей польской культуре, грусти — потому, что их работа пошла не на пользу края и его народа. Приток белорусских народных сил в сторону польской культуры начался рано, еще с 17 в., но тогда он не имел серьезного значения, был явлением спорадическим и кроме того белорусские культурные силы иногда поддерживали тогда особого рода культуру общую и белорусам и полякам — культуру латино-польско-белорусскую. Так, для 17 в. можем назвать известного иезуита историка Войцеха Вьюк-Кояловича, составителя мемуаров Альбрехта Станислава Радзивилла, канцлера, витебского воеводу пана Храповницкого, прозаика, и немногих других.

Но все же это люди, действовавшие на месте. Иное дело 18 в., особенно конец его и начало 19 в., т. е. время усиленной полонизации Белоруссии. В этот период польская культура выхватила из среды белорусской нации величайшие умы. Кажется, можно без большого преувеличения сказать, что верхи этого периода расцвета польской культуры в значительной мере украсились белорусскими уроженцами и частью такими, которые не порвали связи с родиной. Итак, оставляя в стороне много второстепенных имен, вот еще имена некоторых: Франциск Богомолец, стольник витебский, иезуит, автор комедий, Венгерский Томаш, из Подляхии, поэт и прозаик, Франциск Князьнин, витеблянин, лирик; Франциск Дмоховский, из Полесья, переводчик античной поэзии и других произведений; Мартин Матушевич, каштелян брестский, переводчик с латинского; Михаил Залесский, войский В[еликого] кн[яжества] Лит[овского], прозаик; Франциск Венжик, из Подляхии, поэт и прозаик; Казимир Сапега, сеймовый оратор; Кшиштов Кишка, из Подляхии, ботаник; Михаил Карпович, церковный оратор; Антоний Горецкий, родом из Вильны, поэт. Разумеется здесь приведены только немногие имена для доказательства сказанного. Или вот еще несколько имен: Юрий Тянинский, оратор и латинский поэт; Бернард Сверуль, профессор римского права в Виленском университете и переводчик научных сочинений, Фердинанд Серафимович, виленский профессор, редактор «Курьера Литовского», переводчик Вольтера; Догель, Юндзилл, Казимир Нарбут и др. Следует только назвать наиболее выдающихся деятелей, начиная со знаменитого Костюшки, гродненского уроженца, его ближайшего помощника и видного писателя Юлиана Немцевича, величайшего из польских историков Адама Нарушевича, родом из Пинска, великого астронома, профессора и ректора Виленского университета Почобута. 30-е и 40-е годы дали польской культуре таких великих писателей из среды белорусов, как Адам Мицкевич и его школа, (напр., Антоний Одынец из Ошмянского повета, Александр Ходзько из Минского повета, Юлиан Корсак из Слонимского повета и некоторые другие), В. Сырокомлю, Иосифа Крашевского, знаменитого беллетриста, историка и публициста, происходившего из гродненской шляхты и учившегося в Виленском университете, Зориана Доленгу-Ходаковского (псевдоним Адам Чарноцкий).

Позднейшее время дало известную писательницу Элизу Ожешко из Гродненского повета. Ряд весьма замечательных писателей, ученых и публицистов, хотя и писали на польском языке, но по вопросам, касающимся Белоруссии и Литвы. О них нам еще придется говорить по другому поводу. Здесь мы приведем имена по крайней мере некоторых из них, напр., Игнатия Ходзько, Лукаша Голембиовского родом из Пинщины, известных историков братьев Евстафия и Константина графов Тышкевичей из Борисовского повета, Адама Киркора, Теодора Нарбута, Михаила Балинского, Иосифа Ярошевича и Игнатия Даниловича и др.

Для нас имеет громадное значение деятельность двух величайших польских поэтов в той мере, в какой эта деятельность связана с Белоруссией. Нам необходимо по несколько строк посвятить Адаму Мицкевичу и Владиславу Сырокомле. Адам Мицкевич происходил из Новогрудского повета, первоначально обучался в Новогрудке, а с 1818 года мы видим его в Виленском университете, по окончании которого он на некоторое время попадает учителем в Ковно.

