Первые нелегальные организации и связь их с общерусскими

 

После Калиновского, почти на полтора десятилетия замирает всякое проявление революционных движений. Но уже с половины 70-х годов заметно некоторое оживление, а вместе с тем определяется и направление революционного движения. Оно заключается в том, что в течение довольно долгого времени оно в значительной мере отражает на себе ход подготовки общерусской революции, сливаясь с этим последним движением. В этом смысле оно не является вполне самостоятельным. Пионерами революционной деятельности этого периода является интеллигентские группы. Первым этапом революционной деятельности были городские центры, преимущественно Вильна и Минск. Она здесь находила своих адептов в среде интеллигенции, как русской, так и еврейской. Отсутствие крупных центров не представляло подходящей арены для революционной борьбы. Поэтому деятельность революционеров из среды белорусов долгое время носит придаточный характер к общерусской партийной деятельности. Однако для общего хода революции Белоруссия выдвинула целый ряд замечательных деятелей.

Так было почти до конца 90-х годов, когда с образованием Бунда, а после — с образованием белорусских краевых революционных организаций, революционное движение начинает все глубже проникать в среду белорусского населения. Под влиянием Бунда и других организаций оно охватывает немногочисленный городской пролетариат, а затем разливается и в крестьянской среде, где оно является уже господствующим к 1905 г.

В наши задачи не может входить детальный обзор всей революционной работы, особенно в той части ее, которая является составным звеном общерусской предреволюционной истории. Поэтому в самых сжатых чертах остановимся на главнейших эпизодах.

Белоруссия дала общерусскому революционному движению многих выдающихся деятелей.

Эти движения начались с хождения в народ. Это — семидесятники. Геся Гельфман из Мозыря идет в Киев. Могилевский уроженец С. Ф. Ковалик, черниговский мировой судья, работает в Черниговщине, Е. А. Гальперин, минский уроженец, работает в Смоленской губ. Крупный помещик А. О. Бонч-Осмоловский отдает себя, свою семью и свое имение на служение революционному делу.

Во второй половине 70-х годов в Минске уже работает народническая организация во главе с Е. С. Хургиным, потом ее подкрепил своим возвращением в Минск Е. А. Гальперин. Работа ведется среди ремесленников и рабочих разных национальностей, появляется нелегальная литература.

В конце 70-х годов деятельность минских организаций подкрепилась появлением чернопередельцев, видную роль среди них играли брат и сестра Гурвичи. В Минске даже появляется теперь нелегальная типография, закрывшаяся в 1882 г., когда о ней узнала полиция.

Таким образом, мы видим представителей двух общерусских организаций «Народной воли» и «Черного передела». В лице Бонч-Осмоловского и его кружка действует и земледельческая организация, потом перешедшая в «Черный передел». В Могилеве революционная молодежь собирается вокруг С. Б. Езерского.

К началу 80-х годов деятельность минских организаций становится особенно интенсивной. Она была полезна для деятелей, находившихся далеко от Минска, потому, что здесь налажена была фабрикация фальшивых паспортов и печатей. Появилась особая организация среди офицеров 30-й дивизии, связанная с «Народной волей». Неудивительно поэтому, что дело 1 марта не обошлось без участия белорусских деятелей: в лице Игнатия Гриневицкого мы видим одного из ближайших организаторов цареубийства.

В 80-х годах революционная деятельность несколько ослабевает. Впрочем, съезд 1886 г., на котором мы видим Е. А. Гальперина, И. А. Гурвича и некоторых других, пытался было возобновить революционную деятельность, успели даже восстановить тайную типографию и отпечатать брошюру «Программные вопросы». Однако, только в 1890 г. под руководством Е. А. Гальперина в Минске возобновляется более прочная организация земледельческого направления, просуществовавшая около 2-х лет.

 

 

Начало рабочего движения

 

Класс городских рабочих был невелик, но состоял преимущественно из рабочих евреев, он отличался сплоченностью. С другой стороны, положение рабочих в наших небольших фабричках и мастерских оказывалось чрезвычайно тяжелым. Рабочий-еврей находится в безвыходном положении: он не мог переступить черты оседлости, а с другой стороны, или не находил работы, или встречал явную эксплуатацию труда. Усиленная эмиграция в Америку не разрешала [положения] рабочего класса и не всякий мог решиться покинуть родной край. Не удивительно, что при таких условиях движение среди рабочих у нас началось очень рано и, п-овидимому, независимо от интеллигентской агитации, которая пришла на помощь рабочим только в 90-х годах.

Даже фабричная инспекция констатировала для Виленского округа в 1885 г., что рабочий день на кожевенных заводах в 13 часов оказывается обычным явлением, а в текстильном производстве в 16 часов реальной работы. На спичечных фабриках рабочий день начинался летом с восходом солнца, а заканчивался с его заходом. Неудивительно поэтому, что первые стачки относятся еще к 70-м годам, например, в 1874 г. в Ландварове бастовал гвоздильно-проволочный завод, в 1877 г. ткачи Белостока успешно боролись за увеличение расценок.

Вообще, стачки этого раннего периода, т. е. 70-х и 80-х годов имеют своими причинами понижение расценок, борьбу против возрастающих штрафов, которые являются скрытой формой понижения оплаты, или же смены мастеров, применявших штрафы и вычеты. Таковы же поводы стачек и на ткацких фабриках Белостока. В Вильне на табачной фабрике Дурунча рабочие потребовали повышения платы и передали рабочие кассы в ведение выборных от рабочих. Это была довольно хорошо подготовленная стачка, потому что рабочие этой фабрики вошли в согласие с рабочими 3-х других фабрик и получили обещание поддержки с их стороны. Впрочем, благодаря мерам полиции, на этот раз рабочие должны были быстро отступить.

Таким образом, мало по малу необходимость организованных стачек проникает в рабочую массу. Формулировка требований становится более сознательной. Так, например, проходит стачка еврейских ткачей в Белостоке в 1882 г., при организованной поддержке небастовавших еврейских рабочих и при бойкоте со стороны ткачей немцев.

Небастовавшие рабочие поддерживали забастовщиков денежными сборами. В 1887 г. снова мы встречаем забастовку ткачей в Белостоке и тоже в довольно организованном виде: пока одни мастеровые бастовали, другие продолжали работать и поддерживать бастующих. Организованность имела успех и расценки были повышены.

Необходимость поддержки во время стачки вызывает стремление к организации стачечных касс.

С начала 90-х годов многие обстоятельства способствовали подъему рабочего движения. Голодный 1891 г. привел в городе к наплыву безработных. Заработная плата понижалась, а цены на продукты повышались. Хозяева воспользовались этим для удлинения рабочего дня. Общее недовольство иногда сказывалось, как например в Витебске, даже уличными беспорядками.

Движение среди рабочих тоже усиливается. В 1892 г. виленские рабочие вели успешные стачки за сокращение рабочего дня. Стачечное настроение в Вильне в ремесленных мастерских продолжалось все время в 1892–1893 гг.

Белостокские ткачи в 1895 г. устраивают грандиозную стачку, охватившую до 20 тыс. человек. Здесь повод к стачке дан был введением расчетных книжек, но по существу ткачи были выведены из терпения тяжелыми экономическими условиями и добились кое-каких уступок. В Вильне в 1896 г. стачка на папиросной фабрике Эдельштейна была вызвана желанием хозяина заменить дешевым женским трудом мужской. На этот раз рабочие вышли победителями.

Половина 90-х годов обозначается сильным подъемом стачечного движения. Так, бастовали железнодорожные мастерские в Минске и в Пинске. В Минске и в Вильне еврейские подмастерья боролись, главным образом, за сокращение рабочего дня. В августе 1895 г. в Вильне в течении 2-х недель бастовали рабочие табачных фабрик из-за новых машин, около которых могли быть женщины, а не мужчины. Бастующие требовали прежней платы и выиграли стачку упорством. Известно, что этот период богат забастовочным движением во всей России. По официальным данным за 2 года (1896–1897) забастовки охватили 263 промышленных предприятия с числом стачечников до 89 тыс., хотя неофициальные данные говорят об участии в стачке 170 тысяч. Наиболее крупное участие в движении приняли рабочие текстильного производства. Борьба шла опять за сокращение рабочего дня. Это движение стало захватывать и еврейский пролетариат Белоруссии. Чулочницы м[естеч]ка Сморгонь в количестве около 2-х тыс. человек забастовали в 1896 г. Затем особенно часто бастовали сапожники в разных местах. Столяры тоже стачками добились распространения на них закона 2 июля о рабочем дне. В стачках принимали участие каменщики, трубочисты, разборщики плотов, пильщики, приказчики и т. п. Города Витебск, Слоним, Брест-Литовск, Минск, Белосток, Гродно, Гомель, Двинск, Бобруйск, Вилковишки, Орша, были охвачены движением. Наблюдается тесная связь между христианскими и еврейскими рабочими. В Белостокском районе рабочие шерстяной промышленности 3-х месячной забастовкой летом 1889 г. всех ткачей, работающих у посредников, добились повышения платы до уровня ее на фабриках. Лозунгом стачки было: уничтожение посредничества, как отсталой формы производства.

Как ни были указанные попытки рабочего движения единичны, все же они сплачивали рабочие массы. Кроме того, в их сознание начинала входить мысль о том, что борьба против единичных хозяев является одним из звеньев борьбы против господствующего режима. О постановке его озаботились также и возникавшие социал-демократические организации.

Так, пропагандисты влияют на рабочих через кассы. Развитие касс шло весьма быстро. Они преследовали одновременно цель взаимопомощи и поддержки в стачечной борьбе. Кроме того, через кассы социал-демократам удобно было агитировать среди рабочих и руководить их движением. Первая касса была организована чулочницами в Вильне в 1888 г., затем портными, заготовщиками и конвертницами там же. Эти кассы организовывались социал-демократической группой, руководимой Кремером, под влиянием Союза польских рабочих. В 1893 г. такие же кассы существовали в Минске, Сморгони, Гомеле. Старые еврейские религиозные братства превращались в боевые кассы.

Организованность рабочих начала сказываться и в том, что появляются кружки в Минске, Вильне и в других городах. В 1892 г. впервые в Вильне празднуется 1 мая. В Литве и Белоруссии майская агитация явилась главным средством пробуждения внимания рабочих к вопросам политики. В 1895 г. в Минске небольшая группа рабочих в первый раз праздновала 1 Мая. В 1896 г. в Белостоке впервые распространено воззвание, посвященное дню 1 мая. С этого времени форма первомайской агитации широко распространяется.