В молодости его ближайшими друзьями были уже известные нам Зан, Ян Чечот, т. е. белорусы по духу, особенно последний. Дружба с ними привела к тому, что Мицкевич оказался замешанным в дела виленских тайных обществ и выслан был из родного края. С тех пор деятельность его протекает в разных городах России, а после 30-го года он является политическим эмигрантом и живет преимущественно в Париже. Мицкевич был величайшим польским поэтом, но он мало знал Польшу и лучшие его произведения были написаны или сюжеты их сложились во время пребывания в Белоруссии. В свою лирику и в свой эпос он внес только то, что дала ему родина, т. е. родная Белоруссия и даже ближе — местность Новогрудского повета. Мицкевич знал Белоруссию и интересовался ее поэзией. Во многих своих произведениях он сам отмечал источники их «из народных песен», или отмечает, что эти мотивы он слышал в той или другой местности. Положение белорусского народа для него, как и для большинства его сверстников, было не ясно. Он высказывает мнение в одном месте, «что народ польский в Литве говорит русским диалектом, смешанным с польским языком, или литовским, отличающимся от языков славянских», во всяком случае, Мицкевич знал, любил этот именно народ, белорусский, называя его то польским, то литовским. Он любил родную природу и воспевал ее образы и даже еще недавно можно было встретить дворы и селения точно описанные в «Пане Тадеуше» или в других произведениях. Весьма замечательно, что Мицкевич иногда прибегал к употреблению белорусских народных слов, вводя их в польскую речь (напр., белорусское sieci вместо польского niewod).

Иногда стих Мицкевича сближается со способом выражения народной песни, является только пересказом ее. Таковы, напр., причитания над могилой Марыли в балладе «Kurhanek Maryli», это обычное причитание в день задушный. Известно, что в среде белорусов сохранилось и до сих пор больше, чем у каких— либо других славянских народностей, красивых поэтических преданий и песен о русалках, упырях, ведьмах, чародеях и тому подобное.

Лучшие произведения Мицкевича имеют сюжетом эти предания. Ряд баллад Мицкевича связаны с озером Свитязь Новогрудского повета, где выступают русалки, чары и тому подобное, и эти баллады целиком покоятся на известных Мицкевичу сюжетах народной поэзии. О сюжете «Свитязянки» сам Мицкевич говорит, что он пользуется народным преданием, по которому на поэтических берегах Свитязи появляются русалки. Отдельные аксессуары «Свитязянки» рознятся от народных преданий, но эти аксессуары Мицкевич берет из других народных произведений, заимствует оттуда эпитеты, сравнения, даже обороты речи. В балладе «Polubic» души умерших грешников очищаются словами «люблю». Эта баллада целиком опирается на народные белорусские сказания, причем Мицкевич в первом издании этой баллады сам заявляет, что сюжет ее взят из народной песни и хотя содержит мнения противные учению церкви о чистилище, но все же он воспользовался этим сюжетом, не желая изменить характер творчества «нашего народа». Последнее замечание сделано, очевидно, в оправдание перед добрыми католиками, ибо отсутствие чистилища свидетельствует о переработке предания в православной среде. О сюжете знаменитейшего из произведений Мицкевича, составившего ему славу, «Dziady», сам автор говорит, что взял его из народных обычаев о дне задушном, посвященном воспоминанию предков. В другом месте сам Мицкевич признает, что участие в отправлении «дзядоў» произвело на него в молодости сильное впечатление.

Даже в знаменитом «Твардовском», опирающемся на сказания более или менее интернационального характера, есть черты местной белорусской народной словесности.

Другим замечательным польским писателем, белорусом по происхождению и сюжетам своих произведений был Людвик Кондратович, писавший под псевдонимом Владислава Сырокомли.

Владислав Сырокомля был белорусом по происхождению, убеждениям и по своим симпатиям. Он родился в 1823 г. в Бобруйском повете и происходил из мелкой местной шляхты. По условиям быта эта шляхта ничем не отличалась от зажиточного крестьянства. Она и тогда, как и теперь, говорила по- белорусски и проникнута была белорусскими идеями и симпатиями.

В этой-то народной среде вырос знаменитый поэт — Сырокомля. Он не получил большого образования, ибо он учился только в школе доминиканцев в Несвиже и один год провел в школе в Новогрудке, где учился и знаменитый Мицкевич. Это был человек, однако, очень больших способностей и со склонностями не только к поэтическому творчеству, но и к научной работе, которую он и выказал в своей истории польской литературы и в других трудах.

Уже здесь он интересуется не только польской литературой, но и теми писателями, которые хотя и писали по — польски, но были белорусами по происхождению. Сырокомля вообще интересовался историей Белоруссии, ему принадлежит несколько работ в этой области и, между прочим, история г. Минска.

В годы расцвета своей деятельности Сырокомля жил в Вильне и в 50-х годах принимал очень большое участие в виленской газете «Литовский курьер», в журнале «Тека Виленска»(портфель). Но, конечно, Сырокомля наибольшую славу заслужил как поэт. Сырокомля был очень близок к белорусским поэтам и принадлежал к тому же кружку писателей, как и Дунин — Марцинкевич. Но, к сожалению, он писал все свои поэтические произведения на польском языке. Правда, эта поэзия Сырокомли проникнута белорусским духом. Мотивами для его поэзии прежде всего служила родная страна в ее прошлом и в настоящем. Это прежде всего певец Белоруссии, «Литвы», как он и его современники называли свою родину. Он воспевал Белоруссию, ее счастливую и несчастную долю. Он воспевал жизнь и шляхетскую, и сельскую, но больше всего его симпатии склоняются к крестьянскому люду. Он знает белорусскую историю и охотно делает ее сюжетом своей поэзии. В политическом отношении он прочно стоит на неразрывном союзе «Литвы» и Польши. Сырокомля только один раз на склоне дней своих был в Варшаве, и то на короткое время. Он всю жизнь свою провел в Белоруссии и преимущественно среди сельской обстановки, весьма близкой к крестьянству. Неудивительно поэтому, что он весь проникнут духом и внешним колоритом своей родины. В исходе дней своих он признался, что когда он захочет что-либо воспроизвести, то немедленно в его уме представляется белорусская хатка, сельская церковь, а в селе парубки, девчата, белобородые старцы. «Брат в сермяге», — вот исключительный возбудитель его вдохновения. Поэт недолюбливает шляхтича, потому что тот удаляется от мужика. Поэт мечтает о том времени, когда шляхтич не будет браться за кнут, но сам со своим крестьянином возьмется за соху. Он убежден в том, что нужда и бедность будут господствовать до тех пор, пока ближний в ближнем не узнает брата. Таковы мечтания поэта эпохи крепостного права. Но Сырокомля не политический деятель, это человек любящий мужика, духовно с ним сросшийся. Он так любит свой народ, что уверен: кто раз заплачет, услышав народную песнь, тот перестанет издеваться над народом, сила народной песни такова, что литвин в золоте и литвин в сермяге сольются в братских объятиях. Отсюда понятно, что лирические произведения Сырокомли имеют своим сюжетом народное предание, рассказы, народные поговорки, развитые в песню. Его лирика иногда чрезвычайно близка к белорусской песне, иногда настолько близка, что представляет собою перевод с белорусского на польский с весьма небольшим изменением. Для пояснения того, насколько близко поэзия Сырокомли сходилась с родной его белорусской поэзией, насколько не только мотивы белорусской поэзии, но даже и самый текст песни влияли на поэзию знаменитого польского поэта, мы приведем параллельно одну белорусскую песнь и стихотворение Сырокомли:

 

Паiехаў сынок аж на Украiну,

Туды паiехаў нье ажанiўшiсiа,

Адтыль прыехау ажаніўшiсiа.

О, вышла мацi iх пiраймацi,

Сына втала чарвоным вiном

 

А нявьестку бьелой атрутай.

Сын вiна няпiў, на каня узлiў,

Бьелуiу атруту з нявьесткай выпiў.

— «Нi умьела мацi нас пiраймацi,

Умьей же мацi нас пахавацi».

Сына убрала у тонкію кiтайку,

А нявьестку ў тоўстую рагожу.

Сына вязла чесцьмi канямi,

А нявьестку слапой кабылай.

Сына хавала пiрад касцелам,

А нявьесткi аж за касцелам.

На сына магiле вырас явор зяльоны

А на нявьесткi бьелаіа бяроска.

А раслi, раслi дай пахiнулiся

У мьеста вярхошкi зраслiся.

 

Сырокомля брал иногда для своих произведений исторические сюжеты. Но хотя он много работал над историческими данными, для своего времени был хорошим историком Белоруссии, однако, его поэтические произведения на исторические темы не отличаются высотою поэтического дарования: исторический колорит бледен, чувствуется недостаток фантазии. Зато Сырокомля неподражаемо хорош в своей лирике, как поэт сельской будничной жизни.